Костя в школе. Класс 9-й

Евгения Сергеевна Теплова (2024)

Третья часть рассказов о школьной жизни Кости Куликова. Он перешёл в 9-й класс, где его ожидают начатки сепарации от родителей, любовная драма, почти детективная история и немалое количество конфузов :)

Несчастье

Через день, в пятницу, Ваня Долгов приехал в Москву на неделю по каким-то делам, и мы встретились вчетвером — он, я, Никита и Маруся.

Плохое предчувствие засело у меня ещё накануне, когда он радостно сообщил о своих планах. И не отпускало, сколько я себя ни успокаивал. В четверг зарядил такой ливень, что мы с Марусей решили отдохнуть от прогулок, а после обеда я отправился на тренировку.

В пятницу дождь прекратился, похолодало, а я не надел шарф, о чём очень жалел. Мы втроём ждали Ваню у Старого Арбата. Я с завистью смотрел на пассажиров уютного экскурсионного автобуса — вот бы залезть туда и кататься на втором этаже до самого вечера.

Помню как сейчас тот славный момент, когда Ваня выскочил из подземного перехода и, засветившись от радости, устремился к нам. Я тоже был очень рад его видеть, но как же засосало под ложечкой…

Ваня вырос, возмужал. Мне пришлось вытащить шею из плеч, чтобы сократить разницу в росте. Его непослушная шевелюра соломенного цвета неизменно напоминала о лете. В августе он ездил в Мариуполь и другие города Донбасса, помогал гуманитарной миссии в качестве грузчика. Рассказывал об удивительных людях, встреченных там. Мы слушали его раскрыв рты. Будь я девочкой, сам бы в него влюбился — такой независимый, сильный, взрослый и при этом ни капли не зазнайка.

— Как там Ника? Не удалось повидаться? — поинтересовалась Маруся.

Ваня рассказал, что её семья переехала в Европу и с тех пор она не звонит. Он узнал через общих знакомых, что они обосновались в Германии.

— Может, потеряла твой номер? — предположила Маруся.

Ваня усмехнулся.

— Естественно, мы знаем их наизусть.

И мы хором вздохнули.

После встречи я проводил Марусю до дома — она явно была под впечатлением. Всю дорогу только о Ване и говорила.

Это был вечер пятницы. На выходных мы не встретились — она с семьёй уехала за город на все три дня (включая перенесённый на понедельник выходной). Я всеми силами гнал плохие мысли, уговаривал себя, что всё в порядке, и одновременно морально готовился к худшему.

Во вторник я шёл в школу с тяжёлым сердцем, но ещё не потеряв надежду. Мне сразу показалось, что Маруся смотрит виновато и вообще, несмотря на весёлое настроение, старается не встретиться со мной взглядом. И я решил не навязываться. На переменах ходил играть в баскетбол. Всё равно после уроков никуда не деться.

— Ну что, идём? — сказал я спокойно в раздевалке, будто ничего не заметил и в глубине души надеясь, что ничего и не случилось.

— Кость, — её тон и страдальческий вид уже не оставляли надежды. — Не могу я встречаться с одним, а думать о другом, — выпалила она.

«Вот и всё», — подумал я. Забросил рюкзак на плечо и молча ушёл.

Я возвращался домой в каком-то онемении, ничего не чувствуя и не замечая. В автобусе бабушка долго пыталась обратить моё внимание на открытый рюкзак.

— Молодой человек, сумка открыта, — говорила она.

— Что? — переспрашивал я.

— Сумка открыта, вывалится что… — продолжала она. — У моего внучка ботики так выскочили, отцу пришлось к чёрту на кулички за ними ехать.

Я снисходительно смотрел на неё как на безобидную умалишённую.

— Ты глухой, что ли? — так же снисходительно посмотрела и она.

Сумасшедшие так не смотрят. Наверное. Я вроде раньше не видел сумасшедших.

— Что над пожилым человеком издеваешься? — обратилась ко мне сидящая рядом с ней женщина. — Рюкзак закрой, тебе говорят.

