Деблокадный Сёрф 1. Разведка с Боем. Неизвестная Война – 1. (Попаданцы в СССР)

Евгений Смарт (2024)

Часто ли Вы скользите между Мирами во Времени? Я и сам не замечаю, как вдруг оказываюсь в прошлом. Круго́м рвутся снаряды, громыхает канонада, позади деблокированный Ленинград, а я стою посреди поля как вкопанный. Лишь где-то рядом тритоном пищит кардиограф, да слышится чьё-то сиплое дыхание через ИВЛ.

Глава 9. Почитая ветеранов

Говорим витиевато,

Но трындим, как дышим.

Если матов маловато,

Планку ставим выше.

Ух-ты, ах-ты!

Анекдототравты!

16 ноября 2024 года, Четверг. Москва — Жуковский.

Переходя на финишный маршрут, а именно на электричку из Москвы в сторону Жуковского, я ожидал встречи с очередным неординарным попутчиком. Но судьба миловала меня и уберегла от новой эмоции перед предстоящей операцией.

Я давно не езжу этой забавной веткой железной дороги. Раньше, в конце '90-х, живя непосредственно в само́й Москве, мы часто мотаемся на дачу к тётушке в Бронницы. Но, купив дом в Домодедове, сперва приезжаем ещё пару раз, а потом и вовсе перестаём туда ездить.

Эта железнодорожная линия необыкновенная. Она уникальная для России. На участке от Москвы до Рязани поезда движутся по левой стороне! Строят её французы ещё в конце Девятнадцатого Века. Почему тогда движение левостороннее, спросите Вы, ведь машины во Франции движутся так же, как и у нас, по правой полосе? Вопрос резонный. Оказывается, во Франции все железнодорожные магистрали такие. Им проектируют в самом начале ещё Англичане, а у тех-то как раз и автомобильное движение левостороннее. Так что, когда Вы едете по дороге в Рязань, Вам постоянно кажется, что поезд неожиданно решает поехать назад. От этого движения в поезде задом наперёд можно сойти с ума любому автомобилисту, если дремать время от времени. Вот и я, проваливаясь в привычную для электричек дремоту и просыпаясь почти каждые пять минут, всякий раз не могу понять, куда мы едем. На третьей попытке вздремнуть, решаю не насиловать свой мозг и просто наблюдать за доро́гой.

Уж не знаю, какими скачками, но я опять вспоминаю про своего деда. По прошествии такого количества лет я, конечно же, многое забываю. Но в памяти всплывает образ всегда молчаливого и погружённого в свои размышления маленького, малоподвижного старичка. В быту он на моей памяти немногословен, редко делает замечания, никогда не спорит. Но стоит ему лишь слегка злоупотребить спиртным, дед моментально преображается. Он превращается в шебутного лихого молодца, готового пуститься в пляс и разговоры.

Фамилия у моего деда Петухов. И зовут его — Петя. Это сейчас в нашем исковерканном сознании возникают сразу уголовные неадекватные оскорбления. А раньше"ходить петухом"означает браваду и молодецкую удаль, задористость.

В лёгком подпитии дед в те года действительно таким и становится. Он часто, помнится, берёт в руки гармошку. Не баян, не аккордеон, а именно русскую гармошку. А я, будучи совсем ещё мальчишкой, люблю отплясывать под его игру до изнеможения. Настолько задорно и весело играет дед, что ноги сами несутся в пляс. Особенно мы любим его"Цыганочку с Выходом". А когда уже устанешь и присядешь, дед затягивает лирические песни."Печурка","По дорогам","Платок". И, конечно же, наша дальневосточная"Катюша"про"Далёкий Пограничный". Но самой любимой у Деда:

Выпьем за Родину,

Выпьем за Сталина!

Выпьем и снова нальём!

Но припоминается у деда и ещё одна черта, когда он волнуется или хорошенько уже подвыпивший.

Дед начинает безбожно материться. Причём не может себя контролировать даже при детях.

Припоминаю, матушка моя всегда пытается его урезонить:

— Ты бы хоть при детворе не матюгался!

Дед всегда замирает в такой момент, подобочивает руки в боки и громогласно заявляет:

— Эт хто матюгася? Я матюгася?! Абыщи! — и демонстративно выворачивает карманы.

Кстати, с этой его особенностью материться при волнении однажды даже выходит конфуз.

Надо сказать, что дед мой хоть и русский, но в роду у него есть бурятская кровь. И она выливается в его внешности. Особенно к старости он походит на Конфуция, только без бородки. Баки у него, как, впрочем, и у меня по наследству, не растут, а ходить с Хошиминовской бородкой ему, как я сейчас, не нравится. Вот и бреется он тогда постоянно начисто.

Так вот. То, что на внешность он походит на азиата, некоторых иногда подводит.

Как-то раз к очередному Дню Победы в нашей школе чествуют ветеранов. Как и полагается, приглашают почётных фронтовиков. Медалей у моего деда имеется много, но все их гирляндой носить он не любит. На кителе его висят лишь ряды орденских планок. Но и это у всех вызывает всегда уважение.

В тот раз перед школьниками выступают только двое. Какой-то седобородый на внешность европеец, и мой дед, которого принимают за азиата. Первым выступить предлагают европейцу. Но когда ведущая собирается его объявить, начинает путаться не только в фамилии, но даже и в имени. Настолько непривычно нашему русскому слуху они звучат.

Старичок… На то время ветеранам всего лишь лет по пятьдесят-шестьдесят, но для нас, юнцов, это уже действительно пожилые люди.

Так вот, старичок выходит, прокашливается и начинает что-то рассказывать. Говорит он невнятно, шамкая слова. Никто ничего понять не может. Сперва нам кажется, что время от времени в его разговоре промелькивают подобия матов. Но потом оказывается, что не показывается. И как раз именно маты звучат отчётливо, в отличии от остальной речи.

Ведущая, сообразив это, плавно закругляет ветерана, благодарит и отводит в сторонку, вручив гвозди́ки.

Вызывают выступать моего деда. Ведущая с удивлением зачитывает вполне русские имя и фамилию, даже удивляется. До этого дед был внешне спокоен и безмятежен. Волнение никак не проявляется на нём. Но оказывается, внутренне он весь пылает и трясётся. Если первый ветеран говорит невнятно и тихо, то дед мой начинает громко и отчётливо…

Да уж… Лучше бы он пусть также что-то бурчит неразборчивое. Но дед начинает речь, состоящую сплошняком из матов, вспоминая что-то фронтовое. Самое приличным из этого — "гавнюки"и"япона мама".

Учителя впадают в ступор, а ученики радостно аплодируют. Настолько им сильно нравится выступление деда!

О! За воспоминаниями я чуть не прозёвываю свою станцию. Резко несусь к выходу и успеваю выскочить в уже закрывающиеся двери.