Самый темный час

Дэйли Скай, 2023

3 года после начала пандемии, которая разделила мир на до и после: на иммунов, переболевших и критично зараженных. 2,5 года после смерти жены Аарона, пострадавшей от укуса зараженного. 1 год после незаслуженной казни брата Евы. 1 час с момента прибытия Инспектора и отрядов зачистки для поиска зараженных и проверки профпригодности населения. 1 минута после выявления первого критично зараженного – первого среди многих других. Чтобы выжить в изолированном городе и спасти людей, Еве придется объединиться с человеком, который приказал казнить ее брата, а Аарону – с той, которая ненавидит его и уже пыталась убить.

Глава 8. Аарон

Не думал, что меня настолько сильно накроет в обычном медкабинете.

Последний раз нечто подобное я испытывал полтора года назад: при въезде в город мы нарвались на ожесточенное сопротивление местных, и меня серьезно посекло осколками разорвавшейся мины. После той поездки у меня осталось много напоминаний на теле, в том числе и шрам на брови. А еще пришлось месяц провести в больнице, пока меня не отпустили домой. Фрэнк тогда почти круглые сутки дежурил у моей кровати, чтобы, проснувшись утром, я не устроил себе самовыписку. А такие порывы случались не раз.

Сейчас подобное вспоминается как-то… скептически.

Очень хочу забыть все это к чертовой матери — стереть эту боль и оставить только воспоминания о нас с Лорой до пандемии. Но, увы, это невозможно. Каждый раз, когда я оказываюсь в обстановке, напоминающей тот вечер, мой разум издевательски шепчет: «Эй, дружище, давно мы с тобой не вспоминали ту ситуацию до всех ее гребаных мельчайших деталей — пора».

Я первым вхожу в здание и сосредотачиваюсь на обстановке, возможной опасности и на том, как Мартин опять закатывает глаза, когда я торможу их с Нейтаном перед входом в офис.

Честно говоря, недовольство Евы любыми моими словами и поступками даже немного успокаивает. Есть в этом какое-то постоянство.

— Та самая станция, — сообщает Мартин, когда они с Нейтом, наконец, достают из чулана небольшой ящик и выставляют его на стол. — Я попробую оживить ее, но ей давно не пользовались. И все же, если получится, это поможет восстановить связь в пределах города и за ним. Главное… поймать нужную частоту.

Отлично.

Я не без интереса наблюдаю за тем, как Мартин щелкает рычажками и подключает станцию к питанию. Почему-то я уверен, что все заработает. Если это собрала Ева, то вряд ли хоть где-то или в чем-то ошиблась. Не то чтобы я хорошо знаю Мартин, чтобы не сомневаться в ее навыках, но интуиция ни разу меня не подводила.

Я называю нужные цифры — да, знаю, их придется заменить, но это уже дело десятое. Важно узнать, кто и где находится, в каком состоянии и что там у них вообще происходит.

Когда из динамиков раздается знакомый и, конечно же, недовольный голос Фрэнка, я выдыхаю с облегчением: жив, засранец. Я подхожу к станции и беру рацию.

— Фрэнк, это Аарон, как слышишь меня? Прием.

— Аарон? Сукин ты сын! Какого хрена ты сбежал? А, к черту.

Здравствуй, дорогая опека Фрэнка, я не скучал.

— Где ты? Ты в порядке? — вопрошает он.

Я пропускаю мимо ушей и его бурчание и говорю:

— Я тоже рад тебя слышать. Я в порядке. Сейчас нахожусь на местной радиостанции. Докладывай.

Из условно хороших новостей: удалось спасти немало гражданских, пусть и не без потерь (в том числе и с нашей стороны). Из плохих: сломалась вышка, и мы застряли здесь без связи.

— А что насчет Командования? — интересуется Фрэнк.

— Свяжусь с ними после этого разговора. Нам нужно время, чтобы встретиться с вами и вывезти выживших.

— Но есть проблема. С вышкой накрылось и управление границей. Мы не сможем выйти, пока это не исправят.

Прекрасно. Теперь мы еще и заперты в этом городе. Поездка становится все интереснее. Надо к чертовой матери менять туроператора.

Интересно, сможет ли Мартин восстановить связь?

Я поворачиваюсь и замечаю любопытный немой диалог между Евой и ее другом.

— Я не знаю, в каком состоянии вышка, но могу попробовать починить ее, — предлагает она. — Для этого мне, само собой надо оказаться там.

Я выхожу на связь с Фрэнком:

— У меня есть один специалист, может посмотреть вышку. Только сначала нам надо пересечься с вами. И, да, когда мы покинем радиостанцию, связь прервется.

