Это за то, что не молитесь

Екатерина Мортус, 2023

Немного путешествий, щепотка апокалипсиса для остроты, порция тяжелых ситуаций для придания вкуса и два совершенно разных человека с одним именем. Продукт готов к употреблению людьми старше восемнадцати лет. В своем составе не содержит сахар (romance free). В деревне появляется разлом, из которого лезут диковинные существа. Пробуя новое измерение на вкус, звери, почувствовав безнаказанность, нападают на людей. Охотник, покидая родной край и приспосабливаясь к новым условиям, направляется в город. В особняке, построенном задолго до назревающего хаоса, сообщество живет по своим правилам и верит в Создателя, оберегающего их, если вести праведный образ жизни. Готовые к нашествию потусторонних существ, старшие воспитывают Избранных, которые способны устранить разлом. Отправляя юношу в путешествие, никто из них не подозревает, что его путь будет подвержен сомнению, а он, столкнувшись с охотником, сам запятнает свою веру.Может быть, правила придуманы не для того, чтобы их нарушали?

Глава 1

Жухлая трава закачалась, и показались два бурых уха. Одно надкусанное и сломанное на кончике, второе — местами плешивое, покрытое коричневыми корками. Маленький нос зашевелился, пробуя воздух на вкус, и мордочка высунулась из укрытия. Черные глаза осмотрели все вокруг, не замечая затаившегося человека, и худощавая тушка вышла на свет. Перебитая задняя лапа, когда-то сломанная, неправильно срослась. Гирлянда из насекомых, впившихся в облысевшую грудь, кровавые струпья, усеянные, как кратеры на правом боку, вызывали один вопрос: как это животное выжило?

Палец на курке дернулся, и Велеслав отвел ружье. Есть зараженную добычу опасно, но он не ел со вчерашнего вечера. Тот бульон, сваренный на старых птичьих костях и приправленный луком с морковью, сложно назвать сытным. Конечно, сейчас охотник с удовольствием съел бы пару порций, даже не отказался бы от куска черствого хлеба. На самом деле он никогда не отворачивался от еды, кроме ситуаций, когда это действительно становилось опасно для жизни.

Живот сводило от голода. Внутренности плясали танец, выкачивая все силы из мускулистых рук. Как там говорил напарник? Человек не умирает от голода, он в буквальном смысле ест себя, начиная с конечностей, а потом добирается до сердца. Это и становится последней точкой. Велеслав на себе проверять эту теорию, которую считал бредовой, не собирался. А вот напарнику не повезло: голод оказался сильнее. Может и не голод, сейчас уже не разберешь. Совесть охотника иногда грызла, даже больно жалила. Выживает сильнейший. Да и на том заброшенном заводе завелись крысы-переростки, группами атакующие свою добычу. Пришлось оставить тело товарища в обмен на путь к отступлению. В любом случае был риск погибнуть, возможно, даже им обоим.

Указательный палец снова обхватил курок. Решив, что сначала подстрелит зайца, а потом будет думать: есть тушку или нет, Велеслав прицелился. В этот миг, спикировав сверху, скрюченные когти впились в бурую шкуру и подняли сопротивляющееся тело в воздух. Полинявшая птица, похожая цветом на зажаренную курицу, щелкнув черным клювом, несла зайца в гнездо, пока тот кричал, перебирая лапами. Велеслав провожал их ошарашенным взглядом: всегда, когда охотишься, помни — ты тоже можешь стать чьей-то добычей.

Высокая трава, доходившая до пояса, окрашивала руки в зеленый цвет, посыпая сверху желтоватой пыльцой от редко посаженных цветов. Одежда была испорчена давно. Измазанная во все возможные краски, она стиралась только при возможности и так, чтобы избавиться от запаха немытого тела. Запасная (штаны, футболка и толстовка на молнии), скрученная в валики, хранилась в рюкзаке. Пересменка происходила только тогда, когда один из комплектов высыхал под солнце, от костра и, если повезет, на бельевой веревке на захудалом балконе какой-нибудь комнаты, стены которой впитали в себя вонь тысячи клиентов, парфюм падших женщин или испражнения больных и детей. Без разницы, кто жил в этом чулане, покрытом плесенью. Это на одну ночь, возможно на пару, пока снова не станет безопасно ночевать на улице. Или пока не закончатся деньги. Важно просто не снимать одежду, чтобы кожа не касалась старого матраса, бережно застеленного полинявшей простыней. Если в таких ночлежках хозяйкой была женщина, то можно верить, что постельное белье хотя бы раз в месяц обновляли. Не всегда, конечно, срабатывало это правило, но все же в большинстве своем дамы этого мира больше пытались создать уют, чем мужчины, которых больше заботили прибыль, связи и возможность прожить очередной день без неприятностей.

