Выйти замуж за старпома

Екатерина Глубокова, 2003

Лиза Данилова не привыкла в чем-то перечить отцу – владельцу крупной финансовой корпорации, прочащему дочь в преемницы. Только вот Лиза совсем не годится для управления компанией: она невероятно застенчива, боится разговаривать с людьми и принимать решения… Когда папа отправляет ее на три месяца капитаном на принадлежащий ему клипер «Лахесис», Лиза приходит в ужас. Но деваться некуда. Теперь придется командовать матросами, постигать азы корабельной науки и постараться не влюбиться в старпома Валерия Катанского, который – вот кошмар-то! – практически идеален.

Глава 10

Едва за старпомом закрылась дверь, Лизонька бессильно обмякла в кресле и уронила скомканную салфетку на пол. Боже, это было… ужасно?

«Могло быть гораздо хуже», — иронически заметил внутренний голос.

Ну да, она могла бы в середине беседы вскочить, с воплем убежать прочь и выкинуться за борт. Нельзя сказать, что ей не хотелось. Особенно когда речь зашла о помощи. Лиза никогда не умела ее просить. Пытка, сплошная пытка отточенными фразами старпома и… и его зелеными глазами.

Он смотрел на нее так, будто видел насквозь. Да конечно, он и видит ее насквозь! Человек-рентген. Видит со всеми ее слабостями, страхами и комплексами. Опять захотелось расплакаться. Все против нее. Папа отправил ее сюда — учиться управлять, якобы, старпом, опять же, якобы будет ей помогать. Как можно помочь перестать быть собой?

И что за человек этот Валерий Катанский? Что теперь она знает о нем? Помимо того, что у него глаза — как озера… Фу, банально. Зеленое озеро Лиза когда-то видела: оно полностью заросло ряской и флегматично заболачивалось. Взгляд же светлых глаз Катанского похож не на болото, а на бритву. Как устрашающе романтично.

Нет, никакой романтикой тут и не пахнет. Она полная дурочка. Взять хотя бы этот ужин: могла бы и поинтересоваться, что собирается готовить Гиви. Очень странно получилось: он, она и поросенок с гречкой. Сбежать, сбежать, сбежать…

Но куда?

Валерий прав: отступать некуда, позади Москва… Она и вправду позади, а Лиза заперта здесь, на этом корабле и в этом огромном мире. Какая странность: из всего этого мира ей нужна лишь ее комната с книжными полками, мягкой кушеткой и мурлычущим котом Бонапартом. Ее судьба так трагична…

Стоп.

Лиза решительно выпрямилась. Хватит слезы лить. «Чувство собственного достоинства у меня все-таки есть».

А гордость? А смелость? Неужели это у нее тоже есть?

Невозможно перестать быть собой. Просто невозможно. Можно измениться как-то, где-то внутри. Можно, если хорошо постараться — и хорошо себя знать. Все свои недостатки, комплексы и страхи. И все свои достоинства. «Я знаю только недостатки. И есть ли вообще у меня достоинства?»

Как можно прожить на свете двадцать два года и не познакомиться с собой? Очень просто — если сбегать от себя всякий раз, как наткнешься.

Шизофренический самоанализ — не самое лучшее времяпрепровождение. Лиза встала и подошла к зеркалу. Оттуда на нее глянула растрепанная — когда успела? — и растерянная девушка. Кто она на самом деле?

«Проблема самоидентификации». Лизонька вздохнула. Ну, давайте начнем с основ.

— Я — Елизавета Данилова, — сказала она своему отражению в зеркале. Отражение скривилось. Нет, не так. Побольше уверенности в голосе. Я — это я. «И кто же я?»

— Я — Елизавета Данилова.

Неумеха и растяпа — вот что она произносит на самом деле.

Лизонька прочистила горло. Сейчас бояться некого, она осталась наедине с самой собой. Ей надо выяснить, как далеко она может шагнуть, чтобы не расплющить нос о ближайшего старпома.

— Я — Елизавета Данилова…

Нет. Лучше не стало. Ну что ж, попробуем по-другому.

— Я — капитан клипера «Лахесис».

Это прозвучало жалко. И смешно. «Проблема в том, что я сама себе не верю».

А как становятся капитанами? Наверное, сначала нужно полюбить море… Постойте-ка, но разве не об этом говорил Катанский? Полюбить море и корабли. Прорву воды и плавающие по ней щепки… Нет! Чтобы полюбить, нужно понять.

Лиза закрыла глаза и попыталась ощутить парусник. Еле заметная качка, плеск волны за открытым иллюминатором. Тихо гудят огромные полотнища парусов, на которые мягко давит ветер. Над мачтами качаются звезды… Лиза и сама уже покачивалась — воображение говорило ей, что она больше не нерешительная девушка, а чудесный легкий клипер, летящий в беспредельность по темным водам…

И, как обычно в такие моменты, раздался стук в дверь.