— А нам не добраться до радиостанции — там толпы зараженных. — Майор Донован совсем не обнадеживает. — Но есть одна точка, более-менее близкая и к нам, и к тебе. Но она тебе не понравится.

Ну, нет. Тысячу раз нет.

Я не успеваю представить карту, но мгновенно понимаю, о чем идет речь.

— Да ты издеваешься.

— Знаю, — да, Фрэнк, лучше всех знаешь, — но это единственный подходящий вариант. Давай через час в приемном покое городского госпиталя.

Увы, но в данной ситуации мне не остается ничего, кроме как согласиться.

— Принято. — Я обреченно выдыхаю. Надеюсь, моего самообладания хватит на увлекательное путешествие по местной больнице.

Но впереди главный разговор, и от него будет зависеть, останется ли у нас шанс на выживание или Командование зарубит его на корню, списав и меня, и Фрэнка, и весь город.

Я называю Мартин другую частоту.

— Инспектор вызывает Командование. Как слышите? Прием.

Этот звонок и ожидание ответа неплохо так нервируют, но идентификацию я прохожу совершенно спокойно — лишь чувствую оживление со стороны Мартин, когда произношу свое полное имя.

Но подумать об этом не успеваю: в «эфир» врывается один из заместителей руководителя корпуса Инспекторов — по факту он и есть наш глава и ответственный за все спорные вопросы.

— Роуз, говорит полковник Гилмор. Доложи о миссии в Форт-Коллинсе.

Я отключаю мысли о прорыве на площади и о перемещении по городу, заводу и школе и говорю так, будто ничего этого не было.

— Все под контролем, сэр. Проверка пройдена. Но я…

В этот момент я стараюсь не обращать внимания, как меня сверлят взглядом, и тем более не смотрю на Мартин. Любое сомнение или заминка в моем голосе — и Гилмор отправит сюда подкрепление или зачистку.

–…инициировал протокол два точка четыреста пять. Необходимо проверить население на профпригодность. Учитывая последние показатели, необходимо во всем убедиться лично, прежде чем уезжать.

Я не думаю о том, что будет, если Командование узнает о моей лжи. И все же небольшой план у меня есть. В конце концов, я не изменяю своему правилу и просто разгребаю проблемы по мере их поступления. Другого выхода в данных обстоятельствах я все равно не вижу.

Гилмор ожидаемо молчит. Еще бы. Данный протокол не инициировался мной ни разу, но именно в отношении Форт-Коллинса он подходит идеально, поэтому весь мой монолог не должен вызвать подозрений.

— Ты уверен, что это необходимо, Роуз? Тебя ждут в другом городе.

— Уверен, сэр.

— Принято. По инициированному тобой протоколу у тебя двое суток на проверку, потом ты и твои люди обязаны отчитаться и покинуть город.

— Понял вас. Конец связи.

На линии вновь слышатся помехи, и я незаметно выдыхаю. Этот план чистой воды авантюра, но он сработал. Спасибо моей репутации, на которую я упорно работал два года и которая, скорее всего, будет втоптана в грязь. Но сейчас не об этом.

Я поворачиваюсь к Мартин и Нейту и не без удовольствия наблюдаю крайнее удивление на их лицах.

— У нас есть два дня? — спрашивает Ева.

Черт. Да только ради того, чтобы поразить Мартин, можно было все это затеять (не прорыв, конечно, а план с продлением проверки).

— Да, — отвечаю я.

Мартин пытается прожигать меня взглядом, но она сама все слышала: подвоха нет, я поставил на кон и работу, и свою дальнейшую жизнь — осталось не облажаться, а после не умереть где-нибудь в застенках допросных Гилмора.

А вот с Евой происходит что-то странное. Она отводит взгляд и не смотрит в мою сторону — вместо этого демонстрирует аптечку, рассматривая пол. Может, потеряла ко мне интерес, раз я выполнил свое обещание и ей больше не нужно так красноречиво коситься на свой дробовик?

На предложение обработать мои раны я реагирую как-то неоднозначно. Во-первых, это не вяжется с привычным отношением Мартин ко мне и вызывает вопросы. Во-вторых, я бы и сам прекрасно справился (так было бы лучше для моего душевного равновесия, которое и без того находится на грани). По-хорошему, мне стоило отказаться, но вместо «Нет, спасибо» я киваю.

«Ну, супер, мужик. Будешь сам потом разгребать возможные последствия», — говорит мне внутренний голос, но я его не слышу, потому что Мартин снимает куртку. Это происходит так же внезапно, как и предложение помощи, но я успеваю оценить черный топ и задерживаю взгляд на плечах, но отворачиваюсь быстрее, чем Ева заметит мое внимание.

Раз у нас тут образовался небольшой перерыв, я решаю снять пальто и хотя бы ненадолго избавиться от бронежилета. После падения через стеклянную перегородку спина до сих пор ноет от боли.

