Женский род

Егор Авинкин

Сказки заканчиваются свадьбой. А после развода снова начинается реальная жизнь. Главный герой расстаётся с женой после нескольких лет брака и начинает жить заново. На этом пути, по которому он шагает неуверенно, хоть и с присущим ему чувством юмора, его ждут приключения смешные и грустные, приличные и не очень. И ждут его женщины, и все они по-своему изменят его жизнь. Но сильнее всего её изменит та самая, что воплотит в себе весь женский род. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 1. Лиза

— Лиза, — ответила девушка, явно забавляясь сценой, и жизнерадостно кивнула мне, — приятно познакомиться!

— А меня — Костя, — расплылся я в ещё более глупой улыбке. Что сказать дальше, я не знал, но меня выручила заботливая тётушка.

— Аншантэ! — воскликнула она, теряя терпение.

— Се ля ви, — парировал я первой пришедшей на ум фразой и скрылся за дверью.

Появление нового лица, да ещё и женского, мигом оживило меня. Оживление это даже перебило положенное в такой ситуации смущение. Я бодро намыливал себя под душем, чистил зубы, и при этом старался представить, о чём сейчас говорит тётя Аня с этой самой Лизой.

Кажется, она была симпатичной… Были там тёмные кудряшки, нетерпеливо убираемые за ухо, но не желавшие там оставаться, были глаза тёмного цвета, которые проворно следили за собеседником, жадно ловили каждую эмоцию, сканировали каждый кивок или движение руки — общаться с такими людьми бывает утомительно, но чертовски лестно — но сильнее всего в память врезался её голос. Может быть, потому что даже сейчас, когда я, склонившись над раковиной, выдавливал остатки зубной пасты, я продолжал его слышать за стеной. Он был ярок, он был звонок и он был так не похож на те голоса, которые я привык слышать вокруг себя. Каждый из них можно было бы сравнить со звучанием того или иного музыкального инструмента. Например, в речи тёти Ани я ясно слышал виолончельную ненавязчивость, и в то же время строгую аристократичность. Голос же Лизы звучал целым оркестром, были в нём все возможные полутона и переливы, слышалась даже симфоническая мощь, когда она кантатой смеялась над шуткой собеседника и тут же брала беседу в свои опытные дирижёрские руки, и с самоуверенностью первой скрипки вела за собой.

Она была уверена в себе, такие люди часто мне встречались, но Лиза казалась довольно редким экземпляром, который помимо этого был уверен и в тебе, и в твоей взаимной уверенности, ну и так далее. В ней горел внутренний огонь — не вулканическими всполохами, а совершенно равномерно и утилитарно, как в двигателе внутреннего сгорания. Чёрт его знает, что он использовал в качестве топлива, но жар этого огня, этой жадной, потребляющей любви к жизни, чувствовался всеми вокруг, в том числе и мной. Яростно надраивая зубы, я физически ощущал, как тепло это, зародившееся в груди, спускается всё ниже и ниже, подчиняясь обычным физиологическим законам.

По возвращении я обнаружил, что третья табуретка за столом была оккупирована Мартыном, который с довольным видом принимал комплименты со стороны Лизы, при молчаливом одобрении тёти Ани.

— Ага, уже познакомились, — ревниво протянул я, — кажется, он встретил тут более радушный приём.

— Может быть, это потому, что он в приличном виде вошёл? — пожала плечами тётя Аня.

— Да он вообще без штанов ходит.

— И ему это очень идёт, — произнесла с нежностью тётя, — и вообще, с ним очень сложно соревноваться в обаянии. Да, мой хороший? — она погладила кота по голове, и тот от удовольствия зажмурился.

— Подвинься, предатель, — я хмуро подтолкнул Мартына, а когда он не отреагировал, просто взял его на руки и посадил к себе на колени.

После этого продолжилась беседа, прерванная моим появлением. Участия в ней я почти не принимал и поэтому просто завтракал, при этом стараясь выглядеть как можно более самоуверенно. Это было непросто, особенно в тот момент, когда кусок яичницы сорвался с вилки, поднесённой уже к самому рту, и упал мне на колени, но я сделал всё, что мог.

Как я понял по контексту, обе женщины были связаны с искусством. Лиза, будучи гидом, когда-то приводила своих подопечных на выставку, где были представлены работы моего покойного дяди, там-то и познакомилась с Анной Львовной. Сейчас они продолжали разговаривать о современном искусстве, о современных музеях и современных экскурсантах, а также о каких-то общих знакомых. Удивительным было то, что главным двигателем беседы была именно Лиза. Она задавала вопросы, частенько сама же на них отвечала, высказывала своё мнение, спорила с мнениями чужими. Словом, Лиза болтала без умолку. Тёте Ане оставалось лишь изредка вставлять в этот поток свои остро отточенные фразы, в остальное время она не без иронии поглядывала на свою собеседницу, а иногда и на меня, размешивая сахар во второй или третьей чашке кофе. Лизина бесцеремонность, если не сказать — наглость, могла бы отталкивать, если бы не была до того притягательной, что её можно было спутать с непосредственностью. Этой искренности, этой уверенности в голосе и этому честному блеску глаз невозможно было сопротивляться. И я просто наблюдал за ней и улыбался где-то внутри своей головы, внешне сохраняя полную невозмутимость. И, разумеется, чувствовал себя ужасно неловко.

