Из ряда вон

Евгений Капба (2021)

Освоенный космос содрогается в предчувствии колоссальных изменений — рушатся многовековые устои, Конфедерация шатается, плетут интриги и готовятся к схватке за место под звездами алчные олигархи, властолюбивые местные царьки и преступники всех мастей. Вдали от Ярра Гай Кормак сталкивается с одним из самых страшных своих кошмаров — и чтобы вернуться домой ему придется преодолеть себя, вырваться на свободу и пройти новые удивительные миры, разобраться со старыми врагами и найти новых друзей. Третья книга цикла Сектора Атлантик, в которой его величество полуконь-полукрокодил Гай Джедидайя Кормак продолжает попадать в передряги, ворчать, демонстрировать отсутствие чувства юмора и крушить черепа, конечно. Содержит нецензурную брань

Глава 5, в которой эльфы спускаются с небес на землю

Время — вот самая главная сложность в Разломе. Огромное табло, отмерявшее минуты и часы, висело на отвесном утёсе, на высоте сотни метров. Красные, геометрические, древнего дизайна цифры отсчитывали двадцать пять часов по шестьдесят минут, достигали значения в 00:00, и всё начиналось заново. Одноглазый, который уверял, что провёл здесь пять лет, имел в виду летоисчисление Кондопоги. Период обращения их планеты вокруг своего светила составлял 202 дня — так что, считая стандартными годами старой Терры — он пробыл в Разломе примерно три года. Рашен отмечал каждый день чёрточкой на стене — и у него уже получился целый орнамент.

Гай пытался понять сколько времени прошло с того момента, как Админ уделал их на Дюплесси — и подкатил с этим вопросом к одноглазому.

— Так, ну, никаких мехов я не помню. Я-то новости читал, и хотя мне насрать на ваш сектор Атлантик со всей вашей Конфедерацией — такое я бы не пропустил. Говоришь, ОБЧР-ы на Ред Сокс? Ахахаха, а вот не хрен кино снимать, как их Готэм постоянно кто-то уничтожает! Дождались, неженки! — радовался рашен. Он водил пальцем по стене с насечками и ткнул пальцем в одну из них. — Вот! Вот здесь вы появились, хотя, может я дней десять и пропустил — я ведь на цепи сидел, по милости этой падлы мистера Скрупа. И человек был — дерьмо, и печёнка у него на вкус — такая же. Тьфу!

У Гая отлегло от сердца — по всему выходило, что проваландался в анабиозе он не больше полугода. Один из потаённых ужасов — проснуться лет через пятьдесят, когда все родные или близкие или состарились, или умерли, или их жизнь ушла настолько далеко вперёд, что появление молодого и ничуть не изменившегося Гая Кормака вызвало бы сплошное недоумение и неловкость. Лучше уж скрыться на другом конце освоенного космоса и не отсвечивать — чтоб не портить людям жизнь. Полгода — это не так страшно! Досчитав ещё сто пятьдесят насечек до сегодняшнего дня, парень окончательно выдохнул — в общем получался примерно год.

Год — это, конечно, много. Но — не критично. Не такой народ нынче на Ярре подобрался, чтобы за год всё профукать. Крюгер, Ллевелин, Зборовски, Давыд Маркович и остальные — цепко будут держать систему, и не отдадут её ни за какие коврижки. А Эбигайль… Эх! Год — это и правда много. Бог знает, как всё сложится… В любом случае — он обещал ей вернуться — и вернётся. Даже если на это нужно будет потратить ещё один год.

— Спасибо, одноглазый, ты меня выручил… А то я уже дёргаться начал — кажется, целую вечность здесь торчим.

— А ты никак, торопишься куда-то? У нас тут — остановка конечная, мы приехали… Платим по счетам за всё, что задолжали в прошлой жизни…

— Ты даже не представляешь, насколько сильно ошибаешься, друг мой, даже не представляешь…

— Ну-ну, — буркнул одноглазый.

По всему выходило — он был уверен, что здесь за дело, и теперь искупает прегрешения. И уже за одну эту уверенность Гай был готов вытащить его отсюда и забрать с собой на Ярр или доставить на Кондопогу.

Большая часть каторжан предпочитала ныть и обвинять в своих бедах кого угодно, только не себя. Виноваты были родители, плохая компания, копы, судья, прокурор, адвокат, присяжные и всё общество в целом. «Не мы такие — жизнь такая!» — рефреном звучало во время перекуров и обеденных перерывов. Все кругом были виноваты.

