Башня. Новый ковчег 1

Евгения Букреева (2024)

Сто лет назад на Землю пришёл потоп, и вся суша оказалась под водой. Но на этот раз человечество, пусть и небольшая его часть, оказалось более подготовленным. Была построена огромная Башня, в которой люди постарались предусмотреть всё для комфортного существования. Теперь люди могут не просто выжить — они могут жить. Но не всегда всё складывается гладко и как задумано. Возникшая проблема с ресурсами требует введения жестких мер, в новом мире не остаётся места для старых и больных.Перед Павлом, главным героем, встает проблема: сохранить комфортную жизнь в Башне, но только для тех, кто работает, или все же найти другой выход.Что в итоге победит? Холодный расчёт или человек, который живёт внутри каждого?И что несёт твоя любовь миру: разрушение или созидание?

Глава 10. Кир

Люди сбились небольшими группами у ярко освещённого офиса, жалюзи на окнах которого были опущены до упора, а дверь, наоборот, приветливо и зазывно распахнута. Время от времени кто-нибудь отделялся от одной группы и подходил к другой, и эти людские островки — подвижные, изменчивые — колыхались, то сливаясь, то разобщаясь и распадаясь на несколько новых. Дети, помладше или более робкие, жались к матерям, утыкались в их руки, пытаясь найти защиту в материнских ладонях, а те, что постарше и побойчей, уже освоились и, перекрикивая друг друга, носились тут же, наматывая круги, но далеко не убегая. Иногда на них шикали, но больше так, для проформы — взрослых тревожило другое. Общая неизвестность, предчувствие надвигающейся беды, некое коллективное бессознательное чувство, которое поднимается откуда-то из глубины, словно древнее морское чудовище.

Кирилл шёл следом за матерью и за отцом, аккуратно придерживающим всё ещё всхлипывающую Марину.

— Куда? Не видишь очередь? — отец Кира хотел войти в офис, но дорогу ему преградил высокий крупный мужчина с тяжёлым взглядом и квадратной челюстью. Он ещё хотел что-то сказать, но тут на его лице промелькнула тень узнавания. — А, это ты, Иван. Здорово.

Мужчина протянул руку и обменялся с отцом крепким рукопожатием.

— Что там, Роман? — отец кивнул в сторону открытой двери.

— Медпункт, — и, поймав вопросительный взгляд отца, сказал. — Пойдём в сторонку отойдём, покалякаем. А это что, все твои?

Мужчина окинул быстрым взглядом Кира, мать и Марину, которая так и приклеилась к ним.

— Жена, сын и… — отец на секунду запнулся, подыскивая определение для их нечаянной спутницы. — И соседка.

Отец и его знакомый отошли в сторону, о чём-то негромко заговорили. Кирилл видел, как отец хмурится, трёт рукой гладко выбритую щёку — очевидно, то, о чём говорил этот мужчина, было не очень радостным.

Радоваться и на самом деле было нечему.

После того, как подошла их очередь, и в ярко освещённом помещении медпункта каждого из них прослушали, измерили температуру и записали в журнал, Егор Саныч (вот где оказывается был их участковый врач всё это время) устало сказал, повторяя, видимо, в сотый раз произнесённые за день слова:

— Вас здесь собрали на карантин, как контактирующих с заболевшими. В Башне, предположительно, новый штамм гриппа. Основные симптомы: сильный удушающий кашель, ну и общее недомогание. Если станет плохо или температура повысится, немедленно в медпункт. Ко мне, к Наде, к Ире.

Его Саныч показал рукой в сторону медсестёр — маленькой круглой Нади и высокой Ирины, той, что работала в медсанчасти на их тепличном уровне и которая осматривала Лазаря.

— И, пожалуйста, без паники. Сегодня вам выдали сухой паёк, завтра сюда должна прибыть медицинская бригада. Привезут лекарства и горячую еду. Я надеюсь.

Последние слова Егор Саныч добавил почти шёпотом.

— Егор, — осторожно спросил отец. — Почему именно сюда нас согнали? Не в инфекционную больницу, не в любую другую? Что ж там мест нет, что ли?

— Может, и нет, — пожал плечами врач. — Всё-таки сто шестьдесят пять человек с пяти уровней — не шутка. Сказали, наверху приняли такое решение.

Видно было, что Егор Санычу и самому было не по нутру всё это, но выказывать своё сомнение на глазах вверенных ему людей или того хуже — оспорить его, он не мог.

— Иван, возьмите спальники в тридцатом кабинете, помнишь ещё, наверно, где это.

— Помню, конечно.

— Вот и хорошо. Там Роман ребят организовал спальники людям выдавать. Ну и найдите место, где расположиться. Комфорт тут, конечно, условный, но всё же. Единственное, что прошу — не разбегайтесь далеко по этажу, лучше уж тут рядом. Нас ведь всего трое. Медиков, я имею в виду. Завтра, надеюсь, будет больше, — Егор Саныч устало вздохнул и закрыл ладонью глаза.

***

Спальники выдавали Вовка Андрейченко и Лёха Веселов. Кирилл даже не ожидал, что так обрадуется при виде друзей.

— Давай, подключайся! — весело скомандовал Вовка и кинул ему свёрнутый спальник.

— Да разбежался. Кто мне за это заплатит?

— За зарплатой это не ко мне. Это к Роману Владимировичу обращайся, — Вовка показал пальцем в сторону.

