Цеховик. Книга 15. Надо – значит надо!

Дмитрий Ромов (2024)

Пришло время задать нужный вектор и решить вопросы развития окончательно и бесповоротно. Да вот только ситуация, как всегда, пытается вырваться из-под контроля. Византийские интриги сильных мира сего, непростой характер генсека, неожиданные армейские будни и месть криминальных авторитетов — всё это придётся преодолеть, выдержать или предотвратить, чтобы достичь поставленной цели. Егор Брагин сможет!

6. В грудину и точка

Нарушитель смотрит на меня, а я смотрю на него. Наконец, он дёргается, отскакивает в сторону и мотает головой. Пёс, неодобрительно гавкнув, тоже отскакивает, но в противоположную сторону. А нарушитель, не обращая на него внимания, низко опускает голову и щиплет сухую траву, лениво шлёпая по боку хвостом.

Телёнок, ёлки-палки.

— Ну что, Брагин, поймал нарушителя? — усмехается собаковод.

— А ты? — киваю я.

— Этот у нас злостный. Кличка Дурень. Всё его к монголам тянет. Думает, что заграничные тёлочки лучше наших.

Пробежав сквозь заросли мы оказываемся на противоположной стороне этого лесочка.

— Что же, твой Джульбарс не мог сказать, что обойти можно? — усмехаюсь я.

— А мы с Рексом не ищем лёгких путей. Это Рекс, кстати. Рекс, познакомься с фазанчиком.

Подтягиваются остальные участники группы. Они, в отличие от нас, сквозь заросли не ломятся, а спокойно обходят вокруг. Все ржут.

— Ну вот, Брагин. Теперь ты настоящий пограничник, — смеётся старлей. — Поймал своего первого нарушителя.

— А нельзя ему свободу ограничить, раз он рецидивист? — спрашиваю я.

— Ну, давай отведи в деревню. Тут всего-то километров шесть-семь.

Вскоре после этого случая я иду в свой первый дозор.

— Приказываю выступить на охрану Государственной Границы Союза Советских Социалистических Республик! — чеканит Белоконь. — Вид наряда Дозор по проверке основного рубежа участков с пятого по седьмой. Задача: не допустить нарушения Государственной границы СССР!

Маршрут, фланги, порядок и время движения, связь, места вероятного нарушения, сигналы оповещения и всё в таком духе.

— В случае обнаружения признаков нарушения, доложить Дежурному по пограничной заставе и принять все меры для преследования и задержания нарушителя Государственной границы СССР! Вопросы!

— Вопросов нет, приказ ясен! Есть выступить на охрану Государственной Границы Союза Советских Социалистический Республик!

В группах по три и по пять человек я несу службу и охраняю рубежи нашей необъятной Родины. Бегаю, плаваю на лодке и даже начинаю понемногу осваивать верховую езду. Несколько раз оказываюсь на ОКПП «Наушки», там, где проверяют пассажирские и товарные поезда таможенники и наш брат погранец. Правда, я там бываю не в рамках службы.

Как-то старлей берёт меня на рыбалку в мой выходной и спасает от хозработ, потому что выходной на нашей заставе означает всего лишь смену вида деятельности. Лучший отдых, по словам старшины. Мы едем на служебной машине в сторону станции «Дозорный» и там неподалёку, в одном из притоков Селенги ловим рыбу.

По обещаниям лейтёхи тут отлично берёт щука, но нам достаётся лишь пара хилых окуней. Впрочем, главное-то не это. Главное — смогу ли я достать фирменные джинсы ко дню рождения его законной супруги и если смогу, то какие именно. Я, разумеется, много чего могу и, конечно, обещаю. Да ещё и по госцене. Я бы и вообще денег с него не брал, да он, боюсь не согласится.

Вот после этой рыбалки я и оказываюсь на таможне в Наушках. Мы едем за его женой, которая, как выяснилось, работает именно там. Устроилась уже после приезда на заставу. Каждый день мотается в Наушки. Ну, собственно, расстояние небольшое, машины на заставе имеются, водителей хватает, и выезды то в отряд, то в Наушки происходят почти каждый день. Так что проблем нет. Правда иногда не бывает оказии, и тогда старлею приходится просить машину у Белоконя и ехать за женой самому или отправлять кого-то из свободных бойцов.

