Тетрадь с гоблинами

Дмитрий Перцов, 2022

Шорт-лист конкурса "Битва жанров" в номинации "Городское фэнтези". В центре города, где живет Дима Каноничкин, начинает светиться главное чудо света – гигантский Шар. За эпохальным событием наблюдает весь мир. Но как это касается самого Димы, простого выпускника, да еще и двоечника?.. Он начинает понимать, что все его чувства и эмоции трансформируются в магию. А чувств у него, подростка-то, ого-го! Но главное – Каноничкин вместе с друзьями находит в заброшенной лечебнице загадочную тетрадь с изображением десяти гоблинов. Каждый из них обладает своим талантом и своим способом общения с Димой. Герою предстоит узнать, какую цель преследуют гоблины, кто автор тетради, какие тайны скрывает мифическое прошлое его страны, раскрыть в себе магический потенциал и при всем при этом не остаться на второй год! Дел, короче говоря, невпроворот.

Глава 8. Маэстро альтернатив

Сижу в классе. В руке яблоко. Передо мной распечатки неоконченного романа. Я смотрю в окно и мечтаю.

— Каноничкин! — говорит учитель.

Встаю.

— Да?

— Что я спросил?

— Не знаю.

Я правда не знаю. Не слышал, а может — не хотел слышать. Осточертело. Хочу в далекие страны. Да и в ближние. А еще больше — в те, что существуют внутри меня.

— Кто бы сомневался, — говорит учитель. Его лысина тусклее, чем огонек в пыльных светильниках. — Яблоко убери. Ты в классе, а не в столовой. — И почти сплюнул: — Каноничкин.

Меня ничего не удивляет. Будто бы это нормально — оказаться в другом классе, в другой школе, с другими учениками. Я знаю их имена: со мной рядом Рома. А это, впереди, Вася. У меня разноцветные глаза. И серая судьба.

— Иди к доске.

— Я не готов.

— Ты у нас не пирог, чтобы быть готовым.

Учитель жестко бьет указкой по столу. Я кладу яблоко на парту, встаю. Слышу издевательский смех задних парт.

— Канон-лохотрон!

Мне кажется чужим то, что я вижу. И те, кого я слышу, — мне чужие. Я должен вернуться обратно, в свою школу, к Роме, к ребятам, к уроку Валентина Павловича. Но решимости нет. Сейчас все так, как должно быть.

— Всем молчать! — требует учитель, когда бесконечные шутки в мой адрес сливаются в монотонный гул оскорблений.

— Покажи на карте самую высокую точку Азии. Детский вопрос, рекомендую не оплошать.

Рома шепотом дает мне подсказку. Я смотрю на широкое полотно на доске, на карту мира, и не вижу высоких точек. Но я понимаю другое: с картой что-то не так.

Орвандия отсутствует. А ведь она должна быть прямо-о-о… Стоп. А где, собственно, ей следует быть? Я растерянно смотрю на учителя.

— Я… я не знаю, — говорю я.

— Это двойка, — отвечает учитель. — И это… — родителей в школу. Марш на место.

Учитель презрительно оглядывает класс в поисках новой жертвы. Я возвращаюсь к парте.

— Это Джомолунгма, — шепчет Рома. — Что с тобой такое?

— Ничего.

— Спятил? Тебя из школы попрут. Фреда уже поперли, но он тупой был.

— Может, и я тупой.

— Ты просто в облаках витаешь.

Кто-то хватает спинку моего стула и, когда учитель отворачивается, начинает дергать. Я держусь за парту, чтобы не упасть. Оборачиваюсь — и так сильно надеюсь, что это Тема Крупный, настоящий Артем, и что я снова в своем классе. Но нет. На меня смотрит и скалится гнилыми зубами незнакомый, долговязый, коротко стриженый тип с неприятным лицом.

— Че пялишься? — зло говорит он. — Отворачивайся.

Смотрю на учителя. Он ругает мою одноклассницу. Когда-то эта девушка мне нравилась, я даже был в нее влюблен.

— Ну? Я правильно понимаю, что в этом классе мне ничего толкового не расскажут? — спрашивает учитель. — Помяните мое слово: этот вопрос придется поднять на педсовете.

Я встаю и говорю:

— Я мог бы рассказать про Орвандию.

— Про что? — не понимает учитель. — Это из какого-то фэнтези? — И смеется: — Тебе еще и к школьному психологу пора, да?