Лизонька подскочила на месте и выдавила слабое:

— Войдите.

В дверях замаячили усы Гиви: видимо, кок явился убрать со стола.

— Дорогая Елизавета, вам понравился ужин?

— О, да. — Она нашла в себе силы улыбнуться. — Спасибо, Гиви. Хотя ваш выбор главного блюда был несколько неожиданным.

— Вы никогда не видели поросят? — озадачился кок.

— Только на картинках, — призналась Лиза, — но не в этом дело. Впрочем… неважно. — Она улыбнулась озадаченному грузину. — Спасибо, Гиви. Ваше мастерство определенно спасло хотя бы часть этого вечера.

Кустистая бровь кока вопросительно подпрыгнула.

— Что, так все плохо?

— Не то чтобы плохо, — честно ответила девушка, — но немного странно.

Лиза чуть помедлила, но все-таки решилась:

— Плохо, совсем.

Кок покачал головой и поцокал языком.

— Жизнь полна странностей, дорогая Елизавета, но она прекрасна, — провозгласил этот горный философ. Воздев к потолку нож с налипшей на него гречкой, он продекламировал:

— Ты скажешь, эта жизнь — одно мгновенье,

Ее цени, в ней черпай вдохновенье,

Как проведешь ее, так и пройдет,

Не забывай: она — твое творенье!

Рубаи Омара Хайяма с грузинским акцентом — это нечто, решила Лизонька. Она развеселилась.

— Вы любите поэзию, Гиви?

— О, да! В трудные минуты я всегда обращаюсь к классике, и она никогда меня не подводила! Откройте любую книгу любого великого поэта, и вы найдете ответы на все свои вопросы!

Лиза с сомнением покачала головой. Многие поэты, конечно, были гениями, но искать у них совета, как стать капитаном клипера, — это, по меньшей мере, самонадеянно. Однако, когда Гиви закончил уборку и испросил разрешения удалиться, Лиза подождала, пока за ним закроется дверь, и шагнула к книжным полкам. В отцовских книгах отыскалось несколько томиков золотой серии. Лиза открыла первый — наугад.

Я — конквистадор в панцире железном,

Я вышел в путь и весело иду,

То отдыхая в радостном саду,

То наклоняясь к пропастям и безднам.

Порою в небе смутном и беззвездном

Растет туман… но я смеюсь и жду,

И верю, как всегда, в свою звезду,

Я, конквистадор в панцире железном…

Лиза перевернула томик — Гумилев… Строки сонета вызвали в ней смутное беспокойство. Ей казалось, что она в двух шагах от какой-то разгадки, но никак не может поймать нужную мысль. Куда бежать, когда бежать некуда? Как ей выполнить волю отца, если она даже не знает как, не говоря уже о том, что ей совсем не хочется это делать?..

В задумчивости Лиза поставила томик на полку, сменила туфли на кроссовки и вышла из каюты.

Клипер шел прямо в полосу заката — на запад. Палуба покачивалась под ногами. У штурвала снова стоял МакКеллен — видимо, шотландцу казалось, что если он сам будет вести корабль, то приблизит свидание с родиной. Наполненные ветром паруса еле слышно гудели — так, как Лиза себе и представляла. Определенно, несложно полюбить «Лахесис».

— Добрый вечер, капитан, — негромко окликнул ее боцман. Если он и удивился по поводу ее парадного наряда — костюм, в котором ужинала с Катанским, Лизонька так и не успела сменить, — то ничем этого не выдал. Трубка в его зубах исходила на редкость вонючим дымом. Лиза едва подавила кашель.

— Добрый вечер, боцман. Вы снова на вахте?

— Да, мне нравится стоять у руля, — ответил он, тем самым, подтвердив ее предположения. — А вам не спится?

— Еще рано. Я решила подышать свежим воздухом.

— А-а, — МакКеллен хмыкнул, похоже, одобрительно.

«Лахесис» вовсе не была пустынной — с полубака доносились веселые голоса, один матрос возил шваброй по палубе, еще один зачем-то карабкался наверх по всем этим переплетениям веревок, у каждой из которых — Лиза догадывалась — есть свое название. И ей предстоит их выучить. Может быть, стоит начать свое знакомство с кораблем прямо сейчас? Старпом что-то говорил о практических занятиях, но не упоминал о том, что они обязательно должны происходить под его надзором. И вообще, тут главная она, а не этот зеленоглазый супермен. Лиза обнаружила, что немного разозлилась на Катанского.

Набрав воздуху в грудь, она выпалила:

— Боцман МакКеллен!

— Да, кэп? — он изобразил на хитрой физиономии вежливое удивление. Лизу так и подмывало ответить: «Нет, ничего», — и удрать в свою каюту, да только вот Катанский прав: нужно делать, а не бежать. И будь что будет.

«Я — конквистадор в панцире железном…»

— Вы не могли бы… дать мне подержать штурвал? — прозвучало это удивительно по-детски, будто она выпрашивала у боцмана большую взрослую игрушку.

