Золотинка. Рассказы и поэмы о женщинах, медведях и магических существах

Евгения Некрасова, 2023

В новом сборнике Евгении Некрасовой фольклорная мистика филигранно переплетается с повседневным бытом среднерусской жизни. Это истории о женщинах, живущих в сложном мире предрассудков, передающихся из поколения в поколение, словно темное родовое наследство. Об их отношениях с семьей, обществом, государством и собственным телом. Об их возможностях, ограничениях, трагедиях и судьбах. Образ женщины у Евгении Некрасовой многолик, но всегда узнаваем. Каждая из героинь по праву рождения становится узницей предубеждений и общественных ожиданий. На помощь женщинам приходят фольклорные персонажи и собственная древняя сила. Рассказы Евгении Некрасовой – это суровые сказки, которые предостерегают, но в то же время дают надежду: как бы ни было темно и мрачно в жизни, внутренний свет всегда укажет нам путь. Евгения Некрасова – писательница, соосновательница Школы литературных практик. Лауреатка литературных премий «Странник/НОС» и «Лицей», финалистка премий «Большая книга», «Национальный бестселлер» и «НОС». По её произведениям поставлены спектакли в российских театрах. Содержит нецензурную брань.

Мордовский крест

Человек в форме милиционера сказал Кате, что она украла своих детей. Первого и Вторую. Она сама для себя их так насчитывала: Первый вышел, Вторая через двадцать минут. Грязная слизь ползала по асфальту, переходам, вагонам метро. Мокрые ботинки жевали ноги. Обе руки болели от детей-авосек.

С самого начала не надо было ехать в Москву. Электричка двигалась час сорок, стояли в тамбуре, прижатые телами незнакомых смятых людей. В вагон нельзя было пробраться.

Буднее утро, утренние будни. Представление делают в полдень, потому что для детей. Дети сначала удивлялись, потом попискивали, потом молчали, завалившись на Катю, которую держала стена электрички. Катя не хотела ехать, но редкие билеты в московский цирк достала мать мужа. Или мать мужа достала редкие билеты в московский цирк. Дети вопили, что хотят. Вопил Первый, он хотел в цирк. Вторая кричала, она хотела поездку.

Катя хотела только спать. Она видела милиционера в неотчётливой форме человека, контуры размывались от её усталости. Он говорил ей: ну что, чёрная, у кого детей украла?!

Слонихи плохо пахли. Катя с детьми сидела на третьем, и было слышно. Слонихи в блестящих попонках были усталые, как Катя. Красивая дрессировщица тыкала в серую морщинистую кожу палкой с заточенным наконечником. Слонихи становились на задние лапы, как собаки, или на передние, как люди на коленях. Вторая сказала Кате, что дрессировщица красивая, но она колет слонов палкой. Катя удивилась, что дрессировщица была в купальнике, высоких сапогах и фраке, как танцовщица кабаре. Подол фрака, вышитого золотистыми розами, колыхался, как слоновьи уши, и, взлетая, показывал ягодицы. Низ купальника плотно облегал вульву. Перед каждым трюком слоних дрессировщица расставляла ноги. Катя огляделась на детей и взрослых, им было ок.

Первый не смотрел на манеж, он смотрел на живущего в ладонях соседа-мальчика механического льва. Львов не показали. Показались клоуны и акробаты. Вторая изучала происходящее на сцене. Первый, несмотря на свою беспредельность, умел подключаться к матери и чувствовал, что всё на сцене ей очень не нравится. Поэтому он сразу забыл неодобренный матерью цирк и увлёкся пластиковым львом соседнего ребёнка. Вторая сама судила о происходящем в мире и никогда не подключалась к людям, а только к миру напрямую.

