Эксперимент

Дмитрий Красавин

Отель в Стамбуле. Далекий космос. Война в Сирии. Приключения на дорогах. И любовь, любовь, любовь… Где факты, а где вымысел – решать читателю. Во второй части книги – философские притчи и ненаучные рассказы.

5. В доме Халеда

Запах дыма и жуткий, пробирающий до костей холод — первое, что ощутил Гвоздиков, очнувшись на каменном полу в незнакомом тесном помещении с низким сводчатым потолком. Сквозь узкий пролом в наружной стене комнатку освещал тонкий солнечный луч, рассеиваясь во влажных испарениях и замирая светлым пятнышком на крашенной охрой дощатой двери. Некоторое время он ошалело вглядывался в это пятнышко, пытаясь понять, где он и что с ним. Хотелось хоть что-то поесть, горячего чаю и в туалет. На периферии сознания всплыло: значит, обмен веществ через поры — дело прошлое. Тут же разом вспомнилось все, что было с ним незадолго до этого: и прощение Рабии, и полет с ней, и последние наставления Миллиардерши.

Сергей привстал, опираясь на руку, огляделся по сторонам. С правой стороны — голая стенка со следами облупленной штукатурки; вплотную к ней на усеянном осколками полу — его чемодан и чья-то дорожная сумка. На небольшом возвышении слева, сжавшись в комочек, подложив под голову ладони и завернувшись в тонкий черный плед, спала Рабия. Пригнув голову, чтобы не удариться о нижнюю кромку потолочного свода, он подошел к ней. Неудержимо хотелось провести рукой по ее выбившимся из-под пледа волосам, поцеловать их. Помнит ли она, как они плакали, глядя в глаза друг друга, как кружились в полете танца — будто были одни во всей Вселенной? В нерешительности, боясь ненароком потревожить ее сон, он замер около ложа этой ставшей бесконечно близкой ему женщины. Пять минут прошло или два часа, он не знает. Подняв глаза, Гвоздиков увидел в двух шагах от себя дверь. Он подошел к ней вплотную. Она была приотворена. Из узкой щели между косяком и створкой торчали куски штукатурки, а пол был покрыт толстым слоем известковой пыли. В верхней части щели виднелась узкая полоска неба. Гвоздиков навалился на створку плечом, но, блокированная с другой стороны чем-то тяжелым, она не шелохнулась.

— Сергей, — услышал он за спиной тихий голос Рабии, — ты помнишь, что с нами случилось?

— Да, — ответил он, обернувшись к ней.

— Мы с тобой находимся в доме моего мужа, в кладовой на первом этаже. — Рабия перешла на арабский язык: — Ночью я проснулась от грохота, вероятно, в дом попал снаряд, разрушились два верхних этажа, завален вход в кладовую со стороны гостиной. Ты так крепко спал, что не проснулся, а мне жалко было тебя будить. Я осмотрела все сама, облазила все углы и узнала это помещение. Из него есть другой выход наружу — через люк в полу, там надо пробираться по узкому лазу, и попадаешь во внутренний сад дома на соседней улице.

— У тебя есть муж?

— Халед был боевиком Джебхат ан-Нусры⁵, боролся за создание Исламского государства. Три года назад, через неделю после свадьбы, его убили под Идлибом⁶. Его друзья предложили мне, во имя Аллаха милостивого и милосердного, отомстить за смерть мужа, взорвать себя в окружении врагов ислама. Полгода меня наставляли в вере и обучали обращению с взрывчаткой, а потом к нашему лагерю подступили войска Асада, и я сбежала в Турцию с другими сирийскими беженцами. Я видела много смертей и не хочу никого убивать.

— Я в туалет хочу, — переминаясь с ноги на ногу, взмолился Гвоздиков.

— В углу по диагонали от тебя, за грудой кирпичей валяется пластмассовая бутыль из-под машинного масла. Воспользуйся ею. Я отвернусь. И еще, переходи тоже на арабский, чтобы освоиться с артикуляцией.

— Попробую, — ответил на арабском Гвоздиков.

