Женский род

Егор Авинкин

Сказки заканчиваются свадьбой. А после развода снова начинается реальная жизнь. Главный герой расстаётся с женой после нескольких лет брака и начинает жить заново. На этом пути, по которому он шагает неуверенно, хоть и с присущим ему чувством юмора, его ждут приключения смешные и грустные, приличные и не очень. И ждут его женщины, и все они по-своему изменят его жизнь. Но сильнее всего её изменит та самая, что воплотит в себе весь женский род. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 2. Саша

Последовав совету, я подумал о поездке в Париж, даже расспросил о нём тётю Аню — она бывала там на выставке работ мужа. И решил, что не поеду, моей менеджерской зарплаты вряд ли бы на это хватило. Конечно, дело было ещё и во вредности — не мог же я во всём прислушиваться к мнению Лизы. И вот, празднуя сомнительную моральную победу, я вместо Парижа решил отправиться в Таллин — ближайшая заграница к Питеру, вроде бы чем-то родная, но при этом с непривычным европейским ароматом. И да, я признавал, что путешествие было необходимо, раз уж мне предстоит насыщенный год в поисках девушки, начать его нужно ярко.

Виза моя действовала ещё со времён нашей с женой поездки в Грецию. Рано утром автобус забрал моё сонное тело с вокзала (все остальные мои составляющие растворились в мороке декабрьского утра), провёз через границу и доставил его на другой вокзал. Солнце уже взошло, хоть и продолжало оставаться за однообразными облаками. Сознание вернулось ко мне. На такси я добрался до Старого города, затем, немного поплутав средневековыми улочками, нашёл свою гостиницу, где с облегчением сбросил сумку. Очередная прогулка по Старому городу, обед в туристическом ресторане, подъём на башню, какой-то музей. Вечером я сидел в баре на улице Пикк со стаканом пива и понимал, что путешествие себя уже исчерпало. Мне было скучно и хотелось домой. Знакомиться в баре было не с кем — немногочисленные девушки были уже в компаниях — да я и не умел этого делать. Пустынные улицы, пока только предвкушающие наплыв новогодних туристов, проводили меня эхом моих собственных шагов по брусчатке. В номере гостиницы я уселся в кресло, не снимая ботинок.

Здорово бы было сейчас ввалиться в номер, хохоча и целуясь, постепенно раздевая друг друга, и залезть под одеяло. А я тут сижу, как дурак, и в зимних ботинках уже жарко становится. Вечер был безнадёжен, пиво почти выветрилось из головы. Оставалось только одно — порно. Я наконец-то снял ботинки.

Забавно, но в браке я отвык не только от общения с друзьями, но и от порнографии. Не помню, спрашивал ли я мнение своей жены на этот счёт, но почему-то я был уверен, что это преступление по тяжести будет приравнено к полноценной измене. Что на самом деле странно, поскольку из трёх стандартных участников — порноактёра, порноактрисы и меня — я единственный, кто не занимается полноценным сексом во время процесса. Так что секс у меня был только с женой — ну, с небольшой помощью осевших воспоминаний о порнухе. Теперь, когда я сидел в кресле таллинской гостиницы, из этого же омута всплыло знакомое имя. Я рассудил, что за время моего отсутствия вряд ли многое могло измениться и поэтому вбил в его в поиске: «Саша Грей».

Несколько минут поиска показали, что изменилось многое. Я включил первое попавшееся видео, но через несколько минут меня ждало разочарование. На экране действительно была Саша Грей, но занималась она, как ни странно, актёрской игрой, а вовсе не тем, что я от неё ожидал. Следующее видео оказалось также довольно целомудренным. Теперь она была просто актрисой и снималась в обычных фильмах (то есть, в одежде), а старые порнофильмы отовсюду успели удалить. Всё это я узнал из видеоролика в ВК, на который меня выкинуло в ходе поисков. Это было что-то вроде киношного видеоблога, который вела девушка — просто сидела в кадре и рассуждала о фильмах, не скупясь на желчный сарказм. Можно сказать, что Саше уже давно так не доставалось. К тому времени я смирился, что другие видео мне не светят, а на новую карьеру Саши смотреть было особенно горько. Можно было, конечно, переключиться на другую труженицу жанра, но я в самом деле увлёкся видеоблогом. Мне нравились рассуждения этой девушки в кадре, нравились те мелкие детали или смыслы, которые она извлекала из просмотра. И фильмы нам нравились одни и те же.

И девушка была довольно симпатичная. Из тех, которых называют не красивыми, а милыми. Очки на чуть вздёрнутом носике. Веснушки по всему лицу. Немодная, но с домашним ароматом кофточка. И такой же домашний голос — с еле слышной хрипотцой, с ироничными менторскими тонами, с иногда прорывающимся кристальным смехом. Звали её так же — Саша. В своём блоге она делилась мыслями о разнообразных фильмах — от «Звёздных войн» до малоизвестных шедевров нигерийского кинематографа. Снимала то на кухне, то в гостиной на подоконнике, то где-то в парке. Курила, хихикала, стебала фильмы или, наоборот, хвалила. Выглядело это совершенно очаровательно. Больше всего меня цепляла её храбрость в суждениях. Я бы, например, постеснялся говорить, что Джеймс Кэмерон не является выдающимся режиссёром, хотя в глубине души именно так и считал. Она же без малейшего стеснения назвала его «говноделом». Такое наплевательское отношение к общественному мнению всегда подкупает. И я подумал, что было бы здорово сидеть сейчас с ней на кухне и болтать о фильмах. Вот, просто так. А может, и не просто так. Судя по её профилю, жила Саша в Питере. Я глубоко вздохнул, пролайкал несколько её фотографий и написал сообщение:

Привет! Классный у тебя паблик!

После этого я убрал телефон на зарядку, наскоро принял душ и забрался под одеяло. За окном иногда выстукивали шаги припозднившихся туристов по таллинской брусчатке. Убаюканный ими, я уснул. И Саша Грей мне даже не приснилась.

Ответ пришёл на следующий день ближе к вечеру, в ранних декабрьских сумерках. Я пил второе пиво в пабе на Ратушной площади, наблюдал за группой английских туристов, которые, в свою очередь, смотрели футбол по телевизору, и пытался разделить их радость от игры. Но, увы, это удовольствие было мне чуждо, так что я от скуки уже взвешивал аргументы относительно третьего пива — «за» или «против». Собственно, когда я убедился, что единственный аргумент «против» совершенно не состоятелен, поскольку туалет был за соседней дверью — именно в этот момент мне и пришёл ответ. И ведь я его давно не ждал. Просто был уверен, что моё сообщение было прочитано и осталось без ответа. В каком-то пароксизме самоуничижения я даже пытался представить себе мысли Саши, с которыми она решила мне не отвечать, пытаясь оправдать её. Ну и правда же, мало ли ей извращенцев пишет? Именно в этот момент на экране высветилось:

— Благодарю! Как говорится, ставьте лайки, пишите комменты)

Англичане заорали. Не от радости за меня, а просто в телевизоре забили гол.