Хорошенькая, кстати, девчушка, жена лейтёхина. Светленькая, с милым личиком, стройная и с весьма впечатляющими выпуклостями. Зовут её Слава, вернее, Станислава, и имя это не сходит с уст личного состава погранзаставы. Что там Афродита, вот Слава Козловская — настоящая богиня красоты. И любви наверняка тоже.

И при этой своей популярности у обделённого женским вниманием служилого люда она оказывается напрочь лишённой стервозности и высокомерия. Добрая, отзывчивая барышня с открытой улыбкой и большими серыми глазами. Более того, она немного наивна и простодушна, за что ей постоянно достаются подколки и как бы шуточки со стороны сослуживцев-таможенников.

Правда об этом я узнаю только через какое-то время, когда старлей отправляет меня одного за своей супружницей. Мне эти поручения нравятся, поскольку дают некоторую свободу. В Наушках есть магазин и почта с переговорным пунктом. Особенно радует почта, так как с неё можно звонить Наташке. Правда, пока только один раз с ней поговорил, когда Слава была не против подождать.

А что касается «приколов» коллег, особенно изгаляется инспектор таможенной службы третьего ранга Борис Коряков, по прозвищу Анус. Прозвище удивительно хорошо подходит к его круглой одутловатой роже и небольшому круглому же ротовому отверстию. Он носит петлицы с большими, похожими на майорские, звёздочками и имеет скверный характер.

У Славы, в отличие от него, лишь по одной маленькой звёздочке на петлицах и контролёром таможенной службы третьего ранга, что соответствует, насколько я понимаю, званию младшего лейтенанта. И, соответственно, она находится в подчинении у Ануса. В общем, ей не позавидуешь.

Оба раза, что я приезжал за ней один, мне приходилось ждать, пока она закончит оформление бумаг. Оба раза она, добрая душа, усаживала меня пить чай, и оба раза приходил Анус.

— Так! — заявил он, войдя в кабинет и ухмыляясь, когда я приехал в первый раз, — Вот он я. Твоя первая мечта исполнилась. Остальные исполню без свидетелей…

Это он ей сказал, а потом заметил меня. Просканировал своими поросячьими глазками и чуть вытянул губы. Пипец, красавчик.

— А это кто такой? Ты агроном что ли?

— Нет, вы ошиблись, — ответил я.

— Ну а чё ты на чужие дыни смотришь тогда? Урожай не тебе снимать.

Ему показалось это смешным и он осклабился.

— Это за мной, — смущаясь пояснила Слава.

— За тобой? Ты сначала скажи своим дыням, чтоб мне в глаза не смотрели.

— Ну, Борис Игнатович! Опять вы с шуточками…

— И вот что, ты знаешь, что полную хрень в отчёте написала? Слыхала выражение, что начальник отодрал? Так, я тебя, наверное, тоже драть начну за каждую халтуру! Только не розгами, а кожаной дубинкой. Внутренний массаж называется!

— Какую халтуру?

— Иди, солдат, внизу подожди я пока с тётенькой позанимаюсь. Тебе на такое смотреть нельзя. Перевозбудишься.

И всё вот в таком духе. Мудак натуральный.

— Слава, — сказал я ей, когда мы возвращались на заставу. — Вы меня, конечно простите, что не в своё дело лезу, но почему бы вам не рассказать мужу о своём начальнике и о том, что он позволяет себе при вас говорить?

— Что ты, Егор! Рома же его прибьёт! И сам пострадает. Зачем мне это? Ещё какой-нибудь выговор ему дадут.

— Выговор? Серьёзно?

— Да, запросто влепят. Тем более, начальник мой человек безобидный. Он только на первый взгляд неприятный, а так, вполне себе обычный весельчак.

— Ну, давайте, я ему всё объясню, если не хотите Романа Ильича посвящать в эти дела.