— На моем мобильнике села батарейка, а розетки здесь не работают. У тебя есть мобильный телефон?

— Не знаю.

— Посмотри в своем чемодане. Если есть, я дозвонюсь до кого-нибудь из друзей, чтобы помогли нам. Мои вещи лежат в дорожной сумке, я ее осмотрела: там только моя одежда, паспорт, кошелек с банковской картой, зарядка и разные мелочи — все, что было при мне в отеле в ту ночь, когда нас похитили.

Сергей, пригнув голову, прошел в указанный Рабией угол, нашел бутыль, облегчился. Застегнув штаны, перешагнул через кирпичи, подошел к лежащему на полу чемодану и открыл его. В глаза бросились лежавшие сверху два гостиничных полотенца и набор шампуней. «Избавиться, побыстрее избавиться! Засунуть под кирпичи, чтобы Рабия не видела», — мелькнуло в голове.

— Не прячь ничего от меня, — раздалось за спиной. — Ты был другим человеком, когда укладывал чемодан. Это другой, а не ты имел склонность к воровству. Сейчас ты не такой, я знаю.

Гвоздиков оглянулся. Рабия сидела на своем каменном ложе, распустив по плечам длинные черные волосы, грустно и нежно глядя на него своими большими темными глазами. Какая она сейчас красивая, хрупкая, беззащитная! От этой беззащитной красоты ему стало стыдно за себя «другого», безумно захотелось подойти к ней, обнять, утешить, защитить. Но не испугает ли он этим ее, не оттолкнет ли она его от себя, как было там, в гостиничном коридоре?

— Ты так странно смотришь на меня. Что-нибудь случилось? — принимаясь расчесывать гребнем волосы, спросила Рабия. — Если что-то не так, скажи.

Гвоздиков не знал, как выразить словами обуревавшие его чувства, поэтому глядел на нее и молчал.

— Это не совсем даже и кража, — по-своему расценив его молчание, продолжила она развивать тему о воровстве. — В ценах на гостиничные номера учитываются все издержки, связанные с приемом туристов из России. Так что за полотенца и шампуни ты заплатил при заказе номера. Последний год таких краж в нашем отеле почти не случалось. Все в этом мире меняется, меняемся и мы сами. Разве не так?

Сергей, оставив чемодан открытым, шагнул к Рабии, упал на колени и, глядя снизу вверх в ее глаза, тихо произнес:

— Я никогда тебя не обижу, никогда не обману и никому другому не позволю этого сделать. Мне хочется быть с тобой рядом… Всегда… А сейчас — обнять… Но я боюсь…

— Почему?

— Ты… не оттолкнешь меня?

Она отложила гребень в сторону, склонила голову, развела ладонями ниспадавшие до пояса волосы, окутала ими лицо Гвоздикова и, приблизив к нему свое лицо, прошептала:

— Глупенький. Как же можно отталкивать того, кто люб?

Он протянул вверх руки, обнял склоненную к нему голову Рабии и, не отрывая своих глаз от ее глаз, неожиданно произнес:

— Я люблю тебя.

Она молчала.

— Будь моей женой… Ты согласна?

Она прижала его голову к своей груди, потом слегка отстранилась и… заплакала.

— Ты не согласна? — лицо Гвоздикова вытянулось, быстро-быстро заморгали ресницы.

— Согласна, — еле слышно прошептала она и снова прижала его голову к своей груди.

Они сидели неподвижно несколько минут. Потом он осторожно отстранился, поднялся с пола, пересел на каменное ложе, придвинулся к ней вплотную, обнял за плечи и потянулся своими губами к ее губам. Их губы соединились, но поцелуй был прерван — с наружной стороны дома раздались чьи-то быстрые шаги. Кто-то подошел вплотную к стене, остановился и с хрипотцой в голосе скомандовал:

— Миномет перетащите сюда!

— Тут раньше был дом дядюшки Халеда, — не в тему ответил тонкий мальчишеский голос.