Я написал первое, что пришло в голову:

— Послушал, как ты отделала Кэмерона. Молодец, так его! Он мне тоже никогда не нравился

— Интересно, а чем именно он тебе не угодил? Мальчикам он обычно нравится

— Хм, надо подумать. Кажется, это какая-то ревность осталась по отношению к Титанику. Уж слишком все девчонки в него влюблены были в школе)

— Погодь, а ты с Ди Каприо не путаешь?))

— Этот само собой. Но мы же понимаем, что он был всего лишь пешкой…

— Ясно! Слуш, а как именно ты на меня вышел? Мне с целью маркетинга нужно

— Для твоего маркетинга ничего не жалко. Тебе красивую ложь или суровую правду?

— Было бы забавно послушать суровую ложь). Но предпочту все-таки красивую правду

— Точно? Уверена?

— Да. Жги

— Да вот просто сижу в Таллине, скучаю, хотел кино какое-нибудь посмотреть. Стал искать знающего человека. Итак, что сможешь посоветовать?

— Хо-хо) лесть защитана, лайк тебе. Даже не знаю… Таллин? Какие фильмы в Таллине снимали? Надо погуглить, я только нашу «Собаку Баскервилей» помню

— Вообще мне в Париж предлагали поехать, но я только до Таллина доехал. А ты была в Париже?

— Я и в Таллине не была

— А, я думал, все петербуржцы были в Таллине

— Я не петербуржец. Я понаехавшая

— А, понял. Все куда-то понаехали. Это неважно, всем скажем, что познакомились в Париже

— Хм, ну ладно… У нас всегда будет Париж. Откуда цитата? Чур не гуглить

— Что-то знакомое… Вот прям реально знакомое

— Потому что классика, везде цитируют. Это «Касабланка». Ты ведь хотел фильм на вечер?

— О, точно! Отвлекся на общение с милой девушкой:)

— Ой, ну все, таллинский обольститель. Смотри кино, потом обсудим

Я поднял голову от экрана телефона. Уже давно стемнело, паб был полон туристов. Англичане, которые уже были мне как родные, успели подружиться с какими-то немцами, и официантки охотно заставляли их стол новыми кружками с пивом, пока сами они бегали группами в курилку. Мой стол выделялся своей пустынностью, только одинокая кружка, на дне которой оставалась выдохшаяся пивная лужица. Я замахал руками, призывая официантку, мне срочно нужно было выпить.

На улице стало очевидно, что я влюблён в этот город. Нежный свет бархатно подкрашивал шершавые камни стен и мостовых. По мостовым шли безмятежные люди, всех хотелось обнять и поболтать с ними о жизни, но я сдерживал себя и просто окидывал их добродушным взглядом. Шаги мягко отражались от камней, звуки дробились в осколки эха, которые так и гуляют по этим переулкам со средневековых времён. И уличные обогреватели на террасах баров и кафе можно было счесть потомками древних факелов, ароматно прокоптивших город. Голова кружилась от этой красоты. И от алкоголя — благодаря ему красота обретала цвет, объём и запах, она оглушала своей полифонией. Я кутался в тёплое пальто, поправлял шерстяной шарф (подарок тёти Ани) и поглубже засовывал руки в карманы. На улице было прохладно, пахло подкрадывающимся Рождеством, которое в Европу, как известно, приходит на пару недель раньше. Нависшие облака вот-вот должны были покрыть город снегом. Но за пазухой было тепло. Я пересёк Старый город, полюбовался подсвеченным шпилем Святого Олафа, в который раз пересёк Ратушную площадь, глянул на весёлую возню катка у Нигулисте и углубился в узкий переулок, ведущий куда-то наверх, к городской стене. В переулке я нашёл приятный бар — для местных, а не для туристов. Где немедленно выпил.

Касабланку я тоже посмотрел. На следующий день. Мне понравилось. Правда, я так и не смог до конца понять, был ли Рик на самом деле влюблён в Эльзу или он просто хотел поиздеваться над девушкой, которая его когда-то бросила. Честно говоря, в лице Хамфри Богарта я особой любви не углядел. Хотя, может, в этом и заключается секрет мужчин, пользующихся успехом у женщин? Сохранять суровый и независимый вид, несмотря ни на что. В конце концов, хоть мы с ним оба остались без женщин, Рик хотя бы пребывал в этом состоянии с большим шиком, чем я. Есть чему поучиться у классики.

А отпуск мой протекал безмятежно. Я шатался по городу, выпивал и закусывал где только мог, прошёлся по нескольким музеям и даже сфотографировал пару туристов по их просьбе. Таллин мне нравился. И тем приятнее было это ощущение, что гулял я по нему не один. Наш диалог с Сашей почти не прекращался. А если прекращался, я переключался на просмотр её роликов. Или просто мысленно болтал с ней, представляя, что она шагает рядом. Такой вот у меня был курортный роман. И при этом совершенно платонический. Ну, почти — иногда я всё-таки пытался представить себе Сашу без одежды.

Говорили обо всём — о жизни, о Питере, ну и о фильмах. Но не только о них. Я узнал, что она приехала в Питер из Воронежа, живёт тут уже пару лет, работает менеджером по каким-то закупкам. Ничего феноменально увлекательного, но меня радовало и такое общение. Сердце моё будоражила не сама информация, а процесс её получения.

И ведь я действительно пребывал в гармонии — в некотором смысле. Я гулял по красивым улицам, пил вкусное пиво, бездельничал и флиртовал с симпатичной девушкой. И угрожало этой гармонии только одно — моё скорое возвращение. И, следовательно, очная встреча с Сашей. Настоящая встреча, настоящее свидание — вот из-за чего я начинал нервничать. Рука с пивной кружкой немного подрагивала, и только усилием воли или переключаясь на что-то другое, я приводил её в порядок. Слишком спокойно мне было в моём нынешнем положении. А внутренний голос, повторявший трюизмы о «выходе из зоны комфорта», я готов был придушить за излишний оптимизм.