— А-а, спасибо, — кивнул я, не почувствовав ни обиды, ни раздражения из-за этого ничем не заслуженного наезда.

Бабушка с женщиной переглянулись и вздохнули с сочувствием.

А когда я пришёл домой и разулся, с удивлением обнаружил, что один из носков насквозь мокрый — видимо, я черпнул воды в глубокой луже. Но когда? Я и луж-то не помнил.

В остальном я вёл себя как обычно, мама даже ничего не заметила. Всё на автомате, без остановки. Ночью уснул, как ни странно, быстро — вырубился и проспал до утра. Проснувшись, хотел уверить себя, что это сон, но снов я не помнил, а её слова будто въелись в память.

Решил, что в школу не пойду, вспомнил о контрольной по алгебре — только я ведь не готовился. Или готовился? До чего ж мне было параллельно на контрольные, оценки и прочее.

А с другой стороны, не пойду — Маруся возомнит что-нибудь. Она и так себя грызёт, ясное дело. Надо идти и делать вид, что всё окей, справляюсь.

И я пошёл, и поздоровался, и даже контрольную написал. Удивлялся, насколько ясная голова стала — ничего лишнего, всё по делу. А когда дела для неё нет, то же онемение и автомат. И Никита ничего не заметил! Чудеса! Мир мой рухнул, а никто не замечает. Может, оно и к лучшему. Начни кто-нибудь утешать, может, и правда расклеился бы. А Маруся прям несчастная-разнесчастная, виноватая-превиноватая. Глаз не поднимает, у доски голос дрожит. Так и прошла короткая неделя: ни мне, ни ей лучше не становилось.

Ну, думаю, надо бы облегчить ей муки совести. И тут, как по заказу, в спортзале к нам с Никитой две девочки из 10-го попросились играть. Одна из них — Вика. Полная противоположность Маруси: глаза и брови чёрные, волосы и губы красные, уверенная в себе на 100 или даже 150%. Я её до этого видел с разными мальчиками из 10-го и 11-го классов.

— На следующей перемене на том же месте, — подмигнув, сказала она нам, когда прозвенел звонок.

— А у нас сейчас последний урок, — ответили мы.

— Всё равно приходите.

И нам как-то неудобно было не прийти. И когда с очередным звонком мы собрались прощаться, она вдруг обратилась к подруге:

— Не пойду я на химию, прогуляюсь с мальчиками.

Мы не возражали.

Хорошо помню тот противный день, 13-е ноября: ветрено, сыро, серо… И мы с Никиткой тащимся за Викой, как последние дураки. Я в расстёгнутой куртке, без шапки, хихикаю, даже не пытаясь вникнуть в её рассказ, так как от ветра заложило уши.

Уже во вторник она как-то узнала мой телефон и написала прямо на уроке, что они с подругой ждут нас в спортзале.

Я показал Никите, он удивился:

— Вика, конечно, огонь, но как же Маруся?

— Ты ж всегда был против отличниц, — напомнил я.

— Ну, это для себя.

— Да ладно, не волнуйся. Всё кончено, и я тут ни при чём.

— Не может быть! — не поверил Никита.

И по дороге в спортзал я ему всё рассказал.

— Ну и фиг с ней, — разозлился Никита на Марусю. — Тоже мне! Тогда, конечно, правильно — покажи ей, что невелика потеря.

«Если бы — невелика», — вздохнул я про себя.

На третий день Вика сама меня поцеловала прям посреди улицы, да так, что мало не показалось.

Мне одновременно и льстили эти отношения, и напрягали. Не сказать, чтоб на переменах я сильно стремился в спортзал, регулярно находил отмазки, а на собственную физру специально опоздал и получил от Бочки наказание в виде пятнадцати подтягиваний, за которое был ему премного благодарен.