— Знаю. Здесь перед вами вся улица будет как на ладони. Через два-три часа пойдет их техника, подпусти ближе, чтоб наверняка, и дави на гашетку. Твои пацаны пусть зря патроны не тратят, стреляют прицельно. Понял?

— Понял!

— За той красной дверью — маленькая кладовка. Там в полу есть люк, отстреляетесь и бегом по подземному ходу в сад Захарии. Спрячетесь в кустах у забора. Пропускайте танки и забрасывайте сзади пачками гранат. Где гранаты спрятаны, сам знаешь. Береги себя, не подставляйся — ты нужен Аллаху.

— Перед дверью все завалено. Без техники нам втроем до вечера не разобрать.

— Не надо ничего разбирать. Возьмешь у Талала топорик. Я скажу, он даст. Прорубишь в верхней части двери лаз. За полчаса успеете все подготовить, а сейчас пойдем к Усаме.

Голоса стали удаляться.

Сергей и Рабия, затаив дыхание и отстранившись друг от друга, с минуту прислушивались к доносящимся с улицы звукам.

— Уходим отсюда, — первым пришел в себя Гвоздиков. — Здесь оставаться опасно. Где тут в полу крышка люка?

— Тебе нельзя показываться на людях.

— Почему?

— У тебя нет обязательной для всех мужчин бороды. В тебе признают кяфира⁷, а сейчас это равноценно смертному приговору.

— Тогда звони друзьям, подругам и уходи одна. — Сергей снял руку с плеча Рабии, встал в полный рост, коснувшись головой потолочного свода, инстинктивно пригнулся, шагнул к чемодану, нашел во внутреннем кармашке мобильный телефон и протянул его Рабии. — За меня не волнуйся — я пять лет занимался каратэ, если что, справлюсь с этими пацанами, потом тебя найду.

— Не так-то просто с ними справиться, — принимая телефон, ответила она. — Я по голосу узнала — это Аммар с соседней улицы. Хороший пацан: всегда здоровался со мной, угощал орешками. Его отец погиб в бою против правительственных войск в один день с моим мужем. Потом я видела его в лагере, где нас, женщин, наставляли в вере и способах самоподрыва в местах сборища кяфиров, а таких, как он, пацанов, во имя Аллаха милостивого и милосердного учили убивать неверных.

— Пацанов учили убивать?

— Инструкторы выводили в обнесенную колючей проволокой зону мужчин из числа военнопленных или пойманных при проверках документов алавитов, а мальчишки должны были соревноваться, стреляя в эти живые мишени из разного оружия. Их также обучали приемам рукопашного боя, владению ножами. Но больше всего учили ненависти. Ненависти ко всем, кто не мусульманин или искажает ислам: к еретикам, христианам, шиитам, алавитам, езидам, суфиям… Врагов у Аллаха очень много. Отдать жизнь в борьбе с ними для каждого из этих ребят дело чести. Если ты не Рембо, то справиться с Аммаром и его приятелями тебе вряд ли удастся, — разве что подкрасться тайно и перерезать каждому горло. Но тогда ты станешь таким же, как они.

— Все равно уходи. Я не умею и никогда не буду никого убивать, но что-нибудь придумаю, чтобы обезвредить пацанов.

— Я не могу выйти отсюда одна. Женщинам нельзя появляться на людях без сопровождения мужчин. Их отлавливают, а их мужей или опекунов, допустивших такое неуважение к шариату, наказывают ударами плети. Так что оставим этот разговор.

Рабия стала по памяти набирать один за другим номера своих сирийских друзей. В ответ слышались длинные гудки.

Гвоздиков, сидя на чемодане, тупо смотрел на дрожащий в пыльном воздухе лучик солнца. Ничего умного в голову не приходило. И вдруг в памяти высветились слова Миллиардерши: «Если надумаешь вернуть волосатость на лице, проведи с этой мыслью по лицу тыльной стороной правой ладони». Он быстро поднес тыльную сторону правой ладони к лицу и медленным движением обвел ею вдоль щек и подбородка.