Вскоре темы были исчерпаны, и девушка начала собираться. Я вызвался проводить её до прихожей, и тётя меня поддержала, сославшись на неотложные дела на кухне. В прихожей я неуклюже подал Лизе пальто, после чего она вышла, нажала на кнопку лифта и обернулась ко мне. Я вежливо молчал, находясь в изнурительных поисках нужной и точной фразы. Престарелый лифт поднимался очень медленно, лишая меня оправданий. Да и Лиза глядела на меня выжидающе.

— Ну, было приятно познакомиться, — ринулся я напролом.

— И мне, — чуть наклонив голову и снова улыбнувшись, ответила Лиза.

— Вы заходите к нам. — Обязательно!

Лифт, наконец, раскрыл свои скрипучие двери, Лиза сказала: «Пока!» и уехала. Я испытывал странную смесь чувств — облегчения и горького презрения к самому себе.

— Тётя Аня, а если не секрет, зачем вы эту девушку пригласили? — спросил я, вернувшись на кухню.

— Девочка милая, почему бы и не пригласить, — неопределённо ответила она.

Я сел рядом за стол.

— И молодого человека у неё нет, — отсутствующе протянула она, глядя в окно.

— Какая счастливая находка! — хмыкнул я, — жаль, что забыл у неё телефон попросить.

— Не забыл, а постеснялся. Но ничего, я тебе её фамилию скажу.

— И что мне делать с её фамилией?

— Что-что, в соцсетях найти, несколько лайков поставить, а потом и на свидание пригласить.

— Ох, давно я на свиданиях не был. Года четыре, наверное.

— Не думаю, что в этой области какие-то коренные изменения произошли.

— Ну это вы специалист, вон, какие познания у вас. Соцсети, лайки… Откуда вы всё это знаете, кстати?

— Да ничего особенного, одна знакомая научила.

— Кто?

— Лиза.

— Ладно, — с трагической решимостью я кивнул, — давайте её фамилию.

Я вернулся к себе в комнату, минут пятнадцать поглазел на ничем не примечательные облака в окне, затем обозвал себя трусом и после не более чем минуты поисков нашёл страницу Лизы в Контакте. С аватара на меня смотрело знакомое лицо, недавно скрывшееся в лифте. Я полистал фотографии — лицо было везде, правда, иногда, совсем не узнаваемое, в обрамлении других причесок и других гардеробов. Набор сюжетов был довольно предсказуем: Лиза в осеннем парке, Лиза в роли свидетельницы на чьей-то свадьбе, Лиза в купальнике на пляже, Лиза в компании чересчур счастливо улыбающихся друзей на аляповатом фоне какой-то вечеринки и пр.

«Действительно, симпатичная», — подумал я. Как это часто бывает, мельком увиденное лицо уже начало стираться из памяти, и теперь именно его фотографии казались первичными, только на них и можно было основывать своё мнение.

Нужно было набраться решимости и поставить несколько лайков. Наверное, трёх будет достаточно. Один может быть случайностью, два — совпадением, но три — это, безусловно, знак. А вот четыре, пожалуй, чересчур. Во всяком случае, для одного раза это многовато. Вдруг она воспримет это как излишнюю настойчивость и займёт оборонительную позицию. К долгой осаде я точно готов не был.

Немного поразмыслив, какие фотографии лайкать — ни в коем случае не фото с купальником, ещё подумает, что озабоченный, — я одарил своей благосклонностью те, которые, по моему мнению, ярче всего характеризовали Лизу, как милую, обаятельную и интеллигентную девушку. После этого можно было переходить к написанию первого сообщения, но я уже немного устал к тому времени и поэтому прилёг на диван. Впрочем, оно и к лучшему, наверное. «Не нужно торопиться» — успокаивал себя я.

На самом деле, я просто не знал, что писать. Что это, как это назвать — просто написать малознакомому человеку. Да что уж кокетничать, — вовсе незнакомому. Просто написать человеку, которого видел единственный раз в жизни, и предложить встретиться? А если она спросит — зачем? Я ведь и сам не буду знать, что ответить. Что мне нужно от этой девушки? Ну, хорошо… Возможно, я знаю ответ. Вернее, могу предложить даже несколько вариантов. Но ни один из них не будет истинно и единственно верным, и все вместе они не составят правильного ответа. Мне нужен от неё секс? Само собой, это желание я ношу с собой постоянно, да и кто не носит. Но разве это единственная причина? Действительно ведь, уже третий месяц не видел я женского тела, не считая разве что стыдливо светящегося монитора в ночной темноте… Или я хочу от неё того странного комплекса чувств, обязательств и рутинных привычек, который для простоты принято называть «серьёзными отношениями»? Вот это вряд ли, с чего вдруг взяться такому желанию за время непритязательного субботнего завтрака. И что же я должен предложить человеку? Эту пустоту внутри, свистящую сквозняками на все лады? Обрушить на неё своё одиночество, которое не имеет веса, потому что является всё той же пустотой и засасывает в себя всё, к чему прикоснётся?