— Прекрати! — сердито ответила она…

Я прекратил, но осадочек остался, конечно…

В общем, служба идёт гладко за исключением небольшого напряжения с Белоконем.

— Брагин, стоять! — командует он, замечая меня перед казармой. — Это что за человек перед воротами?

— Родственник, товарищ майор.

— Родственник? — чуть наклоняет он голову. — Кто он тебе?

— Брат двоюродный, — пожимаю я плечами.

— А почему он каждый день сюда приходит?

— Он уедет уже скоро. Ну, приносит какие-то вещи необходимые. Недавно вот нитки закончились, так он в тот же день принёс.

— Какие нитки! Ты чё мне мозги канифолишь? Коньяк он притащил?

Блин, начинаются неудобные вопросы.

— Не сметь пи**еть!

— Так точно, — неохотно признаю я.

Врать внаглую не слишком хорошая идея. Майор прожигает меня взглядом.

— Ну не для личного же состава, — говорю я. — И не ради каких-то поблажек. Чисто от сердца. Что плохого? Коньяк отличный, между прочим. А что он от меня, никто и не знает. На состоянии боевой готовности это никак не отражается. Офицеры в любом случае найдут, где купить. А тут…

— Больше чтобы ничего подобного не было! Ясно?

Блин, как ясно-то? Я уже заказ получил и отправил распоряжения в Москву. И старшина, и старлей, и старший техник — все заказали. И на Белоконя тоже три бутылки велено посчитано.

— Я спрашиваю, ясно тебе?! — рычит начальник заставы.

От ответа меня избавляет подбегающий часовой.

— Товарищ майор, разрешите обратиться!

— Чего тебе, Дубинин?

— Там фельдфебель.

— Кто-кто? — щурится Белоконь. — Какой ещё фельдфебель? Ты с вышки что ли упал?

— Говорит, у него отправление. Ну… типа, как пакет… Предписание.

— Фельдъегерь что ли?

— Так точно, да, — подтверждает Дубинин.

— Ну, так пропусти! Документы проверь.

— Проверили уже, товарищ майор.

— Ну, давай, мухой. Сплошные чудеса. В общем, Брагин, заканчивай со своими подарками, ты понял? Нечего мне тут дисциплину разлагать. Я тебя спрашиваю, ты меня понял? В следующий раз разговор будет не таким приятным. В грудину и точка.

— Да разговор и сейчас не сказать чтобы очень…

— Товарищ майор, старший лейтенант внутренней службы Косягин прибыл для передачи отправления лично в руки.

Начальник заставы осматривает молодого фельдъегеря с ног до головы.

— Ну давай, Косягин, передавай, раз прибыл. Откуда отправление твоё?

— Виноват, товарищ майор, отправление лично в руки.

— И что мне сделать? — злится Белоконь. — Станцевать что ли?

— Виноват, отправление для рядового Брагина.

— Чего?

— Для рядового Брагина Е. А.

Лицо майора вытягивается. Он выражает крайнюю степень недоумения. Медленно поворачивает голову и как-то даже набок её наклонят. И внимательно так, изучающе, на меня смотрит.

— Это я, товарищ старший лейтенант.

Я достаю из кармана военный билет и протягиваю фельдъегерю.

Он сверяет данные, просит расписаться и убывает. А Белоконь всё смотрит и смотрит.

— Брагин, — наконец говорит он. — Может, ты выживший внук царя Николашки? Ты кто такой, что тебе лично фельдъегеря пакеты доставляют?

— Да, у меня жена на практике в какой-то конторе солидной, вот и прикалывается… Ну, шутит, то есть.

— В конторе? — кивает несколько раз начальник заставы. — Правда? Тут написано ЦК КПСС, общий отдел, лично в руки и совершенно секретно.

— Так все бумажки через них проходят, — пожимаю я плечами.

— Ну, бл*дь мне на заставе только Штирлицев не хватало, — качает он головой. — И комиссаров.

