Летом перед грозой

Дмитрий Лекух, 2017

Лето. Природа. Красота. Друзья. Рыбалка на Русском Севере. Но надвигается гроза. Что-то должно произойти… Что-то будет… Новый роман писателя и публициста Дмитрия Лекуха о последнем мирном лете перед войной в Донбассе, выдвинутый на премию «Национальный бестселлер» 2017 года.

Глава 3

Валерка

…У нас с Ингой раньше все ссоры происходили приблизительно по одному и тому же сценарию. Настолько хорошо знакомому, что даже сама по себе ругань не вызывала никаких особых эмоций.

Рутина.

Допустим, я что-нибудь не то брякну или сделаю. Или она приедет откуда-нибудь заведенная, наорет.

Я огрызнусь, причем повысив тональность.

И — пошло-поехало…

А мирились всегда — очень тяжело.

Гордые.

Оба.

И так — почти одиннадцать лет, пока она от меня не ушла.

Я здесь не буду описывать, через какой ад пришлось пройти, чтоб ее вернуть. Не место и не время.

В конце концов, каждый из нас имеет право на свою личную жизнь, верно?!

Но вот к ссорам и прочей ругани мое отношение после всего этого изменилось — самым что ни на есть кардинальным образом. Я их стал бояться и избегать. Вижу, допустим, что человек заведен до белого каления, а помочь ему ничем не могу, — ну, значит, и — на фиг.

Куртку одел и в паб.

К парням.

Там пересидишь чуть-чуть, и — либо она позвонит, либо, когда сам ее наберешь, уже по голосу сразу же становится все понятно: стоит уже возвращаться или имеет смысл пройтись еще по пинте «Гиннеса».

Но в тот раз — все-таки не увернулся, не успел.

Пособачились.

В общем, собрала она вещички — и опять к подруге.

Я, естественно, подруге перезвонил.

— Как она там? — спрашиваю.

— Не лезь пока, — отвечает. — Не знаю уж, кто у вас в этот раз прав там или не прав, но пусть девчонка успокоится. Успокоится — тогда и поговорите.

— Понял, — говорю. — Пережду. Она как отойдет, ты мне перезвони, ладно?

— Естественно, — фыркает. — Не в первый раз…

Вот и переговорили…

Блин.

Ну, ночь я как-то еще туда-сюда переворочался, а утром, на работе, — вдруг такая тоска навалилась, что — либо напиться надо, либо — сразу пулю в висок.

Нет, думаю.

Так не пойдет.

Надо что-то делать.

Пошел в кабинет к заму.

— Олег, — мямлю. — Ты меня недельку не подстрахуешь?

— Подстрахую, — отвечает. — Опять, что ли, с Ингой пособачился?

— Угу.

Он ржет:

— Ну, это у вас — перманентное. Я раньше за тебя каждый раз боялся, теперь уже перестал. С тех пор, как она тогда вернулась. Ты даже как-то добрее стал. Видно, что изменился. Значит, все в порядке будет…

— Ты, — говорю, — только насчет моей доброты клиентам никому не брякни. Они добрых любят. Так любят, что с говном сожрут, чуть слабину отпустишь…

— Это да, — вздыхает. — Куда собрался-то? Опять под Астрахань? Или в Карелию?

— В Карелию, — говорю решительно. — Я это, когда ты вопрос задавал, понял. До этого в дельту собирался, под Астрахань.

— Вали, — ржет. — Всем только спокойнее будет. И мне, и тебе. И Инге, кстати…

Так, думаю.

Полдела сделано.

Теперь надо сообразить, кого в попутчики брать. Обычная наша рыбацкая компашка не подойдет: и сорваться вот так внезапно никто не сможет, и за трофеями я сейчас гоняться не собираюсь.

Мне бы — посидеть, подумать.

На закаты посмотреть…

Значит, надо Руслану звонить.

Без вариантов.

Славян с Глебом только-только с Камчатки вернулись, значит, совершенно точно не подорвутся.

Итого — только Руслан…

…Набираю:

— Привет, Русланыч. Херово все у меня…

Слышу — сопит в трубке:

— Опять с Ингой проблемы?

— Угу.

— И что предлагаешь?

— Давай, — говорю, — в Карелию маханем?

Молчит, сопит.

— Ну, так что?

— Блин, — взрывается. — Валер, ты можешь людей не так часто своими проблемами грузить? Ну, так, хотя бы вполовину. Во-первых, поздно, там уж совсем осень. Во-вторых: кто ж меня с работы-то отпустит?!

— А ты попробуй, — вздыхаю, — может, и получится что…

— Хорошо, перезвоню…

И трубку повесил.