Ладно, успокойся, перестань паниковать. Относись к этому проще. Считай, что это собеседование — ты ведь уже проходил собеседования? Ведь что такое свидание, на самом деле? Всего лишь попытка продемонстрировать собеседнику свои положительные качества — в первую очередь те, которыми ты не обладаешь. И демонстрация эта должна пройти сжато, лаконично и в то же время эффектно — примерно, как презентация нового айфона. И все забывают, что при естественном течении событий целой жизни может не хватить, чтобы показать эти свои качества. Даже те, которые у тебя действительно есть. На свидании же нужно уложиться в пару часов, в течение которых готовится и съедается ужин, да выпивается пара бокалов вина.

Впрочем, почти все мои познания об этом предмете были почерпнуты из кино — там герой приглашал девушку на ужин в какой-нибудь шикарный ресторан с видом на Нью-Йорк, очаровывал её беседой и провожал до дома. Дальнейшие действия зависели уже от жанра конкретного фильма, но не сложно было догадаться, что вне зависимости от этих нюансов любое кино было далеко от реальности. Личного же опыта в свиданиях у меня было не так уж много.

Мартын сидел на подоконнике, не обращая ровным счётом никакого внимания на мой внутренний монолог. Это было объяснимо, ведь в реальности я лишь хмурил брови и жалобно глядел на случайные точки на обоях, хоть я и подозревал иногда своего кота в телепатических способностях. Как бы то ни было, он не заметил моих страданий. Вместо этого Мартын наблюдал за вороной, что сидела на голой ветке за окном, возбуждённо подёргивал хвостом и издавал странные мякающие звуки.

— Эй, мистер! — обратился я к коту, — забудь о ней, она за стеклом, а ты к тому же не умеешь летать.

Кот обернулся кратко на звук моего голоса, но, не найдя ничего интересного в сказанном мною, вернулся к предмету своего созерцания.

— А что бы ты с ней сделал, даже если бы она была здесь? Ты ж домашний, изнеженный кот. Кроме своего корма и не пробовал ничего, кажется. А тут — целая ворона, да ещё и живая, с клювом и лапами.

Кот меня игнорировал.

— Впрочем, Господь с тобой. Приятно, видеть человека, который знает, чего хочет. В смысле, кота.

И, повернувшись к ноутбуку, с экрана которого на меня продолжала смотреть Лиза, я открыл окошко сообщения. Начал я довольно бойко, но вскоре что-то застопорилось — собственно, после слова «Привет!». Из пучины творческого кризиса я посмотрел вокруг себя и снова наткнулся взглядом на кота. Вернулся к экрану и написал:

— Мартын передаёт тебе привет! И спрашивает, как ты добралась до дома

Раз уж меня сочли недостаточно обаятельным, буду действовать за счёт чужого обаяния. И вообще, кто сказал, что от котов не бывает пользы?..

Ответа пришлось ждать долго. Каждую четверть часа я подбегал к ноутбуку и каждый раз убеждался, что сообщение ещё не прочитано. Тогда от досады я делал вид, что подошёл к ноутбуку только чтобы включить музыку, но и в каких-то случайных аккордах мне мерещился знакомый звук — новое сообщение. Я не отходил от компьютера ни на шаг, вся моя деятельность в этот день происходила вокруг него. Ел ли я, лежал ли на диване — ноутбук всегда был в прямой видимости. Больших усилий мне стоило не взять его с собой в ванную, где я собирался принять душ.

И ведь что самое удивительное — я прекрасно видел, что Лиза находится в онлайне и при этом игнорирует моё сообщение. Я приходил от этого в ярость, метался по квартире, потом успокаивался, а ещё позже, когда спокойствие иссякало, снова впадал в ярость. «Как же так? — клокотал я, — ну как можно видеть, что тебе пришло сообщение, и намеренно на него не отвечать?». От бессилия и безделья мне даже пришла в голову идея — приложение для смартфона, которое будет бить током своего владельца, если тот не ответит на пришедшее сообщение. Мне показалось это спасением для миллионов страдальцев, хоть раз в жизни оказывавшихся на моём месте.

Моё сообщение было прочитано только под вечер. Лиза помолчала ещё примерно полчаса (нервное напряжение достигло такого уровня, что я накричал на чай за то, что он был слишком горячим), а потом ответила:

— Спасибо, всё хорошо. Передавай ему привет!

Стараясь не думать о том, что именно это сообщение я прождал весь день, я судорожно попытался сформулировать следующую реплику. Карта с котом была разыграна, и не очень успешно. Надо было переходить к другим своим преимуществам — например, к чувству юмора.

— Представляешь, так долго ждал твоего ответа, что у меня родилась идея для стартапа — приложение, которое бьёт током человека, если он долго не отвечает на пришедшее сообщение. Здорово, правда?

— написал я и зажмурил глаза.

Пришёл ответ:

— Хм, ну вообще-то нет. Кто же согласится сам себе такое приложение поставить? Ты ведь не сможешь поставить его другому человеку, которому сообщение написал

Действительно, что-то я дурака свалял.

— Извини, просто я волнуюсь. Можно тебя пригласить куда-нибудь, кофе выпить?

— Давай. Когда и куда пойдём?

— Ну, например, завтра. В 19:00 в Жан-Жаке на Марата — тебе удобно?

И почему мне этот Жан-Жак в голову пришёл? Видимо, потому что мы с женой часто туда ходили.

