Искусство ведьмовства. Обучение

Екатерина Богданова, 2018

Весения – юная необученная ведьмочка, по воле отца попадает в единственную на всё Семиречное княжество школу ведьмовства. Что ждёт её на пути познания своего дара? Сможет ли слободская девчонка прижиться в столичной школе? А тут ещё и зло древнее пробудилось, как всегда некстати. Старого магистра сила тёмная загубила, а нового Веся сама прибьёт, коли ерепениться будет. Внимание! Необычный стиль повествования, славянизмы, старорусский.

Глава вторая: Эх, долеталась!

Ведьма эта гадкая меня так пихнула, что я пробежала шагов пять, да и брякнулась на коленки. И дверка за мной тут же со скрипом страшным затворилась. А вкруг темень, хоть глаз коли. И в темени этой, чую, притаился кто-то. Я, только как глянула в эту темноту, почуяла неладное. Прямо холодом потянуло. Не зря испугалась.

А тут ещё и это — из темени на меня как кинется какая погань белёсая. Ну я и завизжала, с перепугу подскочила, кинулась к дверке, а её и нет, как не было. Шагов двадцать пробежала, опомнилась, оглянулась — никого.

— Да что ж вы, ироды столишные, творите-то?! — всплеснула руками. — Извести удумали спозаранку?!

А в ответ тишина. По сторонам поглазела, да толку нет — темно ведь.

— И чего? Так и будем стоять? — испросила, уперев руки в боки.

— Ишь какая боевая, — прокудахтал кто-то противным голоском откуда-то сбоку.

Я резво повернулась, а нет и там никого. Не видать, да чую, что нет.

— Это она на словах только боевая, а толку-то с тех слов, — донеслось с другой стороны. — Брехливых девок завались, да ведьмы среди них не водятся.

— А ты морду свою покаж, я те поведаю, кто здесь брехливый, — взбеленилась я и рукава рубахи вверх потянула, чтобы кровякой не заляпать.

Знаю я таких петухов, они только и могут что кукарекать, а как до дела дойдёт, так в кусты. У нас в слободе тоже такие водятся, так я их на раз на место ставила. Ведьмина сила тут без нужды, и так по роже надаю.

— Ты смотри-смотри, Дар, она тебя бить собралась, — принялся гоготать первый.

— Ой, Сил, боюсь, — заржал второй.

— А она-то не боится, — первый.

— Не порядок, — второй.

И как завоет всё, как закружится. Белые тени вкруг заметались, холодом могильным повеяло. У меня руки и опустились. Страх обуял, зуб на зуб не попадает. Села, сжалась вся и заревела. Домой хочу, к матушке.

И вдруг слышу, плачет кто-то рядышком совсем. Голову от колен подняла и вижу — малец стоит, не старше Яськи моего, коленки в кровь изодраны, ручонка одна плетью висит, а второй он сопли по мордашке размазывает и ревёт. Глазищи большие, страха полные.

Бросилась к нему, обняла, к себе прижала, а сама коршуном по сторонам гляжу.

— Вы что, ироды, творите?! Пацана не трожте! — выкрикнула в темноту.

— А ты помешай, — загоготал голос постылый в ответ.

И на нас сразу две тени белые понеслись. Я мальца собой прикрыла, руки вперёд выставила и заорала, что мочи есть. Чего ору? От страха ли, али для устрашения — сама не уразумела. Но тени шагах в пяти от нас будто на преграду какую наткнулись, завизжали поросями, заохали и разлетелись ошмётками в стороны.

Тут же и свет вспыхнул, я ослепла сперва, попятилась. Натолкнулась на стену спиной, присела и принялась глаза тереть. А рядом кто-то заголосил, запричитал и заохал.

— Да как же так?!

— Не может такого быть!

— Невозможно!

Причитали какие-то тётки и бабки. Я принялась оглядываться, ища пацана пораненного, а его и нет. Стою в светёлке, стену подпираю, а на меня глазеет толпа ведьм. Растерянные все такие, с укором да опаской на меня глядят.

— Матушка Евдора, не к добру это, — покачала головой одна ведьма молодая.

— Не сладить нам с ней, — поддакнула ей другая, совсем сухонькая старушонка.

— Это неслыханно! Сам магистр Матфий этих фантомов создавал, и они нам не один год служили, а тут такое! — всплеснула руками ведьма статная в летах.

