Лебеда – трава горькая…

Дмитрий Пейпонен (2025)

Что нужно для того, чтобы попасть в училище, в котором училась легендарная группа С-12-12? Для этого нужно прожить трудную, иногда похожую на кошмарный сон, жизнь, которую прожила Катя Лебедева — Дамаскова «Лебеда», с которой вы уже встречались в книге «Весельчак»

ГЛАВА 3. «Дядя Саша»

… — Это ты откуда, Красная, такие подробности узнала про нашу Катю? — спросила Инга, закуривая. Девчонки сидели у себя дома перед камином на пуфиках и ждали, когда Беата принесет им с кухни сок и бутерброды, которые попросила Лика. — Вроде, вместе же к ней в центр ходили? Я что-то не припомню, чтобы она после окончания истории с Весельчаком, рассказывала о себе!

— Так все пьяные были, блин! — сказала Лика. — За знакомство, вспомни-ка, сколько выпито было?! Да за светлый ум Лебеды, как Красная орала дурным голосом, сколько еще сверху?! А за Контору родную?! Одним словом, нахерачились мы тогда этими тостами знатно!

— Это вы нахерачились в бахрому, обезьяны! — тряхнула Машка волосами — А у меня организм закаленный, ему ваши эти тосты за то, да за сё — как брызги для матроса! Мы же с Лебедой курить сколько раз выходили? Вот она мне и рассказала все о своей жизни многотрудной! Эх вы, блин, чекисты! Элементарно не смогли про человека в частной беседе узнать побольше! А я вот…

— А ты вот — перебила Машку Вита — Под кожу залезешь, кому угодно, как чесоточный зудень, в задницу без мыла проникнешь, как солитер, и до сердца достанешь!

— Неплохое резюме, кстати, для сотрудника ФСБ! — задумчиво сказала Инга, выпуская дым и стряхивая пепел с сигареты в фарфоровую пепельницу — Отличное, я бы сказала! Многообещающее! Как и сама наша мамзель Красная!

— На пенсии! — сказала Машка — Не забывайте, мадамы, что все это в прошлом! Мы обычные пенсионерки! Наслаждаемся отдыхом заслуженным!

— Да какое там! — сказала Лика — Как тут наслаждаться, если твоя дочь, Алова, где-то пропала с жратвой!?

— Да здесь я, тетя Лика! — сказала Беата, входя в гостиную с большим подносом, на котором высилась гора бутербродов с колбасой и большой стеклянный кувшин с апельсиновым соком, окруженный стаканами из гладкого прозрачного стекла. — Пожалуйста!

— Оооо! — утробно взвыла Лика, принимая поднос и водружая его на песок у камина — Давайте, пенсионерки, налетайте! Ну, и ты, Алова — младшая, тоже, конечно! А ты, Красная, давай дальше! Я уверена, ты всю историю Кати — Лебеды знаешь!

— Знаю! — сказала Машка, наливая себе сок — Блин, девки, а может, вискаря врежем? Нет? Ну и фиг с вами, заррразы! И я, таки, расскажу! Слушайте, главное, внимательно, макаки, не перебивайте!..

…На похороны Светланы Лебедевой пришло человек десять — несколько ее подруг, да семья Шпигель в полном составе. Сара подарила Кате черное платье, в котором она и пошла на похороны. И там, на кладбище, стоя у гроба с телом своей мамы, удивляясь, как все вокруг может жить — солнце в голубом небе, кузнечики в траве, птицы на деревьях, люди, проезжающие мимо кладбища на машинах, вообще весь мир. Ей хотелось крикнуть им всем: «Вы что, не понимаете, что у меня умерла мама?! И не смейте шуметь и радоваться жизни! Катя смотрела на маму, лежащую в гробу, удивляясь, какая она была красивая и безучастная. «Как будто снежная королева спит» — думала Катя, любуясь бледным профилем мертвой мамы. Она не плакала. К ней подходили подруги мамы, что-то говорили, совали в руки дешевые карамельки в ярких фантиках, ей что-то объясняла мама Лили, обнимая за плечи и присаживаясь перед ней на корточки в своем дорогом черном брючном костюме и темных очках. Ей что-то говорил отец Лили, мягко трогая за плечо, но Катя не обращала на всех этих людей внимания. Она просто смотрела, не отрываясь, на тело своей матери, лежащее в красном, обтянутом тканью, гробу, точно пытаясь запомнить этот красивый восковой профиль с аккуратно уложенными светлыми волосами. Катя подумала, что, пожалуй, никогда не видела свою маму такой красивой. И тут же поняла, что больше и не увидит… Так она и стояла, пока гроб не заколотили гвоздями и не закопали в могилу, поставив простой деревянный крест, сделанный из обожженого дерева и покрытый лаком. Над ней все также светило солнце, в траве тарахтели кузнечики, а в кронах деревьев суетились птицы. Все было, как раньше… Как всегда… Но в этом мире больше не было ее мамы… И тут, наконец, по щекам Кати потекли слезы. Она всхлипнула, вздрогнув всем телом, еще и еще. И в этот момент к ней подошел худощавый мужчина лет сорока, в мятых джинсах и в дешевой тканевой зеленой куртке, надетой поверх черной футболки. У мужчины были светлые волосы, голубые водянистые глаза и тонкие губы. Подбородок покрывала щетина. Он присел перед Катей на корточки, неловко и неуклюже вытер ей слезы синим мятым носовым платком в клетку.