Уехал я из Таллина на католическое рождество. Перед отъездом пошёл снег, и я даже наивно надеялся на то, что снегом этим занесёт дороги и покинуть город я не смогу. Но он лишь красиво припорошил пейзажи за окном автобуса, оставив шоссе нетронутым. Через несколько часов я был уже на кухне тёти Ани и задумчиво чесал Мартына за ухом. Оба, кстати, окончательно спелись и вряд ли по мне скучали. Следующие несколько дней прошли в какой-то мелкой и непродуктивной суете, которая служила мне оправданием для того, чтобы не встретиться с Сашей. Общение наше при этом всё продолжалось и даже развивалось, обрастая своими шутками и моментами искренности, которые бывают обычно у близких друзей.

Новый год, кстати, отмечать было не с кем. Навязываться в гости к женатым друзьям не хотелось, а сами они не звали. Может, боялись, что вместе с разведённым человеком в их семейное гнездо придёт несчастье. А может, я просто автоматически выпал из их поля зрения, как бывает со спившимся и опустившимся знакомым, которого все инстинктивно стараются забыть. Новогоднего настроения не было и в помине, праздновать было нечего. Поскольку у тёти Ани и Мартына планов тоже не было, в качестве компромисса мы решили встретить праздник вместе. Я вспоминал вечную поговорку «Как встретишь Новый год, так его и проведёшь» и впервые в жизни боялся, что это поверье сбудется.

Город готовился к Новому году оттепелью. Свет праздничной иллюминации, которой следует подсвечивать нежный снег на ветвях и фонарных столбах, теперь размазанно отражался из хлюпающей под ногами грязи. Во дворах начали греметь фейерверки нетерпеливых сограждан. В телефон сыпались сухие смс-ки с поздравлениями от мобильных операторов и магазинов.

Днём я заскочил в гости к родителям, где мне пожелали, «чтобы новый год был счастливее предыдущего». После чего бездумно прогулялся по городу и к вечеру присоединился к тёте Ане в приготовлении скромного праздничного стола. Готовить она не любила, так что вся подготовка заключалась в том, чтобы разложить заказанную из ресторана еду по фамильным блюдам и тарелкам с щербинками и сколами, бурыми от старости, и окружить их потускневшими серебряными ножами и вилками. На столе появилось шампанское, а в телевизоре «Ирония судьбы» с dvd — тётя терпеть не могла обращения президента, хотя делала вид, что просто не знает об их существовании. Старинные часы, щёлкавшие маятником на стене, прозвонили двенадцать раз, тут же во дворе грохнули фейерверки и раздались нестройные крики, отчего кот испуганно распушил хвост и спрятался под диван. Тётя с достоинством, будто и не замечая этого кавардака, подняла бокал с французским шампанским (вот он, мой Париж) и я присоединился к ней.

— Ну что ж, непостоянный Константин, поздравляю тебя с началом новой жизни. Что уж греха таить, прошлый год не удался совершенно. Поэтому новый должен быть удачным.

— Спасибо, безумно вдохновляет.

— Ну а чего ты от меня ожидал? Называю вещи своими именами. И тебе крайне рекомендую.

Я вздохнул. Глотнул ещё шампанского и пузырьки прощекотали по нёбу, стараясь меня развеселить.

— С другой стороны, — продолжала тётя Аня, — год этот стал полезным для тебя. Расставил все точки, так сказать. А некоторые по много лет мучаются, одними многоточиями перебиваются. Теперь ничего лишнего.

— Ага. Вообще ничего лишнего. Ни девушки, ни квартиры. Кот вот есть, это главное. Дурак, правда.

— Мартика оставь в покое. То, что он тебе ответить не может, вовсе ничего не означает. Так что вопрос о ваших интеллектуальных способностях я бы оставила открытым.

— Он тут герань вашу погрыз, — мстительно заметил я, глядя на Мартына, который немного освоился и теперь наблюдал за происходящим во дворе с подоконника, — лишь кончик хвоста подрагивал. — Хотя на всех сайтах пишут, что коты герань не едят.

— Нахал, этого не отнять, — вздохнула тётя Аня, — а ты мог бы у него поучиться. Была бы тебе тогда и девушка, и квартира.

— Это тонкий намёк на то, что мне пора съезжать?

— Да Господь с тобой, живи, сколько пожелаешь. Мне так даже интереснее. Всё лучше, чем сериалы смотреть. Хотя, конечно, сериалы понасыщеннее событиями обычно.

— Ну извините. Кажется, моего сценариста уволили за профнепригодность.

— Молодец, хорошо парируешь. Такой остроумный молодой человек наверняка пользуется успехом у женского пола.

— А вот это уже ниже пояса.

— Костя, что там с Лизой? Ты ведь не с ней в Таллин ездил?

— Нет. Один. Операция «Лиза» провалилась.

— Бедная Лиза… Значит, начинай новую. Есть кто-нибудь на примете?

— Ну… Есть одна девушка…

— Хорошее начало. Уже поздравил её?

— С… с чем?

— Подожди ещё немного и сможешь с восьмым марта поздравить.

— Ох, Анна Львовна, вот ни слова в простоте, сплошной сарказм и (я кивнул на пьяненького Женю Лукашина по телевизору) ирония.

— Костя, поздравь девушку с Новым годом. Пока это ещё актуально. Так проще?

— Значительно.

— Вот и замечательно… Подожди, сначала налей мне ещё шампанского, а потом ступай.

Я ушёл к себе в комнату, отправил сообщение Саше, потом ещё одно и сам не заметил, как пригласил её на свидание на следующий день — вернее, уже на этот, 1-е января. Докладывать об этом тёте Ане я не стал, опасаясь дальнейших язвительных комментариев. Она к тому времени уже комментировала фильм, приговаривая: «Эх, а вот Ипполита жалко, такой мужчина…».

Встретились мы в метро, на выходе с эскалатора. Был вечер, город уже проснулся после беспокойного дневного сна. Встречающих, подобных мне, там было много, и я нашёл себе место рядом с банкоматом. Каждый раз, когда кто-то подходил снять деньги, я стеснялся и делал вид, что напряжённо слежу за выплывающим из-под земли эскалатором и его уловом. Да нет, я действительно не мог оторвать от него глаз. Поднимающихся девушек наверху расхватывали их кавалеры, а я пристально всматривался в них — как бы случайно не увели мою Сашу. Но она показалась позже, когда ряды заметно поредели. Забавное это ощущение — впервые увидеть вживую человека, которого раньше видел только на фото. Как будто резко фокусируется зрение — вдали появляется очередная размытая фигура, ты в очередной раз вглядываешься в неё и вдруг понимаешь, что ждёшь именно эту фигуру. Лицо, знакомое отдельными чертами, проступает из общей ряби, придавая чёткости всему остальному: шерстяной шапочке, зелёному пальто, перчаткам с обрезанными пальцами. И очаровательным серёжкам, сделанным из жёлтых кубиков Лего — явно вручную. Она близоруко обвела взглядом зал и тоже сфокусировалась на мне.

