Невская русалка

Дмитрий Чудсков

Молодой поэт попадает в круговерть событий, предшествующих концу света 2012 года. Люди, животные, инопланетяне, ожившие изваяния и представители низшего астрала – вот персонажи стихотворной фантасмагории. Ну, и куда же без любви?!Куда мчится этот «мир, закусивший удила», не разболталась ли вконец наша старенькая земная ось?

Глава 3.

Разговор на Луне

Проспав почти что до полудня,

За уйму неотложных дел

Я взялся, да не преуспел

В занятьях будничных и нудных.

Но главное, что я хотел,

Суметь ещё до полнолунья

Извлечь и привести в порядок

Подарок тестя моего

(Я за глаза уже его

Так называл). Мужик что надо,

Дочь обожал, но мне легко

Ответил: «Да». Вручил подарок.

С чердака, где пыль и свалка,

Его достал, из-за поленьев.

А было это в их «именье»,

Как назвала его русалка.

Их дача в псковском направлении,

Где нет дорог, где транспорт жалко,

Где Русь раскинулась за КАД,

Поля без бороны и плуга.

Грустит земля, где город Луга,

«Воспетый» двести лет назад.

В окне распутица и скука,

Да избы брошены стоят.

А нам-то что, мы здесь на даче

В деревне Малые Зевотки

В беседке с тестем, выпив водки,

Разогревали не иначе,

Как шишкой, самовар. На сковородке

Грибы шкварчали. Тесть мой начал:

«Никита, раз уж ты поэт

(Свезло мне очень, право слово),

Не скажешь: «Проку никакого,

Старик, в твоём подарке нет,

Не ровня он устройствам новым».

И тащит с чердака предмет,

Укрытый стареньким плащом.

Стянул покров, подносит ближе,

Машинку пишущую вижу.

Я был подарком восхищён.

Жаль, механизм неподвижен.

Сергей Михайлович польщён:

«Пускай не первый Remington,

Но пыли слой, куда уж толще.

Мы керосином прополощем.

Никита, это пыль времён».

Тут в разговор вмешалась тёща.

Ей не понравилось, что в дом

Приносят грязь. «Нет, ты скажи:

Зачем со всякой ахинеей

Пристал к Никите?! Он не смеет

Прервать. И с водкой… тормози».

Тесть пробурчал: «Потом сумеем…

Поговорить… Всё… уноси».

И я увёз. Теперь достал

И, будто бы с больным целитель,

Возился с ней. И растворитель,

И керосин вглубь проникал.

Я ликовал, как победитель,

Когда задвигался металл,

Освобождавшийся от пут.

Сперва так робко, еле-еле,

Но после смазки осмелели,

Задвигались. Ах, как снуют!

Как молоточки полетели,

Где сверху надпись: «Underwood».

Знать, я успел до полнолунья,

Я отворил Луне окно,

Луна — фонарь, вокруг — темно,

Мне обещает ночь-колдунья

Необычайное кино.

Или обманывает лгунья?

Пока не вижу ничего.

Луна в окне, окно на месте,

На нём машинка (ей лет двести).

Соврал, но минимально сто.

Поэт заждался. Ждёт известий.

Русалка завтра — от него.

Иль недостаточно мистично?

Надеть, быть может, чёрный плащ?

Пустое, глаз как ни таращь,

На небе всё вполне обычно,

Дымок струится из-за чащ

И всё банально романтично.

Опробуем машинку всё же.

А ну, про звёзды и дымок

Сооружу-ка пару строк.

Коснулся клавишей — и… Боже!

Луна близка, её песок

Едва не лезет мне в глаза,

И первых строчек полоса

Ложится с хрустом на листок.

Вот голубой, как бирюза,

Не низок, впрочем, не высок,

Легко, без дыма и огня

Садится чудный звездолёт,

Опоры выставив вразлёт,

Без суеты, лишь беготня

Подсветок. Он уже встаёт.

Вдруг с неба, словно головня

Горящая, летит стремглав,

Буравя космос, что комета,

Хвостом шипящая ракета.

Уже близка, но, реверс дав,

Затормозила. Что же это?

Кто свой показывает нрав?

Горизонтально прилунилась.

Дымы рассеялись, и вот —

Реальный чёрт. Ну, поворот!

Стекло кабины отворилось,

Копытами бренча, пилот

Стал на крыло, чуть закоптилась

Его одёжа, а лицом

Он от рожденья смугловатый.

Едва макушка лысовата,

Но волос вьющийся кольцом

Всё ж прикрывает виновато

Два рожка чуть седым венцом.

Спешил, почти перелетал

Туда, где первый НЛО.

Вдруг чёрный космос затрясло!

Не струсил чёрт, поди, он знал,

Кто так шагает тяжело,

Кого он в помощь призывал.

Кто, безвоздушие вдыхая,

Слоноподобных сорок ног

На проседающий песок

Поочерёдно опирает

И, будто сквозь открытый рот,

Из звездолёта выступает,

Луны поверхности коснулся.

То ль в чешую одет, иль в пене

Скрываются его колени.

Чёрт, поклонившись, изогнулся,

Но вздрогнул: новое явленье!

От удивленья встрепенулся:

Из корабля, да из-под пены,

Ватаги странные бегут —

Чудной инопланетный люд.

Одеты все как джентльмены —

В костюмы, ловко так снуют,

Бескостные. И, как сирены,

Визжат на языке своём,

Везде суются хоботками,

Таращат глаз под каждый камень.

Глаз ярким светится огнём.

Огромный глаз с двумя зрачками

Теперь на чёрта устремлён.

Досмотр, стало быть, окончен.

Глазастики остановились

И кучками распределились.

Копируя похоже очень

Жест чёрта, разом поклонились.

(Как люди ростом, между прочим.)

«Ну, здравствуй!» — хором говорят

На чистом русском, без акцента,

И, как врачи на пациента,

Так изучающее глядят.

Чёрт погрузился в суть момента.

Вдруг на себе почуял взгляд

Предводителя. Его я

Вам до конца не описал.

Пришелец тяжело дышал.

Сравнимый разве что с горою

Иль куполом вверх дном, лежал,

Покрытый снизу чешуёю,

А этой чешуи повыше

Был панцирь, и такой же глаз,

Как я описывал сейчас.

Чёрт ему: «Здравствуй!» — тот не слышит.

Чёрт повторил ещё пять раз.

«Здоров ли? Тяжело как дышит».

Один из тех, что в пиджаках,

Подходит, вынул хобот-рот:

«Землянин, есть у вас азот?

Тут пустотой дышать не ах».

«Азота нет, есть кислород».

«Пойдёт. А то я впопыхах

Не рассчитал совсем мал-малость».

«Ну ты даёшь! Везде бардак!

Пошли к ракете. В общем, так:

Баллонов семь ещё осталось.

Могу дать три. Взлетать-то как?»

«Спасибо, мне и не мечталось.

Мне б только мозги подпитать».

«Твой мозг питается отдельно?»

«А то! У нас придумано всё дельно».

«Уже я начал замечать.

Но, может, это запредельно,

Мне будет трудно понимать…»

Конец ознакомительного фрагмента.