— Закрылся Жан-Жак, давно уж

— Ого, я и не знал… Сейчас гляну, что там ещё поблизости есть

— На том же месте другое заведение открылось, можно туда

— Отлично). До встречи

На следующий день, потратив почти час на выбор рубашки, которая всё равно была почти не видна из-под свитера, я подошёл к нужному кафе. Прошёлся зачем-то вдоль здания, украдкой поглядывая на ярко-освещённые окна и сохраняя при этом скучающий вид. Внутри был тёплый уют, сновали официанты, многократно отражаясь в зеркалах на стенах и на потолке, а за столиками сидели пары — мужчины и женщины. Они ели, пили вино, разговаривали, смеялись — и словно бы отказывали в существовании промозглой, брызжущей слякотью из-под колёс машин улице, на которой стоял я. Я зашёл внутрь. До условленного времени встречи оставалось ещё полчаса.

Разумеется, Лиза опоздала на пятнадцать минут. Я не большой специалист по свиданиям, но знал, что это совершенно нормально. Я бы заподозрил что-нибудь неладное, если бы она пришла раньше. Она повесила пальто и зонтик на вешалку, села за столик напротив меня и с очаровательной улыбкой извинилась за опоздание. Я улыбнулся в ответ и понял, что больше сказать ничего не могу. Все слова в панике разбежались от этой улыбки, и только безногая фраза «Как дела?» ковыляла у меня перед глазами, словно почувствовав, что это её шанс.

Подошёл официант. На изучение меню ушло некоторое время, которое я потратил совершенно бездарно, так и не придумав подходящей темы для разговора. После второго появления официанта, во время которого он благосклонно принял заказ, я ещё немного помялся, разглядывая свои руки и растерянно улыбаясь (при этом полагая, что улыбаюсь я мужественно и самоуверенно), после чего решил импровизировать.

— Знаешь, я очень удивился, когда утром увидел тебя и тётю на кухне. В смысле, тётю-то я ожидал там увидеть, но тебя — не очень…

— Да, — рассмеялась Лиза, — я так и подумала. Твоё появление было очень колоритным.

— Хм, — я почувствовал, как наливаются мучительной теплотой кончики моих ушей, и пробормотал: — Ты просто застала меня в естественной среде обитания.

— Ясно, буду иметь в виду, — серьёзно кивнула Лиза.

— Ну что ж, — выдохнул я, — давай знакомиться. Должен признаться, что я о тебе почти ничего не знаю. Кроме того, что ты каким-то образом оказалась утром в моей квартире.

— Квартира, если не ошибаюсь, не твоя. Я ведь не ошибаюсь?

— Действительно, не ошибаешься. А что ещё ты обо мне знаешь?

— Анна Львовна о тебе много рассказывала. Как будто сватала, — простодушно сообщила Лиза.

— Прекрасная тема для разговора. Наверное, что-то хорошее рассказывала?

— Ну как тебе сказать? Жизненное.

— Например?

— Например, про развод. Извини, если неприятная тема.

— Да ну что ты. Довольно крупное событие в моей небогатой на крупные события жизни. Действительно, почему бы не рассказать.

— Ты не волнуйся, она без подробностей. Никаких тайн на поверхность не всплыло.

— Она их и не знает. Я как-то особо не распространяюсь. Наверное, сам пытаюсь переварить, осознать…

— А сколько уже времени прошло? Сколько уже перевариваешь?

— Месяца два.

— О, сочувствую. Если неприятно, можем не говорить.

— Да нет, почему же. Могу рассказать.

И я рассказал.

Не могу сказать, что я был объективным. Да и кто из людей способен быть объективным, рассказывая о своём браке — особенно о неудачном. Вряд ли такой брак поддаётся анализу, поскольку вряд ли он состоит из фактов. Ощущения и эмоции — его ткань, а факты — все эти кто куда пошёл, кто что сказал и кто кому изменил — всего лишь внешние симптомы, как высокая температура при болезни. Именно это я и хотел передать в своём рассказе — описать свои чувства, чтобы собеседница моя могла побывать на моём месте. Я рассказывал не то, что происходило в реальности, а то, что происходило у меня внутри. И поэтому был необъективным. Иногда фактам приходилось немного подвинуться или изменить окраску. Ну и что греха таить, мне хотелось получить от Лизы определённую реакцию. Я так извёл себя жалостью к самому себе за последнее время, что теперь мне было стыдно за такой душевный онанизм. Нужна была жалость — именно так я представлял себе эмоциональное взаимодействие.

— А ты почему женился, кстати? — спросила она, когда я закончил и с видом пострадавшего, но сохранившего достоинство человека посмотрел в окно.

Вот уж такого вопроса я точно не ожидал. Даже в загсе во время регистрации развода умудрились обойтись без него.

— Ну не знаю… Три года вместе прожили. Вроде, после этого положено жениться.

— Любопытно. Но тебя ведь никто не заставлял? Предложение ты ведь сам делал?

— Сам, — подтвердил я с неуместной гордостью.

— Ну вот видишь, сам принял решение, сам за него отвечаешь.