Заросшая тропинка привела к пещере. Судя по вывеске, пожелтевшей под палящим солнцем, в этом месте из-за обвала погибли люди. И кто-то настоятельно рекомендовал не посещать это опасное место.

Велеслав на выходе из пещеры обустроил себе подобие ночлега. Брезент, забытый здесь кем-то, послужил хорошим навесом, а мешок тряпья, что охотник смог выменять у многодетной семьи на бутылку молока, муку и покрытый серым налетом шоколад, стал кроватью. Опасаться, что среди одежды могли завестись клопы или затаится чесотка, не стоило. Прогнившие слои общества не все походили на оживших мертвецов, не следивших за своим здоровьем. Из крайности в крайность разные индивиды, будто из разных вселенных, соседствовали друг с другом.

В яме, прикрытой листьями, никого не оказалось. В сетке для птиц бился воробушек, который годился больше для приманки, чем для обеда. А вот в капкан угодила собака. Гладкая шерсть с серым отливом скаталась, розовый язык вывалился из пасти, и по нему ползали насекомые, как по ковровой дорожке. Лапу, застрявшую в капкане, пес пытался отгрызть, но ему не хватило времени. Кто-то сильнее или хитрее настиг его раньше человека. Из вспоротого брюха вывались внутренности, окропив кровью и остатками пищи землю. Чья-то хищная морда порылась в них, выбирая себе аппетитные куски. От них шел пар, как от горячего блюда, которое дразнит нос свои ароматом.

Велеслав поднял голову и увидел рыжую лисицу. Высунув язычок, она слизала кровь с подбородка, и издала звук, будто хотела выплюнуть клок шерсти. Из пасти вырвался пар, от которого тут же завяла трава. Охотник выругался и направил ружьё на рыжую гостью. Лисица бросила взгляд на собаку, и, раздумывая, стоит ей остаться или нет, вильнув хвостом, прыгнула в куст с ядовитыми ягодами. Это был лучший исход. Сражаться с существом, которого извергла сама земля, как что-то чужеродное для нее, голодному человеку сейчас не под силу.

Велеслав дулом ружья ковырнул мертвую тушку, проверяя, нет ли там еще каких-нибудь тварей и, удостоверившись, что все чисто, достал из-за пояса нож. Стряхнув кое-как насекомых, устроивших пир на морде пса, охотник стал разделывать добычу.

Паровые лисы не болели бешенством. В их желудках, как в адском котле, бурлило варево, позволяющее при атаке оставлять на теле врага жуткие ожоги, вплоть до того, что мясо отходило от костей, как у хорошо вываренной птицы.

Собачье мясо воняло, даже хорошо прожаренное. И на вкус отвратительное, оставляющее мерзкое послевкусие, которое надо заглушать большим количеством жидкости. Прохладная вода смывала с языка остатки трапезы, затем мясо снова поглощалось и так по кругу, пока голод не затих, уступив место сытости.

Справа раздался шорох. Велеслав, бросив недоеденный кусок, вскинул ружье и направил его в заросли гигантского папоротника. Лисица вернулась? Или другая тварь? За последних пару лет их развелось столько, будто двери в ад кто-то забыл закрыть. Не поддающиеся логике, они летали, охотились, паразитировали и просто жили, постепенно вытесняя людей. Говорили, что такое происходило раньше, только историки не заносили это в свои летописи, оставив на уровне легенд. Как-то человечеству удалось вытеснить существ, стерев всех до единого. И они вернулись спустя сотню, а то и больше, лет. А может быть и меньше. Велеслав во все это не верил. Он считал, что мир изучен плохо, а эта живность, не сталкивающаяся с могущественным врагом, размножилась и вылезла, не опасаясь двуногих, возомнивших себя вершиной эволюции.

Очередной шорох заставил охотника вскочить на ноги.

— Выходи. — Он сам удивился, что заговорил с незваным гостем. — Повторять не буду, иначе стреляю.

