Кремнистый путь начинающего композитора

Екатерина Васильевна Гигевич-Сущенок (2024)

Книга повествует о годах, проведенных в Санкт-Петербургской консерватории, о моих современниках, друзьях и знакомых. Она написана с любовью и благодарностью к нашим педагогам, за то время, которое они посвятили нам. В ней я стремилась передать мои общие впечатления, которые оставили о себе эти великие люди, раскрыть их неординарные личности, радикально повлиявшие на новое поколение композиторов. Смешные и грустные эпизоды книги никого не оставят равнодушными. Пережитые приключения оживают на страницах издания, правдиво донося до читателя все то, через что пришлось пройти начинающему композитору в моем лице, предоставив возможность читателю поразмыслить, посмеяться и задуматься.Надеюсь, что книга принесет много положительных эмоций. И, может, для кого-то станет не только развлекательным чтивом, но и поучительным, полезным экскурсом в прошлое.С пожеланиями творческих успехов!Член союза композиторов Республики Беларусь.Композитор, пианистка, педагогГигевич Екатерина Васильевна.

Глава III. Вступительные

Полгода пролетели незаметно в подготовке к вступительным экзаменам. И уже в июне, вдохновленная и окрыленная, я приехала в Санкт-Петербург. Поступающих было очень много. На отделение композиции поступал не только молодняк, но и люди старшего возраста, которые имели первое высшее образование в этой консерватории и в других Вузах. Нас набралось много, но в процессе экзаменов произошел естественный отсев по разным причинам, и осталось только семеро абитуриентов. На экзамене по сольфеджио пришлось особенно трудно. Давали в качестве диктанта одну из тем из четвертой симфонии Шостаковича. Она была сложна своей переменной ритмикой и размером, затактами. А на экзамене по гармонии нас подстерегали многотемные задачи с большим количеством знаков, с модуляциями в далекие степени родства и расширенным периодом, замысловатой кодой. Задачи надо было отчасти придумать самим, соединить несоединимое в единую форму и написать на основе исходного материала коду, так сказать, все синтезировать, применить именно композиторские навыки.

Некоторые студенты, которые себя уже пробовали на вступительных экзаменах в предыдущие годы и проучившиеся на подготовительном отделении, самоуверенно и важно держались, утверждая, что знают, из каких симфоний и какие темы будут на экзамене даны на слух в качестве диктанта. В любом случае все это было очень сложно, невозможно запомнить наизусть и я смутно представляла себе, как напишу такой диктант. Но когда 10 раз была проиграна мелодия, все ж таки ритмически непростую тему удалось нотировать, проблемы возникли только с затактом, который изначально был неверно мною рассчитан.

Мнацаканян один раз все-таки пришел, будто прилетел грозной тенью, как Врубелевский демон, на наши предпоследние экзамены по гармонии. Многие абитуриенты сидели под классом Рейна Генриховича Лаула, педагога по гармонии, и рыдали навзрыд от чувства безнадежности своего положения, потому что догадывались о своих нехороших отметках по этому сложному предмету. Рейн Генрихович Лаул отнюдь не утешал их, а наоборот, на ломанном русском (ведь он был эстонец!) жестко отчитывал абитуриентов, говоря о том, что надо было лучше готовиться и позаботиться о результате раньше, ходить на подготовительные курсы для поступающих, а не самонадеянно ждать экзаменов целый год. Мнацаканян же медленно подходил к некоторым из них и говорил: «Вам не стоит дальше сдавать экзамены». Далее он строго указывал пальцем с красным перстнем на перепуганные лица: «Вы, вы, и вы…». И эти несчастные уже знали, что шансов уже у них нет, сколько ни спорь. Я сидела и тряслась, как мышь, боясь услышать это страшное и роковое «Вы», хотя задачу по гармонии решила хорошо. Помогло то, что до этого перерешала кучу задач в лицее с нашими замечательными педагогами. Некоторые абитуриенты пытались спорить не только с Мнацаканяном, но и с комиссией, доказывая свою компетентность и то, что надо непременно их взять в студенты. Приводили в доводы и то, что они хорошо играют на скрипке, фаготе, флейте, и т. д., и даже то, что несколько лет жили за границей, набираясь опыта. Но Мнакацаканян был непоколебим, опыт жизни за границей его мало убеждал, наоборот, он упирал на то, что работы таких новоприбывших иностранцев по композиции были откровенно слабы и неинтересны. Обычно эти споры с комиссией ничем не заканчивались, а комиссия уже не меняла своего мнения и принятого решения. Выходил из экзаменационного класса, например, один из членов комиссии, обычно это был Сергей Михайлович Слонимский, и объяснялся лично, как говорится, тэт-а-тэт, с импульсивными поступающими. Стоит ли говорить, что разговор легким не был…

Конец ознакомительного фрагмента.