Чёрная, блядь, в каком районе детей украла? Здесь, на вокзале? У Кати были большие тёмно-карие глаза, чёрные плотные волосы по плечи, чёрные ресницы, чёрные брови, маленькие чёрные усики над губой и чёрные негустые волосы по ногам и рукам. Нерусская, не понимаешь, что ли, русского языка? После цирка Катя купила детям по облаку сахарной ваты. Их головы потонули в ней. Катя долго отмывала лица Первого и Второй над туалетной раковиной, до этого они долго стояли в очереди. Первый попытался уйти в непопулярный мужской, но Катя останавливала. Потом Первый увидел на лотке в холле продающихся механических зверей и завыл. У Кати были деньги, но немного, если покупать Первому, то надо покупать и Второй. А та любила только всё тряпочное, к счастью, тряпочного тут не продавали. Вторая сказала Первому, что он достал. Они подрались. Катя их растащила и сказала, что никогда и никуда больше с ними не поедет. Катя увела плачущего Первого и мрачную Вторую из цирка. У ларька на улице они молча пожевали резиновую пиццу. Та дымилась, особенно усердно кусочками колбасы, в серое московское небо. Первый жевал и гонял слёзные сопли. В цирковой буфет была многолюдная очередь, и Катя решила, что на улице дешевле. К тому же Вторая спросила, делают ли буфетные пирожки из умерших от старости слонов. Катя поила себя и детей одним чаем на троих. Решила, если захотят в туалет, то можно сходить на вокзале.

Милиционер сменился на нового. Он тоже попросил Катю назвать имя, фамилию. Место, год рождения. Пока не называл её чёрной. Катя устало повторила, что её зовут Екатерина Иванова. Девичья фамилия Покосова. Он усмехнулся так, как обычно настоящие люди не делают, а изображают актёры в телевизоре. Катя сказала, что она из Пензы, но живёт в Подмосковье. Назвала адрес. Новый милиционер назвал её чёрной и спросил, где и у кого она украла детей.

Катя в который раз ответила, что дети её. Назвала их имена, дату рождения. С курения вернулся Прежний милиционер и сразу назвал её нерусской блядью. Катя снова попросила не ругаться при детях. Её послали оба милиционера в форме людей и стали обсуждать при ней, как хорошо и чисто сука говорит по-русски. Первый спал, Вторая сидела и глядела на всё испуганно. Она подключилась к этому миру напрямую, и он ей очень не нравился. Детей держали на протёртой лавке, на соседней спал сжатый человек, от которого пахло мочой и алкоголем. Катю держали на стуле перед столом. Дверь в каморку была приоткрыта, за ней жил вокзал, нарядный женский голос объявлял.

Катю обижало, что её считали нерусской. Она была очень русской. И сторонилась и опасалась нерусских сама. Её мать была русской. Её отец был наполовину мокша, наполовину эрзя, но никогда не думал об этом, не знал никакого другого языка, кроме русского, и тоже был очень русским и просто советским. Катю принимали за свою евреи, армяне, а ромские женщины, которых Катя и остальные называли цыганками, пытались заговаривать с ней на своём языке на улице. Однажды летом Катя надела красивую, широкую, разноцветную юбку и пошла на рынок за продуктами. Загляделась на нижнее бельё на прилавке, и продавщица отогнала её, обозвав словом, повязанным тоже с чёрным цветом.

Их электричка отправлялась с другого. На Павелецкий после цирка они поехали, чтобы забрать у проводницы посылку от Катиных мордовских бабушек. Те пошили четыре наволочки для Кати, её мужа, детей и ещё два рушника. Вышили всё красиво. Кате не нужны были наволочки, но она не хотела обидеть бабушек. И ей нравилось внимание. Она его привлекла собой и своими детьми. Сумчатая женщина, ожидавшая поезда, подошла к милиционеру, показала ему на Катю и сказала, что цыганка украла русских детей. Глаза у Первого и Второй были Катиного цвета, и даже брови и ресницы чёрные, и подбородки острели Катиной формой. Но волосы у близнецов были русско-жидкие, тонко-светлые, и кожа их белела на фоне Катиной смуглоты. Милиционер приблизился к ним проверить документы. Катя покопалась в сумке и поняла, что не взяла паспорт, где были записаны её имя, фамилия, подмосковная прописка, а главное — Первый и Вторая.

