Плюшевые самураи (сборник)

Евгений Гаркушев, 2007

Истории, воплощающие в себе современные мифы... О людях и отношениях между ними, мире будущего во всем его многообразии; о компьютерах, техногенной цивилизации и возвращении к природе, о встречах с инопланетянами на Земле и полетах в космос. Перед вами сборник рассказов Евгения Гаркушева — захватывающих, философских, ярких. В них автор повествует о разных предметах, но порой и в самых страшных историях текст искрится тонким, в чем-то даже неземным юмором.

Бобры

— А давайте съедим меня, — предложил Джок.

Алена поперхнулась чаем, я отставил алюминиевую кружку в сторону — хорошо, что кипятка в ней уже не было. Вполне мог облиться.

— Нет, действительно, мы не сможем идти три дня по степи без пищи, — продолжил свою мысль Джок. — Еду здесь найти не удастся. Правда, без меня вам придется взять больше груза, но на сытый желудок справитесь. Разве не так?

— Нет, не так, — вздохнул я. — Мы не можем тебя съесть.

— Ты предлагаешь пожертвовать Аленой? Мне кажется, это не совсем разумно. Она сильнее меня и выносливее, а то, что в ней больше питательных веществ, сейчас не имеет серьезного значения. Если бы нам пришлось идти две-три недели — дело другое, я поддержал бы такую идею. Но на три дня столько пищи не нужно.

В животе у меня заурчало, но голодные спазмы заглушили рвотные позывы. И ничего хорошего в этом не было — я чувствовал себя просто отвратительно.

— Мы никого не будем есть, — строго сказала Алена. — Если нам суждено дойти — дойдем…

— Не суждено, — решительно заявил Джок. Широкий хвост его возмущенно встопорщился. — Упадем посреди степи, чертежи и образец левитатора достанутся гмусам, и наша цивилизация понесет существенные потери. Как знать, смогут ли восстановить чертежи ученики Саншока? Они уникальны… Да и вам, землянам, такой оборот дел совсем не с руки. К тому же, можете не сомневаться, гмусы объедят всех нас. Они не трогают тех, кто шевелится, но обессиленных и потерявших сознание вполне могут сжевать. Я предпочитаю, чтобы меня съели друзья, а не какие-то медлительные тупые твари, которые с равным удовольствием жрут и металл, и пластик, и бумагу… Ведь вы мои друзья?

Слово «друг» для Джока было новым — мы с Аленой объясняли ему это понятие всю дорогу. Бобры относятся друг к другу не так, как люди. Не хуже, не лучше — но не так. Вчера Джок, наконец, понял, что мы имеем в виду — и теперь мы никак не могли разочаровать его.

— Да, мы друзья.

— Значит, вы должны помогать мне? А я должен помогать вам?

— Конечно.

— Тогда нам нужно сохранить изобретение Саншока, так некстати отправившегося в Зеленые Сады…

— Мы подумаем, что еще можно предпринять, — сказал я, поднимаясь на ноги.

Костер почти потух, но большая синяя луна — на самом деле, такая же планета, как и Священная Роща — хорошо освещала степь. Алена выплеснула остатки травяного отвара, который уже не бодрил, а только оставлял горький привкус во рту, на землю и убрала котелок в рюкзак.

— Поспим? — спросила она.

— Выспались днем. По жаре идти хуже. Нам надо спешить, — заявил Джок.

Девушка вздохнула, но бобер был прав — если мы хотим куда-то прийти и не стремимся быть обглоданными гмусами, надо двигаться. На Священной Роще степь — не лучшее место для отдыха.

Джок бодро ударил хвостом о землю, подхватил рюкзак — размером едва ли не с него — и зашагал на юго-запад, загребая траву короткими сильными лапами. Наш путь лежал к большой реке, где мы оставили плот и часть припасов.

— Вот вы говорили, что у себя дома летаете по воздуху, — начал рассуждать Джок. Заставить замолчать любого бобра, если он принял тебя за своего и решил, что общение может принести пользу, довольно-таки проблематично. Они очень любят поговорить. — Почему же ходите пешком здесь?

— Электромагнитные двигатели останавливаются и сгорают из-за скачков поля на вашей планете, — объяснил я. — Слишком велик риск при полетах. Легко разбиться.

— И разбить машины! — Джок поднял вверх средний палец — у бобров этот жест обозначал призыв к вниманию.

— Да, и разбить машины, — тоскливо согласился я. — Наша экспедиция не захватила с собой ни наземных вездеходов с двигателями внутреннего сгорания, ни вертолетов, ни даже обычных велосипедов…

— О, велосипеды, — круглые глаза Джока, обрамленные пушистыми ресницами, буквально загорелись в темноте. — Счастлив придумавший велосипед!