Класс тоже смеется. Надрывается, точно это космически веселая шутка. А потом резко прекращает. Ровно в тот момент, когда учитель подходит ко мне вплотную и отвешивает пощечину.

— Ай!

В глазах вспыхивают звезды.

— Зачем вы… — начинаю я, но тут происходит совсем ужасное.

Увалень, шатавший мой стул, встает, подходит и тоже отвешивает мне пощечину. Следом за ним Рома поворачивается и молча бьет меня по лицу еще сильнее. А потом все остальные встают и надвигаются на меня.

Я вскакиваю. Листы моей рукописи разлетаются по всему кабинету. Что за флешмоб? Я бегу к выходу. Пощечины настигают меня. Они сыплются со всех сторон. С трудом уклоняюсь от одних, чтобы нарваться на другие. Щеки горят.

А те, кто меня лупят, молчат — не хохочут, не улюлюкают, не ругаются. Лица лишены индивидуальности, как и однотонная форма, напяленная на одноклассников. Я выбегаю в коридор. Бегу, позади слышу топот. Как спастись? Куда бежать?

… И есть ли у меня дом? Да, есть. Там живут мама и папа. Другие мама и папа. Не мои. Мои — и не мои. Бежать к ним? Хотя бы так. Главное — подальше от этих псов. Двери кабинетов открываются. Из них выходят дети и учителя, у всех — одна цель: шлепнуть ладонью Каноничкина. Я бегу дальше, получаю еще несколько ударов и оказываюсь на облезлой лестнице.

Ловушка. Снизу, в едином ритме, поднимается десяток человек — порождений общеобразовательной антиутопии. Мой единственный путь — наверх. Бегу два пролета, спотыкаюсь о ступеньку. Сворачиваю в очередной коридор — безликий и неинтересный, о котором, будь он человеком, должен был написать классик — как о “маленьком человеке” — о маленьком, никому не нужном коридоре.

Двери открываются. Из них высовываются руки-кувалды. Принять бой? Драться я не умею. Хотя мысленно частенько навешиваю бандитам, пристающим к Аннет. Замечаю, что одна дверь остается закрытой. Подбегаю ней, дергаю за ручку, она поддается, и я оказываюсь в пустом классе. Закрываюсь на защелку и громко выдыхаю.

* * *

Лицо болело. А голова? Даже не спрашивайте. Но если спросите, я отвечу: она трещала как горящее полено, а пульсация боли перекатывалась из левого полушария в правое, туда и обратно.

Судя по плакатам с ростками и зернами в разрезе и по запаху тления — я оказался в кабинете биологии. Рома бы обрадовался. Биология из-за молодой учительницы Муслименды Венедиктовны стала его любимым предметом, хотя из всех разделов он понимал только главу “Членистоногие”.

Но! Я — не Рома.

До настоящего момента Рома бы не дожил.

А я дожил.

И я не обрадовался.

Угроза не исчезла. Хотя за дверью было тихо. Либо эти зомби фантастически тупы, раз не додумались искать меня в кабинете (а зашел я у них на глазах), либо их что-то пугает. И к этому чему-то пришел в гости я.

По спине прокатился озноб. Зачесалось ухо. Я взял себя в руки и оценил обстановку. В углу стоял учебный скелет. В противоположном — еще один скелет, покрупнее. На учительском столе лежали стопки тетрадей и методичек, а на стуле — портфель.

Напротив доски вдоль стены громоздился длинный стеллаж. На самой доске мелом было жирно выведено:

Гибель Орвандии и ее последствия

— Что… — тихо произнес я и не узнал свой голос — тонкий, истеричный, чужой.

Я не соображал. Но одно уловил точно: об Орвандии здесь все-таки известно. Я почесал затылок.

— Какая еще гибель? — спросил я у пустоты.

Ответа услышать не ожидал, но он, тем не менее, последовал:

— Вот такая. Вероятная.

Я резко обернулся, смахнув с парты зеленый карандаш. Никого. Кроме скелета в углу да груды макулатуры.

— Кто здесь?

Тишина.

— Я спрашиваю: кто здесь?

Меня обуревали подозрения. Взяв с доски указку, я подошел к скелету и по-мушкетерски направил на него острие.

— Какая «гибель Орвандии»?

Скелет шевельнул желто-белыми зубами, и черные впадины глаз озарились проблеском мысли (раз в полугодие я наблюдаю подобное у Ромы).

— Вот такая. Вероятная.

