Все включено. Выбираешь ты

Екатерина Янык (2024)

Несмотря на его беззаботную атмосферу, для эмигрантов курортный турецкий город Кемер — часть чужой страны с незнакомой культурой. Здесь — свои законы и правила, многие из которых иностранцам принять сложно, зато нарушить — проще простого. Прижиться в этом городе сможет не каждый.Здесь у всех свои секреты и желания. Шутница Лиза живет одним днем, стараясь собрать всю доступную радость на работе и с подругами, но сторонится мужчин. Юная Нилюфер бежит от одиночества в красивую любовь с турком. Одну за другой. Мудрая Сунгюль, спасаясь от нищеты и насилия в семье, стремится заработать денег ради лучшего будущего детей.Жизнь даст девушкам гораздо больше того, о чем они мечтали, если они смогут выбрать себя и счастье, а не свои страхи.

Глава 2

Тест на выносливость под названием «работа на отдыхе других» набирал обороты. Лиза уже неделю как плюнула на правила дамского приличия, требующие от нее появления в магазине при полном параде, и косметичка переехала в тумбочку под кассой. Это экономило девушке 20 минут утреннего сна. Сборы без десятиминутной прогулки до отеля по сонным улочкам занимали всего полчаса.

Около магазина, как и ожидалось, не было беснующейся в ожидании открытия толпы. Давно позавтракавшие туристы нежились на широком галечном пляже отеля. Море, еще покусываемое ночными ливнями, и днем рассерженно отторгало от себя лучи солнца. Но его нервозность все чаще брала выходной, и туристы, повизгивая от жалящей воды, уже совершали смелые забеги.

Это значило, что до обеда Бутиковый рай будет похож на вымершее царство. Лиза налила чашку растворимого Нескафе, выудила из ящика тумбочки бисквит, принесенный накануне кем-то из обретенных друзей-клиентов и чудом спасенный от прожорливого Саши.

— За щедрых туристов! И за новый прекрасный день на курорте.

Девушка вдохнула его медово-пряный аромат, в предвкушении поднесла чашку к губам и…

— Доброе утро, ашкым¹⁶! Как спалось?

От наполнившего магазин аромата гортензий бисквит утратил былую прелесть.

— Уйди, Ниля! У меня сегодня выходной от тебя.

— Вот уж нет. Не забудь, косматая, вечером идем в кафе у моря! Любимый заждался, — выпустила на волю счастливую улыбку Нилюфер.

— Вот уж нет. Мы пару дней назад там были и принял тебя твой ненаглядный не очень-то любезно. И вообще, он же с 11 вечера работает? Почему сам не приедет к тебе днем? — неодобрение выбора подруги сквозило в каждом звуке, произносимом отчетливее обычного.

— Спит. И предпочитает, чтобы приходила я. Любит инициативных, знаешь ли.

Закончив с бисквитом, Лиза достала шкатулку со средствами для маникюра. Находила в нейл-арте¹⁷ украденное сезоном умиротворение.

— Если ты ему действительно нужна — он тебя из-под земли достанет. Если нет — твоя инициатива ни к чему. Встретился с тобой раз — и переключился на следующую, «белую кожу». Поступил так, как мы поступаем с туристами.

— Фьюю, косматая. Живи одна в своем черно-белом мире, а меня из моего разноцветного к себе не перетаскивай. Ты правда не видишь разницу между туристками-однодневками и мной, месхетинкой? Со мной ни один турок так не поступит, кишка тонка.

— У смазливой мордашки, и тем более у… хм…, — Лиза скосила глаза вниз, — национальности нет. Твой гарсон, извини, не похож на страстно влюбленного Ромео.

— «Семейная жизнь» и «страстная влюбленность» не всегда плоды одного дерева, косматая. Первого мне достаточно. Это тебе то кофе с сердцем на пене, то любовь как в кино подавай. А мне нужна лишь крыша над головой, вся семья под ней да кусок хлеба с мясом.