* * *

Не ныл Думбийя. Он как-то рассказал Гаю, что подался в пираты из-за того, что хотел стать самым крутым парнем в деревне. После того как знойная красотка Платиша отказала ему и уехала на пикапе с полевым командиром местных повстанцев в ярком малиновом берете, Дум-Дум — тихий домашний юноша, любивший математику, пауэрлифтинг, собак и Платишу — попросился на корабль к контрабандистам, которые периодически залетали к ним в джунгли пополнить запасы продовольствия, поразвлечься и почувствовать под ногами твёрдую землю. Думбийя был из тех огромных увальней, которые не осознают свою силу и позволяют издеваться над собой ребятам гораздо более щуплым — и потому никогда не пользовался авторитетом.

Но на корабле его допекли. Тихого юнгу попыталась взять в оборот парочка гомиков. Осознав суть их посягательств, юный зумбиец[К1] проломил извращенцам головы о переборку. И, почувствовав первый раз запах крови, он понял — насилием можно решить если не все проблемы, то очень, очень многие. Путь от юнги до боцмана был для него коротким и кровавым. Новый опыт и знания попадали в благодатную почву — Думбийя впитывал всё как губка. Несколько рейсов с синтетическими наркотиками — и он вернулся в родную деревню обеспеченным кавалером, завидным женихом-астронавтом со стальным блеском в глазах и решительно оттопыренной челюстью. Всего год прошёл — и такие перемены!

Поменялась и красавица Платиша. Весь этот год она исправно работала походно-полевой женой в лагере повстанцев. Пресытившись ласками, бравый командир отдал её своим бойцам. Видимо, она была не против — после того, как подсела на синтетические наркотики, которые поставляли на Зумбу контрабандисты. И вот теперь она — с выпавшими зубами, посеревшей кожей и трясущимися руками торговала на рыночной площади кукурузными лепёшками.

Дум-Дум купил у неё одну и, поглядев в её мутные глаза, которые и не пытались распознать в статном астронавте бывшего тюфяка-одноклассника, вернулся на корабль и, дождавшись подходящего момента, подорвал его к чёртовой матери — вместе с экипажем, капитаном и наркотиками.

Ксавьер Саваж подобрал громилу на одной из космических станций, где Думбийя подрабатывал вышибалой между турнирами по боям без правил, и предложил должность абордажника, модификацию организма и хорошие деньги. Бывшему домашнему мальчику теперь было на всё плевать — и он согласился. Ему нравились лихие кавалерийские наскоки на торговцев, адреналин и кровь коротких рукопашных схваток с достойными противниками. И не нравились карательные операции на планетах и зачистки, а особенно не нравился Курт Волосан с его садизмом и заскоками. Он был неплохим парнем, которого засосало — этот Думбийя.

И он не ныл. Он считал, что получает по заслугам — но не собирался упускать шанс всё изменить. Он искренне уважал Гая и надеялся на его помощь, и при этом сам оказывал поддержку в его инициативах.

Не ныли медвежата и дядя Миша — эти безбашенные каннибалы воспринимали мир как данность, объективную реальность, в которой нужно жить. Для них везде было «zakon — tajga, medved' — prokuror». Похоже, одинаково комфортно они бы чувствовали себя в каменных джунглях Либерти, на просторах Абеляра и при двойной гравитации Ярра. Покряхтели бы, почесали свои бакенбарды — и приспособились постепенно, разобравшись в правилах игры.

Не ныл лидер модификантов Дон — его история была слишком мрачной, чтобы ныть. Шептались, что у него погибла семья, задохнувшись в жилом модуле рабочего посёлка при шахте — кислород не доставили вовремя. Он, будучи модификантом, выжил. Нашёл логиста, который управлял перевозками, и поджёг его респектабельный особняк на Талейране. В пламени сгорели сам логист, его жена и двое детей — и Дон сдался полиции. История мести провинциального промышленника впечатлила присяжных — и он оказался на Жмыхе вместо электрического стула.

С Фредди было посложнее. Ныть — это было его хобби. Но в справедливости своего здесь заключения он не сомневался. Он был с Либерти, детдомовский. В мире победившего киберпанка он должен был работать на овечьей автоматизированной ферме — стричь шерсть. Элита везде предпочитала натуральные продукты и ручную работу — даже если это руки-ножницы паренька, которому отчекрыжили собственные конечности по локти и колени, чтобы лучше выполнял функцию. Фредди сильно обиделся на то, что его лишили детства, рук и ног одновременно — и потому при первой же возможности отрезал голову социальному работнику, который рассказывал юным воспитанникам детдома для киборгов-функционалов о том, что каждый должен делать свою работу и вносить вклад в общее дело. После того, как прибежала охрана, Фредди отрезал головы и охранникам тоже и сбежал. Шлялся по трущобам несколько лет, охотясь на голубей, крыс и сражаясь с такими же маргиналами, как и он сам — пока не попался копам и не был продан эльфам. Фредди ныл постоянно — но делал это скорее по привычке.