— Гипотетическая, — тут же прозвучало с другого угла. — Гибель как гибель.

Второй скелет тоже говорил! Размахнувшись, я треснул первого указкой по черепу. Скелет слетел с петель, и кости рассыпались по полу, как я — в комплиментах перед Аннет.

— Прекрати так поступать, — скрипнула снизу челюсть обвалившегося скелета.

— Тебе тоже дать анальгину? — сказал я второму скелету и двинулся к нему.

— Не надо. Пожалуйста, — жалобно захныкал скелет.

— Это почему еще?

— Потому что больно. Увечья.

Я остановился. Увечья — это да. Папа учил: разговор — способ решения любой проблемы. Даже если поговорить не с кем — поговори с ситуацией. Или придумай собеседника. Даже врага. Слова все решают… А указки — нет.

— Вы кто? — мпросил я.

Челюсти первого скелета скрипнули:

— Обычно я не даю справок. Но в этот раз отвечу: я — Маэстро альтернатив.

— Я не даю справок и не назову тебе свое имя, — добавил второй скелет.

— Что значит «маэстро альтернатив»?

— Это значит, что я знаком со всеми альтернативами, которые происходят со всеми альтернативами во всех альтернативах.

— Я не расскажу тебе, что это значит, — подхватил второй, более нахальный, скелет.

— Моя природа — игра, — сказал первый. — В какой-то альтернативе я тебе отвечаю.

— А в какой-то — нет, — добавил второй.

Я зарычал и воскликнул:

— А давайте только один будет говорить?

— Нет.

— Да.

Так разговаривать невозможно. Я сел на парту, поболтал ногами и сделал три глубоких вдоха.

— Что вам надо? — Наконец спросил я.

— Когда с нами кто-то встречается, это значит одно: ему грозит ужасающая альтернатива. Допустить ее мы не смеем. Хотим помочь.

Скелеты пришли в движение. Кости первого стали пересобираться, как лего; второй шагнул с подставки и дергаными движениями двинулся в мою сторону. Скелеты тарахтели и преображались. На костях вырастала шерсть. На черепе вытягивались мохнатые уши.

И вот — скелеты перестали быть скелетами. На меня смотрели два потешных зверька размером с кролика: бордовый и зеленый, один с длинным носом, другой — с коротким.

— Я — Маэстро альтернатив! — сказал Бордовый. — Я живу в тех вариантах событий, которые могли бы случиться, но не случились.

— Я — Маэстро альтернатив, — сказал Зеленый. — Я — повелитель сослагательного наклонения!

— Люди думают: что было бы, если бы я выбрал это, а не то? Так вот: я единственный, кто знает, — сказал Бордовый.

— Например: ты хотел бы купить яблоко, но пожалел денег и украл его. И теперь ты вор, — сказал Зеленый.

— А я видел твою жизнь, когда ты яблоко не крал, и вместо вора стал успешным таксистом, — сказал Бордовый.

— Но мелкие события меня не интересуют. Я предотвращаю те, из-за которых история идет по пути страдания, — сказал Зеленый.

— Или боли, — вставил Бордовый.

— Или смерти, — подытожил Зеленый.

Зверьки уставились на меня, ожидая ответа. Я попытался переварить услышанное и задал самый тупой из возможных вопросов:

— И кто у вас главный?

— Нас не два.

— Мы — один.

— Я — Маэстро альтернатив.

И вместе, указывая друг на друга:

— А это — моя альтернатива!

— Получается, вы знаете, что могло бы произойти с любым человеком, если бы он принимал не те решения, которые принял на самом деле. Я прав? И делаете все, чтобы его не случилось.

— Вероятно, да.

— Почему тогда вы допустили Вторую мировую войну?

Бордовый опустил мордаху, а Зеленый наоборот — гордо ее поднял.

— Это был тяжкий выбор. Но, поверь, альтернатива тоже открывалась не сахарная.

— Самая неприятная альтернатива.

— Мы не предотвращаем события. Мы стараемся это сделать. Зависит от множества факторов.

Они замолчали.

— Эта тема мне не нравится, — осторожно сказал Зеленый. Бордовый добавил:

— Лучше слушай: тебя бы могли звать Пуан.

— Что?!

— А в какой-то альтернативе ты — бородач.

— В семнадцать лет?

— Да.

— А есть альтернатива, в которой моя девушка — Аннет?

— Справок не даю.

— Но вы же только что…

— По своей инициативе говорю всякое, но не по чужой.