Еще бы… Когда мы передали бобрам чертежи велосипеда в качестве жеста доброй воли, их восторгам не было предела. Колесо они изобрели, их повозки работали на двигателях самых разных принципов, но такое изящное решение: два колеса-гироскопа, механический привод на одно из них… К тому же, движение осуществляется за счет мускульной силы! Короткие и сильные лапы бобров были не слишком приспособлены для того, чтобы крутить педали — но энтузиазма у них хватало. Жаль, производство велосипедов еще не поставлено на поток, и мы пошли в оазис Саншока пешком. Этнографическая экспедиция, будь она неладна…

Рацию и припасы съели гмусы, подкравшиеся к лагерю две ночи назад, да и прежде мы сидели на голодном пайке — в оазисе Саншока случился неурожай, мы оставили большую часть продовольствия соратникам учителя. И все равно нам с Аленой повезло: никто из людей прежде не видел оазиса Саншока, который представлял собой то ли философскую школу, то ли лабораторию. Уклад жизни там, пожалуй, чем-то напоминал буддийский монастырь в Тибете. И условия жизни были похожие — не слишком много еды, суровый для Священной Рощи климат. Оазисы пользовались славой у всех бобров. Каждый мечтал попасть в оазис к какому-нибудь учителю — ведь там создавались самые удивительные вещи…

— Джок, а если бы велосипед придумал ты… Что бы изменилось? — спросила Алена.

— Я бы захлебнулся от счастья, — отозвался бобер, погладив себя по мохнатым щекам. — Но, увы, пока я разработал только шестеренку для понижения привода в парусной грузовой повозке и своими руками и зубами выточил двадцать колес, три оси и одну мачту. Мне пока нечем гордиться. Поэтому меня вполне можно съесть, даже по вашим меркам. Если к десяти годам разумное существо не сделало никакой хорошей вещи, не изобрело ничего стоящего, оно вполне может отправляться в Зеленые Сады — в этом воплощении оно будет выполнять только механическую работу и не принесет слишком большой пользы обществу.

Радости и печали бобров, а также искренние проявления их чувств и незамысловатого характера меня смущали. Как и поведение… Взять те же колеса на повозках. Они усердно выгрызали их — по несколько штук за год, своими зубами, из дерева, напоминающего земной ясень. Поэтому, еще наблюдая цивилизацию с орбиты, мы назвали здешних гуманоидов бобрами. Внешнее сходство тоже было налицо. Бобры ничуть не обиделись на такое прозвище.

Надо заметить, что колеса они грызли, хотя деревообрабатывающие станки у них имелись. Возможно, обработка колес подавляла или, напротив, реализовывала какие-то животные инстинкты? Или данная работа считалась сакральной? Нам пока не удалось этого выяснить…

Вообще, цивилизация бобров отличалась своеобразностью, даже уникальностью. Пожалуй, она была самым интересным, что удалось найти в исследованном людьми рукаве Галактики. Обитатели Священной Рощи, с которыми мы познакомились какой-то год назад, охотно, даже с упоением учились, всеми силами развивали науку и технику — и совершенно не заботились о себе. Точнее, они обслуживали себя точно так же, как созданные машины. Но машины ценились у них гораздо дороже.

Ни один бобер не видел ничего плохого в том, чтобы пожертвовать своей жизнью ради общего дела. Сначала мы полагали, что в этом виновата тоталитарная цивилизация, какой-то жестокий верховный правитель. Но нет, позже выяснилось, что правителей на Священной Роще, в городах, оазисах и лесах нет вообще. Система ценностей у бобров была отличной от всех разумных существ — они развивали материальную и духовную цивилизацию, полностью игнорируя собственные личности. И когда Джок говорил, что мог захлебнуться от счастья, если бы ему удалось сделать по-настоящему ценное открытие, он не имел в виду, что получил бы своим открытием выгоду для себя. Он бы внес вклад в развитие цивилизации — высшее счастье, доступное разумному существу. А великого учителя Саншока, замечательного изобретателя, чертежи которого мы несли сейчас в город, вообще съели сородичи. Бескормица, а бобер был уже старым…

Травяные поля серебрились под синей луной. Джоку трава доходила едва ли не до шеи, нам с Аленой была по пояс. Мы брели, брели, спотыкались о размытые зимними дождями ямы. Ноги болели, одолевала слабость.

— Трое суток до реки, — время от времени повторял Джок. — Мы не дойдем. Я уже слышу дыхание гмусов.

Мы с Аленой не могли чувствовать этих наполовину хищников, наполовину падальщиков так, как бобер. Но краем глаза я видел серые тени, ползущие в нескольких десятках метров от нас, и ощущал чье-то скрытое присутствие.

Под утро мы уже не могли идти. Когда край неба просветлел, Алена тяжело опустилась на траву и спросила:

— Неужели в степи никто не живет?

— Нет. Наш народ живет в лесах и у водоемов, — ответил Джок.