В общем — этим людям Гай был готов доверить прикрывать себе спину. И готов был дать им шанс на Ярре — если у них, конечно, получится окончить подготовительное отделение Академии. Но говорить об этом была пока рано — «стачечная касса» до конца не заполнилась, и кое-кто из свежака не до конца ассимилировался — особенно эльфы.

* * *

Эльфов было двое — они прибыли на том самом лифте, который всегда доставлял троек. Встречали их Гай с Дум-Думом, остальные были заняты с более многочисленными партиями модификантов, киборгов и четвёрок — обычных людей.

— Гляди-ка, кого к нам занесло, — прогудел Думбийя. — Это какими судьбами-то пресветлые эльфы на дне оказались?

Коротко остриженные, с затравленным выражением глаз, сутулыми спинами и в комбинезонах — они вовсе не походили на утончённых уроженцев Рованиона. Скорее — на обычную шпану, которая волей хитрого выверта генетики была награждена особой формой ушей и смазливыми мордашками.

— Давай, Думбийя, проведи среди них разъяснительную работу… — Гай поглядывал в сторону лифтов с киборгами — их там было человек двадцать, и одноглазому приходилось здорово напрягать глотку, чтобы перекричать балаган, который устроили железячки.

Вновь прибывших троек определили на Медвежий прииск — очень уж хотелось к ним присмотреться. Популяцию вновь прибывших киборгов пришлось сократить — попалась там компания буйных. С четвёрками и единичками вопросов не возникло — они, в целом, адаптировались неплохо — настолько, насколько это вообще возможно в обществе, основная парадигма которого — тяжко работать до самой смерти.

Через три дня один из эльфов пропал. Был человек — и нет человека. Как будто растворился! Гай даже на медвежат грешил — может, сожрали? А потом Дон взял в оборот второго. Его звали Левассер, и был он прямиком с Рованиона. Гай вытащил оставшегося эльфа из карьера, отвёл под навес, усадил на табуретку и протянул бутылку с водой:

— Так куда, говоришь, он делся?

— Н-наверх забрали… Помиловали…

— А тебя чего не забрали?

— А я им н-не нужен. Я этого, ну… Я преступник.

— О как? Прям признаешь, что преступник? Мол, за дело сюда отправили? И как звать такого сознательного гражданина?

— Таир, меня зовут Таир из Дома… — эльф дёрнулся. — Таир, просто Таир.

— Что ж, просто Таир… Тут не принято спрашивать, за что оказался на дне мира, так что я спрошу кое-что другое — как так получилось, что второго эльфа забрали отсюда?

— А он не преступник. Он не должен был тут находится. Он как бы это… Ну, разведчик.

— Подсадной, значит… Типа, «эльф — лазутчик эльфов» — это слишком очевидно и никто не подумает, что так и есть на самом деле? И чего такого он должен был разведывать?

Таир поник. Судя по всему, его здорово запугали, да и сам он давно поставил крест на своей жизни.

— Ну-ну, чего ты? Не станет тебя никто потрошить за прегрешения твоего дружка. Тут у нас безгрешных нет. Полно тех, кто считает, что не заслуживает такой участи, а вот зайчиков с розовыми ушками точно не водится. Ты ведь сидишь здесь, разговариваешь со мной, пытаешься помочь…

— Они думали, что вы будете над нами издеваться — мы ведь эльфы! — выпалил Таир.

— Хо-хо, пару месяцев назад всё так и было бы… Но теперь тут другие порядки, так что вам, можно сказать, повезло. Вон, твой бригадир говорит, ты хорошо работаешь — машешь кайлом и не жалуешься, несмотря на то, что вон какой дрыщ! С чего бы нам над тобой издеваться?

— Я не дрыщ! — взблеснул глазами эльф. — Я стройный!

— Во-от, это мне уже больше нравится. Боевой дух, однако! Ты, давай, рассказывай, кой хрен нужно было твоему товарищу здесь?

— Он не мой товарищ, и нужно было не ему, а Сигуранце. Это… Ну, тайная полиция, да? У них сведения, что кто-то с помощью корпорации «Инис Мона» избавляется от неугодных. Что эльфов используют для дел тёмных и неправедных…

— Ишь какие красивые слова! И, типа, это кого-то волнует? То, что пара десятков человек из тысячи на самом деле не являются преступниками?

Таир даже встал и сжал кулаки от возмущения:

— Светлый Совет всегда стоял за правду! Эльфы никогда не будут потворствовать тёмным делам, и никогда не наказывают невинных! А если ошибки и случаются — то их исправляют!

— Ух ты! — Гай покачался на табуретке, почёсывая затылок. — Сказка, а не жизнь. И что, этому твоему земляку хватило трёх дней, чтобы разобраться?