— Товарищ майор, а можно вы его сейчас возьмёте и у себя подержите, а я потом прочитаю, чуть позже? Ну, чтобы шумихи излишней не было. Зачем, чтобы…

— Хер там, боец, — резко отвечает он. — Свой навоз сам разгребай.

Он поворачивается и уходит. Я собственно, тоже ухожу. Иду за казарму и, вскрыв конверт из толстой бумаги, извлекаю несколько листов с отпечатанным на машинке текстом. На первой странице стоит красный штампик «Совершенно секретно». Начинаю читать.

«СУСЛОВ М. А. Ещё раз обращаю ваше внимание, товарищи, на вопиющий факт всплеска бандитизма в Ленинграде. В колыбели Великой Октябрьской социалистической революции происходят события, подобные тем, что мы не так давно уже обсуждали. Тогда Тбилиси, сегодня Ленинград. А что завтра? Москва и все остальные города Советского Союза? Мне кажется, в первую очередь это говорит об уровне руководства областью и Министерством внутренних дел. Не тот ли это рубеж, за которым встаёт тень анархии, пытающейся подорвать наши устои, наши традиции и коммунистические идеалы?

БРЕЖНЕВ Л. И. Вы, Михаил Андреевич, не сгущайте. Нужно хорошо во всём разобраться. Прежде всего разобраться, я подчёркиваю, товарищи. Нет ли здесь провокации. Нет, я не говорю, что обязательно было. Если товарищи считают, то я не защищаю, я присоединюсь. Но, повторяю, нужно очень внимательно изучить вопрос, прежде чем выносить.

СУСЛОВ М. А. Конечно, Леонид Ильич, мы ведь этого и хотим. Пожалуйста, Юрий Владимирович.

АНДРОПОВ Ю. В. У меня здесь, товарищи, докладная записка исполняющего обязанности председателя КГБ товарища Злобина на имя политбюро. В ней говорится, что митинг в поддержку польской «Солидарности», прошедший в Ленинграде, носит черты спланированной провокации с целью скомпрометировать и очернить Советский Союз в глазах всего мира. Об этом факте говорит то, что корреспонденты иностранных компаний оказались в нужное время и в нужном месте. К чести комитета госбезопасности стоит сказать, что им удалось вовремя среагировать и не допустить проведения митинга. Его организаторы были оперативно доставлены в соответствующие органы, но волна в так называемой свободной прессе, разумеется, поднялась. Всё это вызывает тревогу и заставляет задуматься. Как произошло, что Ленинград стал оплотом для антисоветских элементов? Почему именно в этом городе уже не в первый раз происходят события, которые отбрасывают…»

Дальше идут подобные выступления и речи. Я просматриваю наискосок все эти реплики и возгласы, полные негодования и проявления справедливого гнева. Так… так… так.. Ага, вот…

«СУСЛОВ М. А. Есть предложение, учитывая выдающиеся заслуги товарища Романова, на первый раз ограничиться предупреждением, но обязать его провести тщательнейшую проверку и принять неотложные меры. Нас по-прежнему волнуют вопросы, как такое стало возможным и почему партийные органы буквально встали перед фактом проявления высших форм антисоветских действий. Также предлагается потребовать от министра внутренних дел товарища Щёлокова провести максимально детальное расследование. Самому же товарищу Щёлокову объявить строгий выговор и вынести рассмотрение его личного дела на ближайшее…»

Отстоять своего любимчика Романова деда Лёня отстоял, но ни о каком выдвижении уже речи быть не может. Ну, я и не сомневался, что опытные партийцы и аппаратчики сделают всё чётко и точно. Надо попытаться позвонить Пашке, узнать, как там всё прошло. Белоконь меня на переговорный пункт не отпустит, тут и к бабке не ходи… Значит, нужно съездить за Славой и уболтать её заехать на почту.

На обратной стороне последнего листа от руки написано: «По прочтении сжечь». Рядом с надписью стоит красный штампик «Совершенно секретно», такой же, как на первой странице. И есть ещё одна надпись, сделанная карандашом: «Завтра будем утверждать нового зав. отд. по науке». Против М. никто не возражает.