А я секретаршу попросил кофе сварить.

И рюмочку коньячка сварганить, под лимончик.

Оттягивает, знает ли…

…Не успел сигарету после коньяка выкурить — мобильный звонит.

Руслан.

— Блин, — говорит, — горелый. Я уж совсем было собрался, сходил к шефу, работы-то сейчас не так много, а он меня на фиг послал. Сиди, говорит, в конторе, думай над будущими материалами…

— Руслан, — говорю, — а ты не гонишь? Может, просто ехать неохота?

Обиделся:

— Охота — неохота, — какая разница. Друзей у меня не так много…

Согласен, думаю.

— А что он на тебя взъелся-то?

Сопит.

— Рус, — говорю. — У тебя что, тоже проблемы какие-то?

— Да какие проблемы, — отвечает. — Просто шеф у меня мудак. Ему кто-то звизданул, что меня на его место рассматривают, вот и гнобит. Нужно мне его место, ага. Я журналист, а не чиновник — бумажки перекладывать. Я снимать люблю, а не руководить…

— Ща, — говорю, — попробую что-нибудь придумать. Перезвоню потом, ага?

— Ну, перезвони. Хотя с дураками и дорогами в России борьба уже знаешь сколько ведется?! Вот. И у тебя тоже вряд ли так быстро получится…

Тут я, уж извините, — хмыкнул:

— Ну, — говорю, — со всеми дураками в России мне точно не справиться, я деньги делаю, а не за высокое и светлое борюсь. А с одним отдельно взятым — почему бы не попробовать…

Отключился и тут же другой номерок набрал.

Есть у меня один добрый знакомый…

— Привет, — говорю, — дядя Федор, как поживаешь?

— А! — орет. — Пропащая душа! Я уж и не надеялся, что позвонишь, хотел уж Инге выволочку сделать, что забыли друзей своих…

— А вот этого, — говорю, — не надо делать ни в коем разе. Поссорились мы.

Молчит.

— Опять ушла, что ли?

— Опять, — говорю, — Федь. Нет, вроде как — не навсегда, бытовуха обычная, но — есть проблемы…

— Ну, и что делать будешь?

— Сначала помирюсь, потом свалю куда-нибудь. На время, чтобы остыла. Да и в себе разобраться надо.

— Понял, — вздыхает. — Опять на рыбалку куда-нибудь? Может, лучше нажремся?

— Федь, — вздыхаю в ответ. — Если мы с тобой нажремся, это опять закончится в лучшем случае — казино, в худшем — баней с девками, которые, как ты знаешь, меня совершенно не интересуют. Я жену люблю.

Он некоторое время молчит.

Думает.

— Странный ты, — говорит наконец, — Валерьяныч. Я вот жену тоже люблю, но девки меня как раз очень даже интересуют. Ну, да ладно, тут уж у каждого Абрама своя программа. А вот что тебе от меня надо-то?! Никогда не поверю, что ты мне просто так позвонил, акула капитализма хренова…

— Нда, — говорю. — Если я акула, то ты тогда кто? Кашалот, не иначе. А дело у меня к тебе и вправду есть…

— Ну, так излагай…

— Излагаю. У тебя на Канале такой парень работает, слышал? — и называю русланову фамилию.

— Слышал, — удивляется, — конечно. Один из лучших наших ребят. И то, что ты с ним дружишь, тоже знаю. В чем проблема-то?

Ну, объяснил ему ситуацию.

Дядя Федор задумался.

— Перезвони-ка мне через полчасика…

— Хорошо, — говорю. — Перезвоню.

И — действительно перезвонил.

Поблагодарить.

Потому как перед этим мне перезвонил Русланыч…

— Слушай, Валерьяныч, — удивляется. — Что ты такое с моим шефом сделал?! Я тоже так хочу уметь! Нарисовался счас, такой весь добрый, пушистый, ласковый. Говорит, подумал, понял, что ошибся. Ну, и прочую мутотень…

Нда, думаю.

Ну и мразь же твой шеф…

— Короче, — морщусь. — Сколько он тебе дал?

— Аж десять дней! Причем — не из отпуска, а как отгулы за переработку! У нас в отделе такого уж года три как не было!

— Вот видишь, — смеюсь, — А ты говоришь — с дураками справиться невозможно. Ольгу-то предупредил?

— А то! Не могу сказать, что она от счастья фонтанировала, но — поняла, скажем так. Когда выезжаем-то?!

— Сегодня, — говорю решительно. — В ночь. Билеты сейчас закажу, через часок, думаю, привезут. Только вот один звонок сделаю…

Совершенно честно, я в таких ситуациях очень боюсь своего телефона.