— Ты поэтому носишь исключительно фирменные дорогущие вещи и золото размером с твою голову? — сквозь доброжелательность, маской накрывшую тон Лизы, не просочилось ни ноты бушующего внутри девушки раздражения.

Эта пухлощекая месхетинка невыносима в своей заносчивости. Как и Лиза, она оказалась одна в чужой стране, но в отличие от Лизы боялась остаться наедине со своей душой, исковерканной чередой пережитых трагедий, а потому нацепила свинцовую броню в метр толщиной, заблокировавшую всякие представления о вежливости. Именно эта тема и служила явной или скрытой причиной постоянных девичьих склок.

Земля в новой стране для иностранца — это болото. В ней нет опоры. И правила, и культура, и обычаи — все новое, зыбкое, неизвестное. Зачастую — противоположно привычному. Во второй год становится легче. По крайней мере понятнее. Но, увы, нельзя уберечь от боли новичка и того, кто сам летит на острие ножа, по привычке видя в нем счастье.

— Знаешь, как проходят мои вечера, рыжая? — в обычно барабанной четкости голоса Нилюфер промелькнули надрывные нотки. — Одна рука непроизвольно тянется к пакету с конфетами, вторая — к мобильному. Вдруг, как ты его называешь, гарсончик что-то написал или позвонил, а я не слышала. Нет. Тишина. Долбит кинжалом со смазанным ядом наконечником. Только не в уши, а в сердце. Я не видела его уже миллион дней, Лиза. Он занят уже миллиард минут. Ты хочешь, чтобы нынешний, очередной невыносимый вечер прошел так же?

Безцветность голоса Нилюфер возымела эффект. Даже гортензии в ее духах скорбно опустили кудрявые головки.

— Хорошо, мы пойдем сегодня в кафе, — сдалась Лиза. — Начнем знакомить Сульгюн с турецкими вкусняшками. Но сделаем это после вечернего шоу в отеле. Будет концерт какого-то местного красавчика, страсть как посмотреть хочется.

— Фьюююю! Посмотреть или все-таки послушать? — гортензии снова приобрели характерный для них насыщенно-дерзкий аромат. — Сразу после работы — в кафе, точка. На местного красавчика ты можешь посмотреть уже сейчас, они к тебе сами стадами ходят, — громко пробурчала по-турецки Нилюфер, откровенно кивнув на застывшую в дверях магазина фигуру. — Любуйся на здоровье. Я ушла.

— Стой!

— Покаа, рыжаяяя, — пропела Нилюфер и, демонстративно запустив в подругу воздушным поцелуем, скрылась в прохладе коридора.

По-хозяйски оперевшись рукой о косяк и выставив колесом грудь в перепачканной землей футболке, отельный садовник осматривал магазин. Невысокий, как и большинство турков, с обветренной временем кожей, он выглядел словно только что вернувшийся из дальнего рейса моряк, много часов проведший на капитанском мостике в ожидании суши и всех связанных с ней радостей.

Вулкан рыжего негодования, до того убаюканный бисквитом, готов был залить шипящей лавой всех и все, что попадется ему на пути. «Как его в таком виде в отель пустили?! Где Саша?! При нем они с такой наглостью магазин не атакуют. Главное не улыбаться. Улыбка для них — зеленый свет». Прикрыв жерло вулкана крышкой показного спокойствия, Лиза уставилась на пришельца.

— Желаете роскошное постельное белье? Или пижамки для внуков? Может, сорочку для женушки? — на иностранном турецком, как называл лизину версию языка Саша, уточнила она.

— Ты во сколько заканчиваешь работу? — вопросил моряк.

— В 10, — Лиза опешила от проявленного нахальства.

Деликатные турки обычно предпочитали иную тактику. Усладить девушку комплиментами, растопить ее недоверие обжигающей лапшой под изысканным соусом и только после этого переходить к делу. Этот же… капитан… вел себя словно горец, не имеющий ни малейшего представления о правилах приличия. Лизе это не нравилось. Если уж ввязался в игру, изволь действовать по установленным правилам.