— Ага. Рискни здоровьем, — заржал неунывающий Лёха.

Кирилл повернул голову. Знакомый его отца, тот самый с квадратной челюстью, который преградил им путь в медпункт, стоял чуть поодаль. Рядом был и отец Кира, и только что подошедший Егор Саныч.

— А он вообще кто? — спросил Кир.

— Вообще начальник мой. Роман Владимирович Бахтин. Э, куда без спроса хватаешь, — Вовка Андрейченко стукнул по рукам мелкого пацана, который подбежал и схватил спальник. Пацан заныл и, отбежав в сторону, показал им кулак. Вовка усмехнулся, а потом, опять повернувшись к Киру, продолжил. — Бригадир грузчиков он.

— Здоровый мужик, и взгляд такой… ну, — Кир опасливо повёл плечами.

— Как у убийцы, да?

— Ну.

— Он и есть убийца, — подал голос Лёха. — Наши мужики с уровня рассказывали, что он бабу одну замочил. Брата своего то ли жену, то ли любовницу.

— Да врут, а ты и уши развесил, — Кирилл небрежно цыкнул. — За убийство же смертная казнь. А этот ваш Бахтин живее всех живых.

— Отмазали. Говорят, он раньше где-то наверху работал. В охране у какого-то шишки.

Кир особо не верил тому, что говорит Лёха — Веселов был горазд собирать всякие сплетни, и Лёхин базар нужно было тщательно фильтровать, но что-то такое было в этом Бахтине, какая-то сила, потаённая злость, плескающаяся в стальных глазах и сдерживаемая такой же стальной волей.

Уснуть Кириллу долго не удавалось. Рядом возилась мать, да и отец, судя по всему, тоже не спал, хоть и лежал в своём спальнике, не шевелясь, глядя в потолок, на который отбрасывали тени дежурные фонари, горевшие в коридоре. Кир в свой спальник забираться не стал, лёг прямо сверху, пристроив под голову свёрток с взятой из дома одеждой.

Расположились они в одном из классов — теперь Кир уже знал, что это всё классы — сдвинув в сторону несколько парт и освободив немного места. Конечно, особых удобств тут не было, но главное было не это. Главным была тоска, которая одолевала, изматывала, и Кирилл не понимал, отчего так. Вроде бы Егор Саныч всё объяснил, а карантины (во всяком случае взрослые про это говорили) случались и раньше, да и страха заболеть, как такового не было — подумаешь, какой-то грипп, и всё равно… Всё равно было тошно.

Кир всё прокручивал, разматывал в уме длинный день, который начался, казалось, целую вечность назад, а закончился здесь, в звенящей пустоте мёртвого этажа…

После того как все спальники были выданы, Кир, Вовка и Лёха немного пошарились по уровню, заглянув в том числе и в неосвещённую часть. Там было жутко, и за каждым поворотом чудились неясные тени, слышался невнятный шёпот и мелькали шорохи-призраки. Хотелось поскорее уйти отсюда, на свет, к людям, таким же испуганным и одиноким на этом чужом, нежилом этаже.

— Хотел бы когда-нибудь наружу?

Вовка прижался носом к оконному стеклу, вглядываясь в вечерний непроглядный морок внешнего мира, серого, бескрайнего, заполненного водой. Кир вдруг почувствовал себя в тюрьме даже не потому, что их по чьей-то злой воле заперли на закрытом уровне, а вообще. Вся их Башня была одной большой тюрьмой, и океан — самым безупречным и неутомимым тюремщиком.

— Чего я там забыл? — Кир отвернулся. Встал спиной к окну, всё ещё ощущая лопатками насмешливый взгляд древнего, шумящего за окном океана.

— А я бы хотел, — задумчиво протянул Вовка.

***

— Вставай, вставай, соня! — мать изо всех сил трясла Кира за плечо.

— Чего, ну… — Кир заворочался, закрыл лицо рукой, попытался отвернуться. Но мать продолжала тормошить его. Он не понимал со сна, где он, почему такой высокий потолок над головой, что это вообще такое, и вдруг, разом вспомнив, резко сел, оглядываясь по сторонам.

— Проснулся наконец, — улыбнулась мать. — А то я уж отчаялась тебя разбудить. Эх, Кирка, Кирка.

Она назвала его так, как в детстве — смешным полу-девчоночьим именем, которое всегда злило его, но сегодня ему было не до этого.

— А папа где?

— Побежал с мужиками к лифту. Там, говорят, чего-то привезли.

— Медицинская бригада приехала?

— Не знаю пока, — мать покачала головой.

Кир вскочил на ноги.

— Я тоже тогда побежал.

— Умойся хоть.

— Потом! — Кирилл махнул рукой.

На площадке рядом с лифтом шумела толпа.

Уже издалека Кир увидел людей, гудящих, возбужденных, и среди этой толпы злого, красного Егор Саныча, который размахивал руками и сорванным голосом пытался перекричать сотню других голосов — визгливо-тонких и басисто-густых, женских и мужских, высоких и низких. В каждом этом голосе, по отдельности и во всех вместе, за гневом, злостью и возмущением отчетливо звучал страх. Страх и был движущей силой этой на первый взгляд неуправляемой толпы, и он, страх, сейчас вел людей безжалостной машиной на Егора Саныча, который в одиночку противостоял этой толпе.

Конец ознакомительного фрагмента.