Я задумался. План мой провалился. Лиза и не думала высказывать мне сочувствия, не собиралась меня жалеть, но от её беспристрастного, почти ледяного тона почему-то становилось легче. Вернее, не совсем так. Её голос пробуждал во мне какую-то силу, о которой я раньше не подозревал. Она наполняла меня изнутри, таким образом выравнивая общее давление. Неожиданно я взглянул на ситуацию со стороны — всего-то отодвинувшись на пару метров от самого себя — и тут же перестал чувствовать себя жертвой. Неужели я сам управлял всеми обстоятельствами вокруг себя, и при этом даже не замечал этого? Удивительно.

Лиза расспрашивала меня о моей прошлой жизни в качестве женатого человека, а также о моей жене. Я отвечал, она комментировала. И в её комментариях не было ни следа той жалости, которую можно было бы ожидать при таких обстоятельствах. И даже когда в нескольких ситуациях она вставала на сторону моей жены, я соглашался с ней после некоторого раздумья — такая вежливая милость казалась мне уместной. А сама Лиза нравилась мне всё больше и больше.

Мы поболтали ещё немного. О себе Лиза не рассказала почти ничего — это я понял, когда мы уже начали собираться. В этом была и моя вина, уж слишком я был увлечён своими горестями. Впрочем, на несколько немногочисленных моих вопросов Лиза ответила коротко и скомкано — видимо, мои горести увлекли её не меньше. А может быть, она просто не любила о себе рассказывать.

Мы вышли на улицу. Воодушевлённый своей единоличной победой над оплатой счёта, я решил закрепить успех и проводить Лизу до дома. Она неопределённо согласилась. На такси мы добрались до Петроградки. Уже в машине я начал нервничать — наученный романтическими комедиями, я осознавал, что сейчас свидание переходит в решающую фазу. Пытаясь отвлечься от нервного озноба, сковавшего пальцы, я старался продумать сценарий нашего поцелуя у парадной. Лиза всё упростила. Она коротко попрощалась со мной, улыбнулась, а на вопрос, не хочет ли она ещё раз встретиться, ответила «Давай как-нибудь». Всё прошло так быстро, что при желании я успел бы догнать уехавшее такси. И всё равно я остался в благодушном настроении — ведь наша эмоциональная взаимосвязь казалась мне очевидной. Я успокаивал себя тем, что Лиза не из тех девушек, что целуется на первом свидании, и даже мысленно поздравлял себя с такой редкой находкой.

Тем же вечером, вернувшись домой, я открыл страницу Лизы в Контакте, просмотрел её целиком — все фотографии, все посты — и поставил неприличное количество лайков. Передо мной отрывками, всполохами мелькала её жизнь, и я чувствовал азарт, сходный, наверное, с азартом следователя, работающего над запутанным делом. К азарту примешивалась и странная зависть — мне было стыдно, но я никак не мог эту зависть прогнать. Жизнь Лизы казалась гораздо более насыщенной, чем моя, и каждое новое лицо друга на фото или каждое новое место, будь то бар или музей, которые она посетила, лишь усиливало это чувство. Для него не было разумных объяснений — я ведь тоже много, где бывал, в конце концов. Но, сидя за столом, в резком луче света настольной лампы, я представлял себя одиноким и ущербным, словно бы подглядывающим за чужим счастьем. И только безголосые лайки могли выразить моё смиренное восхищение.

Судя по её странице, Лиза была очень общительным человеком. Полный ассортимент друзей окружал её на каждой фотографии, и каждый раз она была в центре компании, а взгляды и улыбки массовки выражали восторг от такого соседства. На следующем фото ситуация повторялась, вот только лица друзей оказывались другими. Да менялась обстановка — клуб, улица, пляж… А иногда фоном служили и иностранные достопримечательности. Я вспомнил, что Лиза работает гидом. Может быть, эти люди вокруг — её экскурсанты? Ну, даже если так, то они явно выходили за рамки профессиональных отношений.

Вся эта яркая кутерьма, для описания которой в голову первым делом приходило пошлое слово «позитив», так сильно отличалась от моей повседневности, что это должно было меня насторожить. Что у меня может быть общего с этой девушкой? Но азарт владел мной и заставлял всё сильнее закусывать удила. Может быть, этой яркости и не хватало в моей жизни? Может быть, эта девушка — моя единственная возможность в эту яркость попасть?

Я уже начинал мечтать о ней. Не в примитивно-животном смысле, что было бы логично для недавно разведённого мужчины. Ну хорошо, не только в нём… Намного более постыдными были романтические мечты, овладевавшие мной посильнее мастурбации — шаблонные, пошлейшие мечты, отдававшие ванилью и ментолом. Будто мы уже давно вместе, любим друг друга — не страстной, а обычной, уютно-домашней любовью — просыпаемся вместе и варим вместе кофе. Я уже представлял нашу квартиру, кухоньку с пасторальными обоями, а на стуле, у подоконника, заставленного цветами, — Лизу, в нижнем белье и халате, с ленивым видом просматривающую соцсети. Через секунду декорации меняются, и мы уже едем на нашу дачу или, ещё лучше, в дальнее путешествие на машине, по скандинавским дорогам, петляющим между озёрами и гранитными валунами, всё дальше и дальше, к сверкающим на солнце фьордам. На ногах у нас привыкшие к странствиям ботинки, на плечах — потёртые куртки, в руках — карта и термос, а сами мы молчим, потому что научились уже читать мысли друг друга, и лишь по-доброму посмеиваемся над ними вслух.

