Охота на мудрецов

Дэлия Мор, 2017

Казалось бы, что может связывать генерала и девушку с психическими отклонениями? Он один из двенадцати правителей планеты. Она большую часть жизни провела за стенами закрытой лечебницы. Только вот ее дар мудреца помогает видеть эмоциональные привязки, что может помочь выявить предателя. И с момента встречи закручивается история отношений, изменяющая судьбы целого мира. Любовь и предательство, доверие и подозрение, свобода и эмоциональный плен сплетаются в причудливый клубок, распутать который под силу лишь двоим.Обложка создана Ольгой Волковой aka Перекресточек с использованием изображений с сайта shutterstock.

Глава 7. Марк Сципион Мор

Бывает так, что я совсем не вижу снов. Как сейчас. Открываю глаза и понимаю, что за окном начало темнеть. Генерал еще не вернулся или работает в библиотеке. Вспоминаю, что не убрала со стола после завтрака, и становится стыдно. Единственная женщина в доме, хозяйка. Дрон-уборщик — лучшая хозяйка, чем я. Спускаюсь с высокой кровати и бегу на кухню. Стол пуст, посуды нет, а на блюде в обрамлении бархатных зеленых листочков лежат эдельвейсы.

Белоснежные пушистые звездочки с желтыми сердцевинами. Стебли чуть длиннее моей ладони. Совсем маленькие, но такие красивые. Никогда не видела их вживую. Родилась и выросла на равнинном материке, а эдельвейсы растут высоко в горах. Почти у границы вечного снега, среди скал и осыпающихся от каждого шага камней. Наклоняюсь над ними и тяну носом воздух. Ничего. Дистиллированная вода пахнет сильнее. Что же за аромат я тогда чувствую рядом с Наилием? Вот сейчас.

— В горах тоже свои легенды, — тихо говорит он у меня за спиной, — про гордых красавиц, которые просят юношей принести им в доказательство своей любви эдельвейс. Не каждый может до него добраться, слишком высоко. Срываются в пропасть, разбиваются о скалы, и нет ни любви, ни счастья. Только одинокий белый цветок. Как парадный генеральский китель.

Оборачиваюсь и встречаю взгляд холодных голубых глаз. Наилий стоит, прислонившись плечом к дверному проему. Молния на военном комбинезоне застегнута под горло. На поясе бластер и боевой посох.

— Мне кажется, я всю жизнь карабкаюсь в гору, — продолжает он, — туда, к снеговой границе. И чем выше забираюсь, тем больше пустоты вокруг. Оглядываюсь назад и не вижу тех, кто был со мной у подножия. Смотрю вверх, а там только лед и вечный холод.

Зябко ежусь от его слов. Безысходностью от них веет и отчаяньем. Кладу на ладонь венчик эдельвейса и так же тихо отвечаю:

— Я тоже знаю легенды гор. Юноша нашел белый цветок. Вернулся и забрал сердце той, кому его подарил.

Наилий подходит ко мне, гладит по волосам и обнимает. А я понимаю, откуда взялся аромат эдельвейса. Так пахнет талая вода от нагретого на солнце снега. Запах-фантом, запах-ассоциация. Вечно юный мальчик, стоящий один на вершине горы в белом парадном кителе. Обнимаю его крепче и вздрагиваю. Комбинезон генерала холодный, как будто он только что вернулся с улицы. Мгновение застывает и рассыпается от шума из раковины. Будто огромная птица машет крыльями.

— Что это?

— Рыба, — улыбается Его Превосходство, — поймал, пока гулял. Хотел накормить тебя, но не успел приготовить. Звонками отвлекли.

Глупый вопрос, умеет ли он готовить, так и не слетает с кончика языка. Скоро перестану удивляться. Иду к раковине и разглядываю темные блестящие бока трех огромных рыбин. Они таращатся на меня круглыми, как бусины, глазами и в немом укоре хватают воздух зубастыми ртами. Хищники свежепойманные. Живые и очень активные. Две рыбы прямо при мне начинают трепыхаться, и я взвизгиваю, как девчонка. Наилий сдавленно смеется за спиной, а меня демон за язык дергает:

— Давай я сама приготовлю? — предлагаю, не подумав, что рыбу еще нужно выпотрошить и почистить, а я никогда раньше этого не делала. Крайне смутно представляю процесс и то в теории.

Генерал кивает, но с кухни не уходит, а отодвигает стул и занимает место в зрительном зале. Ладно, Ваше Превосходство, будет вам представление.

— Хороший большой нож в правом нижнем ящике, — подсказывает генерал.

Надеваю фартук, чтобы не испортить единственное платье, и достаю внушительного размера нож. Так, сначала рыбу нужно убить, безжалостно отрезав голову. А вот с этим у меня проблемы. Мысленно превращать живое существо в еду я так и не научилась. Недоступным осталось ощущение себя вершиной пищевой цепочки. Предпочитаю не думать, откуда берется мясо в моей тарелке. Ставлю лезвие на ребро чуть дальше жабр, закрываю глаза и режу. Рыба испускает последний вздох и замирает.

