Он – Дьявол, а я его

Евдокия Гуляева (2024)

Его боятся до такой степени, что даже имя его, как правило, вслух не произносят. Даже сильные мира сего — вершители судеб человеческих называют его «Сам-Знаешь-Кто» или просто ОН. Келлан Дагер — изощрённее и жёстче самого дьявола. По крайней мере, последний только затащит в преисподнюю и будет терзать вашу душу до скончания веков. А ОН — сначала заставит молить об этом. И вынудит поверить, что делает одолжение, в то время, как будет перерезать вам горло. Ева Аддерли расплачивается за алчность и бесчестность своего отца. У неё никогда не было возможности отказаться от сделки с дьяволом. От автора: Вторая заключительная книга дилогии.

Глава 2.2

С опаской выглядываю в полутёмный коридор, ночью тускло освещенный редкими лампами, активируемыми движением.

Помню, что в шаге должен находится настенный бра, поэтому правой рукой пробую нащупать выключатель (левой намертво цепляюсь за дверной косяк). Безуспешно. Парфюмерное амбре становится таким сильным, что, кажется, заполняет весь дом. Запахи воска для натирания деревянных полов и стен, как в родительском доме, а также смолистого сандала и пряной корицы сливаются в один безошибочно узнаваемый… И так как Уолтер мёртв (в чём я совершенно точно уверена), то это может быть только запах другого монстра, являющего собой апофеоз всех монстров — дяди Виллиама.

Но его же здесь нет! Исключено… Или?

К горлу подступает желчь. Зажимаю рот и нос ладонью, пытаясь унять тошноту.

Сердце, что ещё недавно бьётся в висках, падает в пятки.

Делая один осторожный шаг за другим, я выхожу в коридор, где должен находится охранник.

Глядя налево, ничего не вижу. Но когда поворачиваюсь направо, датчик движения, наконец, срабатывает, и мягкий рассеянный свет заполняет узкое пространство, — я вздрагиваю от испуга. В момент, когда крик поднимается у меня в горле, я с силой стискиваю свою шею ладонью, заставляя его снова опуститься.

Келлан сидит на полу, опираясь спиной о стену, ноги чуть согнуты в коленях, руки устало сложены на них, голова откинута назад.

Его глаза закрыты.

Я смотрю на него и ненавижу себя за то, что испытываю внутреннее облегчение, наблюдая, как его грудь равномерно поднимается и опускается. Он в тёмных брюках и рубашке, которые изрядно помяты, словно он долгие часы провёл в дороге. Пиджак лежит рядом. Сверху на нём есть что-то похожее на сжатый комочек фольги. В уголках моего рта появляется лёгкая улыбка, когда я понимаю, что это… шоколадная обёртка. И, похоже, не одна.

Я окидываю взглядом коридор.

Запах, что выгнал меня из комнаты, никуда не делся, просто немного отошёл на второй план.

Я стараюсь максимально, как можно реже дышать.

Больше здесь никого нет. Только я и Келлан.

Мне бы незаметно вернуться назад, в комнату, вместо этого невольно делаю шаг к нему. Неосмотрительно. О чём явно потом пожалею. И, тем ни менее, я подхожу ближе.

Его тёмные волосы растрёпаны, как будто он неоднократно проводил по ним пальцами. Щёки покрыты трёхдневной щетиной, что несвойственно обычному его безукоризненному образу. Его губы слегка приоткрыты. Голова запрокинута, поэтому мне хорошо видна мощная шея, и то, как по выпирающей гортани перекатывается его ровное дыхание. Он спит. И, кажется, устал. Смертельно.

В груди возникает щемящее чувство, пока не поддающееся ни объяснению, ни определению. Хочется дотронуться, рукой провести по его волосам, пригладив их.

Разбудить? Место для сна выбрано им неудачно. Это если мягко сказать.

СТОЯТЬ! ГЛУПЫЕ МЫСЛИ, НАЗАД!!!

Мгновенно разворачиваюсь, чтобы уйти, вот только это моё единственное резкое движение провоцирует ответное его — Келлан тут же выбрасывает руку и останавливает меня, схватив пальцами за лодыжку; в то время, как второй рукой извлекает пистолет из кобуры наплечной портупеи и направляет на меня.

Испугавшись, вскрикиваю и оборачиваюсь.

Кажется, ещё секунду назад я была абсолютно уверена, что он так устал, что не может пошевелить и пальцем.

Но всё это напускное.

Его цепкий, расстрельный взгляд говорит о том, что он полностью контролирует ситуацию, а напряжение его тела — что физически собран и не упустит момент, если возникнет необходимость.

Страшно. Идеальная тишина, потёмки и теснота коридора пугает до мурашек.

— Келлан, — срывается с подрагивающих губ, — это я — Ева.

Его сильные пальцы крепче обхватывают мою лодыжку, смыкаются вокруг неё. Чувствую, как на коже бьётся пульс чужого тепла. Я шумно втягиваю воздух, а он убирает руку, но за секунду до этого ведёт ею вверх по моей голени до колена, — этакая небрежная ласка, вздымающая все нервные окончания.

Отпускает. Смешно, учитывая, что дуло его пистолета до сих пор смотрит мне между глаз.

Горло сжимается. Пару раз даже размыкаю сжатые губы, но сказать ничего не получается.

Его взгляд путешествует по моему телу, зрачки расширяются. Несмотря на то, что он до сих пор на полу, а я возвышаюсь над ним — чувствую себя побеждённым соперником; более того, не только побеждённой, но и совершенно сломленной, с тем самым привкусом унижения во рту и на губах. Потому что помню.

Жар. Свои ощущения, которые память тут же язвительно подкидывает, будто издевается.

Не забуду, как горло дерёт спазмом, когда он насаживает меня ртом на огромный вздыбленный член. Резко. Одним толчком. До самого упора.

Как я задыхаюсь, давлюсь им.

Как я ничего не вижу. Не дышу. Чувствую только удары. Глубже и глубже.

Как моё мокрое от слёз лицо, его рукой вбивается в пах. Терпкий мускусный вкус оседает на языке.

Как я захлебываюсь слюной, но он совершенно равнодушен.

Удовольствие? Если бы я имела обо всём этом хоть какое-то представление! Судя по всему, он совершенно ничего не чувствовал! Просто наказывал. Таранил. Резко, жёстко, до упора. И каждый такой удар будто раскалывал меня надвое. Всё тело, начиная от горла до самых пяток.

Помню, как вся забита его запахом, вкусом. Вся им перемазана.

Признаю, меня разрывает от самых противоречивых эмоций и ощущений.

Густо краснею, облизывая вмиг пересохшие губы. Шумно глотаю. С трудом справляюсь с приступом паники.

Вижу, слышу, как Келлан со свистом втягивает воздух. Похоже, он тоже всё помнит, отчего мне становится ещё страшнее.