О господи, да будь ты мужиком!

Нужно было взять себя в руки и подумать над дальнейшим шагом. Второе свидание требует ещё большей ответственности. Первое свидание ни к чему не обязывает, на него можно и случайно, и в шутку пригласить. Но раз ты приглашаешь девушку на второе — это уже неприкрытое заявление. Ты практически в открытую объявляешь ей, что знаешь, чего от неё хочешь, и готов идти до победного конца. Следовательно, девушка воспринимает это как сигнал к обороне. Теперь она будет предельно осмотрительна. И тебе нужно как следует подготовиться, продумать своё наступление, чтобы сломить её неприступность.

Всё это я прекрасно понимал — и именно это понимание вгоняло меня в растерянность. Недостаток опыта и долгое отсутствие практики оставляли меня беспомощным, наедине с сухой теорией. Мысленно отбиваясь от дурацких мечтаний, я старался подойти к планированию свидания с прозорливостью и стратегической беспристрастностью мудрого полководца — и внезапно обнаруживал себя растерянным рядовым в мешковатой форме, смутно представляющим себе не только цель атаки, но даже и её направление.

Пара дней прошла как в тумане. Я взвешивал все возможные варианты и по большей части отметал ужин в роскошном ресторане за пошлость и полёт на дельтаплане за нереалистичность. Я был так рассеян, что забывал покормить Мартына, на работе подолгу зависал над клавиатурой, а в столовой умудрился вместо жареной картошки ткнуть пальцем в цветную капусту, которую терпеть не могу. Впрочем, можно сказать, что именно этот отвратительный вкус вернул меня к жизни и придал решимости. Так, о чём я там мечтал? Как мы едем на машине? Отлично! Значит, так и будет — поедем кататься, куда-нибудь за город. Там уже наверняка началась настоящая зима, с сугробами и метелями, и это должно быть красиво. К тому же, девушке должно понравиться, когда мужчина везёт её на автомобиле. Тем самым он символически продемонстрирует, что держит ситуацию в своих руках, и девушке не останется ничего другого, кроме как поддаться его маскулинности.

Весь вечер я думал, в каком тоне лучше составить сообщение — развязном, добропорядочно-вежливом или немногословно-загадочном. Затем я лёг спать, а утром, дождавшись с сонным видом, пока кофеварка закончит свой похрюкивающий ритуал, я взял телефон и просто написал Лизе:

— Привет. Не хочешь прокатиться в субботу?

Уже в вагоне метро, погружённый в перестук колёс и подвывание тоннеля, я увидел ответ. Так быстро? Хороший ли это знак? Лиза написала:

— Не поняла, куда прокатиться?

Я оглядел пассажиров вокруг меня и, не дождавшись от них ответа, составил ответ сам.

— Просто за город. Я знаю одно озеро на Карельском, должно быть красиво

Второе сообщение от Лизы пришлось ждать долго. Я уже успел просмотреть письма по работе, когда она написала:

— Что-то не хочется за город, холодно. Если хочешь, приходи на тусовку к моим знакомым. Это на Старо-Невском

Кажется, из моего озера выдернули пробку, как из ванны, и туда засосало и само озеро, и лес вокруг него, и дорогу с машиной. Машину было особенно жалко, совсем недавно кредит выплатил. В звенящей пустоте остался я один. И я написал:

— Во сколько приходить?

— Во сколько хочешь, — ответила Лиза, — эти гулянки до утра обычно

Что это было — просто нелюбовь к загородным поездкам, желание познакомить меня со своими друзьями или боязнь остаться со мной наедине? Я пока не определился с диагнозом, но сомнения в мою душу уже закрались. Одно было совершенно неоспоримо — Лиза взяла инициативу на себя, и мне оставалось либо следовать за ней, либо сказать: «Я так не играю» и остаться наедине с котом, в пустой комнате, освещённой больничным светом от экрана ноутбука. Я выбрал первый вариант.

Часов в семь я нашёл нужную парадную и замер перед ней. Если честно, за время семейной жизни я отвык от такого понятия, как «тусовка». Оно осталось где-то в далёком студенческом прошлом, в которое я теперь глядел меланхоличным пенсионерским взглядом. Времена безумств прошли, сказал бы я, — но таких времён у меня толком и не было. Даже студентом я пил скромно и больше сидел в углу. Вспоминались несколько пьянок, которые под руководством Коли действительно проходили довольно весело, не более того. Но это была вершина моих прошлых безумств. Чего же можно было ожидать от Лизы, я не знал совершенно. Почему-то вспоминались дурацкие молодёжные комедии, которые я не любил. Но можно было бы и рискнуть, если в главной роли оказалась бы Лиза. Во всяком случае, с улицы не было слышно звуков пьяного веселья, так что всё могло проходить так же интеллигентно, как и в моём не блещущем событиями прошлом. Тут дверь в парадную открылась и на улицу вышла опрятная старушка. Она взглянула на меня с подозрением, и я полностью его оправдал, зайдя в открытую дверь.