— Я имею в виду каких-нибудь животных… Которых можно было бы съесть.

Джок взглянул на девушку неодобрительно:

— Почему ты не хочешь есть меня, но хочешь убивать и есть какое-то животное? Я не понимаю.

— Ты наш друг. Ты разумный. Если мы тебя съедим, тебя не будет.

— Что за глупости? — Джок показал длинные желтоватые резцы. — Я буду — просто уйду в Зеленые Сады. Там прекрасно. Вот если съесть ящерицу — ее не будет. Это точно.

— А ты бывал в Зеленых Садах?

— Из Садов не возвращаются. Зачем? Но я говорил с теми, кто живет там.

— Уверен?

Джок махнул лапой, словно отметая вопрос. Нет, бобры и правда не мастера сочинять, хотя любят разговаривать. Беседы их практичны. И если Джок утверждает, что общался с кем-то из Зеленых Садов — значит, что-то на самом деле было.

Свернувшись калачиком, словно превратившись в теплую меховую подушку, Джок заснул. Искрилась в тускнеющем лунном свете гладкая блестящая шерсть. Задремала Алена. Я начал собирать сухие и твердые былинки для костра. Всем спать нельзя — приползут гмусы, сглодают рюкзаки, а потом и до нас доберутся…

Солнце поднялось и взбиралось все выше, прогревая степь, жаля незащищенные участки тела. Запахло полынью и мятой — эти травы, конечно, в степи не росли, но запах был очень похожий. Застонав, проснулась Алена, начала рыть колодец. Джок бессовестно спал.

— Хоть бы мышку какую поймать, — тихо сказала девушка. — Из нее можно было бы сварить бульон. А еще я слышала, прежде ели кожаные ремни. Жаль, что у нас все из пластика и хлопка.

— Хлопок несъедобен, — вздохнул я. — А пластик едят только гмусы.

— Слушай, мы ведь правда не дойдем, — тоскливо посмотрев на меня, сказала Алена. — Ты проверял инерционный компас?

— Да. За ночь одолели двенадцать километров.

— Должны были тридцать.

— И что ты предлагаешь? Съесть его? — я кивнул на Джока.

Алена оценивающе посмотрела на бобра.

— В сущности, он ведь как крупная крыса… Говорящая. Ты никогда не ел нутрий?

— Было как-то раз.

— В нем мяса гораздо больше.

Под ножом хлюпнуло, и девушка, встав на четвереньки, начала поспешно глотать мутную жидкость. Спустя пару минут ее место занял я. Вода уже не заглушала голод. Пить хотелось мучительно, и в то же время глотать воду было противно. Вот если бы это был бульон…

Джок встал под вечер, сменил на дежурстве Алену. Впрочем, я просыпался каждые десять минут — спать было невыносимо. Мучил голод.

— Мы не дойдем, — опять повторил бобер. — Но даже если случится чудо — вдруг гмусы добрались и до плота? Еще три дня пути вдоль реки без пищи. Мало того, что мы погибнем сами, потеряются чертежи Саншока! На вашем месте я бы съел меня.

— И как ты это себе видишь? У меня даже винтовки нет. Ее сожрали гмусы.

— Зато есть нож… Я не буду сопротивляться.

Мы с Аленой переглянулись. Если он хочет сам… Если он не ценит свою жизнь… Если нам все равно умирать… Почему нет?

Солнце село, а Джок опять заснул. Вдали от родных лесов и заводей он терял силы еще быстрее, чем мы. Но беспокоился о чертежах, а не о том, что не доберется до дома.

Мы собрали очень много сена и хвороста. Алена наполнила водой котел, достала почти невесомую титановую сковороду.

— Ты сможешь его освежевать? — тихо спросила девушка.

— Наверное. Думаю, шкура снимется легко.

— И мы ее выбросим?

— Если хочешь, оставим. Положишь у себя перед кроватью…

— Тебе бы все шутить! Он такой милый… Пушистый…

— И вкусный.

Джок действительно оказался очень вкусным. Особенно хороши были прожаренные кусочки филейной части. Мы с Аленой отдали должное его мясу и ощутили настоящий прилив сил. Что за глупые условности — не есть тех, кто умеет говорить? Здесь не Земля, у местных жителей другая культура и другие ценности. Теперь, по крайней мере, чертежи учителя Саншока не пропадут. И мы останемся живы.

Настроение у нас поднялось — ведь перспектива умереть от голода или упасть обессиленными посреди степи, став добычей гмусов, нам теперь не грозила. Мяса осталось много. Я обернулся к девушке и крепко поцеловал ее. От Алены пахло дымом костра и жарким, и это было так соблазнительно… В сущности, мы хищники. Хотя научились убивать не только когтями и зубами, но суть ведь от этого не меняется…

А сейчас мы могли потратить несколько килокалорий на простые человеческие удовольствия. Спасибо Джоку!