— Привет! — подходя сказала она.

Я постарался произвести на свет свою самую обаятельную улыбку и кашлянул:

— Здрасьте!

У меня был подарок для Саши. Прогуливаясь по Таллину, я набрёл на очередной магазинчик с сувенирами, в котором обнаружил открытку с кадром из «Касабланки» — Рик и Эльза смотрят друг другу в глаза. Уже в Питере я вставил её в небольшую рамку.

— Привёз тебе кое-что из заморских далей. С Новым годом!

Пока она разглядывала фото, я разглядывал её. Удивительная вещь — общение в интернете. Несмотря на все фото и видео, я ничего не знал о человеке, стоявшем передо мной. Веснушки на кончике носа, стёртая эмаль на оправе очков и, разумеется, рост — она еле доставала мне до груди — всего этого на экране не разглядишь. Но вот Саша подняла на меня глаза, и они показались мне знакомыми. Такие зеленовато-серые с солнечными искорками.

— Спасибо! Ну раз мы так сразу к подаркам перешли, то вот моя ответочка.

Это был сувенир из Воронежа. Пластиковый магнит, а на нём котёнок с улицы Лизюкова.

— Так сказать, сплошные идеи для путешествий. Я никогда в Воронеже не был, кстати.

— А я вообще нигде не была, кроме Воронежа.

— И Питера.

— Ну, и Питера.

— Это уже немало, мне кажется. Ну что, идём?

— Идём. А куда? План у нас есть?

— Вообще никакого! — голосом я попытался изобразить легкомысленную браваду, но сам внутри похолодел. Потому что я действительно не придумал, куда мы пойдём. По лицу Саши скользнула скептическая тень, и я похолодел ещё на несколько градусов. Однако она ничего не сказала.

Мы шли по улице и с каждым шагом я хотел чуть глубже проваливаться под землю. Провалиться мгновенно мне не хотелось исключительно из мазохизма. Зацепившись языком за тему путешествий, я беспардонно её эксплуатировал. Восторженно рассказывал о Таллине, о Греции и о Дубае (ездил туда пару лет назад по работе). Восторженно рассказывал, как здорово вести жизнь путешественника. И как я раньше этого не понимал, но бывшая жена меня к этому приучила. Тему путешествий Саша оставила без реакции, зато спросила, давно ли я развёлся. Я попался в эту ловушку и принялся пересказывать историю своего брака, как обычно подчёркивая свою роль жертвы в этих событиях. Вдруг Саша повернулась ко мне с совершенно определённым выражением лица.

— Слушай, мне это неинтересно. Я сейчас домой уеду.

— Не уезжай, — попросил я, — пожалуйста.

— Но больше без упоминаний твоей бывшей жены.

— Конечно, извини.

— Да ладно, не извиняйся.

— Можем вообще помолчать.

К ночи похолодало, с неба сыпался какой-то неубедительный снег, который тут же растаптывался в послепраздничной грязи, а мы с Сашей всё глубже засовывали руки в карманы.

— Вот тогда-то и понимаешь, что встретил кого-то особенного. Когда можешь просто заткнуться и спокойно помолчать, — произнёс я, глядя перед собой, затем повернулся к Саше, — откуда цитата?

— Ой, ну ты смеёшься, что ли? Это Чтиво.

— Молодец, угадала.

Она фыркнула.

— Ты любишь «Криминальное чтиво»? — не сдавался я.

— Да, люблю. Или не люблю. Да нет, скорее всего, люблю, просто сложно отделить сам фильм от его статуса. Он же культовый. Культурное достояние, всё такое. И не понимаешь, любишь его за это или просто за то, что фильм прикольный.

— Ага, наверное, это то же самое, что любить Бродского. Его и так все любят.

— Я люблю Бродского. Но не люблю людей, которые его любят. Такой вот парадокс.

— Ха, отлично! Прямо бинго!

— Вообще-то просто бинго.

— Бинго!

На улице всё ещё было холодно, но Саша как будто начинала оттаивать.

Зашли выпить в бар. Саша сопротивлялась сначала, из аргументов приводя только «Да ну», я шипел змеем-искусителем: «Ну давай, Новый год же, надо шампанского выпить». Впрочем, шампанское в баре почему-то закончилось, так что мы взяли по пиву. «Пиво употребляете?» — подкалывала меня Саша. «Только если жарко» — отвечал я, стряхивая остатки подтаявшего снега с рукава.

Саша сняла шапку, наконец-то я увидел её волосы. Очки запотели, она растерянно замерла посередине зала. Я воспользовался случаем и взял её за руку. Пальцы были холодными, но не такими холодными, как колечко на одном из них. «Прям танцующая в темноте», — пошутил я, ведя её за собой к столику. Саша ответила только хмыканьем, но хмыканье это было удовлетворённым. Очки оттаяли ещё до подхода официанта, и я снова мог видеть её глаза. Господи, почему они уже такие родные? Впрочем, глаза эти чуть боязливо оглядывали обстановку.

— Всё хорошо?

— Да, норм. Просто не очень привыкла к таким людным заведениям.

— А к каким ты привыкла?

— К кинотеатрам, конечно. Я ж киноманка, помнишь?

— Об этом я вряд ли смогу забыть. Ты мне, можно сказать, целый мир открыла с помощью «Касабланки».

— Ну что могу сказать… Я старалась.

— Подожди, в кино же тоже много людей бывает. Это для тебя не людное место?

— Смотря в какие ходить. Я ж девушка особенная, в попсовые киношки не хожу. Я больше по всякому артхаусу и киноклассике. Так что здесь в «Родине» и в Доме Кино сижу. Раньше, когда в Воронеже жила, постоянно в «Иллюзион» ходила, есть там такой кинотеатр.

— Ну не совсем же они пустые, всё равно там люди есть.

— Есть, да… Но они как бы растворяются. Я обычно беру билет на первый ряд, сажусь прямо перед экраном. А кто там позади, меня не особо интересует…

— Понятно. То есть на последний ряд тебя нет смысла приглашать.

— Ха, ну смотря с какой целью. И потом учти, есть опасность, что я всё равно буду смотреть оттуда кино, а не что ты там подумал.

— Надо же, какая самоотверженность.

— Лайки сами себя не поставят.

— Ну, я выложился по полной. Отдал тебе свои лучшие лайки.