— В 22.05 жду тебя у соседнего отеля.

— В очередь, — по-русски обронила она, едва сдерживая готовые соскользнуть с языка турецкие гадости.

Обладательница роскошной гривы и искристой улыбки, Лиза с первого дня работы в отеле стала объектом пристального внимания со стороны мужской части персонала. Не проходило и дня без очередного настойчивого приглашения «скоротать вечерок у моря», будто туристок им мало. Чем шире становился круг отвергнутых, тем ярче разгорался азарт в остальных представителях «семьи Ататюрка¹⁸». На красивые слова и сладкие обещания непокорная русская не клюет. К нежным взглядам равнодушна. Откровенные беседы не находят взаимности. Что же способно тронуть ее сердечко? Видимо, садовник решил попробовать новое средство — бесцеремонность. Тоже промах, дорогой.

Не поняв сказанное, но по турецкой самодовольной привычке решив, что такому принцу как он иностранка отказать не посмеет, садовник задрал подбородок и ушел. Крышка на вулкане терпения Лизы начала подрагивать. Опять придется выходить из отеля с Сашей, при нем капитан подойти не посмеет, хотя будет ждать, это очевидно. «Коллекционеры», они такие…

В прошлом году активно наблюдавшая за курортными турками, Лиза поделила их на четыре типа.

Первый — «кролики», они же «коллекционеры». Это мужчины наподобие избранника Нилюфер. Долгие ухаживания им неинтересны. Они очаровывались девушкой на один-два вечера. Отточенными фразами и взглядами шустро овладевали ее вниманием и не только им, ставили жирную галку в списке своих достижений и тут же теряли к проходной избраннице интерес. Становились «неимоверно занятыми» и абонент не абонент.

Во втором типе — «Неразлучниках» — кроме названия не было ничего романтичного. Не разлучались они со своим стремлением не выделяться из толпы. Принято на курорте гулять с туристками — хотели-не хотели, но гуляли. Без подруги не комильфо. Отлаженность конвейерной системы неразлучников восхищала Лизу. Они выбирали туристку с симпатичной фигуркой и обожали ее до конца ее отдыха. Обхаживали, засыпали комплиментами, уверяли, что она самая-самая, искренне считали ее своей девушкой. Прощаясь в последний раз, вздыхали у автобуса, теребили ее ладошку в трогательном нежелании расставаться… и тем же вечером обнимали следующую, тоже уже любимую.

Представители третьего типа — «Избиратели» — в отличие от первых двух не делали из секса культа. Им нравилось проводить время с приятными, тщательно выбранными туристками. Первый этап отбора, о котором девушка даже не подозревала, заключался в наблюдении за ней в первые несколько дней ее пребывания в отеле. Если после пары дней она все еще одна — значит, тоже избирательная, есть смысл к ней присмотреться. Дальнейшее — дело техники.

К четвертой, малочисленной кучке относились все остальные. «Святоши», «Примерные семьянины», а также те, кого смущало незнание русского и английского языков, поэтому прогулкам с красавицами-туристками они предпочитали посиделки в мужских, таких же как они иностраннонеговорящих компаниях.

— Такие только зря место в туризме занимают, — скривился Саша, с которым Лиза поделилась своей теорией. — Ты только подумай, Лизунка, сколько из-за них красавиц уезжают неудовлетворенными. Только такие как я «кролики» и выручают Турцию. Не будет нас, чернооких принцев, и туризма в Турции не будет, запомни мое пророчество. Он на наших плечах держится.

В увлечении противоположным полом Саша был уникальным мужчиной. Он твердо занимал позицию между коллекционерами и неразлучниками, умудряясь проводить время одновременно с двумя-тремя девушками на протяжении всего их отдыха. Делал это так виртуозно, что ни одна из них не догадывалась о наличии остальных.