Я почти не слышу, о чем говорят Нейт и Ева — точнее, не прислушиваюсь (мне хватает мыслей о топе Мартин). Вместо этого изучаю офис радиостанции.

Здесь довольно уютно и спокойно. В двух кварталах отсюда бушует ад, но офис этих двоих ощущается неким своеобразным нетронутым убежищем. Оазис посреди апокалипсиса.

Я рассматриваю безделушки на столах, безошибочно определяю рабочее место Мартин и тут замечаю фотографию Евы и очень похожего на нее парня.

Если бы я что-нибудь жевал или пил, точно бы поперхнулся.

Я неотрывно смотрю на фото — может, показалось? Но… нет. Это он. Я плохо запомнил его имя, но лицо…

Лицо этого парня надолго отпечаталось в моей памяти.

Я перевожу ошарашенный взгляд на профиль Евы.

Лиам Мартин.

Так вот почему это имя показалось мне знакомым.

Опять смотрю на фотографию, на Еву, и меня начинает мутить от полного осознания ситуации.

Стараясь не привлекать внимание, я иду в туалет, закрываю дверь, включаю холодную воду и, опираясь на раковину, смотрю в зеркало на свое потрепанное отражение.

Лиам Мартин…

Город был другой. На названия, как и на имена, память у меня ни к черту, но площадь точно выглядела иначе.

Сбор людей, стандартная проверка — ничего особенного, ни мин, ни сопротивления местных. Это была моя первая миссия после выписки из госпиталя. Помню, как был рад вырваться из стен моей квартиры, где я заканчивал лечение. Мне она на тот момент порядком надоела.

Последний ряд — как и всегда, там меня ждал очередной «сюрприз». Лиам, к слову, не выглядел подозрительно. Но его заражение я почувствовал, стоя напротив его соседа по ряду. Я знал заранее, что все закончится выстрелом. Но одна строчка в досье поставила меня в тупик: «Иммун».

Это казалось невозможным. Иммун не мог заразиться, тем более настолько сильно. Но все указывало именно на это — как и почерневшая радужка и сосуды глаз. В другой ситуации я бы приказал задержать его и отправить на обследование. Но мы бы Лиама и до лаборатории не довезли, он мог обратиться с минуты на минуту, что привело бы к прорыву зараженных. Тогда я принял, как мне казалось, единственное верное решение.

Я медленно выдыхаю, опускаю взгляд на льющуюся воду и подставляю под нее руки.

Спустя пару минут я вспоминаю и саму Еву: как она прибежала на площадь после выстрела. Мартин тогда выглядела иначе: прическа была другая и, кажется, волосы темнее. Но я очень хорошо помню ее крик, который задел и мою собственную боль. А еще помню, как ее, потерянную и разбитую, уводили под руки к медицинской палатке.

Черт возьми.

Мог ли иммун на самом деле заболеть и дойти до критичной стадии заражения?

Я долго сомневался в своем решении и общался со специалистами из исследовательского центра. Но они разводили руками и сыпали непонятными терминами и условными вероятностями, а в итоге и вовсе сошлись на версии, что в случае Лиама Мартина произошла ошибка, и его иммунитет оказался временным. А Фрэнк повторял, что «любая система не идеальна в самом начале» — даже процесс выявления иммунов. И хотя вопрос поставили на контроль, это был единственный подобный случай, поэтому лицо Лиама Мартина и сейчас до деталей предстает перед моими глазами.

Боже, Ева, мне… очень жаль.

Я задумчиво вожу пальцами по холодной воде. И как мне теперь смотреть в глаза Мартин? Зато ее отношение ко мне понятно с любого ракурса. Все произошедшее, от нападения во время проверки до драки в холодильнике и постоянного гнева и недовольства в мою сторону, как пазл, складывается в единую картину: я приказал убить ее брата.

Я подставляю под воду обе ладони, будто пытаюсь смыть с них несуществующую кровь, закрываю кран и вытираю руки бумажным полотенцем, которое машинально, но совершенно точно отправляю в мусорное ведро.

Что ж, для начала попробую хотя бы выйти. Не хотелось бы оказаться целью спецоперации «Выкури Инспектора из туалета».

Когда я возвращаюсь, Мартин заканчивает обработку Нейта.

— Теперь ты, — говорит Ева.

Я получаю возможность оценить ее топ и спереди, но сейчас мои мысли заняты совсем другим. Я никак не могу оторвать взгляд от Мартин, и в голове звучит ее крик: «Убийца!»

— И не смотри так на меня, — фыркает она, — я до твоего лица только со стула дотянусь.

Я присаживаюсь на край стола, где минуту назад сидел Нейтан.