На третьем этаже, где находилась нужная мне квартира, моя решимость угасла. Затушил её шум из-за двери — тот самый, из комедий. Мой внутренний интроверт забил тревогу, и я малодушно написал Лизе сообщение:

— Можешь меня на лестнице встретить? Я тут что-то заблудился.

Ответ пришёл из распахнувшейся через пару минут двери. Лиза высунулась в сумрак парадной и слегка осветила его блестящими от лёгкого опьянения глазами. Увидела меня и всё поняла.

— Ну заходи, трусишка!

И я зашёл.

Внутри было шумно и накурено. Причём источников шума было несколько — он доносился из разных комнат. Источников табачного дыма было ещё больше. Некоторые из них сидели здесь же на полу, в прихожей. Кучка ребят, вытянув ноги, лениво переговаривалась, стряхивая пепел в стоящую рядом бутылку из-под вина, постоянно при этом промахиваясь. Они с дружелюбным безразличием приветствовали меня, я тоже поздоровался и разулся, стараясь никого не задеть. Лиза повела меня на экскурсию.

— Так, слева у нас кухня, там едят и пьют. В гостиной ребята засели с какими-то философскими рассуждениями. Короче, дискутируют… и тоже пьют. В той комнате танцы — пить они ходят на кухню. Там ещё небольшая спальня есть, но её уже кто-то занял, кажется…

— Здорово. А ты где расположилась?

Тут из кухни вывалился высокий парень и сразу устремился к Лизе:

— Слушай, а где тут дуршлаг? Что-то мы всё перерыли…

Лиза всплеснула руками:

— Данька, ну откуда я знаю, я тут сама в первый раз!

Парень рассмеялся:

— А, точно, это ж не твоя квартира… А где хозяин, не знаешь?

— Не исключено, что в спальне. Но он может быть там занят.

— Нашёл время, у нас уже спагетти совсем не аль-денте!

Он засмеялся и с решительным видом отправился обратно на кухню, а Лиза обернулась ко мне и устало сказала:

— Ну, располагайся как-нибудь.

И я стал располагаться. Зашёл на кухню, где гремела музыка из портативных колонок, стал свидетелем весёлого дележа спагетти между участниками кулинарного процесса («А я соль подавал, мне ещё две макаронины, пожалуйста»), коротко познакомился с присутствующими, не запомнил их имён и налил себе вина. Перешёл в гостиную, где мальчики и девочки хипстерского вида, развалившись на диванах, вели яростные споры о философских материях и модных питерских заведениях. Ни о том, ни о другом у меня не имелось достаточных познаний, но было забавно наблюдать за горящими глазами и вдохновлёнными лицами спорщиков. Здесь я тоже налил вина. Когда дискуссия стала угасать, я перебрался в прихожую, где на полу сидела всё та же компания. Тут мне тоже налили вина (в бокал и немного на джинсы), и я смиренно прислонился к дверному косяку. За время своих скитаний по этой странной квартирке я несколько раз сталкивался с Лизой, но никак не мог удержать её рядом с собой дольше нескольких минут — она крутилась как юла, обеспечивая вечеринку всем необходимым. Она то руководила открытием бутылок, то отводила в ванную очередного захмелевшего философа, то всплескивая руками, кричала «Ну кто тут хабарик забыл на ковре» и бежала искать виноватого. Я наблюдал за её вихреобразными перемещениями, сидя на полу, и мне было грустно от собственной непричастности — хотя с уровня пола открывался неплохой вид на её ножки. Наконец, она подошла ко мне с пачкой общественных денег и сказала:

— Дружище, скучаешь? Пойдём, поможешь даме. Надо вина донести из магазина.

И я сказал:

— Авек плезир.

Вино было куплено в соседнем магазине, бутылки легли в пакет с ласковым позвякиванием. Мы пошли обратно и были уже в парадной, на лестнице, когда я подумал, что мы впервые за вечер остались одни. Лиза поднималась впереди. Она молчала и, кажется, наслаждалась этим, устав от болтовни на вечеринке. Я почувствовал нежность — сумрачная лестница, шаги по каменным ступеням, её дыхание. И в то же время жалость к самому себе. Припёрся тут, герой-любовник, теперь заведует поставками алкоголя для незнакомых людей. И, собрав всю эту жалость на языке, я сказал:

— Я как-то по-другому представлял наше свидание.

Лиза вздохнула, не оборачиваясь:

— Я бы сказала, что это вообще не свидание.

— А как тогда будет выглядеть наше свидание?

Она молча поднялась на нужную площадку. Ответ был понятен, но жалость к самому себе не позволяла остановиться:

— А если я очень попрошу?

— Тогда мне будет ещё более неловко.

— Жаль. А можно спросить, почему?

— Так. Ты куришь?

— Нет.

— Ну тогда давай здесь покурим. Вино занеси только, я на подоконнике буду.

Бутылки были встречены на кухне криками ликования, и я тихо возненавидел всех присутствовавших. Возвращаться на лестницу не хотелось (там явно предстоял серьёзный и не очень приятный разговор), но и оставаться здесь никакого желания не было — уж слишком все вокруг были счастливые.

Лиза курила и стряхивала пепел в оставленную кем-то пивную банку. Я встал рядом и засунул руки в карманы, стараясь придать мужественности и непринуждённости своей позе. Хотя скорее всего я походил сейчас на студента-первокурсника, обиженного неудом.

