Кляксы и пятна

Евгений Айдин (2023)

«Кляксы и пятна» — роман причудливой формы. Каждая глава начинается стихотворением, песенным текстом, и развивается комичной жизненной историей, вдохновившей приукрасить обыденность рифмой. Герой-рассказчик питается собственными слабостями: девушками, спиртным, праздными шатаниями, подсознательной погоней за впечатлениями. Безответственный циник, маргинал и в какой-то степени аутсайдер, он с улыбкой встречает любые жизненные противоречия, ставя в противовес приличному обществу (без кавычек) свою внутреннюю свободу. Содержит нецензурную брань и сцены насилия!

5. Я с тобой рядом

(Архитектура минорной пентатоники. Композиционные особенности тоски)

Тянется, мается скрежет у двери,

время не лечит, как бы ни верил…

Как ни старайся, время не лечит?

Больно с тобой, без тебя не легче!

Правом последним, правом последним —

гордость идти за тобой по следу,

видя в улыбке твоей удачу,

где-то поодаль один маячу…

Жду тебя, я с тобой рядом,

я с тобой рядом, что бы ни случилось…

Дни беспощадно собраны в годы,

тучи смыкаются в мутные воды…

Ливень играет мрачные вальсы,

страшно, но я никогда не сдамся!

Все, что не явится — только приснится,

тысячи лиц, а нужны единицы.

Слепнущей веры вечный заложник

в мире твоем — для тебя прохожий…

Жду тебя, я с тобой рядом,

Я с тобой рядом, что бы ни случилось…

* * *

Эти строчки собирались воедино несколько лет. Начало их — студенчество, молодость, навязчивая идея любви.

Донбасская академия строительства и архитектуры располагается за городом. Среди густых посадок и унылой сталинской застройки вырастают разрозненные корпуса. Там царит особая атмосфера не отчуждения, нет, скорее — свободы. Какой-то обособленности, независимости…

Начнем с художника Леши Муда. Его шотландский килт, ирокез и избыток пирсинга свидетельствуют о своеобразной душевной организации.

Он говорит:

— Моя мотивация писать картины — женщины. А высшая похвала художнику — благодарная, теплая и влажная — она самая… Остальное — фикция!

Помню, как в свете косых солнечных лучей этот персонаж изображал на стене питейного заведения фигуры собственной тенью, артистично их озвучивал и восторженно хохотал.

Я тогда подумал: «Леша — псих. Он — самый одаренный живописец из всех, кого я знаю. Завтра он засядет за свои бесчисленные холсты и, как сказал бы Хемингуэй: „истечет над ними кровью“. А сегодня его веселит такая глупость…»

Дальше — Литл Максон. Его прозвище оправдано любовью к чикагскому блюзу и кратковременному увлечению игрой на губной гармошке. Гоша Савенко примечателен сочетанием наблюдательности, прагматичности и тяги к спиртному.

Гоша говорил:

— Вот смотрите, кафедра религиоведения раньше была кафедрой научного коммунизма. А преподавательский состав за 25 лет не изменился! Выпьем же за понимание…

Теперь местные звезды: Тоша Десятка, Ник Цыба, Владик Сайка и Бося Поздняк. Эти засранцы сделали коллективное селфи в общежитии на фоне совокупления Ника Цыбы с какой-то первокурсницей. Додумались опубликовать это дело. Фото облетело тысячи закоулков интернета. Собрало около полумиллиона просмотров. Когда их выпускали из тюремной камеры ректората, студенты встречали их аплодисментами, которым позавидуют оскароносные артисты.

В завершение списка Дима Куб — парень с внешностью католического Иисуса, подрабатывавший рытьем могил… И нелепый добродушный человек Санька Пожарский…

(На самом деле эти пунктирные уточнения не существенны. И вкратце я обрисовал коллектив, чтобы никому из свидетелей событий не было обидно.)

Выпивали мы всей этой толпой на скамейках у рюмочной «Крамница». Ее блеклая вывеска гласила: «Студенческие закуски, напитки, поминальные обеды».

Зачем-то Леша Муд сказал:

— Мы встретим тысячи лиц, а нужны единицы…

Думаю, именно такие типы, как он, сдержали мое желание бросить архитектурный факультет и поступить в музыкальное училище. И я тешил себя мыслями о плеяде архитекторов, ставших музыкантами: Коваль и Федотов из любимой группы «Дикий Мед», Романов из легендарного «Воскресения»…

К слову, сходство таких творческих ниш, как музыка и архитектура, выявляются легко. Они — хроника мира, созданная кощунственным заказчиком. В равной степени они зависимы от денег. И так далее…

Ладно. Вернемся в «Крамницу».

Мы выпивали и глазели на девчонок. Как правило, они отвечали нам презрительными взглядами. Объясняется это тем, что выпивали мы активно. Настолько, что у меня случился провал в памяти, из которого по крупицам стали выделяться короткое черное платье, угловатые черты лица и сучий взгляд. Стройная крашеная блондинка восходила над похмельем, как древнегреческая богиня рассвета над простым смертным…

Юля сказала:

— Просил отвести поссать за гаражи, вот я и веду! Всегда мечтала, чтоб ко мне катил яйца за гаражами выпивший жираф.

Так мы и познакомились. И практически сразу стали жить вместе. Вероятно, обоим интересно было выяснить, надолго ли притягиваются противоположности?

* * *

Мы вели нормальный студенческий образ жизни: пили, гуляли, изучали биологическое строение друг друга.

Юля научилась пресекать мою творческую рефлексию.

— Меня никто не хочет понять, — стонал я, терзая гитару.

— Я хочу, — отвечала Юля, подмигивая.

— Ты же просто хочешь секса?!

— И ты меня понимать научился…

Выдохнув мы загорались идеей очередной вечеринки…

Круг общения моей жены состоял из холеных ребят. Особенно выделялась парочка невозмутимых парней. Я не сразу догадался, что их изысканность — форма застенчивой пакости, а маска тактичности скрывает гомосексуализм.

Конец ознакомительного фрагмента.