Но звонить-то все равно надо…

…Набрал номер.

— Привет, — говорю, — Ингусь. Ты как?

— Привет, — отвечает.

Голос холодный.

Хреново.

— Знаешь, — вздыхаю. — А я извиняться звоню.

— За что?!

— Да хрен его знает, за что, — отвечаю совершенно честно. — Но чувствую, что надо. Плохо мне без тебя…

— А мне без тебя хорошо, — злится.

Молчу.

— Правда, извини. Я же обещал, что рецидивов не будет, а вон как вышло…

Тишина.

— Ты, правда, прости. И езжай домой. Я сегодня ночью в Карелию уеду, так что не загружу…

Молчит.

Потом — тоже вздыхает.

— Какой же ты у меня все-таки идиот, Валер. Ты почему решил в Карелию сбежать?! Чтоб я дома спокойно пожила и подругу не нагружала?!

— Да нет, — объясняю. — Я ж понимаю, что в этот раз у нас не «развод», а просто сорвались. Просто и тебе надо от меня немного отдохнуть, и мне голову в порядок привести… Ты же знаешь, мне — помогает…

Молчим уже оба…

— Может, мне с тобой поехать?

Я аж опешил…

— Солнце мое… это — то, что я больше всего хотел услышать… но — не верил… даже мечтать не мог… И, тем не менее, наверное, не стоит. Я такую глушь сейчас заказал, там — ни горячей воды, ни электричества. Плюс — дожди, осень же, а там — Север…

— Я — сильная…

— Инга! Ты сейчас кому про это рассказываешь-то?! Сколько лет вместе. Но — дело не в силе. Просто… Ну, понимаешь, если ты там раскапризничаешься из-за быта — это нас обоих еще хуже загрузит. Согласна?!

Молчит.

Но уже по-другому.

Думает.

Почти как дядя Федя минут двадцать назад.

Наконец вздыхает:

— Наверное, ты прав. Один едешь?

— Нет. Руслана уговорил.

— Руслана?! Это хорошо. Правильный парень.

— Правильный, — соглашаюсь. — А ты, если вдруг все же решишься — подъезжай под конец. На пару дней, не больше.

— Да нет уж, — фыркает. — Я лучше и вправду с Ольгой, женой руслановой, по киношкам пошляюсь. Или — в Прагу с ней слетаем на выходные. Вы же — надолго?

— Да дней на десять.

— Ну и валите. А мы и вправду в Прагу. Башку себе прочистишь — опять человеком станешь. Хоть и не навсегда…

— Угу, — говорю. — Ты знаешь, — я тебя так люблю…

— А я тебя — нет.

Но по голосу понимаю — уже опять любит.

У нас всегда так…

…Короче, уже этим же вечером мы с Русланом опрокидывали в СВ рюмки под неизбежную дорожную курицу.

И это было абсолютно правильно.

В Кеми, куда мы приехали через сутки, нас встретили ребята из местной туристической фирмы.

Довезли до Калевалы, поселили в гостинице.

А утром погрузили в уазик-«буханку» и повезли на заимку, где нам и предстояло провести ближайшие восемь дней…

…Егерь на таежной рыбалке в незнакомых местах — это, наверное, самое главное. Перекаты эхолотом не промеряешь, есть там хариус или нет — не угадаешь. Если ты, конечно, не спортсмен-нахлыстовик с нереальным опытом.

Мы же — так, любители.

Даже и не спортсмены.

Ставить перед собой на рыбалке спортивные цели мне, например, просто противно.

В эдакую красотищу тащить с собой конкуренцию, по-моему, даже не глупо.

Подло.

Этого добра лично мне и на работе вполне хватает.

Поэтому — лотерея.

Повезет с егерем — отлично.

Не повезет — пусть лучше у костра сидит, пока ты по перекатам скачешь. Потому как ни одна рыба не достойна испорченного на фиг настроения.

А на уху мы себе всегда и без всякого егеря наловим.

Не первый год на воде…

…С Валеркой мне в этот раз — абсолютно точно — повезло.

Тезки опять-таки.

В общем-то, и Русланыч на своего егеря тоже не жаловался, но мне вот тут уж вот точно по-настоящему повезло.

Представьте себе еще довольно молодого, но уже абсолютно немногословного карела. Не получится — представляйте себе точно такого же финна. С моей дилетантской точки зрения, не очень-то они друг от друга и отличаются.

Чаще всего я от него слышал только одно слово:

— Так.

Абсолютно универсальное, надо сказать, слово.

— Валер, уху заваришь?

— Так.

— Валер, где сейчас хариус стоит, в начале порога или на выходе?