— От судьбы можно ухитриться убежать. От времени — никогда, — Саша пригладил дерзко мохнатящиеся брови. — Я слишком люблю жизнь и уважаю Аллаха, чтобы отказаться от щедрот, им посылаемых. Столько красоты рядом, а пенсия не за горами. Надо использовать возможности по-максимуму, Лизун.

— Супруга разделяет твое убеждение?

— Тьфу! Есть у вас, баб, дар: одним словом смешать мед с навозом!

— Уж прости, директруня, — Лиза выглянула в коридор Бутикового рая. — Чтобы загладить свою вину, докладываю: мед сейчас разглядывает витрину магазина. Твой формат, тебе и работать.

У текстильного, возбужденно пересмеиваясь, две белокожие туристки разглядывали торсы манекенов, наряженных в бамбуковые мужские халаты.

— Вот еще. Я сегодня шейх. Приводить ко мне наложниц — твоя задача, — развалившись на похожем на трон стуле для гостей, обитом расшитой пайетками и бисером тканью, провозгласил Саша. — Вперед, Лизун, на рыбалку. Ловись рыбка и стройная, и округлая, помнишь, как я тебя учил в начале сезона?

В первые дни совместной работы Саша активно пытался приобщить новую помощницу к ассистированию не только в продажах, но и в не менее важной задаче сезона — пополнению заветного Списка Полюбленных Девушек. От Лизы требовалось лишь ненавязчиво внушить претендентке, что патрон — мужчина уважаемый, прогуляться с ним безопасно и приятно. «Ты русская, Лизун, к тебе доверия со стороны туристов больше. На небесах тебе эта помощь зачтется».

Но стоило Лизе пару раз «ненарочно», по девичьей глупости провалить задания, как Саша образумился и нашел себе более сговорчивого партнера — Ибрагима, продавца в центре кожи и меха и по совместительству главного конкурента за содержимое туристических кошельков. С ним же выгуливал туристок, приехавших с подругой.

— У нас крючки закончились, их в кожу завезут. Ра-бо-та-ем, директруня, — выходя из магазина, бросила Лиза патрону. — Леди, добрый день, — улыбка подошедшей к витрине Лизы, после упоминания Саши о рыбалке напоминавшая оскал, тем не менее составила бы конкуренцию стокаратному бриллианту в солнечный день.

— Нам ничего не надо, девушка, мы только смотрим, — вскинулась туристка. — Оля, пойдем отсюда, пока нам ничего не втюхали, — дернула подругу за рукав пестрого кардигана.

— Я вам ничего и не предлагаю, кроме турецкой диковинки.

— Какой же? — проглотили наживку подруги.

— Вам невероятно повезло, сегодня в нашем отеле отдыхает казахский шейх, инкогнито. Именно сейчас он в моем магазине. Хотите взглянуть на заморского красавца? Бред Питт рядом не стоял.

— Пожалуй, не откажемся, — после перестрелки взглядов протянула Оля.

— Проходите, пожалуйста.

«Главное, Лизун, — заведи туриста в магазин, а уж я превращу его в довольного клиента».

Сохранив на лице достоинство приближенной к шейху, Лиза заскочила вслед за подругами в текстильный, где Саша, успевший обмотать голову ярким полотенцем, уже рассказывал первую байку из жизни провинциальных шейхов.

Такой он, стандартный рабочий день на курорте, где собирается самая обширная коллекция шутов и сказочников.

*

Плоские низкие небеса, грозящие вот-вот разразиться рыданиями, сменились мерцающим куполом. За зиму привыкшие к отчуждению звезды застенчиво выглядывали из-за темноты кулис, не решаясь на сольные партии. Лишь полнощекая луна, высокомерная аристократка, свободная от предрассудков, величественно устроилась на троне небосклона.

Кемер замер в нетерпеливом ожидании нового курортного дня, в котором, иншалла¹⁹, появится много солнца и в котором, иншалла, появится шум дискотек. Из-за ливней открытие клубов перенесли сначала на неделю, потом еще на одну, потом еще. Погруженный в дремоту юный Кемер ждал своего часа.