Так мы и продолжали говорить, продолжали пить. Кружки опустели, мы заказали ещё. Холод растекался по жилам, как будто я открыл рот и запустил в себя всю зимнюю улицу снаружи, от которой мы и пытались сбежать. Но тепло подвальчика, в котором находился паб, согрело меня. Мы продолжали пить и продолжали говорить. А ещё мы продолжали молчать, и в молчании этом были и отзвуки нашего неловкого флирта, и привкус пива, но было в нём и ещё что-то — бесшумное, но обволакивающее, оставляющее без движения тепло. Оно соединяло нас. Её рука лежала рядом, придерживая стакан, и мне хотелось к ней прикоснуться — ладонь чуть ли не жгло от отсутствия прикосновения.

Когда мы вышли на улицу, то сразу ощутили себя в новом году. По морозцу, схватившему нас за носы, и по лёгкой зыбкости окружающего мира можно было решить, что сотворён он совсем недавно. По пути, то там, то тут ещё встречались остатки прошлого — бутылки, обгоревшие остатки петард, — но мы с Сашей определённо шли уже в новом времени, полном вдохновения. Мы сменили несколько улиц, перекинулись несколькими незначительными словами и вскоре очутились у метро, не помню уже, по чьему предложению. Также я совершенно не помню, по чьей инициативе я спустился в метро и отправился провожать Сашу до дома, в один из районов ранних хрущёвок и старых лип. У парадной мы остановились, разглядывая в смущении снег на карнизах домов и ветвях лип, а затем произошло новогоднее чудо — Саша спросила:

— Зайдёшь?

Уже в квартире она торопливо-безучастным тоном объясняла, что обычно так никого не приглашает, ставила чайник на кухне, искала мне тапки, объясняла, что соседки до утра не будет дома… А я стоял и впервые за долгие месяцы ощущал своё тело целиком. Не просто ком одежды с торчащими из него кистями рук и бестолковой головой. Теперь о себе дало знать остальное тело, которое было скрыто одеждой, забытое, но помнящее. Всё потому, что кто-то наконец проявил к нему интерес. И я ужасно волновался. Как показали дальнейшие события, волновался не зря. Хотя, может, это волнение всё и испортило. В подступающей панике тело начало вести себя хаотично: руки обняли совершенно не сопротивлявшуюся Сашу, ноги инстинктивно потащили нас обоих в её комнату, пальцы сумбурно скакали по пуговицам и застёжкам, уши старались не обращать внимания на её «подожди, застелю», сердце барабанило в грудной клетке. Короче говоря, все были при деле, и только из одной окраины вестей не было. Сброшенная одежда копилась на полу, показались Сашины плечи со следами от бюстгальтера, её небольшая грудь с чуть раскосыми сосками, родинка выше пупка, ледяные ноги, которые она тут же спрятала под одеялом. Пора мне было тоже что-то продемонстрировать, но меня охватил ужас похолоднее Сашиных ног. Простите, но у меня не стоял. И тем не менее я бросился в отчаянную атаку под одеяло.

— Какая ты…

— Привет…

— Ох…

— Как ты там?

— Да. Сейчас.

— Всё хорошо?

— Ммм…

— Давай помогу.

— Ох, секундочку…

— Иди ко мне.

— Ай!

— Ну ты чего?

— Да блин, нога…

После какого-то неудачного движения, в ходе нашего безуспешного ворочания под одеялом, мне свело ногу. Боль сверкнула молнией, похоронив какую-либо надежду на необходимую в данных обстоятельствах стойкость. Я запрыгал по полу, пытаясь вправить ступню. Затем молча сел на край кровати, полный раскаяния.

— Кажется, тебе пора, — прозвучал голос Саши. Холодный, как и ноги его обладательницы. Больше ни слова не было произнесено. Позор вился за мной на пути домой подобно плохому запаху.

Прошла неделя, город по инерции отпраздновал Рождество и готовился к настоящему началу года — года рабочего, офисного, монотонного. Судя по его началу, с этим годом уже всё было ясно. Последние дни я долёживал на диване с Мартыном и ноутбуком на коленях. Мартын смотрел на меня с ленивым выражением на морде и помуркивал, ноутбук показывал «Друзей». Я мельком подумал, что благодаря разводу я наконец-то приблизился к своему истинному состоянию и что именно в нём мне и предстоит встретить одинокую старость. Даже тётя Аня не удержалась в привычных рамках собственного чопорного равнодушия и несколько раз спрашивала, как я себя чувствую. И никак не комментировала моё плоское «Ага…» в ответ.

Я бы и продолжал так существовать, и с превеликим удовольствием, но меня прервали. Тот самый Коля, мой друг и утешитель, снова снизошёл до меня и позвал посидеть в баре с друзьями. Праздники, давно не виделись — повод был расплывчатым, как и всё вокруг в это время года. Разумеется, настоящая причина была проста. Мы всё ещё молоды, здоровы и платёжеспособны, так почему бы не выпить? Уж не знаю, насколько я годился для подтверждения этого тезиса, но неожиданно для самого себя принял приглашение. Несмотря на дурное настроение, незнакомую компанию и твёрдое намерение состариться на диване.

Было не то чтобы совсем плохо, но хотелось большего. Шумный бар был полон недоступных девушек. Постепенно собралась компания, Коля изо всех сил старался руководить общением, но потом ему это надоело, и общение стало налаживаться само собой. Я единственный пришёл без пары, но переносил это мужественно. Утешал себя тем, что в этом можно разглядеть некоторую загадочность. И всячески отвергал мысль о том, что в этом можно увидеть одинокого неудачника. Болтали о разном: работа, городские сплетни, работа. Об отношениях не говорили. У меня их не было, а все остальные пришли со своими половинками. Внимательно приглядевшись к их взаимным взглядам и интонациям, всё можно было про них понять — кто в паре главный, кто довольный, кто любит, а кто позволяет себя любить. Это всегда видно. Итак, я развлекался непрошенным наблюдением за чужой личной жизнью. Потом одна из девушек, с чуть истеричным голосом, придерживаемая за талию своим флегматичным молодым человеком, начала рассказывать о фильме, который она недавно увидела. Она употребила слово «артхаус», и оно сразу отозвалось во мне — при этом, не резкой болью, а некой даже ностальгией. Она описывала какой-то совершенно безумный фильм, название которого вспомнить не могла. Воспользовавшись всеобщим замешательством от этого пересказа, я достал телефон и написал сообщение:

— Ты не знаешь такой чёрно-белый фильм про японца, который почему-то превращается железное чудовище и творит какой-то сюр?

— Знаю, — ответила Саша через минуту. — Тэцуо — железный человек.

— Спасибо большое!

— На этом моя функция гугла исчерпана? — написала она ещё через пару минут.

— Нет, прости. Просто нашёл повод, чтобы тебе написать.