— Так, — и взмах руки в нужном направлении.

— Валер, а грибы уже отошли, или можно еще набрать на супчик?

— Так.

И молча уходит в лес, откуда через полчаса возвращается с пакетом, доверху набитым белыми.

Я, в общем, грибы собирать умею и люблю, но — на самом севере Карелии, почти на границе с Кольским, в конце сентября…

Еще неделя-другая, и снег ляжет.

До весны…

…В общем, — повезло.

Молчит, помогает, думать не мешает…

От рюмки не отказывается, но — в меру.

Найдите мне еще, пожалуйста, пару-тройку уверенно знающих свою меру финнов, и я на них женюсь.

На всех скопом.

Вот — то-то же…

…А потом он неожиданно кинулся на меня с ножом.

Дело было так: обычные капризы осенней северной погоды.

То весь день льет мелкий противный дождь, то вдруг яркое, почти летнее солнце и жарко: не то что в куртке, но даже и в свитере. Особенно когда с камня на камень в вейдерсах по перекату прыгаешь.

Вот и в тот день низкие тучи неожиданно разошлись, вышло солнышко, лес засиял скудным северным золотом, вода — небесной голубизной, по которой время от времени начинали гулять тихие, ровные круги.

Это выходил кормиться к поверхности рыбий король этих мест — крупный европейский хариус.

Вот я и разделся до безрукавки.

Поставил на спиннинг поплавок-сбируллино, прицепил на поводке крупную муху, и — вперед.

За полчаса наловился так, как до этого за всю поездку.

Валерка все это время на меня смотрел.

А когда я взял садок с наловленными для ухи и копчения крупными харюзами, аккуратно поставил хрупкий «лайтовый» спиннинг у золотой от солнца и осени березки и подошел к костру, у которого он сидел, он кинулся на меня с ножом.

Хорошо, что у меня в такие секунды мозг не работает. Тело само по себе решения принимает.

Пропустил, взял на прием, швырнул в сторону.

Нож, правда, выбить не удалось, только руку порезал.

Но несильно.

Гляжу — лежит, лыбится.

— Ты чё, — интересуюсь, — парень? Совсем сдурел?!

А он — продолжает мне улыбаться.

И лицо такое хорошее.

Ну, думаю, — кабздык.

Попал.

Кругом — Северная Карелия, тайга, ближайшая деревня с телефоном в восьмидесяти километрах.

И то если по прямой.

И я — наедине с сумасшедшим егерем с ножом в руках.

Отдохнул, называется…

…Ну, он поднялся, присел на камушек.

Нож в землю воткнул.

Улыбается.

— И правда, — говорит, — спецура. Так. А почему портачка неправильная?

— Ты о чем? — удивляюсь.

— О ней, — отвечает.

И показывает на мое правое плечо. Там из-под майки моя древняя армейская блажь вылезла.

Татуировка.

Летучая мышь в лихо сдвинутом на бок десантном берете.

И надпись.

Цифрами.

Служил я там, что уж тут поделаешь.

Давно.

— Ну, — хмыкаю. — И что же в ней такого неправильного?

Жмет плечами.

— Я, — говорит, — видел ребят из сто семьдесят седьмого. Так. Это полк, а не отряд. И эмблема у них — не мышь. Волк…

Я аж на камешек сел.

Твою мать…

— Парень, — спрашиваю, — а ты в каком году служил-то?!

— Да вот, — отвечает, — год как на дембель пришел. Так.

Потом подумал и добавил:

— Из Чечни…

Вот ведь блин.

Полез в карман, достал сигареты.

Прикурить, наверное, с минуту не мог.

Руки тряслись.

— Так ты, — говорю, — из-за этого, что ли, на меня с выкидухой кинулся?!

Кивает.

— Так.

— Парень, — говорю, — ты что, совсем тупой?! Эта, как ты говоришь, «портачка» сделана почти двадцать лет назад! В Газни. Не в Чечне. За речкой. В Афгане, мать твою, если не понимаешь. И откуда мне, блин, знать, есть ли сейчас сто семьдесят седьмой полк «с волчьей мордой»?! Я про свой-то отряд не знаю, есть он сейчас или расформирован к такой-то матери. Столько лет-то прошло…

Сидит.

Молчит.

Смотрит.

А потом вдруг встает, прыгает в нашу лодку, которая перед входом в порог стояла, заводит мотор и уезжает.

Ну, думаю, — совсем беда.

Вокруг — тайга, речка порожистая, этот придурок свалил.

Не пропаду, конечно.

Огонь есть, соль есть, воды — сколько угодно. Я всегда в тех краях воду из рек и озер совершенно спокойно пью.

