Картофельный обряд

Дмитрий Шадрин

Обстоятельства вынуждают незадачливого скрипача обучиться игре на инструменте от Молоха. Перед тем как исполнить на таком инструменте одну мелодию для одного человека, нужно совершить картофельный обряд.

7

То ли сне, то ли наяву, но в любом случае ближе к полудню к Скорику явился оживленный подвыпивший Виталик и предложил в легкую подзаработать. Недоверчиво с неохотой Скорик спросил, что надо делать.

— Сосед поменял ванну. А старую не знает куда девать. А это я тебе скажу чистый чугун, — сказал Виталик. — Ну, так как?

— Что как? — сказал Скорик, который еще не совсем проснулся.

— Ты впрягаешься? — сказал Виталик.

Скорик пожал плечами. После посадки картофеля его до сих пор ломало. Особенно болела поясница. Кажется, он ее потянул.

— Ты такой же, как Палёный, — с досадой заметил Набока.

— Это почему это? — встревожился Скорик и, вспомнив страшную трещину на затылке Палёнова, машинально провел ладонью по своему затылку.

— Я ведь в начале ему предложил зашибить денежку, — признался Виталик. — Так он сказал, что у него голова болит. Ему, и правда, Аглая замотала голову бинтом. Теперь он похож на какого-то бедуина. Я ему говорю, надо всего лишь чугунину до пункта доволочь и будет чем голову полечить. А он в ответ какой-то бред бормочет.

— Какой бред? — насторожился Скорик.

— Что-то про урожай, про картошку: расти не плошай, пусть будет хороший урожай. И все в таком роде и ракурсе. Словно молится… Ты чего побледнел? Тоже голова болит что ли? — спросил Виталик, заглядывая Скорику в лицо. Скорик опять машинально провел рукой по затылку и отрицательно мотнул головой. — Ты больше Палёнова не бери картошку сажать, а то он совсем в сумрак уйдет.

Скорик что-то пробормотал, как будто оправдываясь…

…Дверь открыл хмурый приземистый большеголовый человек в очках, в светлой рубахе навыпуск, в светло-серых штанах. Это и был сосед Виталика. Из кухни выглянула полная круглолицая пугливая женщина и поспешно скрылась за стеной коридора.

— Забираю? — спросил Виталик, глядя на ванну, стоявшую в прихожей и перегораживавшую проход.

Поправив очки, Муругов что-то буркнул и кивнул.

Скорик и Набока кое-как вынесли ванну из квартиры и стали тяжело, чугунно спускаться по лестнице. Громко сопя, опустив голову и вытаращив глаза, побагровевший от натуги Скорик шел впереди, побледневший, полуобморочный Набока покачиваясь и часто моргая, пыхтел и отдувался сзади, схватившись руками за боковые кромки. Почти на каждой лестничной площадке Виталик, обливаясь потом, говорил: «Стоп машина!» Они опускали ванну и делали длинные передышки.

Когда они все-таки вынесли ванну из подъезда, Набока заявил, что он потянул спину. Пришлось Скорику одному впрягаться и корячиться. Ванна оглушительно заскрежетала об асфальт. Скорику показалось, что он тоже заскрежетал и стал таким же тяжелым, чугунным.

На скамейке у первого подъезда сидел Палёнов и смотрел в одну точку. Голова у него была перевязана широким серым эластичным бинтом. Палёнов медленно обернулся и уставил на Скорика мутные как картофельный самогон, безжизненные глаза. Затылок обожгло и сдавило. Скорик словно увидел призрака.

— Может, подсобишь? — мимоходом спросил развинченный, шарнирный Виталик.

Палёнов ничего не ответил и, отвернувшись, опять уставился на некую точку перед собой и в зарослях рябины.

— Больше не бери его на картошку, — Виталик покачал головой.

— Больше не буду, — сказал Скорик, старательно отводя глаза от Палёнова и как бы отгораживаясь от него скрежетом и лязгом.