Зачем же в пятницу я задержался с Викой в школьном дворе, несмотря на жуткий холод? Зачем хотел показать Марусе, что не страдаю? Чтоб она не терзалась или… наоборот? Сейчас мне уже трудно вспомнить, да и не хочется. Я сидел на ограде газона, Вика стояла напротив, положив мне руки на плечи, когда я краем глаза заметил выходящую из школы Марусю. Я делал вид, что не вижу её, смотрел на Вику. Маруся быстро прошла мимо, мне захотелось оттолкнуть Вику, вместо этого я пожаловался на головную боль и сказал, что пойду домой. На душе было тяжело, как если бы я совершил какую-то подлость. Но ведь ничего предосудительного я не сделал! Придя домой, я по пустячному поводу нахамил и маме, и папе. И даже прикрикнул на Анюту. Пообедав, ушёл на футболку и колотил по воротам до посинения.

В субботу Вика напросилась на матч. И хотя я мощно всех расталкивал и не менее мощно прикладывался к мячу, мы с треском его проиграли. И ребята в раздевалке требовали вернуть бывшую девочку, хоть она, конечно, и не так крута, как новая. Я смеялся.

На следующей неделе Маруси не было, я стал ещё реже ходить в спортзал. Безрадостные серые дни казались бесконечными. Между уроками, проходившими в одном кабинете, я вообще не двигался с места. Никита пытался меня растолкать, но безуспешно. Вергилия бросала в мою сторону сочувствующие взгляды, Клещики подходили побороться на руках, и даже Даня как-то подсел и ни с того ни с сего поведал, что отец уже полгода в завязке.

— Ты вдохновил? — проявил я интерес.

Даня покачал головой.

— Товарищ на войне погиб. Батя, как узнал, в запой ушёл, чуть ласты не склеил, а тот ему во сне явился и что-то строгое сказал. И всё, с тех пор не притрагивается.

— Чудеса, — подивился я.

— Да, только я теперь боюсь о своих планах заикнуться.

— Ты про службу?

Даня кивнул.

— Понимаю.

После того, как на очередных выходных Вика начала приглашать меня домой, я решил, что пора завязывать. От одной мысли, что наши отношения закончатся, я ощущал невероятное облегчение. Я не ответил на её вечернее сообщение в надежде на то, что она обидится и будет ждать примирительных шагов, которых не последует. Но мой план не сработал.

В понедельник Маруся вышла после болезни — бледная, даже похудевшая, но, как мне показалось, более спокойная. На уроке пришло сообщение от Вики с приглашением на баскетбол, я не ответил. И со звонком она заглянула в наш кабинет. Я поспешил выйти, чтоб не выяснять ничего при всём классе, сочинил какую-то ерунду про то, что мне нужно списать домашнее задание и пообещал прийти на следующей перемене. Маруся пошла в столовую, и на меня, как коршун, налетела Вергилия.

— Что ж ты, Куликов, делаешь, а? — прошипела она.

— Что я делаю? — опешил я.

— Опять идиотом прикидываешься?

— А, может, не прикидываюсь? — усмехнулся я.

— Не по-мужски это — мстить таким отвратительным способом, — заявила Вергилия.

— Что?! — я сделал круглые глаза. — Мщу? И в мыслях не было!

— Я ни за что не поверю, что ты влюбился в эту…

— А кто сказал, что я влюбился?

— Тогда зачем она тебе?

— Развеяться.

— Развеяться значит? А простить не вариант?

— Простить? — и правда не въехал я. — Кого?

Вергилия растерялась — видимо, она была не вполне в курсе дела и пыталась взять наскоком.

— Марусю, кого ж ещё? — уже без наезда сказала она.

— А у меня к ней претензий нет.

Даже говорить о нас было для меня отдушиной.

— Тогда я не понимаю… — призналась Вергилия.

— Ты действительно не понимаешь, — согласился я. — Она в Ваню влюбилась.

— В Ваню? Какого Ваню?

— Долгова.

— Да? — расстроилась Вергилия. — Она мне про Ваню ничего не говорила…

— Зато мне говорила.