Под покровом ночи «бабья банда», как назвал недавно образованную девичью компанию Саша, закутавшись в свитера, скорчилась под дрожащими листьями апельсиновых деревьев у дома, где жила Лиза. Неизвестный хитрец-экономист вновь выкрутил лампочку из уличного фонаря, и крыльцо освещалось лишь скудными подаяниями остальных граней Жемчужного квадрата. Сожители Лизы, пользуясь погодным затишьем, умчались гулять с очередными возлюбленными, оставив дом вести молчаливые беседы с окружающими его горами и апельсиновым садом. Узнавать тайны мироздания. Соотносить их с увиденными человеческими страстями.

На умело накрашенном лице Нилюфер застыла обида.

— Сули не хочет в кафе.

— Я моря никогда не видела, — робко улыбнулась Сульгюн.

Снова от переливов ее голоса по телу Лизы проскакал табун мурашек. В чем его необъяснимый магнетизм? Вновь и вновь задавала она себе этот вопрос, но ответ рассеивался в пространстве мыслей.

— Я тоже голосую за море. Сезон едва начался, а я уже устала от постоянного гула туристов. Хочу сбросить маску вежливой девочки.

— Здрасьте, баба Настя! Вы спелись, ленивые кулемы. Устали они. А я жить хочу, любить, смеяться, целоваться. Это мне тоскливо, значит, мне и придумывать план на вечер.

— На пляже отлично посмеемся.

— Мы с тобой как будто на разных языках говорим, косматая. Ладно, бежим отсюда, не ровен час придет Ахмет или еще хуже Саша, и ни моря нам, ни звезд. Беспокоятся они за нас, понимаешь ли… Лишать людей развлечений — такое нынче значение слова «беспокойство».

Покинув территорию Жемчужного квадрата, девушки повернули в сторону моря.

— Лизе действительно сложно понять, что именно ты имеешь ввиду, Ниля, — обронила Сульгюн, зачарованно разглядывая отели, мимо которых шла вымощенная терракотовыми прямоугольниками дорога на пляж. — Ее культура другая, а наши с тобой во многом схожи. Лиза, у нас братья в ответе за жизнь сестры. Не видать им рая, если равнодушно оставят ее погибать. Неважно, будет это моральная смерть от горя либо физическая — от голода или алкоголя. Братья не имеют права позволить тебе и шагу ступить по неверному пути, — Сульгюн сощурилась, отчего разрез ее глаз стал еще резче. Она замедлила шаг, мысленно перелетев через страны в родную избушку на севере Туркменистана, вырастившую восьмерых детей. — Я не осуждаю твою культуру, Лиза, но у вас авторитет старших не столь силен. Здесь, в Турции, ты можешь ощутить, как это приятно — быть сестренкой старших братьев.

— То есть находится под их неусыпным контролем?

— Это называется заботиться и беречь, косматая! Ты в детдоме что ли росла, элементарных семейных слов не знаешь. А тебя, деревенская, чего твои братья не уберегли, не разобрались с муженьком-алкоголиком?

Сульгюн вздрогнула, сжала плечи. Это была ее ошибка. Дом мужа был в другом велайяте²⁰ и, став женой, с братьями она виделась раз в года. Да и не хотела жаловаться, верила, что однажды Аллах образумит ее мужа. Если не ради нее, то хотя бы ради детей. Что однажды их жизнь наладится, и они станут дружной счастливой семьей.

Идти на ближайший к ложманам пляж подруги не рискнули. Экономные сожители Лизы, не желающие вырывать из семейного бюджета доллары на комфорт мимолетных подруг, часто проводили свидания там. Море, звезды, луна, тонкие профессиональные комплименты, ненавязчивые прикосновения, иллюзия близости и понимания. Классическая романтика востока. И туристкам нравится, и бесплатно.