— Ну, здравствуй, племяшка! — сиплым бесцветным голосом сказал мужчина. От него пахло дешевым одеколоном, перегаром и мятной жевательной резинкой. — Я твой дядя Саша, мамы твоей старший брат! Будем знакомы, Катюха?

— Будем… — шепотом ответила Катя, разглядывая дядю Сашу. Она вспомнила, что мама когда-то давно, рассказывала ей про своего старшего брата, «такого же винторогого козла», который отсидел в тюрьме почти полжизни и был «бестолковым и шалопутным». Что такое шалопутный, Катя не знала, но догадалась, что ничего хорошего это слово обозначать не может. И сейчас, глядя на дядю Сашу, она пыталась увидеть признаки этой самой неизвестной шалопутности, но ничего, кроме того, что дядя Саша был очень похож на маму, не находила в его облике. Катя вздохнула и, в последний раз обернувшись на могилу мамы, пошла за дядей Сашей к микроавтобусу…

… — Слушайте, девки, это же сколько она вывезла в детстве?! — вздохнула Вита. — Не каждый взрослый такое переживет и останется нормальным!

— Ну, знаешь! — Машка тряхнула волосами — У нас у всех тоже, если тщательно провентилировать вопрос, детство было не особо радужное и беззаботно — босоногое с воздушными шариками и плюшевыми мишками! У Снежной, например!? А у тебя?! А у Аловой?!

— Да и у тебя, Машка, тоже, чего уж тут! — сказала Инга. — Но знаете что, девки? Не очень это красиво — мериться, чье детство несчастней было! Как там классик говорил? Все несчастливы по-своему? Так вот, это никак не измерить, кому повезло больше, а кому меньше, и чье детство было белее несчастным! И на чью долю выпало больше испытаний! Всем, по идее, досталось! Возьмите хоть Беату — Инга покосилась на Беату, проверяя, не слушает ли она. Но та уткнулась в книгу, сидя в кресле. — Кто из нас посоревнуется с ее детством в трагичности и несчастливости?! Да никто! Но говорить, что у нее было самое трагичное детство и ей досталось больше всех, я тоже не могу, хоть, конечно, и люблю ее всем сердцем! — Инга снова покосилась на Беату. — Потому что это неправильно и нечестно! Все мы, девки, в детстве натерпелись всякого, конечно! Но несчастье, мне кажется, штука очень личная. Индивидуальная, если угодно! И сравнивать несчастья разных людей — все равно, что сравнивать сладкое с соленым!

— Права Барракуда! — тряхнула Машка волосами — Какая разница, что там было! Оно, как говорится, было и сплыло! Осталось там, в прошлом! И важно то, что сегодня! Сейчас! Вот так я считаю! И Алову поддерживаю! Нечего мериться, кому повезло меньше в детстве! Всем не очень-то проперло! И что теперь?! Так, блин, растравили мне душу, я вискаря хочу!

— Кто бы сомневался! — хмыкнула Лика — Принести?

— Да, если не трудно! — сказала Машка — И лед, естественно!

— не учите меня жить! — фыркнула Лика и ушла на кухню. Она вернулась с бутылкой «Блю Лейбл», несколькими стаканами и формочкой для льда на металлическом подносе, расписанном в Жостовском стиле.

— Налетай! — сказала Машка, тряхнув волосами и принялась наливать виски в стаканы. Девчонки побросали в напиток кубики льда.

— Ну, Красная, с тебя тост! — сказала Инга, глядя сквозь виски на пламя камина.

— Да легко! — сказала Машка, вставая с пуфика и закуривая. — Девки, давайте выпьем за сегодня! За то, что здесь и сейчас мы вместе! За счастливое настоящее, одним словом!

— И за любовь! — добавила Лика.

— Ну хрен с ним, и за любовь! — разрешила Машка, тряхнув волосами — Куда без нее-то, блин?!

— Ты дальше давай рассказывай, тамада, е-мое! — сказала Лика, выпив виски и закусив бутербродом — Мы же ждем!

— И правда, Красная! — сказала Вита — Вот вечно ты так! Начнешь дело, а потом вискарик, тосты, то-се, пятое-десятое! И дело полетело под откос! Давай, не отвлекайся! Рассказывай!