«Обагрила руки кровью невинной жертвы?»

«Уйди. Хотя нет, стой. Рассказывай, что дальше делать».

«И лишить генерала удовольствия?»

«Ты мой паразит или его?»

Должна же быть от духа практическая польза. Юрао упрямится для вида, а потом делится картинкой. Пять минут увлеченно орудую ножом, забывая про внимательного зрителя.

— Почему ты не задаешь вопросов?

— Пока получается. Кажется.

— Нет, — говорит генерал, — почему ты не спрашиваешь меня, как я живу, где бываю?

Нож выскальзывает из пальцев и падает на пол. Пока поднимаю, успеваю посмотреть на Наилия. Предельно серьезен и ждет ответа. А мне неловко от собственной невнимательности. Так люблю, что он мне не интересен?

— Твоя жизнь у всех на виду. Я много знаю из телевизионных передач, интервью, а спрашивать что-то личное, например, про родителей…

— У меня нет родителей, — отзывается Наилий, — я лабораторный мальчик. Генетический эксперимент. Из родильного зала сразу в горный интернат. Моя мать никогда не пыталась узнать обо мне, а отец — безликая смесь генов.

Снова застываю, не дочистив чешую. Слышала о таких экспериментах. Суррогатные матери на три года освобождались от работ и жили на улучшенном довольствии. В обмен на полную анонимность, разумеется. Наводил справки генерал, иначе не сказал бы сейчас, что мать не искала его. Хоть и говорил нарочито безразличным тоном, а помнил до сих пор. Даже спустя столько циклов. И я буду помнить. Как мать закрывала за мной дверь, отправляя в психиатрическую клинику.

— Не могу похвастаться лучшим детством, — с трудом подбираю слова, стараясь не скатиться в обиду, — отца я тоже никогда не видела. А мать…

Все-таки вздыхаю и отворачиваюсь, ведя ножом по тушке рыбы против роста чешуи. Прозрачные пластинки отлетают с громким треском и прилипают к ножу. Так противно, что хочется вытереть их о край фартука или смыть под струей воды.

— Надеюсь, теперь она чувствует себя свободной, и никто ей жизнь не портит.

— Мы всех мудрецов объявили мертвыми, Дэлия, — монотонно произносит полководец, — чтобы забрать истории болезни и создать для вас новые жизни.

— Сменив одну клетку на другую?

Понимаю, что разговор заходит слишком далеко, но не могу остановиться.

— Клетка никогда не была заперта, — сухо возражает Наилий. — Я отдал тебе мастер-ключ. Создатель ушел, когда захотел. Наша вина, что не нашли для вас место в мире раньше.

— Потому что его просто нет, — глухо отвечаю я и отрезаю второй рыбе голову.

— Твое место рядом со мной, — твердо говорит генерал, — и я все сделаю, чтобы за тобой больше не закрывались двери.

Аккуратно откладываю нож в сторону. Рыба так и лежит на доске наполовину выпотрошенная. Веду пальцем по разрезу на брюхе и спрашиваю:

— Кто я для тебя? Забавная диковинка? Проблема, которую нужно решить?

Пока говорю, он встает и подходит ко мне. Обнимает за плечи и говорит над ухом:

— Ты моя женщина. Я люблю тебя и хочу быть рядом.

Комната качается и скатывается во тьму. В животе что-то обрывается и летит вместе со мной в бездну. Где-то в глубине надсадно стучит и рвется из груди. Горячее, живое, беспокойное. И плевало оно на все доводы разума и логические построения.

— Я тоже тебя люблю, Наилий.

Выдыхаю и облизываю пересохшие губы.

— Прости, не могу обнять. Руки в рыбе.

Он тихо смеется и целует в макушку. Потом берет нож и, не отходя от меня, быстро чистит рыбу и нарезает на куски. Собирает их горкой и кладет в миску.

— Мой руки, я закончу. Разжег камин в гостиной. Запечем рыбу на углях, я даже фольгу нашел.

Замечаю, что все-таки испачкала рукава платья. И пропахла рыбным духом основательно. Приготовить лучше Наилия вряд ли смогу, поэтому с чистой совестью убегаю в ванну.

Включаю воду и долго взбиваю мыльную пену. Запах преследует и не дает сосредоточиться. Мысли рассыпаются, а с волнением справиться почти невозможно. Любая мечтает услышать такие слова. Неважно, мудрец с диагнозом шизофрения или первая красавица планеты. Голова кружится, как от Шуи, по венам течет жидкое пламя эйфории. Я тоже люблю и хочу быть рядом.

Платье испорчено, снимаю и быстро застирываю. Достаю из сумки белые больничные штаны и долго думаю, чем прикрыть грудь. Решаюсь на кражу из шкафа в спальне. Все рубашки белые, у военных других нет. Выбираю ту, что кажется проще, и надеваю, застегивая липучки.

Когда спускаюсь вниз, из гостиной вкусно пахнет едой. Наилий сидит в кресле перед камином и смотрит на алые от жара угли. Сбоку, там, где прохладнее, томится в фольге наш ужин.