Около магазинчиков, закрывающих торговый Кемер, подруги свернули к парку лебедей и, подгоняемые ветром-задирой, поспешили к городскому пляжу. Под аккомпанемент ворчания Нилюфер заскочили в гостеприимно светящийся маркет, сложили в непрозрачный пакет пару бутылок гранатового вина, пластиковые стаканчики, молочный шоколад, пакетики орешков. И, наконец, оказались на орошаемом солеными брызгами пространстве. Взглянули на горизонт и…

— Это что еще за происки шайтана?! — выдохнула Нилюфер. Тонким каблуком запуталась в объятиях гальки, замахала руками и, не удержавшись, рухнула на одно колено.

Вдалеке, где горизонт кокетничал с морем, небеса устроили лазерное шоу. Вспышка кровавой молнии озарила разлившуюся черноту багряной зарей. Миг — и заря исчезла, не оставив тающего шлейфа. Черноту разорвала следующая пурпурная вспышка, вернувшая мир в мгновенье предзаката.

— Бисмилляхи рахмани рахим²¹, — не успевшая подняться с колена Нилюфер кинулась на второе, прижала ладони к груди в суеверном ужасе. Ставшая багряной луна снисходительно усмехалась, глядя на людские тревоги.

— Вот так сюрприз, подруги, — движением плеч стряхнув оцепенение, пробормотала Лиза. — Идем в первые ряды зрительного зала.

Девушки подтащили шезлонги к кромке берега так, чтобы при желании ступни могли коснуться ледяной смолы моря. Скинули обувь, заойкали от приветственной прохлады гальки.

— Кусается!

Гранатовое вино — коварная штука. Словно шаловливый котенок дразнит оно мнимым отсутствием алкоголя, кружит голову ароматом спелых ягод. Нужно время, чтобы осознать его ценность. И не пропустить момент, когда пора остановиться.

— За нас, девочки!

Для Лизы, «курортной старушенции», двуличность гранатового вина не стала откровением, а подругам-первогодкам она пришлась по вкусу.

— Саша завтра обязательно спросит, где мы провели вечер, если я правильно поняла суть ваших деловых отношений, Лиза, — пропустившая момент «стоп» Сульгюн отставила опустевший стакан, зажала ладонями пустившуюся в пляс голову. — Потом нахохлится и буркнет: «Приду в следующий раз на ваше море, посмотрю, что на вашем бабском языке значит «разговоры с подружками».

— Это он заботу обо мне прикрывает беспокойством о тебе, косматая, — возвела глаза Нилюфер.

— Ты при чем?

— Здрасьте, баба Настя! Это вы, русские, в этой стране словно сорняки в поле, творите что хотите. А я — ахызка, нам гулять с кавалерами до свадьбы и тем более искать приключений на пятую точку запрещено культурой. Но мне плевать на правила. Жизнь моя и коротать ее мне.

— Вообще-то Саша — мой патрон. Про тебя он никогда не упоминал в допросах, — Лиза произносила слова медленно, любуясь переливами лунного света в вине. — Если тебя, говорит, вые… Вы поняли девочки. Так вот, если с тобой, говорит, это сделают, то, считай, и со мной — морально разницы нет. Потому что весь сезон твои слезы утирать придется мне. Боится он, что я влюблюсь в «кролика». Как будто не я эту классификацию придумала.

Заносчивую Нилюфер сбить с пьедестала было не так-то просто.

— Вообще-то Ахмет — мой родственник, забыла, косматая? Саша — лучший друг Ахмета, считай, что брат. Если со мной что-то случится, отвечать перед Аллахом и моей теткой будут оба.

— От главных потрясений в жизни они тебя уберечь не в силах, как бы не старались, — в меланхолию голоса Сульгюн виноградной лозой вплелись ростки смирения. Будто она знала больше, чем могла рассказать. — Хватит о сложном. Сегодня особенный вечер, девочки. Вечер празднования начала нашей дружбы.