— Цыц, сороки, — тихо проговорила Евдора. — Девочка сама напугана, а вы развели базар.

— И что мы с ней делать-то будем? — подала голос ещё одна ведьма.

— Весения прошла проверку, ведьма в ней сильна, — спокойно изрекла матушка Евдора. — Кто-нибудь хочет взять её в послушницы?

— Да как же её взять-то? Какая сила? — вопросила старушонка дряхлая.

— Я к себе не возьму, боевых качеств она не проявила, — заявила одна из ведьм, грозная такая, со шрамом на щеке.

— И к целительству у неё предрасположенности нет, — покачала головой другая, худенькая и бледная тётка годов сорока.

— Силы земные она не призывала, не моя послушница, — ещё одна ведьма.

— И воздушных сил я в ней не вижу, — высказалась следующая.

Дальше они снова заговорили все разом. И вся их болтовня к одному сводилась — нет у меня ни воздушной силы, ни огненной, ни ментальной (кто бы ведал, что это такое?), ни созидательной (тоже зверь неведомый), ни временной, ни светлой, ни тёмной, и вообще никакой.

— Таринья, тебе слово, — перебила гомон Евдора.

— Уж не знаю, что это была за сила, да только не щит это был. Не защитница она, — сложив руки за спиной покачала головой пожилая ведьма с жуткими светло-серыми, почти белыми глазами.

— Ясно. Идите, завтрак скоро закончится, не будем лишний раз пугать послушниц отклонением от графика, — махнула рукой матушка Евдора.

И ведьмы потянулись к двери, возле которой я и жалась к стенке. Все такие осерчалые, брови насупили, на меня с укоризной поглядывают. Длинными подолами чёрных платьев пол подмели и вымелись вон. А я осталась, неприкаянная, никому не угодившая и ни к чему не пригодная.

— Подойди, Весения, — позвала меня матушка Евдора.

Я несмело подступила к ней, опустила голову и приготовилась к отповеди. Видно же, что не то сотворила, ругать сейчас будут.

— Успокойся, не буду я тебя ругать, девочка. Я поговорить с тобой хочу, — похлопала меня по плечу старушка.

Я зыркнула на неё исподлобья, но злобы в глазах не приметила. Успокоилась чуть и поглядела уже смелее.

— Присаживайся, Весения, — указала на стул возле длинного стола Евдора.

А как я села, так устроилась рядом и испросила:

— Можно называть тебя Веся?

— Можно, — улыбнулась я чуть. — Меня мама так кличет.

— Так вот, Веся, а расскажи мне, как впервые твоя сила проявилась, — попросила матушка Евдора.

Я призадумалась, потеребила косу и заулыбалась.

— Не бойся, рассказывай, — поторопила меня бабушка.

— В общем так, дело было по весне, мне как раз одиннадцатый год только пошёл, — начала я. — Бык наш тягловый, Дудонька, на пашне ногу подломил и батюшка его забить удумал. А я больно Дудоню любила, он, знаете какой ласковый был, с рук ел, а глазищи такие большие, чёрные, как ночка безлунная. Принялась я просить лекаря позвать, да кто ж меня малую послушает. Забили Дудоньку, прямо на дворе, пред кухонным оконцем. Матушка воду грела и проглядела меня, а я всё видала. Выбежала на двор, на батюшку бросилась, кричать начала да руками махать. Потом к Дудоне кинулась, припала на тёплый ещё бок и заревела. А Дудоня возьми и растворись, как туман поутру. Батюшка сперва растерялся, а потом осерчал больно, мерзостью окрестил и в дом погнал. Три дня не выпускал меня из дому и корил за то, что кровь поганую переняла. Я тогда ещё не знала, о чём он. Это потом уже мне порассказали, что прабабка у меня ведьмой была.

— А дальше что? — подалась вперёд Евдора.

— Дальше? А дальше, через три денёчка мне батюшка приволок сучонка замершего, псина наша дворовая, Тявка, принесла и приспала. А батюшка мне, девке малой, этого детёныша замершего к ногам бросил и испрашает: «И его приберёшь?». Я, как на эту кроху глянула, так ноги и подогнулись. Упала на коленки да заревела над щеночком. А он возьми и разойдись туманом утренним. Вот тогда батюшка и позвал шептунью нашу слободскую. А она уже поведала мне, что я ведьма, и не отшептать это ни травами, ни заговорами. Мы с ней сговорились, что я буду себя держать, а она батюшке скажет, будто убрала мерзость.