Первый почувствовал, что мать очень испугалась, когда их привели в ментовскую каморку. Решил отомстить за некупленного льва, и когда спросили, его ли мама, он закричал, что нет. И даже поорал вслед за милиционером — украла, украла, украла, отлично выговаривая «р». Первому буква долго не давалась; Катя водила сына к логопеду, и дома по вечерам вместе они рычали через специальную палочку, выбалтывающую изо рта звук «р». Вторая сразу подключилась к миру ментовской каморки, всё будто поняла про него и ответила, что вот её мама тут. Милиционер ей не поверил, потому что девочка, и сказал Новому милиционеру при Кате и детях, что чёрная совсем запугала девчонку.

Сначала они сорок минут ждали поезда, который задержался, и теперь третий час сидели в милицейском помещении. Катя переживала, что дети хотят в туалет. Но они теперь спали оба. Катя слабо отвечала одинаково на одинаковые вопросы. Милиционеры её материли и называли чёрной. Время от времени они поочередно выходили курить и звонить по одному на двоих мобильному с антенной. Катя вдруг догадалась и попросила позвонить мужу на работу. Новый милиционер спросил, не принести ли ей, может, ещё кофе. На слове «кофе» проснулся Первый и попросил есть. Катя достала из сумки второе яблоко, которое положила им свекровь, и протянула его Первому. Одно яблоко он съел ещё в цирке перед представлением. Прежний милиционер ударил Катю по руке, сказав, что ей нельзя кормить чужих детей. Яблоко покатилось по грязной напольной жиже. Вторая заплакала, Первый заплакал, Катя заплакала. Стала искать платок, чтобы вытереть яблоко. Один из милиционеров в форме человека забрал у неё сумку и вытряхнул содержимое на стол.

Смотрел на платок, помаду, огрызок, жвачку, ещё один платок, зеркало, ручку, чеки, кошелёк и пакет с аккуратным свёртком гостинцев. Милиционеры в форме людей раскурочили пакет, потом свёрток и стали рассматривать белые тряпочки с вышивками. Что за хрень? Катя ответила, что родственники передали гостиницы. У вас у чёрных так принято, а? Это что за знаки? Катя ответила, что это народные узоры, вышивка мордовским крестом, нитка продевается с двух сторон для создания рельефа. Бабушка и её сестра пытались Катю научить в детстве так вышивать, но ей не хотелось. Вторая подумала, что это очень красивые тряпочки. Оба милиционера в форме людей подумали, что ювенальщица всё не идёт. Она должна была забрать детей и пристроить их. Женщины всегда занимались детьми. Тогда можно отвести чёрную в ОВД.

Новый милиционер пошёл звонить и курить. Прежний милиционер пощупал снова наволочки — одну, вторую, третью, четвёртую, рисунки в них были слишком плотные. Он догадался, что в узорах что-то зашито. Милиционер в форме человека достал из ящика стола складной нож, в котором чаще всего использовали штопорную ногу, и начал лезвием вскрывать выступающий узор одной из наволочек.

Вторая зарычала и бросилась отнимать у него тряпочку. Катя закричала. Милиционер толкнул Вторую. Её подобрала Катя, Первый подбежал и тоже уткнулся в мать. Милиционер в форме человека вдруг завыл, уронил наволочку и стал глядеть на свои руки. На его белой коже, на внешних и внутренних сторонах ладоней, на руках до локтей, вперемешку с сочащейся алой кровью выступали зигзагами, ромбами, звёздочками плотные красные, синие, жёлтые, чёрные и зелёные орнаменты, сделанные мордовским крестом — ниткой, продетой с двух сторон, для создания рельефа.