В школу по приколу, или По мне плачет цирк!

Евгений Славутский (2024)

Вы влюблялись в робота или изобретали средство от вампиров? А может быть, встречались под партой с представителями внеземных цивилизаций? Или сажали скелет в учительское кресло? Еще нет? В школе, где работает удивительный учитель по прозвищу Бонифаций, возможно всё! Готовьтесь — приключения начинаются!

Позор Бонифация

Наш учитель литературы по прозвищу Бонифаций — очень мужественный человек. Он служил сапером и участвовал в боевых действиях, за что его награждали медалями. Но и он однажды спасовал и испугался. А случилось это так…

Итак, пятница. Хеллоуин. Перемена перед последним уроком. Историк ходит с табличкой «Иду на Русь!» на спине. Приклеили семиклассники. Шествует довольная англичанка. Примирилась, наверное, с физруком — своим ухажером. В классе химии Рита Минаева красивым и ровным, как забор, почерком выводит на доске: «Триннадцатое… Хэлоин». А Бонифаций что-то не выходит из своего кабинета. Обычно он стоит в дверях перед уроком и всем ученикам предлагает: «Give me five, dudes!» — «Дайте пять, чуваки!» Ну и все его по ладони радостно хлопают.

Заходим на урок. Нашего Бонифация не узнать! Рассеянный, горестный. Как будто у него живот болит. И взгляд такой прям, как первого сентября бывает. Внимательная Женя Сырчикова спрашивает с сочувствием: «Артём Борисович, с вами все хорошо? Вы себя чувствуете плохо?» И тут наш прекрасный, всегда веселый учитель потухшим голосом отвечает: «Друзья, как бы вам сказать… На меня сегодня обрушилось испытание». Вообще Бонифаций часто говорит «клево», «прикольно», «фишка». А если и «облом» — то тоже как-то весело. А тут на тебе! — на полном серьезе: «тяжелое испытание»!

Мы так любим Бонифация, что тут же ему пообещали защитить от испытания, от любого, стопудово.

— Только скажите, что за испытание!

— Не могу сказать… Слишком грустное…

— Ну, скажитеее! У вас же от нас секретов нету!

— Эх, была не была. Все равно вся школа узнает. В общем, захожу я утром в шестой класс. Все стоят за партами с поднятыми вверх руками. У доски Петя Изюмов, брат Вани. А в руках у него… — Бонифаций сделал драматическую паузу.

— Ну, что у него в руках? — завопили мы.

— Граната! Черная, круглая, небольшая, фугасная.

Мы ахнули.

— И Петя говорит: «Если кто двинется — все взлетят на воздух!» (Впечатлительная Женя Сырчикова закрыла рот рукой.) Мне Петя говорит: «Господин учитель, руки за голову и без глупостей! Чтоб потом не рыдала ваша мама! Я из солнцевско-ореховско-битцевской группировки бандитов! Снабжаю их гранатами». (Ну это-то ерунда, думаю я.) И спрашиваю: «Каковы твои требования, Пётр?» — «Все чипсы, всю жвачку мне на стол! И всем пятерки по литературе в году! И еще чтобы меня не доставали, уважали и мозг не выносили!» — «Так почти у всех и так пятерки», — говорю я и делаю шаг в Петину сторону. А сам смотрю на гранату. Я ведь умею такие разминировать. А Петя как ею размахнется!..

Тут Бонифаций снова сделал паузу.

— Рассказывайте скорее! — закричали мы.

— Он ею как размахнется… И от гранаты отломился кусок! Упал ко мне на стол. Я подошел и съел его — не стол, кусок гранаты.

— Шутник вы, Артём Борисович!

— С вами все в порядке, Артём Борисович? — зашумели все.

— Со мной порядок. А шутником оказался Петя. Граната была шоколадная. Когда она развалилась, все засмеялись, поздравили с Хеллоуином. И съели гранату по кусочкам.

— Так, а вы-то, Артём Борисович, из-за чего переживаете и грустите?

— А потому, что я испугался по-настоящему. За учеников испугался так, как на войне никогда не боялся. И еще… — прибавил Бонифаций. — Наверное, я разучился понимать шутки. Позор!

Тут в кабинет открылась дверь, на пороге возникла завуч Зинаида Григорьевна:

— Артём Борисович, после урока прошу зайти ко мне в кабинет с объяснениями по поводу безобразного случая на уроке в шестом классе.

— Ну этого-то я не боюсь, — улыбнулся Бонифаций, когда за Зинаидой закрылась дверь.

С той поры с добрым Бонифацием никто так больше не шутил. А праздник Хеллоуин в школе запретили. Может, конечно, и зря. Но шутки-то бывают не шуточные. Кто разберет? Что страшно смешное, а что смешное — страшно?