Ева берет ватный диск, я замираю и на всякий случай обхватываю пальцами столешницу.

Сложно сказать, насколько Мартин некомфортно в этот момент, стоя рядом со мной на таком незаметном расстоянии. Пока она слишком сосредоточенно разглядывает мои ссадины, я рассматриваю ее лицо, и оно смешивается в моей голове с лицом ее брата. И вот я опять слышу крик на площади и ненадолго выпадаю из реальности. А еще чертовски тяжело дышать…

Оценив все, что требовалось, Ева подносит диск и принимается обрабатывать повреждение за повреждением.

Я перестаю двигаться и опираюсь на руки. В голове мелькает хаотичный калейдоскоп образов, но я не могу ухватиться ни за один из них. Поэтому просто смотрю на Еву, подмечая, как она хмурится и как обрабатывает мои раны, хотя могла в очередной раз послать меня ко всем чертям и оказалась бы права. На самом деле мне было бы гораздо проще, если бы она так и сделала.

Сначала Ева касается моих ссадин не особо уверенно, но с каждым разом ее движения становятся более собранными и четкими. В какой-то момент Мартин прижимает вату чуть сильнее, и я невольно шиплю в ответ. Что ж, это отрезвляет.

— Больно? — буднично интересуется Ева.

Я прищуриваюсь и внимательно смотрю на нее: что же происходит у тебя в голове, Мартин?

— Немного.

— Хорошо, — заключает Ева, пока я пытаюсь понять, какого цвета ее глаза.

Голубые? Нет, все же серо-голубые. Серо-голубые с тонкой медной каймой по краю зрачка.

Совсем как у ее брата. Но на площади в них я видел только черноту.

Я вспоминаю, как смеялась Мартин, когда мы застряли в холодильной камере.

«Почему? Почему с тобой?»

Не знаю, Ева. Я, правда, не знаю.

Она берет меня за подбородок и поворачивает мое лицо то вправо, то влево, словно проверяет, не упустила ли чего. С каждым ее прикосновением хаос мыслей в моей голове постепенно стихает, и вскоре я слышу только свое дыхание.

Ева Мартин, ты близко. Слишком близко.

Когда обработка подходит к концу, Мартин откладывает все на стол и внезапно переводит взгляд на меня.

Проходит секунда, вторая, третья. Ева продолжает молчать. Я непонимающе хмурюсь, затем вопросительно приподнимаю бровь. Не удивлюсь, если сейчас Мартин спросит про жестокость моей работы или про своего брата, в конце концов. Но ее вопрос повергает меня в полный ступор.

— Хэллоу Китти или парашюты? — В ее руках, будто она заправский фокусник, появляются два пластыря.

Что? О чем она?

Пользуясь короткой паузой, Ева кивает.

— Значит, Китти.

Она ловко отделяет защитный слой небольшого и, вашу мать, розового пластыря и быстрым движением надежно крепит его на моем лице — точно на месте пореза на скуле.

— Тебе очень идет, — заявляет Мартин и отходит от меня на пару метров.

Где-то в стороне раздается сдавленный хрюк Нейта, который, похоже, заметил творчество Евы.

Я с непониманием смотрю на довольную своей шалостью Мартин, потом на ее давящегося смехом друга и вновь на Еву.

Мартин, черт возьми! Ты серьезно?

Я прищуриваюсь, медленно встаю и иду к зеркалу. Не знаю, чего ожидал, но, когда вижу на скуле розовый пластырь и трех кошечек, меня начинает едва заметно трясти — не от злости, гнева или недовольства, а от смеха. Вокруг зомби-апокалипсис, внутри меня такой груз тяжелых мыслей, что его и тремя танкерами не вывезти, плюс неоднозначное отношение к самой Еве, а тут эти, мать их, кошечки! Все это настолько нелепо и сюрреалистично, что я просто тихо смеюсь и не могу остановиться.

И… мне становится легче, а в голове вместо постоянной мрачности появляются и светлые моменты моего прошлого: знакомство с Лорой, наша совместная жизнь, наш скучный, но во всех отношениях приятный быт. Мне этого… безумно не хватает. Но, оказывается, и посреди хаоса, пандемии и смерти можно встретить человека, который не отталкивает гневом и яростью, а, скорее, наоборот, и даже своей маленькой местью может заставить улыбнуться.

Успокоившись, я поворачиваюсь к Еве.

— Ладно, Мартин, ладно. Подкол засчитан.

Комики, чтоб вас.

Я еще раз смотрю в зеркало, усмехаюсь и подхожу к креслу за своими вещами.

— Надеюсь, вы готовы, — говорю я серьезнее. — Нам пора собираться, если хотим успеть на встречу с Фрэнком, — и в хренов госпиталь.