— А что ж… что ж она такая грустная? Волосы все растеряла.

— Могу предположить, что её чувства безответны, но для меня это что меняет? Пойти её утешать?

— Вот так прям раз и влюбилась? — всё ещё не верила Вергилия.

— Ты была влюблена в Никиту четыре года, — напомнил я, — и разлюбила за пару дней.

— Это другое. Это были просто фантазии.

— Да ладно, Вергилия. Этого следовало ожидать. Он круче, чего уж там.

— Нет, не круче, — не слишком уверенно возразила Вергилия. — Ты очень классный, правда. Я тоже была влюблена в тебя в классе втором или третьем. После диспансеризации, помнишь?

— Помню, — рассмеялся я, но не стал говорить, что это так себе аргумент. — Я обычный, понимаешь? — решил я поделиться с ней своими последними размышлениями. — А Маруся нет. Она выбрала меня за отсутствием выбора, или, может, это я её выбрал. Но было ясно, и, наверное, я всегда это знал, что однажды она встретит кого-то необычного и влюбится. Рано или поздно. И лучше раньше, чем позже, разве нет?

— И это рассуждает обычный парень?

— Да, а что я такого особенного сказал? Это ж очевидно.

— Нет, — подумав, заявила Вергилия.

— Что — нет?

— Ты тоже необычный. И Маруся не из тех, кто выбирает абы кого. Ты только никому не говори, — Вергилия оглянулась вокруг и продолжила почти шёпотом, — но я этим летом была в лагере и там просто голову потеряла от одного мальчика — он стихи пишет, в тысячу раз лучше меня, но даже поэтом себя не считает. Только я не такая честная, как Маруся, и не спешила Матвея обрадовать. А потом вернулась, и всё выветрилось. Как наваждение.

— Ну, Маруся не из тех, кто теряет голову, — нашёлся я.

— Она её и не теряла.

— Только волосы? — усмехнулся я. — Вергилия, давай закончим и больше не будем. Ты мне лучше вот что скажи: как мне с Викой расстаться, чтоб не обидеть и всё такое?

— Да разве её обидишь? — ободрилась Вергилия. — Скажи просто: я не хочу продолжать отношения.

— А если она спросит, почему?

— Влюбился в другую девушку. Но какую — не говори, а то она ещё пакость сделает.

— Кому?

— Марусе, кому ж ещё.

— Не выдумывай.

— Я таких насквозь вижу, — заверила Вергилия. — Улепётывай, пока не поздно.

После уроков Вика, как всегда, ждала меня во дворе. Она начала жаловаться на учительницу биологии, а я слушал вполуха, собираясь с духом для решающего разговора.

— Как же она меня достала! Уже не знает, к чему прицепиться… Завидует просто, старая дева.

— Да, наверное, — сказал я рассеянно. — Слушай, нам нужно закончить отношения.

Вика, наверное, подумала, что ослышалась, и молча вытаращила на меня свои большие чёрные глаза.

— Почему? — поинтересовалась она холодно.

— Ну, появилась другая, — помявшись, выдал я.

— Другая? Кто она?

— Какая разница?

— Мне любопытно.

— Она не из нашей школы, — соврал я.

— А откуда? Из футбольной команды? — пошутила Вика.

— Почти, — ещё раз соврал я, вспомнив сестру одного из наших футболистов, которая однажды приходила поболеть за нас.

— Меня ещё никто не бросал, — сказала Вика, доставая вейп.

— А меня — да, — ответил я спокойно. (Самое трудное позади, ура!)

— Я думаю, ты пожалеешь, — вроде без угрозы сказала она.

— Возможно, — слукавил я из вежливости.

Она неожиданно свернула в переулок и ушла, не попрощавшись. С лёгким сердцем я потопал на тренировку. При мысли о Марусе было уже не так больно.

Викины подружки потом поглядывали на меня с усмешкой и хихикали между собой. Чего-то она им наговорила про меня, ну и ладно. Не парило.