Папоротник зашевелился и выполз худощавый ребенок, крепко сжимая маленькую ладошку брата или сестры. Из-за спутанных грязных волос, заношенной одежды и грязи на лице сложно определить, какого они пола. Младший грыз ноготь на указательном пальце и, отрываясь от своего занятия, пускал слюни.

«Слабоумный что ли»? — Велеслав решил не убирать оружие.

Детей могли отправить как приманку, чтобы он потерял бдительность, а потом напасть. Спрашивается, а зачем это делать? У него ведь нет каких-то важных реликвий или еще каких-то мелочей из-за которых его можно пристрелить. Об этом, конечно, окружающие не знают, могут только догадываться, но охотник сейчас думал о каннибалах — падший мусор, не способном отказаться от плоти себе подобных.

Старший ребенок долго сверлил взглядом выпотрошенную тушку собаки и старался не смотреть на мясо, готовившееся на импровизированном вертеле. Замычав, он крепче сжал ладонь младшего.

«Это их собака? — Велеслав убрал ружье. — Нет, псина была ухоженной, а эти дети — оборванцы. Значит, голодные».

— Уходите, — сказал он. — Это не дом милосердия, за просто так кормить не собираюсь.

Ответа не было. Две пары карих глаз уставились, будто их головы не понимали, что человек, стоявший перед ними, опасен. Или им было все равно. Или отчаяние так проело душу, что они готовы рискнуть.

Охотник не собирался делиться с ними едой. Почти не собирался. В любом случае, он должен был пополнить запас воды (во фляге осталось меньше половины), а, значит, пора уходить. Забирать с собой сырое мясо бесполезно, на него слетятся насекомые, а вот несколько жареных кусков не повредит. Замотав их в пергаментную бумагу, Велеслав спрятал будущий обед в боковой карман рюкзака.

Дети, испугавшись здорового и незнакомого человека, спрятались в кустах, пока он не прошел мимо, не бросив даже сочувствующего взгляда. Покидая место привала, охотник прислушивался к каждому шороху, но за ним никто не шел.

«Может быть, надо было забрать всю тушу? Нет, оно испортится раньше, чем я успею доесть».

Подставив лицо солнечным лучам, Велеслав взъерошил волосы. Темно-русые, с рыжим бликом, они частично выгорели, превратившись на ощупь в солому.

Некогда наслаждаться теплым днем. Место ночлега предусмотрительно расположено дальше деревни и ручья, а до наступления ночи у охотника еще множество дел.

Светлые и тонкие, как паутинка, волосы рассыпались водопадом, закрывая обзор. Разноцветные птички клевали из тарелки остатки обеда, пока за ними наблюдали. Тоненькие клювы набирали угощения, и птицы улетали в свои гнезда, чтобы накормить птенцов.

Бледна рука, редко бывавшая под палящим солнцем, убрала мешающие пряди. Следовало завязать волосы в хвост, пока не начали ругаться, только наблюдать за пернатыми гостями оказалось настолько захватывающе, что он не заметил, как со спины кто-то подошел.

— Нельзя ходить в таком виде. — Грозный голос заставил вздрогнуть.

Повернувшись, парень, как шторку, раздвинул волосы.

— Извините.

Он запнулся и нахмурил лоб, пытаясь вспомнить, как зовут эту сестру. «Наверное, Ксения. Пусть будет так».

Девушка, склонив туловище на бок, увидела птичек.

— Велеслав, ты кормишь зверушек. — Улыбка заиграла на ее лице. — Какой хороший мальчик. Всегда думает о тех, кто слаб.

Парень поджал ноги и уперся подбородком в колени.

— Я не люблю арахис, — выпалил он. Время на раздумья не было, иначе Создатель узнает, что он пытался обмануть. — Потому им и отдал, пока никто не видит. Но я все равно собирался их покормить.

Улыбка на лице Ксении не дрогнула.

— Хороший мальчик. — Девушка пригладила светлые пряди, заплетая их в хвост. — Ты не солгал, но в таком виде ходить нельзя.

Велеслав расслабился, позволяя сестре привести его волосы в подобающий вид. Все считали его хорошим, даже за последнее время проявляли уважение и заботу, будто он стал святым. А разве не к этому они шли?