— И что, больше ты силу не показывала? — дугой бровь белую матушка Евдора выгнула.

— Ну бывало… — засмущалась я совсем.

— Говори, не бойся, — улыбнулась старушка.

— У подружки моей матушка от хвори зимней умерла. Дарька так ревела, так горевала. И мне её горе отозвалось в душе, тоже реветь да горевать принялась, за подругу-то. Весь вечер у оконца открытого просидела, воздухом студёным слёзы охолонить пыталась. А поутру под оконцем из снега цветни и повылезали, да зацвели. К ночи, правда, вымерзли, да батюшка приметить успел, — как на духу рассказала я.

— И всё? — сощурилась матушка Евдора.

— Ну было ещё, утопленницей всплывала, девок на купании попугать хотела, — совсем уж застыдилась я.

— Прямо таки утопленницей? — улыбнулась матушка.

— А чего там? Под мостками посидела, в воду окунулась, представила, как дева та, про которую в слободе сказывают, утопилась с горя, и всплыла. Сама я себя не видала, да бабы потом по слободе кричали, будто чистый покойник к ним из мира иного явился. Я и сама напугалась тогда, потом два года себя держала. А тут батюшка с Тарасем этим, пойдёшь за него, говорит, и всё тут. Ну я и осерчала. Выбежала на двор и подумалось — уж лучше смертью в небо чистое улететь, чем за Тарася идти. Опомнилась уже на крыше, думала и вправду душу там, на коне, оставлю, так напугалась. Вот после этого батюшка меня к вам и свёз.

— Что же мне с тобой делать-то, Весения? — покачала головой матушка Евдора. — Ведьма ты сильная, да сила твоя непонятная. Да и не пробудилась ещё полностью, опять же. И учить тебя некому, и отпустить нельзя. Опасно. Был бы магистр Матфий жив, он бы быстро разобрался — что к чему. А так…

— Вы меня погоните? — хлипнула я носом.

— Не погоню, девочка, — похлопала она меня по руке. — К себе пока возьму. Я, хоть уже и не беру послушниц, но для тебя исключение сделаю, а там видно будет. Может, новый магистр будет таким же сведущим, как Матфий. А нет, так сами разбираться будем. Ты только пока держи себя в руках, как раньше. Я так поняла, силу ты чувствуешь, и удержать можешь?

— Не то, чтоб так и чувствую, но когда она наружу рвётся, понять и унять могу… вроде как, — неуверенно ответила я.

— Вот и унимай, пока мы не разберёмся — к чему твоя сила пригодна, — погладила меня по плечу матушка Евдора. — А сейчас пошли, накормлю тебя.

Вот от этого я не откажусь! Как дома поела перед крышей, так больше и не видала ничего, окромя воды. Мама с вечера покормить хотела, да ломоть в горло не лез, и на дорогу нам с батюшкой собрала узелок, но я проспала ведь всё.

— Вот тут у нас общий зал, — расписывала матушка Евдора, ведя меня по красивому большому залу с картинами. — Здесь мы принимаем посторонних и гостей. Там, — махнула она на цветастую лесенку, — у нас комнаты для обучения. А здесь столовая, — и повела она меня к большой двери под лестницей. — Завтрак в восемь утра, обед в два, ужин в восемь вечера. Но, если что, покормить могут в любое время. В комнаты еду старайся не таскать, домовые этого не любят. А если берёшь что, съедай побыстрее.

— Домовые?! — выпучила я глаза.

— А то ты в своей слободе про них не слышала, — усмехнулась Евдора.

— Слыхать-то слышала, да то ж байки, — заулыбалась я.

Думаешь, бабушка, ежели я из слободы дальней, так совсем дурочка? Домовыми попугать решила? Ага, бреши больше!

— Привыкнешь со временем, — покачала головой матушка.

— Ну-ну, скажите ещё, что у вас тут и духи усопших водятся, — хмыкнула я.

— Ох, сколько раз я говорила магистру, что пора уже по всему княжеству науку магическую нести, а всё без толку. Так и бродит наш люде в неведении. От того и отец твой жизни тебе не давала, Весения, что не знаете вы многого, — принялась вздыхать матушка Евдора.

— Что, и духи водятся? — напугалась я.

— Они безобидные, — успокоила меня старушка. — Мы им разрешаем в полночь пошалить немного в коридорах, а в основном их и не видно, и не слышно.