— У меня для вас есть сюрприз, — пухлая ладошка Нилюфер с унизанными золотом пальцами утонула в складках мешкообразного платья, покопалась там и извлекла пакетик с сушеными анчоусами. — Угощайтесь, пока я добрая. И пожелайте здоровья Жорику из Минска. Ты, косматая, с ним знакома, этот красавчик у тебя пар десять носков купил. Еще он выбрал жене в отельной ювелирке кольцо с шестнадцатью бриллиантами, около 40 000 долларов за него отдал. А женушка его на следующий день случайно в море утопила. Так и не нашли. А у меня для вас еще и семечки есть, настоящие, черные.

— Ниля, я тебя обожаю! — от восторга Лиза вскочила на ноги. — Человеческих семечек мне не хватает еще больше, чем сгущенки и пельменей. От турецких белесых монстров у меня мозоли на пальцах. И вообще, здесь я сильно-сильно скучаю по привычной еде. Как будто через нее держу связь с покинутым родным и любимым.

Тихая Сульгюн наблюдала за добродушной суетой подруг, едва сдерживая слезы. Забота, щедрость, искренность… Это были слова из другого мира. Перед глазами девушки, разрывая едва сформированные рубцы, кровоточащими стрелами проносились картинки прошлого.

Провонявшая потом, заляпанная кровью тельняшка. Муж рубил голову курице. Тем же вечером с тем же топором носился по деревне за ней, Сульгюн, пугая встречных соседей бешеным блеском в глазах. В блюде с куриным мясом, редком госте на их столе, оказалось слишком много лука. Вот и вся причина.

Храп мужа в разлившемся алкогольном смраде. Детский плач в четыре голоса. Неуемный, животный. Ее шепот: «Завтра, милые, завтра будет нам хлеб».

Погоны на гостях в форме. Казенная бумага на покрытом дырявой клеенкой столе. Неуверенные подписи свидетелей. Наручники на ненавистных запястьях.

Презрение в голосе матери и братьев. «Твое дело — терпеть».

Надежда в звонке из Турции от дальней родственницы. «Займи на билет. Есть работа».

Чья-то рука на ее плече. От нее исходит тепло и поддержка. Стоп. Это не может быть кадром из прошлого. Сульгюн оглянулась. Так и есть. Заметив ее состояние, Лиза подсела поближе, обняла ободряюще. «Все будет хорошо. Теперь ты не одна», — шептали ее глаза. Их тепло, отразившись в звездах, робким лучом прокралось в душу. Потопталось в коридоре, уселось у порога, не решаясь войти в гостиную. Всему свое время.

–…дители погибли в автокатастрофе два года назад, мне тогда было всего 17, — донесся до них начавший терять связность голос Нилюфер. — А недавно я потеряла последнего родного мне человека, бабушку. Девочки, это так страшно — пустота в жизни. Старое разрушено, новое не построено. В Стамбуле живет моя тетка, но ей нет до меня никакого дела. Она мне чужая, как и я ей. Формально выполнила свой долг, после похорон бабушки выделила койку в своей лачуге, а через неделю спихнула меня Ахмету. Он-то тоже мне семисотая вода на киселе. «Тебе надо отвлечься, дорогая», — кряхтящее-дрожаще передразнила Нилюфер. — Тоже мне, добродетельная матрона. Знаете, что мне нужно на самом деле, кулемы? Муж, который останется со мной, что бы ни случилось. Который вопреки всем культурным рамкам принесет мне обед в кровать, когда я буду больна.

— То есть тебе нужен кто-то, кому ты будешь дорога? Твое желание уже исполнилось, Нилюфер. Аллах послал тебе меня и Лизу. У тебя есть мы, а у нас — ты. Мы нужны друг другу, особенно здесь, на чужой земле.

— Что ты несешь, деревенская? У меня никого нет. Ни-ко-го. Я из последних сил пытаюсь найти опору. Понимаете теперь, почему меня так тянет к моему любимому? Он лишь взглянет на меня, и я снова верю в то, что счастье существует. Вспоминаю, зачем стоит жить.

Вторая рука Лизы нашла сочувствующее пристанище на плече Нилюфер. Туркменка, русская, турецкая казашка. Шанс на их встречу был один из миллиарда.