— Кто ты? — испуганно вскрикнула Рабия, подняв на миг глаза от экрана телефона и увидев перед собой заросшее густыми рыжими волосами лицо.

Сергей закрыл глаза ладонью левой руки, провел по лицу, сжал в кулак, тут же мысленно отбрасывая бороду, резко растопырил пальцы и, разом лишившись растительности, довольный произведенным эффектом разулыбался.

— Аллах всемогущий! — воскликнула Рабия.

Гвоздиков вновь поднес к лицу правую ладонь, но не успел довести фокус до конца — зазвонил телефон.

Рабия взглянула на мобильник. Узнав по высветившемуся на экране номеру, от кого идет звонок, приняла вызов, приложила телефон к уху и радостно закричала:

— Татик, йес йем джер йерикхан!

В мозгу Сергея моментально отпечатался перевод: «Бабушка, это я, твоя малышка!»

С той стороны что-то долго говорили.

По щеке Рабии покатилась слеза. Перейдя с армянского на более привычный для нее арабский, она стала быстро-быстро рассказывать, как перебралась из Турции в Сирию, пришла в дом Халеда, как ночью в дом попал снаряд и что она не одна, а с будущим мужем, хотела найти мать, испросить благословения на брак. Жаль, что с мамой все так случилось…

Она переключила динамик телефона, чтобы Гвоздиков тоже мог слышать разговор. Они с бабушкой вспоминали общих знакомых: кто-то, как родители и братья Рабии, погиб, кто-то эмигрировал, а большинство канули в неизвестность. Потом бабушка запела какую-то щемяще-грустную песню на армянском языке. Рабия с середины первого куплета присоединилась к ней. Гвоздиков сначала просто слушал, затем, запомнив слова припева, тоже стал немного подпевать, чем сразу покорил сердце старой женщины.

После песни некоторое время все молчали. Первой нарушила молчание бабушка.

— Ты армянин? — спросила она у Гвоздикова на арабском.

— Русский, — ответил тот.

— Русский тоже хорошо, — обрадовалась старушка. — Мой муж был коммунистом, он очень тепло говорил о вашей революции. Ты тоже коммунист?

— Беспартийный.

— Жаль, но все равно, коль приглянулся моей внучке — человек хороший.

— Бабушка, — вмешалась в разговор Рабия, — где ты сейчас?

— Мы с Халимой и Исрафилом перебрались в подвал дома Захарии. Сам хозяин с женами и детьми месяц назад после первого штурма города правительственными войсками бежал в Турцию, а дом оставил открытым, чтобы люди могли в нем укрываться от войны. Говорят, что с минуту на минуту город снова будут штурмовать правительственные войска. Мы взяли с собой одежду, продукты и перешли из нашего дома сюда. Здесь стены толще, есть вода, туалет. Переходите и вы к нам. Переждем вместе лихо, поговорим, а там — как бог даст.

Примечания

5

Джебхат ан-Нусра (Фронт Победы) — отделение террористической организации «Аль-Каида». Основана в 2012 году и считается одной из наиболее успешных среди повстанческих группировок. Признана террористической организацией многими странами, включая Россию и США. Неоднократно заявляла о своем расформировании и присоединении отрядов к другим группировкам. С января 2017 года входит в Хайят Тахрир аш-Шам

6

В июле 2017 года в провинции Идлиб произошли столкновения между вооруженными формированиями за влияние в регионе и контроль над каналами поставок техники, вооружения и припасов из Турции. Бои продолжались на протяжении нескольких дней и привели к сотням убитых и раненых боевиков. В результате в августе 2017 года контроль над провинцией Идлиб почти полностью закрепился за группировкой «Джебхат ан-Нусра».

7

Кяфир (другое произношение кафир) — понятие в исламе для обозначения человека, совершающего куфр. Согласно исламской догматике, к куфру относятся неверие в существование Аллаха и отрицание посланнической миссии пророка Мухаммеда, а также отказ от признания воскрешения после смерти, Страшного суда, существования ада и рая. Практически это означает, что все немусульмане являются кяфирами.