— У тебя парень есть?

— Ну такое, — Лиза помотала в воздухе рукой. — Кстати, об этом можно было спросить в самом начале.

— Этот, с дуршлагом?

— Да нет, это Данька, парень моей подруги, она тоже где-то тут. Нет у меня никакого парня, не парься. И вообще дело-то не в этом. Парень не стенка, можно и отодвинуть.

— А в чём тогда дело?

— Кость, ну я не знаю… Понимаешь, либо есть искорка, либо нету. Так это работает. Ты не виноват, и я не виновата. Да и вообще, я тебе не очень подхожу. Я раздолбайка и друзья у меня раздолбаи. А ты хороший парень.

— Как-то это унизительно звучит…

— Ну не выдумывай. Хороших парней мало. Проблема в том, что девушек хороших тоже не очень много. Нет, серьёзно, ты мне нравишься. Но как друг. Ну ты понимаешь.

— Эх, вообще-то не очень.

— Значит, надо учиться. У тебя ведь сейчас новая жизнь начинается, придётся все эти премудрости осваивать. Я ведь всё понимаю — развёлся, одиноко теперь. Ещё и осень эта дурацкая… Но у тебя всё будет хорошо, мне кажется. Просто не прямо сейчас.

— Ну, да… Ты мне нравишься.

— Прости, Марио, но твоя принцесса в другом замке… Ну ладно, я ж шучу, не обижайся. Знаешь, все эти отношения полов — такая сложная штука. Так всё перемешано. Но у тебя теперь есть возможность самому во всём разобраться.

— Думаешь? Я себя как-то глупо чувствую.

— Ну ты уж не обижайся, но у тебя такое ещё много раз будет. Так уж женщины устроены. Да и мужики не лучше. Вон, этот Данька тоже недавно учудил. Там такая история, потом как-нибудь расскажу. А в результате вроде всё нормально, жить можно. Не кисни.

Я как раз начал киснуть. Диалог складывался совсем не так, как я его представлял, как будто Лизе дали не ту бумажку с текстом. Я оглядел потолок, перила лестницы и носки тапочек в поисках способа вернуться к правильному тексту пьесы. Лиза наблюдала за моим замешательством.

— Ну ладно тебе, — в её голосе сиропом текла жалость. Та самая, которой я добивался сначала, и теперь эта же жалость меня обдавала унизительными брызгами, — слушай, я тут подумала… А зачем тебе девушка?

— Вот это сейчас обидно было.

— Да нет, ты не понял. Попробуй сформулировать, чего именно ты хочешь. С какой девушкой ты хочешь быть и в каком статусе. Это вообще полезно — в себе пытаться разобраться.

— Да фиг его знает… Просто, понимаешь… Хотел Новый год встретить. С девушкой, любимой. Подарки там, поцелуи, романтика…

— Короче, чтобы было как раньше?

— Нет, — покачал я головой, — чтобы на этот раз было по-настоящему.

— Уже неплохо. Но всё равно расплывчато. Короче, ты подумай, что ты хочешь на самом деле, лады? И новый год, кстати, хороший срок. Только не этот, ближайший, а уже следующий.

— Нормальная же мотивация?

— Не зацикливайся на слове «нормально». Мне кажется, это не твой профиль. А мотивация… Знаешь, вся гора Эверест покрыта телами, которые когда-то были очень мотивированными личностями. Ну это так, шутка, чтобы взбодрить. Тебе-то я, конечно, желаю удачи.

Наступила тишина, которая закончилась за секунду до того, как стать неловкой.

— Так. Ну и что, мы друзья? — спросил я.

— Да. Серьёзно, мне с тобой интересно.

На этой фразе Лиза впервые посмотрела на меня (до этого она разглядывала всё, что угодно ещё), и я ей поверил. Мне даже немного полегчало. Совсем чуть-чуть. Хватило на одну вымученную шутку.

— У тебя же все друзья раздолбаи?

— Значит, ты будешь особенным другом. Сигарету хочешь?

— Да нет, мне не настолько грустно. Погоди… И что мне посоветует мой новый друг?

Лиза затянулась до фильтра и выбросила окурок в банку, где он коротко прошипел в агонии.

— Знаешь, съезди в какое-нибудь путешествие. В Париж, например. Серьёзно, нужны впечатления новые. Поглазеешь там на архитектуру, на девчонок. И поймёшь, как всё просто на свете устроено. Ну, не просто, а забавно, скорее.

— В Париж, говоришь?

— Ага.

— Ладно, спасибо. Дружище.

— Давай обниму, дружище.

Мы целомудренно обнялись, я почувствовал запах её волос и мысленно попрощался с ним.

— Не грусти, — сказала Лиза, — идём бухать.

— Не, я что-то не в духе.

— Как хочешь. Но ты всё равно не грусти. И про Париж подумай.

В состоянии приятного оцепенения я вернулся домой. Мартын вышел в прихожую, когда я уже снимал ботинки — ровно для того, чтобы убедиться, что это я, и вернуться в комнату тёти Ани. Оттуда доносился суровый телевизионный голос. Кажется, зачитывали вопрос в «Что? Где? Когда?». Я зашёл в свою тёмную комнату, постоял немного без движения и пошёл смотреть телевизор вместе со всеми.