— Так что, хочешь Тэцуо посмотреть? Он у меня в списке несмотренных

— Хочу…

— Ну, адрес знаешь

— Сейчас?

И когда увидел, что мое сообщение прочитано, но остается без ответа, я торопливо написал вдогонку:

— Понял, сейчас. Скоро буду.

Затем оглядел собравшихся, просмаковал своё тайное превосходство над ними и отправился в приключение.

Дверь открылась, Саша открылась — и я вошёл, во всех смыслах. Отскрипели пружины раскладного дивана, за окном виднелись неподвижные ветви липы, подведённые тонкими полосками снега. Всё началось и закончилось именно тогда, когда и должно было закончиться. Всё ещё желая сделать ей приятно, я заявил, что заварю ей чаю. Саша встала вместо со мной, натянула шорты и футболку с выцветшим рисунком и вышла вслед за мной. Чайник зашипел на голубом огне.

Странно это — начинать разговор после первого секса. Соединиться вместе, снова разъединиться на два существа и продолжать разговор, в котором ещё минуты назад не было необходимости, потому что все мысли были едины в едином теле. Да и о чём говорить? Не спрашивать же «Всё хорошо?» или «Тебе всё понравилось?».

— Интересно, соседка спала или всё слышала? — посвежевшим голосом проговорила Саша.

Я и забыл про соседку.

— При желании могла бы и увидеть, — хихикнула она, — комната-то проходная.

— И она так каждый день и ходит через твою комнату?

— Ну естественно, — удивилась Саша глупому вопросу, — куда она денется?

— Не смущает? Вдруг она действительно что-то увидит?

— Не переживай, это зрелище её совершенно не интересует, она лесбиянка. У неё девушка есть.

— Что ж, у каждого свои недостатки. Ну всё равно, может же неловко получиться…

— У меня в Питере ещё не было мужчины, пока что не случалось неловкостей. Вообще у меня есть вешалка с одеждой, икеевская, я её ставлю как ширму, когда кино смотрю. Просто не успела, когда ты пришёл.

— А сколько ты уже в Питере?

— Два года. И сколько-то там месяцев. Идём Тэцуо смотреть?

— Иди, я чай принесу.

Уже утром, в мутном январском свете, я сквозь сон почувствовал, как её рука поползла вниз, вниз по моему животу. Я поцеловал Сашу в макушку, а сам потянулся рукой вниз, под кровать. Где-то там, на полу, лежала открытая пачка с презервативами.

Так мы начали встречаться. Забавно, что этот термин все понимают по-своему. Для кого-то это признание в любви, для кого-то — подготовка к совместному долгому (уж как получится) будущему. В нашем случае всё было проще. Мы ни разу не заговаривали ни о чём подобном, да и вообще не обсуждали наши отношения. Мы знали, что мы встречаемся — просто потому, что мы встречались, в буквальном смысле. Мы встречались либо в центре, на выходе из метро, либо на выходе с Сашиной работы, куда я иногда подъезжал на машине, и просто были вместе. Чаще всего мы шли в кино. Выбирала его всегда Саша. А я и не возражал. Я даже гордился этим, мне было приятно наблюдать за её почти профессиональной щепетильностью в выборе фильмов. Я действительно ощущал себя частью какого-то особенного круга — хоть он и состоял из нас двоих, а также далёких режиссёров, преимущественно усопших. И потом, в кино я мог держать её за руку. Я хотел бы держать её за руку и на улице, гулять с ней, взявшись за руки. И чтобы все на нас смотрели. Но, как назло, на дворе стоял январь, ещё и в одном из самых холодных своих проявлений, так что тепло её руки я чувствовал только во тьме кинозала, чего, разумеется, окружающие заметить не могли. Зато мы могли упоённо целоваться, сидя в машине, и я от всей души надеялся, что кто-то из проходящих мимо видел нас и позавидовал моему счастью — с добротой или злобой, мне было всё равно.

Саша была стеснительна. Это бросалось в глаза даже мне, хотя моя собственная застенчивость всегда была очевидной настолько, что друзьям даже было неловко шутить о ней. Вечный Сашин сарказм происходил именно отсюда. А также и её любовь к укромности кинотеатров. Она не любила кафе, не любила ресторанчики. А мне ведь так хотелось водить её туда. Кофе-вино — мои представления о романтике ограничивались этим набором. Разве не так должны выглядеть пары, которые я про себя называл «состоявшимися». При этом я вздрагивал от страха, не произнёс ли случайно это слово вслух. Так вот, Саша постепенно теплела ко мне. В нашей переписке всё чаще и чаще проскакивала нежность. Она даже позволила себе несколько «скучаю» и «мур», когда мы не виделись дольше трёх дней. А когда как-то воскресным утром я проснулся в её постели один и увидел, что она уже на кухне готовит шарлотку, стало понятно — эта неприступная крепость не устояла.

По будням я провожал её до дома, иногда заходил в квартиру на чай и на короткий секс за вешалкой-ширмой, но всегда уезжал домой. Поздно, потому что прощание обычно затягивалось. Но выходные наши протекали по-другому. Я приезжал в пятницу сразу после работы. Пицца, вино, какой-нибудь фильм на ноутбуке — непременно от неизвестного мне режиссёра, с неизвестными актёрами, а иногда даже и из страны, которую я не мог заподозрить в кинопроизводстве. Затем титры, бокалы с вином отставляются в сторону, рука тянется к выключателю. Падает на пол одежда, тела стараются поскорее забраться под одеяло — ногам зябко, батареи греют лишь в полсилы. Под одеялом снимаются и выбрасываются наружу трусы.

Конечно, можно предположить, что за время моего отсутствия в сексе произошли большие изменения. Предположить такое можно, но дело, вероятнее, было в моей неопытности — или, как я называл её про себя, «недостаточной опытности». Наверное, самое время признаться, что до жены у меня было только две девушки. Достижение вряд ли можно назвать впечатляющим.

И вот передо мной лежит девушка. Собственно, подо мной. Как она уже признавалась, секса у неё уже не было больше двух лет, а это невероятный груз ответственности. И, скорее всего, благодаря этому перерыву она прекрасно знала, что ей нужно, чтобы кончить. У неё было достаточно времени, чтобы изучить самостоятельно все свои кнопки и клавиши. Так что у нас с Сашей был не секс — это была скрупулёзная работа над её оргазмом. Я ощущал себя шахтёром-стахановцем, старающимся перевыполнить план по добыче оргазма. К моему счастью, работа эта проходила под её руководством. Оставалось малое — вовремя и по команде выполнять все указания. «Поцелуй в ухо», «укуси плечо», «быстрее», «медленнее», «продолжай», «оооххх», «дааааа». Приятно встретить человека, который точно знает, чего он хочет. Прозвучит двусмысленно, но в такие моменты я чувствовал себя на своём месте. И я был счастлив.