Я иду в курилку, прошу спички и сжигаю письмо и конверт. Парни смотрят с любопытством.

— От жены, — поясняю я. — Всегда письма сжигаю.

— А чё?

— Привычка подпольщика.

— Она на машинке что ли пишет?

— И с печатями, — усмехаюсь я. — Начальница.

— Подкаблучник, — ржут пацаны.

Перед разводом меня вызывает замполит.

— Брагин, что за письмо?

— Какое письмо, товарищ капитан?

— Ты из меня дурака-то не делай! Ясно тебе?

На вопрос про дурака лучше не отвечать.

— Где, я тебя спрашиваю!

— Сжёг, товарищ капитан.

— Да я тебя! Как ты посмел-то! Это же… От кого письмо? Отвечай!

— Это из ЦК, касательно моей работы в «Факеле». Вам единственному сообщаю, потому что вы коллега по политической работе. Прошу больше ни с кем этот вопрос не обсуждать!

— Что-о-о?! — пытается немножко быковать он.

— Товарищ капитан, вам известна формулировка «по прочтении сжечь»?

Он осекается и хлопает глазами.

— Я являюсь комсоргом крупной военизированной организации. Вы же знаете, что это значит?

— Ну…

— Спасибо за понимание, товарищ капитан. Могу я рассчитывать на поддержку с вашей стороны?

— Э-э-э, — тянет он.

— Отлично, спасибо большое. Но, как бы то ни было, я остаюсь в полном вашем распоряжении и к среде готовлю политинформацию.

— А вот это правильно! — обретает он почву под ногами. — Молодец!

— Разрешите идти?

— Иди…

— Товарищ капитан, не распространяйтесь, пожалуйста, насчёт пакета. К тому же у нас здесь охрана рубежей Родины на первом месте, а всё остальное подождёт.

Он молча кивает.

Через пару дней на построении я готовлюсь получить приказ выдвигаться в дозор. Но ежевечерний ритуал вдруг прерывается. К майору подбегает дежурный и сообщает, что того требует к телефону начальник погранотряда. Белоконь недовольно приказывает нам ждать, а сам уходит в пункт связи.

Лейтёха уехал в Наушки и не успел к семи, поэтому мы просто остаёмся стоять на плацу. Майор отсутствует довольно долго. Наконец приходит злой, как собака, в руках держит план-график на сутки.

— Мансуров! — выкрикивает он.

— Я!

— Идёшь в дозор вместо Брагина!

— Так я же завтра должен, товарищ майор… А сегодня у меня…

— Отставить разговоры! — зло обрубает Белоконь. — Брагин завтра вместо тебя пойдёт.

— Но у меня тогда не сойдётся…

— Отставить, я сказал! Всё у тебя сойдётся! Я не слышу!

— Есть сегодня в дозор, — недовольно подчиняется Мансуров и бросает на меня не самый добрый взгляд.

Но я-то ни сном, ни духом. Я только руками развожу. На территорию въезжает «уазик». Из него выходит старлей и Слава в таможенной шинели. По строю пробегает шепоток.

— Старший лейтенант Козловский, ко мне! — командует Белоконь.

Лейтёха подбегает, чеканит шаг, строевик, блин.

— Товарищ майор, старший лейтенант Козловский по вашему приказанию прибыл!

— Заступай за меня. Я в отряд поехал. Брагин, за мной!

Мы подходим к «буханке», на которой приехал старлей.

— Садись за руль, — бросает майор.

Я забираюсь за «баранку» и завожу мотор. Мы выезжаем из ворот и едем по укатанной грунтовой дороге. Скоро пойдут дожди и дороги развезёт, наверное. Тогда каждый выезд будет, как приключение…

— Останавливай, — командует Белоконь.

Я останавливаю машину.

— Выходи.

— Зачем, товарищ майор?

— Выходи, я сказал!

Я выхожу.

— Смирно! — командует он и отводит правое плечо назад, сжимая кулак.

— Товарищ майор!

— Смирно, я сказал! — рычит он и рука со сжатым кулаком выстреливает, как пружина…