С самого рождения их, свору детишек, родители отдали на воспитание сестрам и братьям этого особняка, чтобы они их учили, растолковывали принципы добра и зла, не позволяли свернуть на грешную сторону и, конечно, объясняли принципы мира, который принадлежал Создателю.

Каждое утро несовершеннолетние ученики перед учителем повторяли основные правила и на протяжении всей жизни строго их соблюдали. С младенчества, опекаемые старшими, дети не знали, что такое голод, бродяжничество и страх за свою жизнь. Нет, они боялись, что Создатель может покарать их — испепелить черную душу, но грешных людей здесь не было. Дети, которые не слушались, нарушали правила и легко поддавались искушению — возвращались родителям. Мама и папы плакали, умоляя дать их ребенку еще один шанс, но никого не прощали. Только чистая душа могла ступать по саду, что располагался вокруг особняка, в котором все жили.

— Ты себя хорошо вел? — спросила Ксения, когда закончила своей занятие.

— Да, конечно.

Она присела на скамейку и увидела книгу.

— Нравится? — поинтересовалась девушка.

Велеслав наморщил лоб. Не успев досчитать про себя до трех, парень быстро сказал:

— Если честно, то нет. Они все одинаковые. Я всегда знаю, чем закончится история: зло будет наказано, а по миру герой будет распространять добро.

Ксении такой ответ не понравился.

— Ты хочешь, чтобы зло ликовало?

Велеслав встрепенулся.

— Нет, конечно, нет. Даже в мыслях не было. — Его лицо покраснело. — Просто я не вижу смысла тратить время на то, что между собой похоже. — Парень склонил голову. — Если я согрешил, то понесу заслуженное наказание.

Девушка охнула.

— Ты не согрешил, я верю тебе. И верю, что ты достоин пойти дальше.

— Дальше? — Голова все так же была опущена. Чувство стыда не позволяло посмотреть сестре в глаза.

Ксения похлопала рядом собой, чтобы привлечь внимание собеседника. Но Велеслав остался сидеть на земле.

— Иногда мы выбираем из всех детей того, кто способен выдержать бремя и отправиться дальше. — Девушка понизила голос. — Только никому об этом не говори.

— Но это не обман?

— Нет, тебя ведь об этом никто не спрашивает, потому ты не будешь лгать.

Велеслав понимающе кивнул и расслабился.

Птички опустошили тарелку, оставили на ней перо и полетели дальше. Солнце клонилось к закату, согревая остатками тепла. Парень поправил белоснежный рукав рубашки. Интересно, сестра сильно будет ругаться, если заметит, что его штаны пыльные? Если да, то он сам их постирает. Нельзя докатиться до того момента, когда его, двадцатилетнего парня, вернут родителям. Мама и папа расстроятся, ведь каждый месяц они получают хорошие деньги за то, что их сын ведет себя послушно. А когда Велеслава стали ставить в пример другим, то к основной сумме добавилась премия. Папа признался, когда в очередной раз навещал сына.

Родителей на территорию особняка не пускали, но детям в их сопровождении можно было гулять по городу. Каждый визит, словно праздник: с ними можно ходить в парк, музеи и кинотеатры. Только последних два должен одобрить кто-то из братьев или сестер. Со временем посещения родителей стали редкими, а за последние полгода приехала только мама, и с тех пор она не объявлялась. Может быть, ей тоже сказали, что их сына ждет особенный путь? Велеслав, как его и учили, не верил в то, что Создатель для каждого из нас подготовил свой путь.

«Люди сами протаптывают себе тропинки, а Он только наблюдает за нами, помогая в сложных ситуациях. Это правильно. Нельзя скидывать свое бремя на кого-то другого».

Парень встал, отряхнул штаны от осевшей пыли, забрал книгу и попрощался с сестрой. Завтра надо помогать на кухне. Это лучше, чем работать в саду под палящим солнцем. Если задуматься, то в последнее время он выполняет работу в особняке, а не на его территории.

Велеслав больше не ученик, получающий обычные знания, доступные всем, но и званию «брат» еще не обучен. Ксения говорила, что повышение — сложный процесс. Ему придется отречься от общения со сверстниками и посвятить несколько лет служению в каком-то особенном месте. Это не пугало. Если это требуется, то он всеми силами добьется нового звания, перестанет быть прислужником, и наконец-то исполнит свою мечту — начнет учить других детей.