Занимались мы и другими вещами. Смотрели футбол, к которому я был равнодушен, а Саша любила, но со странного ракурса: «Ох, как же я люблю Уэйна Руни, у него такие веснушки», валялись на кровати в Икее («Дорогой, кажется, по нашей спальне ходят посторонние люди») и мерились количеством лайков в соцсетях («Почему тебе все твои бабы ставят лайки? Особенно там, где ты один! Когда со мной фото, вообще мёртвый сезон!»). Мне нравились все эти занятия, но больше всего мне нравился Сашин голос, комментировавший их. Без него они остались бы в памяти бесцветными и двухмерными, как белый шум в телевизоре.

Первый ураган обрушился на наши отношения, которые я уже считал идеальными, через три недели. Я сидел на работе и, не обращая внимания на рабочую почту, самозабвенно писал сообщения в телефоне.

— Гуд морнинг, солнце! Как ты тудэй? ?

— Ты что, крэйзи? По-русски говори, я простая девчонка из провинции, нечего тут

— Ну прости. Как ты? Как спалось?

— Соседка поздно пришла, пьяная, кажись. И не одна. Мне кажется, это начало прекрасной дружбы

— О, рок-н-ролльная жизнь. Буянила, телевизор из окна выкидывала?

— Да нет, просто с девушкой. Пошли к ней в комнату и давай кроватью скрипеть. А мне вот и поскрипеть не с кем…

— Несчастная душа. Скоро выходные, поскрипим ?

— Давай, я соскучилась… А потом я пирог с грушей сделаю! Такой рецепт офигенский нашла, буду на тебе эксперименты проводить)

— Я к Вашим услугам) Какие у нас ещё планы на выходные?

— То есть тебе мало?)) Роскошная женщина и роскошный пирог с грушей — а ему всё мало?)

— Это прекрасное сочетание — женщина, пирог, груша… А гулять будем, если погода хорошая?

— В Питере в январе бывает хорошая погода?

— Ну, даже если не очень хорошая… Я уже давно хочу в Некрополь съездить, на Александра Невского. Представляешь, петербуржец, а никогда там не был. Позор, да?

Саша начала печатать. Потом перестала, потом снова начала набирать. Я отвлёкся на работу и даже начал ей заниматься, пока через пару минут не получил сообщение:

— Так. Я не поняла. ТЫ давно хочешь съездить?

Я удивился.

— Ну да, я. С тобой. Если ты хочешь

— Вот если ты со МНОЙ хочешь съездить, то так и пиши. А если ТЫ сам хочешь поехать, то САМ и езжай

Я помотал головой. Наверное, подобная мысль первой проносится в голове у рыбы, заглотившей крючок: «Это что ещё такое?»

— Саш, в чём дело? Что ты к словам цепляешься? Я же просто написал, чего мне хотелось бы

— Вот именно! Ты всегда пишешь, что тебе хочется. Всегда речь о том, чего хочется тебе. Только о себе и можешь.

Эта точка в конце сообщения поразила меня больше всего. Такая холодная, прямо-таки сгусток темноты, смотревший мне прямо в глаза из конца предложения. От неожиданности я даже извинился.

— Прости, малыш… Ну, я честно не хотел тебя обидеть

Сообщение было прочитано и осталось без ответа. Саша ушла из сети.

Когда мой рабочий день закончился, а ответ так и не пришёл, и мой телефонный звонок был сброшен, я понял, что мне нужно ехать к ней домой. Именно так — нужно. То есть мне не хотелось, но это необходимо было сделать. Как ещё мог бы поступить любящий человек ради любимого человека? Я отмахивался от мысли о том, что это слишком походило на сцену из какой-то мелодрамы — а также от мысли о том, что именно поэтому мне и хотелось это сделать. И вместо этого стал рассуждать логически. Работает Саша совсем рядом с домом, не то, что я. Значит, к моему приходу она уже вернется с работы. Не купить ли цветов, подумал я, и не купил. Мне казалось, что нельзя было терять ни секунды.

Бросил машину на улице за пару домов до Сашиного (там было свободное место, а будет ли оно дальше — чёрт его знает), добежал до её парадной по свежевыпавшему снегу, который в свете желтоватых ламп казался особенно радостным, и позвонил в домофон.

— Кто там?

— Это я. Давай поговорим.

— Саш, это к тебе!

Тьфу ты, с соседкой перепутал, минус сто очков Гриффиндору.

В домофоне пошуршало и ледяной голос, ещё менее походивший на Сашин, произнёс:

— Сейчас спущусь.

Минут через пятнадцать, когда я своим хождением туда-сюда почти вытоптал весь снег перед парадной, дверь пискнула, выпустив Сашу наружу. Она была мрачна.

— Ну привет, — сказала она, глядя на меня исподлобья, как на гестаповца, ведущего допрос.

Я решил начать с шутки, чтобы разрядить атмосферу.

— И как это твоя соседка сразу поняла, что это не к ней? Может, с ней тоже кто-то хотел поговорить о чём-то важном?

— С ней о важном говорят женским голосом, она лесбиянка.

— А, ну да… Как её зовут, кстати?

— Даша.

— Понял…

Она с еле заметной неприязнью оглядела мои следы вокруг крыльца и спросила:

— Ты о чём-то ещё важном хотел поговорить? Или тебя интересовало только имя моей соседки?

Я вздохнул:

— Нет, не только.

— Ух ты. Интрига.

— Ну, я просто хотел спросить… На что ты так обиделась?

— Я не обиделась. Просто хотела кое-что объяснить.

— Каким образом? Не отвечая на сообщения? — отомстил я сарказмом за её «интригу».

— Это я разозлилась. Теперь спокойна. Иногда ты ешь медведя, а иногда медведь ест тебя.

— Прекрасно. Пойдём погуляем? Ещё больше успокоимся.

Мы вышли на проспект, с его спешащими по домам автомобилями. Снег хрупал под ногами, мы оба смотрели себе под ноги.

— Ну так в чём проблема была? — я сдался. — Я просто пригласил тебя с собой. Съездить в Некрополь. А тут ты взорвалась.

— Нет, — действительно, спокойным тоном учительницы младших классов начала она, — меня ты не пригласил. Ты сказал, что ты хочешь туда пойти. А приглашения не было.

— А ты не перегибаешь? Я просто сказал, что мне интересно. Ты могла сказать: «Да, мне тоже» или: «Фу, какое занудство, сам езжай в свой сраный Некрополь», так ведь.