— Сучки! — только и сказала Машка, выпив виски и делая затяжку. — Под откос, говоришь, зараза?! Сама ты под откос! Ладно, мадмазельки, слушайте дальше!..

… Дядя Саша очень быстро, не без помощи Лилиной мамы, оформил опекунство над Катей, и они стали жить в квартире Светланы Лебедевой.

Дядя Саша устроился на работу электриком в Управляющую Компанию и даже потратил почти целый день на то, чтобы вместе с Катей, прибраться в квартире. Он починил шаткий стол на кухне, выбросил диван, на котором умерла Светлана, а вместо него купил подержанную софу. Для Кати дядя Саша купил стол, чтобы она могла делать уроки с комфортом, и подарил ей первую игрушку в ее жизни — плюшевого медвежонка. Катя очень полюбила этого медвежонка, хоть это и была дешевая китайская игрушка, от которой пахло химией. Поначалу Катя не знала, как относится к дяде Саше, но постепенно она привыкла к нему и даже начала немного оттаивать после смерти мамы. Да и дядя Саша искренне заботился о Кате, старался, чтобы жизнь ее стала хоть немножечко светлей.

— Ну что, Катюха, давай шторы поменяем в комнате? Ты как на это смотришь? — сказал как-то дядя Саша Кате, когда они сидели вечером на кухне и пили чай с печеньем. — Тебе какие больше хочется? Голубые? Красные?

— Не надо красные! — сказала Катя, посмотрев на прокуренную кухонную занавеску. — Давайте на кухне беленькие, а в комнате — голубые.

— Ты погоди, мать! — сказал дядя Саша, закуривая — И на кухню, и в комнату я не вывезу! Давай на кухню и в твою комнату?

— Давайте… — сказала Катя.

— А тебе какие? — спросил дядя Саша.

— Какие-нибудь зелененькие — подумав, сказала Катя — С цветочками… С ромашками…

— Ну, можно и с ромашками! — согласился дядя Саша. — Хорошо, Катюха, будут тебе ромашки! Ты, давай ешь печенье-то! А в комнате потом повесим, ладно?

— Ладно… — сказала Катя, взяв печенье из тарелки. Она вспомнила вдруг, как однажды она стояла возле стола и ела мерзкую на вкус соевую тушенку, всю в каких-то соплях, с черным хлебом. Сейчас же она сидела на нормальной табуретке, а тушенку из сои дядя Саша не покупал. Он вкусно готовил макароны с хорошей вкусной тушенкой из настоящей свинины и покупал батоны, а не черный хлеб. Иногда дядя Саша варил борщ, который Катя обожала. А еще он примерно раз в неделю, покупал Кате большие шоколадки. Кате казалось, что та жизнь, в которой осталась ее мама, и в которой она часто голодала и почти всегда ходила с синяками от побоев, закончилась в день маминых похорон, словно вместе с ее красным гробом, закопали в землю и мрачную жизнь в прокуренной, воняющей протухшей едой, квартире, среди бардака и мутных окон. Окна, кстати, дядя Саша отмыл и сейчас солнечный свет заливал их чистую квартиру, нагревая отмытый светло-зеленый линолеум на кухне и паркет в комнатах. В Катиной комнате тоже был почти идеальный порядок — дядя Саша купил для нее небольшой диванчик раскладной с выдвижными частями и выкатными ящиками для белья. Диванчик Кате очень понравился, она попросила дядю Сашу над ним прибить крючок для гитары. Рядом с диванчиком стоял Катин стол и красный стул на колесиках. На книжной полке появился недорогой красненький магнитофончик, который дядя Саша вручил Кате сразу после того, как они закончили наводить порядок в квартире. На полу в Катиной комнате появился квадратный зеленый коврик. Одним словом, Катя попала в совсем другую жизнь, в которой о ней заботились и в которой ей уже хотелось идти домой. Ей было уже не стыдно приглашать в гости Лилю, причем делала она это даже с какой-то гордостью за то, что у нее сейчас, хоть и нетакая красивая и дорогая, тоже есть своя комната и есть даже этот самый китайский, пахнущий химией, мишка, которого Катя назвала почему-то Васькой. Катя по-прежнему ходила к Шпигелям, заниматься музыкой с отцом Лили и дядя Саша всячески приветствовал ее увлечение музыкой.

— Давай, Катюха, занимайся! — говорил он — Станешь знаменитой певицей! Рок — звездой! Будешь ездить по миру с концертами, автографы давать направо и налево! Хочешь быть рок-звездой, Катюха?

— Хочу… — подумав, ответила Катя.

— Ну все, мать! Считай, что ты уже рок-звезда! В жизни ведь, Катюха, оно как? Главное — по-настоящему захотеть! И все получится! И у тебя все будет, как положено! Я тебе помогу, Катюха! Падла буду, помогу!

Катя не знала, что это значит — «Падла буду», но решила, что это, наверное, что-то вроде «обещаю»…