— Ладно.

Бордовый посмотрел на доску и снова на меня.

— Гибель страны Орвандия перестает быть альтернативой, — произнес он мурлычущим тоном. — Она становится твоей реальностью.

— С другими странами такое бывало, — добавил его приятель. — Мы их помним, а ты — нет. Шунта — зеленое государство, полное заповедников. Линтия — богатое музыкальными талантами. Виналина, Конди, Сантея. Мы потеряли множество стран. Они исчезли из вашей альтернативы.

— Но Орвандия — пока нет.

Я спросил:

— Что уничтожило эти страны?

— Разное. Не ищи в этом системы. Такова жизнь. И не грусти. Есть страны, которые мы спасли. Мексика, Германия, Украина, Новая Зеландия, обе Кореи.

— И что угрожает Орвандии?

— Не даю справок.

— Тогда за каким хреном я здесь?!

— Справок не даю, поскольку ответа на твой вопрос не знаю. — Зеленый перепрыгнул с парты на парту и пожал пушистыми плечами.

— Я поместил тебя в причудливый мир без Орвандии, чтобы ты почувствовал, как там плохо, — наставительно произнес Бордовый. — И мы знаем, что ты играешь в этой истории главную роль.

Зеленый добавил:

— Но я рискую. Потому что ты можешь быть как спасителем Орвандии, так и ее причиной ее гибели.

— Что?!

— Уничтожение Орвандии может идти по одному из нескольких сценариев. В один вписан ты.

— А в другие?

— Справок не даю.

А Бордовый дал:

— А в другие — один из вас.

Тут я совсем ничего не понял.

— Один из нас? В смысле?

Бордовый ответил:

— Ты не один пришел в комнату.

— О, нет, нет, ты вовсе не один, — сказал Зеленый.

— Вы ошибаетесь. Со мной никого нет.

— Можешь считать и так.

— Но я считаю иначе.

Я медленно повернул голову туда-сюда. Развернулся. Никого. Ражд — вспомнил я. Лунатизм. Момент, когда Тень охватывает тебя и управляет твоими действиями…

Мне поплохело повторно.

И еще раз.

И еще.

* * *

И еще раз.

Маэстро альтернатив в обоих своих воплощениях пялился на меня круглыми глазами. Мы проговорили добрых полтора часа. На самые существенные вопросы бордово-зеленые существа отвечали “справок не даю”. Ни про тетрадь с гоблинами-корфами, ни про мое чудесное выступление на уроке истории узнать ничего не удалось. Я предположил, что гибель Орвандии связана с моим лунатизмом, но и на это не получил ответа. Единственная тема, которую охотно поддерживали зверьки, — их собственное ремесло. Про теорию альтернатив они рассуждали подолгу.

— Дайте я подытожу. Вы знаете, как могут развиться те или иные события. И вдруг получили информацию, что Орвандия может прекратить существование. И что какую-то роль в этом играю я. Но какую — не знаете.

— Хочешь узнать, кто виноват в гибели Орвандии? — осторожно спросил Зеленый. — Узнай. Но не у меня. Почему? Потому что я не даю справок.

— Справок я не даю, — так же осторожно добавил Бордовый и запрыгнул на учительский стол. — Но ты должен кое-что сделать.

О! Единственный неожиданный поворот в нашем разговоре.

— Начни с учителя истории. Спроси о гибели Орвандии.

— У Валентина Павловича?

— Или сходи в Башню печали. Там тебя будет ждать сюрприз.

— Или не ходи в Башню печали. Там тебя может ждать смерть.

Зверьки вмиг испарились, не успел я крикнуть: “А домой-то мне как вернуться?”. В дверь забарабанили сотни кулаков, и действовать нужно было быстро, как в шахматном блице. Я последовал пробудившемуся наитию, подбежал к одной из парт и вытащил из ее ящика Тетрадь.

Я абсолютно точно знал, что найду ее здесь. Дверь распахнулась. В класс ломанулась армия. Я открыл Тетрадь на странице Р’сах’ал’а — корфа-навигатора с длинными пальцами и устройствами на ремне, напоминающими компасы, и обнаружил там карту — небрежно набросанный план кабинета биологии. А на нем — короткие стрелки.

Не дожидаясь, пока меня изобьют лже-одноклассники, я проследовал по стрелкам, распахнул окно и прыгнул. Приземлившись на мокрую траву, я почувствовал запах росы и, кажется, солнца. Любимого орвандского солнца.