— Нет, не так. И никуда я ничего не перегибаю. Я объясняю.

— Странно, в который раз слышу про объяснение, но его самого так и не услышал.

— Значит, слушай. Ты думаешь только о себе. О своих желаниях. Тебе другие-то и не нужны особо.

— Ну как это? Ты мне нужна.

— Ну да, нужна. Не как девушка там или друг, а как аксессуар. Просто придаю тебе спокойствие, создаю хорошее настроение.

— Неправда. Пожалуйста, ты мне очень дорога. Мне интересна твоя жизнь, я хочу быть её частью.

Она молчала. Не кивнула, не покачала головой. Только вздрогнули её серёжки в виде ярко-красных земляничек.

— Холодно, — решил я вдарить по жалости, — пойдём к тебе.

— Нет. Не сегодня.

И от этого ответа я окончательно замёрз.

Мёрз я нещадно в течение нескольких дней. Кажется, даже после развода я так сильно себя не жалел. Неуправляемые мысли вели меня к следующему выводу: один развод мог быть случайностью, но такое расставание говорит о системной проблеме.

Однако через три дня всё наладилось. Снова я написал ей, мы встретились, я приехал к ней. Утром, за завтраком, мельком познакомился с соседкой Дашей — худощавой застенчивой брюнеткой. Она взяла кружку с чаем и ушла в свою комнату.

— Она депрессует, с девушкой поссорилась, — пояснила Саша, когда мы остались вдвоём.

— Ох, сочувствую, — пробормотал я, сомневаясь, что нужно говорить в таких случаях. И сказал самое неуместное:

— А она прям всегда была лесбиянкой?

— Нет, Костя. Только с тех пор, как тебя увидела.

— Ну что вот сразу так! Хотя я примерно об этом и хотел спросить. То есть, не хочу никого обидеть… Просто я не знаю, как у них это устроено. Это какой-то неприятный опыт с мужчиной? Ну, что-то действительно нехорошее случилось… И с тех пор её мужчины не привлекают?

— Ты совсем дурак?

— Нет, только чуть-чуть. Ну прости, я ж не понимаю в этом ничего.

— Что тут понимать? Кто-то любит блондинок, кто-то брюнеток. Кто-то мужчин, кто-то женщин. Просто разные вкусы.

— Любопытно. А тебе она как, знаков внимания не оказывала?

— Слушай, ну ты серьёзно думаешь, что раз она лесбиянка, то хочет со всеми бабами спать?

— Ну и слава Богу. Мне больше достанется такой красоты.

— Подхалим. Ладно, живи пока, котик. Моя прелесть.

Вместо ответа я подошёл к Саше сзади, обнял и ущипнул за попку. Она издала звук, похожий на мультяшное мурчание и вдруг, без всякого заметного перехода, спросила:

— Как считаешь, я не склонна к полноте?

— Солнышко, ты склонна к милоте.

Поздно вечером, когда был посмотрен ещё один фильм, съедена ещё одна пицца, наши холодные ноги грели друг друга под одеялом, а темноту комнаты разбавлял только отсвет всё того же жёлтого фонаря во дворе, она вдруг спросила:

— А почему ты заговорил про неприятный опыт с мужчиной?

— А?.. Чего, какой опыт?

— Ну ты про Дашу сказал, что, мол, она лесбиянкой стала…

— А, понял. Да я не знаю. Просто стереотип такой. Если какие-то отклонения… Ну, в смысле, немного другие предпочтения в сексе, то обязательно проблема в каком-нибудь насилии…

— Больше ничего не имел в виду?

— Нет. Подожди. А ты что имеешь в виду?

— Ничего. Спи.

— Саш. Серьёзно. Всё нормально?

— Нормально.

— Точно ничего не хочешь рассказать?

— Точно. Спи давай.

И ведь что-то было там, за этим спокойным голосом, за этим тёплым дыханием мне, что-то совсем не спокойное и не тёплое, но я был здесь и сейчас, и потом, мне ведь дали понять, что задавать вопросы дальше не стоит — я и не стал. Просто смешал её дыхание со своим и заснул.

Жизнь наладилась. Всё было как раньше, а именно, как в наши с Сашей лучшие моменты. Она смеялась и ворковала. Писала мне во время рабочего дня, что хочет меня пожулькать — и само это дурацкое слово, которого я никогда раньше не слышал, звучало в голове её голосом, и тут же аранжировалось её смешком, рассыпчатым, как свежий снег на солнце, с её веснушками, лучиками в её глазах. И я не мог оставить переписку с ней, не мог не дождаться очередного её ответа, в жгучем нетерпении наблюдая за этим «Саша печатает…» — в то время, как за мной (видимо, тоже в нетерпении) наблюдал мой начальник, недовольный моей производительностью.

И опять мой неумолимый мозг рисовал пошлые в своей идеальности картинки, ему хотелось ехать куда-то далеко-далеко на машине, останавливаться на заправках и пить кофе, гладить её по коленке и спорить из-за выбора следующей песни. Один раз мы так и сделали. Поехали на старую дачу тёти Ани (дом был отстроен заново после гибели её мужа в пожаре, об этом факте все старались не упоминать, но забыть о нём было невозможно), я действительно гладил Сашу по коленке, хотя о музыке мы не спорили, потому что я сразу согласился на её любимую и совершенно неизвестную мне инди-группу — сопротивляться казалось кощунством. На даче мы попытались отправиться на прогулку к озеру, но быстро завязли в февральских сугробах. Саша провалилась в какой-то особенно глубокий из них, села в снег, набрала его полные ботинки. Я начал издеваться над ней, она залепила мне снежком по шапке, я не замедлил ответить, стараясь бросать снежки так, чтобы слепить из них подобие бюстгальтера поверх Сашиного пальто. Прогулка, таким образом, продлилась недолго. Мы вернулись в дом, растопили печку и, забравшись под несколько одеял, согревали друг друга как могли. Больше из дома мы не выходили — зачем?

По пути обратно в город мы загадывали друг другу киноманские загадки: что именно кричал Джек Николсон в разрубленную топором дверь, что означает фраза «залечь на матрасы» и какими были последние слова гражданина Кейна. Побеждала почти всегда Саша, но и мне в паре случаев удалось не ударить в грязь лицом. Когда загадки иссякли, я сказал:

— Кстати, ты что-то давно ничего не выкладывала в свой блог.

Саша хмыкнула, словно опомнившись:

— И действительно. Чегой-то я.

— Мы вот Индиану Джонса недавно пересматривали. Сделай выпуск про все части, обстеби Спилберга, как ты умеешь. Припомнишь ему холодильник и всё прочее.

Конец ознакомительного фрагмента.