— А на что они вам сдались? Вы же ведьмы, угомонили бы, — с опаской озираясь по сторонам, испросила я.

Только духов мёртвых мне и не хватало! Это ж страх-то какой!

— Духи нас охраняют, берегут покой замка, следят за тем, чтобы лишняя сила не выходила за его пределы. Мы же ведьмы, а у необученных ведьм случаются иногда неконтролируемые выбросы силы, вот духи её и впитывают. Не будь их, сила уйдёт вовне, и тогда жди переполоха в городе, — пояснила Евдора. — Неужто у вас в слободе ничего такого не случалось?

— Не, у нас всё тихо и спокойно. Слободка маленькая, последняя ведьма как раз моя прабабка и была, да она, говорят, плохо кончила, — пожала я плечами.

— Весения, а ты вообще историю знаешь? — спросила бабушка, указывая мне на стул.

Столовая здесь была красивая, светлая, большая, много столов дубовых, стулья — нечета нашим скамьям, со спинками резными, и цветы кругом в горшках пузатых стоят. А пахло-то тут как! Почти как дома, пирогами и курами, запечёными в печи.

— Какую историю? — испросила, глазея по сторонам.

— Историю Семиречного княжества и мира, — уточнила матушка Евдора.

— Про княжество мне мама рассказывала, — глотая слюни, ответила я. — А про мир чего говорить, до него вон как далеко.

— И куда только наш князь смотрит? Вся Морена уже на пути просвещения, а у нас так образованием и не занимается никто толком, — покачала головой Евдора.

И как у неё шея не болит всё время головой-то качать? Ну не знаю я какую-то там историю, так расскажи и дело с концом.

— Трудно тебе будет здесь, Весения, — улыбнулась матушка. — Редко к нам из дальних сёл кого-то привозят. Но тебе ещё повезло. Страшно представить, как обходятся с ведьмами более жестокие и упрямые родители из глубинки.

И тут я призадумалась. А ведь и правда — не одна я такая. Сколько ведьм в слободах так же маются, травят их, да заставляют силу морить. Неправильно это!

— Вот и я говорю, что неправильно, — улыбнулась Евдора. — Но мой век уже подходит к концу, а просвета не видно. Возьму тебя в обучение, может и успею чему научить. А ты уже и будешь отстаивать наших сестёр. Я же тоже из дальней слободки, как и ты. Если бы меня магистр Матфий в своё время не отбил, так и забили бы камнями девчонку неумелую, за то, что на пожарище выжила, да из огня нетронутой вышла.

— Ух ты! — прошептала я, и мощью матушки восхищаясь, и тем, что нам на завтрак принесли.

— Ешь давай, — рассмеялась она, приметив мой голодный взгляд.

Наелась я от пуза, даже поплохело, но последний кусок пирога всё равно в себя запихала. Если у них тут всегда так кормят, то я согласна учиться на ведьму вечно!

— Ну а теперь пошли искать тебе место, — посмеиваясь, проговорила матушка, когда я откинулась на спинку стула и застонала.

— А может потом? Мне и здесь хорошо, — пробурчала, не желая шевелиться.

— А переедание для ведьмы вредно, — покачала головой Евдора. — Сытая ведьма слабее голодной.

— Да я ни с кем силой мериться и не собираюсь, — заявила я, блаженно щурясь.

— Подожди, это ты ещё за умывальню и кровать у окна не билась, — рассмеялась бабушка.

Я открыла глаза и сощурилась.

— А чего, и драться придётся?

— Вот этого не надо! — тут же сдвинула брови матушка Евдора. — У нас драки не приветствуются.

— Ну я терпеть не буду. Ежели чего, могу и в глаз зарядить, — предупредила я.

— Ох, ошиблась я, кажется. Не тебе здесь трудно будет, а нам с тобой, — вздохнула Евдора.

Я прикусила язык свой долгий и опустила голову. И правда, разошлась, как в родной слободе, а отсюда и выгнать ведь могут. Куда я тогда денусь? Батюшка назад не примет, к маминым родичам без грамоты соваться тоже нет толку, а побираться я и не умею.

— Пошли уже, горе ты моё, — проговорила матушка Евдора.

***

Ох, если бы старушка знала, как она права в этом утверждении, ни за что не приняла бы бедную слободскую девушку под своё крыло.