Не очень много таких мест у нас в стране осталось.

К сожалению.

Вон харюза свежевыловленные лежат.

А вечером Русланыч наверняка поймет, что что-то не так, найдут меня со своим егерем. Приблизительно видели, куда мы пошли.

Разберется.

А все равно — неприятно…

…Докурил сигарету, тут же прикурил следующую.

Вдруг слышу — мотор.

Ну, думаю, самое главное, — это чтоб он ружья с собой не прихватил.

От местного, да, к тому же, прошедшего неплохую армейскую школу человека, — мне здесь не уйти.

И возраст уже не тот, и форму подрастерял, и каждую складку рельефа, в отличие от него, здесь выросшего, не знаю.

Нож с пояса снял, положил под руку, прикрыл курткой.

Если сразу стрелять не будет и подойдет поближе — может, успею попасть.

А там — посмотрим.

…А вот и лодка из-за поворота показалась.

Точно, он.

Подлетел, мотор поднял, якорь на берег кинул, выпрыгнул.

В руках, к счастью, — не ружье.

А такая здоровенная, литров на пять, бутыль местного мутного самогона.

И пакет еще какой-то.

Похоже, что закуска…

Ну-ну…

…Подошел, бутыль поставил, сел на соседний камень, пошевелил палкой костер.

— Извини, — говорит.

— За что?! — спрашиваю.

— Подумал о тебе неправильно. Плохо подумал. Давай выпьем?! Так?!

Я пожал плечами: а отчего бы и вправду не выпить?

Мне сейчас совершенно точно не повредит.

Может хоть в себя немного приду, после всего этого дурдома.

Так…

…Эту историю он мне рассказал, когда мы доели уху, а бутыль опустела уже почти что на четверть.

Ни до, ни после я ни разу не видел его таким многословным.

— Нас тогда только-только из Краснодара туда командировали. Я сапером был в десантуре. Сержант. Старший. Так. Ну, приехали, стоим. Так. А тут приказ — по машинам и вперед. «Чехи» в село недалеко вошли. Надо гасить. Так. Окружили. Блокировали. Так. Нам — «Вперед». Так. А какой «вперед», когда мы первый раз на войне, а «чехи» стреляют — даже головы не поднять?! Ну, вошли на окраину. Так. Они совсем плотно бьют. Я по рации — сержант такой-то, помогите. А мне — парень, ты зачем сюда приехал? Умирать?! Вот иди и умирай! Пошел. Так. Потом что-то рядом грохнуло, я и вырубился…

…У меня до сих пор перед глазами эта картина. Может, он хорошо рассказывал, может — я его хорошо понимал.

А может — самогон помогал работать воображению.

Так тоже бывает.

А может — все вместе взятое.

Но я очень хорошо представлял и представляю, как он пришел в себя ночью на горе раздетых и заминированных трупов своих друзей. Как понял, что ранен в левое плечо и рука просто не действует. Как аккуратно разминировался одной правой рукой, как убивал булыжником стоявшего к нему спиной чеченского мальчишку-часового. Как понял, что не может взять его автомат, потому что левая рука совсем не действует. Как подобрал гранату и, шатаясь, побрел в сторону окраины села — к своим.

Как его, полуголого и шатающегося, окликнули:

— Ты кто?

Как он стоял и думал, что сказать на это в ответ.

Долго думал, могли бы, наверное, и убить.

Как сказал:

— Я — русский солдат. У меня граната на боевом. Если вы «чехи» — лучше стреляйте сразу. Так. Живым не дамся, и вас убью…

Как к нему подбежали, как осторожно освобождали гранату из скрюченных пальцев. Как потом, в госпитале, ему вручили Орден Мужества и вычли из денежного довольствия сумму за утрату оружия…

— Валер, — говорю. — Ты же — карел. Гордишься этим, как я понял. Что ж тогда говорил, что «русский солдат»?

Он задумался, пуская кольцами дым своих дешевеньких сигарет:

— Это я здесь карел, — говорит. — Там я был русский солдат…

Потом подумал и добавил:

— Так.

Я молча взял бутыль и разлил самогон по стаканам.

Над нами горел невозможный карельский закат. Шумел порог на фантастически красивой реке Писта. Русланыч со своим егерем уже наверняка вернулись на заимку, и он крыл меня последними словами, потому что на вечер была заказана баня, которая остывает.

Где-то далеко меня ждала моя Инга.

Ждала работа, ждали друзья, ждала неизменная компания в пабе.

Я понял, что пора возвращаться.

Мы выпили еще по одной, сели в лодку, и Валерка завел мотор…