— Э-э-э-э… Точно сказать нельзя, но мне кажется, что ему просто надоело, устал… Нет, неподходящие слова… Стало противно…

— Zaebalsya, — подсказал дядя Миша, который неслышно подошёл со спины. — Второй эльф просто zaebalsya тут находится — обстановка гнетущая, пахнет плохо, для организма вредно, работы много, информации — мало. Он срисовал наши лица, скорее всего, взял даже образцы генетического материала — и смылся.

— А на кой хрен ему наши лица и ДНК? У них же всё есть — нас досматривали и обследовали сверху!

— Нет доверия коменданту, верно? — рашен глянул на эльфа.

Тот кивнул:

— Я так понял, что да. В конце концов, со мной не откровенничали — я всё же преступник и смерти достоин…

— Эй, одноглазый! — крикнул дядя Миша. — Тут раньше эльфы бывали?

Одноглазый ремонтировал тачку, так что откликнулся не сразу.

— Сам я не видал их в Разломе, но один старый каторжанин, который сдох пару лет назад, говорил, что ему кто-то рассказывал о целой банде ушастых, которые тут всех в страхе держали, пока не померли. Жмых доконает всех — раньше или позже.

— День да ночь — сутки прочь, а всё к смерти ближе, — снова включил режим поговорок дядя Миша. — В любом случае, тебе, Таир, доверия нет, я вообще думаю, что ты сам Сигуранца такая же, как и твой товарищ… Но новости неплохие — может кто-то отсюда и выберется, если Светлый Совет комиссию пришлёт…

А когда Таир отправился обратно — в карьер, то Гай задумчиво проговорил:

— А если нам нашу акцию устроить как раз в тот момент, когда комиссия эта самая прибудет — вот это будет шуму, а? Только как нам узнать, что комиссия приехала?

— Аха-ха-ха, Гай, это же чрезвычайно просто! Когда станут присылать непросроченные батончики, включат все фонари и вышлют детали для двух сломанных конвейеров — это и будет значить, что комиссия вот-вот прибудет! Это везде работает одинаково — что на Пангее, что на Кондопоге, что здесь, на уродском Жмыхе! Мы почти готовы — можем тормознуть добычу дней на десять точно, а через три дня — накопим запасов на две недели.

— А что делать с работягами? Как с ними будем объясняться? Они нас лопатами не забьют, когда поймут, что мы ставим под угрозу поставки с поверхности?

— Потребуем для них медицинского обслуживания. Мол, готовы работать — не готовы подыхать. Мол, процесс налажен, работники опытные — это же логично ими не жертвовать! Думаю, с такими требованиями люди пойдут за нами. Улучшение условий труда и всё такое — это всем по нутру. В конце концов — потребуем, чтобы нас обеспечили нормальными кроватями! Да, мы уроды — но мы стойко искупаем! Много пафоса, много правды — и у тебя-то точно появится шанс выбраться отсюда!

— Стоп, стоп, дядя Миша! У меня?

Седой медвед задумчиво посмотрел в глаза парню.

— Ну ты совсем за идиота меня не держи, Гай Кормак. Я же вижу — ты не нашей породы. Ты — как раз тот случай, за которым сюда комиссия прибыла. На Жмых тебя заперли, чтобы убрать с дороги важных дядей, да? Убивать им было тебя не с руки — может чистоплюи, может ещё какие-то причины… А вот сгноить постепенно — это для них выход. Я таких моралистов в пиджаках навидался — боятся ручки запачкать. А я так думаю: охотишься — имей уважение сожрать добычу! Приговорил к смерти — будь добр сам рубить голову!

Гай кивнул. Он, в общем-то, так и делал. А какие у него были варианты во времена, когда он сам был и монархом, и судьёй, и палачом и всем населением Ярра в одном лице?

— Потому — ты можешь громко об этом заявить, когда они спустятся сюда. Ты, и ещё несколько парней — у Дона есть кое-кто, ещё один священник из четвёрок… Вас видно. Вы — не такие, — вещал рашен.

— Полегче, дядя Миша, полегче! Я вас не оставлю, даже не думайте… Мне не по душе, что вы жрёте человеческую печёнку, но я тоже кое-чего навидался и потому не готов просто так разбрасываться людьми, которые готовы прикрыть спину и поделиться последним…

— Пафос! Пафос и благие намерения… — отмахнулся лапищей медвед. — Моя задача — сделать своё существование тут более комфортным, а выбраться из этой дыры я, если честно, не надеюсь.

Гай упрямо сжал зубы — ему плевать было на фатализм рашенов. Они нужны были ему — все вместе. У него, на Ярре, каждый человек на вес золота, и разбрасываться такими кадрами — просто грешно. А печёнка… Может быть, печёнка диких бизонов понравится им больше, чем печёнка токсичных киборгов?

[К1]Проверить правильность