— Последи за рыбой, пожалуйста, минут десять осталось до готовности, — просит генерал, — хочу освежиться, напрыгался по камням.

Проходя мимо, целует в щеку и отдает кочергу. Хорошо, с этим я справляюсь. Засекаю время на планшете и несу с кухни посуду, накрывая на стол. Цепляю кочергой кулек из фольги на тарелку и аккуратно открываю. Аромат такой, что можно слюной захлебнуться. Пряные специи и сушеные травы. Куда там консервам из сухпайка? Теперь я понимаю, почему Наилий при его статусе готовит сам.

Устраиваю красоту на низком столе. Сидеть рядом удобно только на полу, скрестив ноги. Генерал возвращается в домашних штанах и рубашке. Мокрые волосы зачесаны назад, а на губах играет улыбка.

— Давай одеждой поменяемся.

Недоуменно поднимаю на него глаза, а Наилий касается пальцами золотого канта на моем воротнике.

— Это вместо погон, — поясняет он, — генеральская рубашка. Придумали, чтобы я мог не носить знаков различия. Не становиться лакомой мишенью для снайперов в командировках на особо агрессивных планетах. А свои признавали во мне командира и не посылали в бездну по неосторожности.

Краснею и опускаю глаза. Торопливо расстегиваю липучки, сбрасываю ткань с плеч и встречаюсь с голодным взглядом генерала. Он забирает рубашку и откладывает её в сторону. Садится на пол как можно ближе ко мне, и я забываю про ужин. Ладони накрывают мою грудь, скользя по спине до застежки белья. Раздевает Наилий быстро и профессионально. Мгновение — и я вся перед ним. Все еще стесняюсь и обнимаю себя за плечи.

— Выключи свет, пожалуйста.

— Нет, — твердо говорит генерал, — я хочу тебя видеть. Иди ко мне.

Аккуратно берет за запястье и открывает замок из моих рук. Усаживает к себе на вытянутые ноги.

— Раздевай.

Его взгляд всегда, как холодный северный ветер, звенящий голубыми льдинками, сейчас теплеет. На губах играет беззаботная улыбка. Такая, что хочется её поцеловать. Я наклоняюсь и пью с губ пряные специи. Дергаю за ворот и освобождаю от рубашки изрезанные шрамами плечи. Мне не нужно их видеть, я чувствую подушечками пальцев. Солдат, как любой в легионе. И генерал. Только мой. Пьянею все сильнее, сама сжимаю ногами и чувствую тепло внизу живота. Хочу его и помню, как это было в первый раз. Сейчас не нужно Шуи. Я уже теряю голову. Неловко расстегиваю ремень и веду собачку застежки-молнии вниз. Замираю на мгновение и ныряю под черную ткань.

Наилий тянет воздух сквозь сжатые зубы. Кладет ладонь на мою руку и помогает ласкать себя. Я научусь, правда, очень скоро. Он заставляет сжимать так, что я боюсь сделать больно. Касается губами шеи и ведет по ней языком. Нежно и дразняще. До дрожи.

— Ложись, — тихо шепчет генерал, подхватывает меня на руки и несет к дивану. Обивка грубая, шершавая и такая холодная под спиной. Наилий снимает брюки и возвращается ко мне. Целует грудь, обводит языком сосок и спускается ниже. Я вздрагиваю и выгибаюсь. Еще ниже, мимо впадинки пупка. Останавливается на мгновение, гладит по бедрам и кладет мои ноги к себе плечи. Я сгораю от стыда и закрываю лицо руками, когда чувствую горячее и влажное прикосновение языка. Выгибаюсь дугой и рвусь вверх, прочь от него.

— Тише, не бойся, — говорит генерал и тянет обратно. Невозможно яркое ощущение. Сил сдерживать стоны не хватает. Бесстыдный поцелуй с языком, проникающим в меня. Откидываюсь на диванную подушку, и стон мой тянется высокой нотой. Каждое движение будоражит сильнее. Пока не достигла пика, пока еще могу остановиться, убираю ноги с плеч Наилия. Он поднимается и ложится на меня, накрывая телом.

— Понравилось?

— Да, да, — сбивчиво шепчу, и последнее «да» тонет в поцелуе. Генерал больше не осторожничает, вторгается в меня резко и очень глубоко. Обнимаю его за шею и чувствую, как ускоряется, входит в ритм. Выдыхает на каждый удар в мои открытые губы. Камин прогрел комнату так, что тяжело дышать. Жар проникает в меня, я вспыхиваю пламенем. Как же его много, и весь мой. Без остатка. Толчки становятся резче и грубее. Я почти проваливаюсь во тьму, когда взрываюсь. От судороги срываюсь на крик. Раздираю пальцами спину и слышу болезненный стон генерала. Его дергает, и он всем телом вжимает меня в диван. Семя изливается толчками во мне. Туман медленно отступает, возвращая в реальность. Где ярко пылают угли в камине, за окном наступает ночь, а я держу Наилия и не могу отпустить.

Конец ознакомительного фрагмента.