Поколение надежды. Или как я себя искал

Дмитрий Ким

Эта книга – откровенный разговор с самим собой человека, который прошел путь от медленного саморазрушения – алкоголизм, уход из семьи, опускание на самое дно социума, до полного принятия себя и гармонизации отношений с собой, семьей, родителями и социальным окружением. Автор беспристрастно разбирает причины своих метаний. И, кажется, находит ответы. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 4. Я и хор

Так я переезжал от бабушки к бабушке. У них на глазах я в девять месяцев научился ходить и говорить. В то время как мама и папа грызли гранит науки, готовясь стать самостоятельными. На глазах у бабушек я познавал мир: меня перекидывал через себя бык, которому я помешал пройти; соседка ловила меня за ногу, когда я уже переваливался в колодец, чтобы разглядеть, кто же кричит мне из него в ответ; я практически сварил левую руку, пытаясь пощупать, что же так красиво булькает в ведре.

Наконец мама окончила институт. Папа, к тому времени отработав два года директором школы в своей родной деревне, решил делать карьеру по партийной линии. Он получил назначение парторгом — партийным организатором — в небольшое село Отрадное, расположенное в тридцати километрах от родительского дома. И мы всей семьёй поехали в свой первый дом.

Дом находился на центральной улице посёлка, улица состояла из пяти домов совхозного начальства. Печное отопление, но с водопроводом и унитазом. Дом мне казался огромным, как и мир вокруг него.

В пятилетнем возрасте я быстро осваивал территорию. С соседскими пацанами бегал на речку. Денис, двенадцатилетний сын совхозного прораба, сделал мне из ветки удочку и научил рыбачить. Процесс ловли пескарей меня настолько захватил, что я мог целыми днями стоять на берегу реки, забыв о голоде и холоде. Мы купались на мелководье, бегали в одних трусах по пыльным совхозным дорогам. Вместе с соседом-одногодком Серёгой учились кататься на велосипедах. Здесь у меня была первая детская любовь. По выходным папа брал меня с собой, сажал на колени и давал порулить служебным «москвичом». В Отрадном родился мой первый брат. Здесь же я окончил первый класс, после этого произошло ещё одно важное событие: папа для ускорения своей карьеры поступил в высшую партийную школу в Алма-Ате. Мама решила вместе со мной и братом ехать вслед за ним. Пришло время расстаться с любимым посёлком и друзьями. Не знаю почему, но Отрадное — единственное место на земле, при воспоминании о котором у меня щемит внутри от чувства ностальгии.

В Алма-Ате мне не понравилось сразу. Большой город, пустая квартира, полная тараканов, которых я впервые увидел здесь. Какие-то странные люди: никто не здоровается со мной на улице. Ближайшая к нашему дому школа оказалась переполненной. И мама была вынуждена пристроить меня в класс для «музыкально одарённых детей». Хор, состоявший из учеников этого класса, был постоянным победителем всевозможных городских и республиканских конкурсов. Записав меня туда, мама поступила опрометчиво: петь я не умел, но любил. На первых занятиях я скромно наблюдал, как учительница приглашала выйти перед хором кого-нибудь из мальчиков или девочек для исполнения сольной партии. Я слушал солистов и с каждым разом всё отчётливей понимал: я же лучше пою! Было странно, почему меня не зовут быть солистом. Наконец до меня дошло: учительница просто не слышит мой прекрасный голос! И, выждав момент, я запел громче всех. Учительница в недоумении остановила дирижёрским жестом хор и, глядя на меня, спросила: «Ким, что это было?» Я смущённо промолчал, понимая, что она просто не поверила своим ушам, услышав такое красивое пение. «И-и-и раз-два-три», — взмах палочки, вступает хор, и снова мой шикарный голос звучит громче всех.

— Ким! Заткнись! — тряся руками и выкатив на меня глаза, закричала учительница. — Заткнись, чтобы я тебя не слышала! Ты понял меня?!

— Понял, понял, — изумлённый такой странной реакцией, закивал я в ответ.

— Просто открывай рот! Молча! Понял?!

— Да.

Так, едва начавшись, закончилась моя певческая карьера. С того дня уроки пения стали для меня настоящей каторгой, просто открывать рот было очень скучно.

Спасение пришло откуда не ждали. Наш класс наконец отправили на городской конкурс хорового пения. Родителям раздали пригласительные и заставили скинуться на пошив костюмов для выступления — белые рубашки и красные шорты-комбинезоны с вышитым на груди скрипичным ключом.

На сцене концертного зала, где проходило наше выступление, были установлены в ряд скамейки разной высоты, на которые нас выставили лесенкой, друг за другом. Моё место оказалось в середине самого последнего ряда. Зал затих. Включились софиты, взмах палочки, и… полились прекрасные звуки. Многоголосый детский хор исполнял песню «Крылатые качели». Я открывал рот и смотрел по сторонам, наблюдая, с каким торжеством и упоением отдаются пению мои одноклассники. К середине «Качелей» я заскучал и стал строить рожки соседям. А что ещё делать второкласснику, молча открывающему рот во время выступления в концертном зале?

Кто-то из соседей заметил и стал отмахиваться от меня. Завязалась тихая потасовка, в результате которой я потерял равновесие. Считаные секунды — и весь наш прекрасный хор завалился на пол, превратившись в кричащую кучу малу. Домой я шёл один. Мама сказала, что я «позорище» и ей за меня стыдно. На следующий день на собрании класса меня исключили из хора, проведя через строй ребят-одноклассников, которые пробили мне «санчины» — удары в солнечное сплетение на выдохе. Я не обижался, понимал: за дело. Всех подвёл, впервые класс не выиграл в конкурсе. Зато мне больше не надо было ходить на занятия хора, чтобы, умирая от скуки, открывать рот.