МакКеллен, казалось, удивился.

— Почему бы и нет, капитан, — ответил он после некоторой заминки. — Прошу вас.

Лиза поднялась к нему. Боцман отодвинулся, давая ей место. Девушка нерешительно потянулась к отполированным ручкам штурвала. МакКеллен, не церемонясь, взял ее ладони и положил их на нужные ручки.

— Вот так, кэп.

Лизонька вцепилась в штурвал, как в спасательный круг. МакКеллен дышал у нее над ухом.

— Расслабьтесь, кэп, — сказал он тихо. — Моя леди очень послушна. Она не попытается удрать от вас.

Лиза глубоко вздохнула и слегка ослабила хватку. Судорожно сведенные пальцы почувствовали, из какого теплого и гладкого дерева сделаны ручки штурвала. Лиза ощутила себя в центре событий — именно от нее сейчас зависит, куда повернет корабль… Нечего тешить себя необоснованными надеждами — одернула себя девушка: тут все зависит не от нее. Но если на миг представить, что это так… Лизонька снова перевела дыхание и посмотрела вперед: золотая фигура Лахесис летела над волнами, купаясь в сиянии заката. Пронзительно крикнула чайка. Облитые золотистым светом паруса высились над палубой, как облака, — настоящая сказка. Море в ультрамариновой дымке дышало йодистой свежестью. Лиза почувствовала себя так, будто за ее спиной распахнулись крылья; ей захотелось заплакать и засмеяться одновременно.

— А говорят, что люди не умеют летать, — пробормотала она. — На кораблях — умеют…

Боцман, явно приятно изумленный этой вспышкой сентиментальности, сказал не без гордости:

— Да, клипера похожи на птиц. Не зря ведь говорят, что они летают по волнам. Помню, когда я впервые встал у штурвала «Лахесис», у меня было такое чувство, будто я оседлал ветер. — И, немного смущаясь из-за собственных слов, добавил уже знакомую фразу: — Моя леди — настоящее чудо.

А командовать этим чудом поставили чучело, со вздохом подумала Лизонька. Нет, наверное, эта парусная сказка не для нее. Она чуть подалась назад:

— Возьмите штурвал, мистер МакКеллен.

Его мозолистые руки взялись за те ручки, за которые только что держалась она — и выглядели там гораздо более уместно, чем ее ладошки. Ну что ж, ей тоже удалось прикоснуться к мечте. Но на корабле каждый должен заниматься своим делом.

— Спасибо вам, — сказала Лиза.

Он вскинул кустистые брови:

— Что вы, кэп! Вы имеете полное право стоять у руля!

Нарочитая двусмысленность фразы, вкупе с ироничным взглядом боцмана, заставила Лизу смутиться. Ну вот, опять. Неужели она никогда не научится отвечать на такие подколки? Пробормотав слова прощания, Лиза развернулась и сбежала.

В своей каюте она свернулась клубочком на кровати и задумалась. За открытым иллюминатором тихо плескалась вода.

«Я — Елизавета Данилова, капитан клипера „Лахесис“… — Лиза сморщила нос. — Сегодня я попросила боцмана уступить мне место у руля. И он уступил. Странно. Будь я на его месте, ни за что бы не доверила штурвал глупой девчонке».

Ну да, она для МакКеллена — всего лишь девчонка, дочка богатого папы, который по лишь ему одному ведомой прихоти сделал ее капитаном этого парусного чуда. Она обещала отцу, что попытается справиться. А вместо этого лежит и переживает.

«Но я не могу измениться вот так, сразу».

Сразу люди меняются лишь в случае сильнейших потрясений — Лиза читала об этом в книгах. Остальные становятся другими медленно, постепенно. Однако для этого нужно что-то делать, а не думать о том, какая она несчастная. Но как стыдно перед боцманом! И перед всеми остальными… Лизу посетило знакомое желание забиться в самый дальний, темный угол и не вылезать оттуда, пока все о ней не позабудут. Как показал опыт, это ни к чему хорошему не приводит: ее вытащат, отряхнут и выставят на всеобщее обозрение еще более жалкой, чем она была до этого. И боцман опять будет насмешливо смотреть на нее. Насмешливо и… презрительно. Лизе казалось, что за проблеск уважения в глазах МакКеллена она готова отдать полжизни. Она вдруг поняла: ей хочется доказать свою состоятельность именно ему. Не отцу, который сейчас далеко и не видит ее, не первому помощнику и даже не всей команде клипера, вместе взятой, — боцману МакКеллену. Если она докажет ему, что чего-то стоит, то… что тогда? Лиза не знала, но была уверена: обязательно случится что-нибудь хорошее. Хуже, уж точно, не будет.

«Я так не хочу ломать себя… Но… но это совсем другое. Я не ломаю. Я ищу».

С этой мыслью она и заснула.