Плечо к плечу. Сердце к сердцу. Судьба к судьбе.

Шелест моря касался души. Свежесть ночи дарила покой. Темнота моря слилась с небесами в томном вальсе.

— Смотрите, девочки, мы на краю земли, — шепнула Лиза. — Кажется, будто есть только мы, Вселенная и мириады звезд. Хоть каждую секунду можно загадывать желание. Давайте вспомним о самой сильной мечте и запустим ее прямиком в небеса.

— Совсем ты спятила, косматая. Хотя с таким начальничком как у тебя это не сложно.

— Почему бы и не попробовать, — Сульгюн в зародыше погасила пламя раздора. — Мир гораздо интереснее, чем нам об этом позволяют знать, Нилюфер. Ты можешь взять ту свободу, которой делится с тобой Лиза. А можешь остаться жить в своем заколоченном условностями мирке.

— Здрасьте, баба Настя! Было бы все так плохо, как ты описываешь, нищенка, жила бы я сейчас в деревне, как еще недавно ты. У меня есть свобода и в первую очередь в выборе того, с кем пойду по жизни рука об руку. Я не ты, деревенская, и не вздумай равнять нас.

Напряженные пальцы Сульгюн сжали полосатую ткань матраса. Но голос не выдал ее обиды.

— Ты права, Нилюфер. У нас разные национальности, разное воспитание, разный опыт. Спасибо маме, мне она привила вежливость и деликатность. Но желания у нас с тобой одинаковые, поверь. Все женщины в любой точке планеты в глубине души мечтают об одном и том же.

— Еще одна кулема развела философию. Ладно, будь по-вашему, сделаю, как вы хотите, хотя мои желания и без глупых запусков в небеса исполнятся. Что делать надо?

Девушки зажмурились, вспоминая мечту. В их вновь открывшихся глазах поселилась радуга. Одна на троих.

— Ну смотрите, кулемы, если завтра любимый не подарит мне кольцо, я вас обеих за волосы оттаскаю, — в суровости Нилюфер затаились новорожденные подснежники.

— Ты можешь лишь попросить Аллаха, а последнее слово остается за ним, — Сульгюн вновь наполнила стаканы багряной жидкостью. — Он обязательно подведет тебя к имаму, но кто оттуда обернется на тебя влюбленными глазами — известно лишь ему.

— Ты на что намекаешь, деревенская?

— На то, что все будет в свое время. Сейчас самое время выпить. За то, чтобы мы как можно чаще любовались звездами улыбающимися глазами.

— Еще не хватало за звезды пить.

— Не за звезды, дуреха. За счастье.

Глоток за глотком, девушки расслаблялись все сильнее. Оставляли в вине усталость и претензии к неслучившимся радостям. Лишь Сульгюн, за годы замужества привыкшая к муштре и стальной самодисциплине, не утратила нить беседы.

— В Турцию работать приезжают те, кто бежит от чего-то. Я, например, — от позора и голодной смерти своих малышей. Ниля — от одиночества. А ты, Лиза? От чего бежишь ты?

— Я? — Лиза помолчала, формулируя внятный ответ на никогда не интересовавший ее с такого ракурса вопрос. — Я ни от чего, я — к чему. В прошлом году я приехала сюда из любопытства, в университете предложили летнее оплачиваемое приключение. А вернулась, потому что Кемер стал моим воздухом. Здесь же нет завтра, есть только беспечное сегодня. Все торопятся жить, любить, смеяться, зарабатывать. Здесь чувства фальшивы, но максимально интенсивны. Шесть месяцев буйного веселья — и жизнь замирает, чтобы через полгода грянуть вновь со свежими силами. Здесь я другая. Живая, счастливая. Такой я себя не знала, но эта версия мне чертовски симпатична.

— Хочешь, я расскажу, почему ты здесь на самом деле, Лиза? — Сульгюн прикрыла глаза. — Твоя жизнь была стандартом. Садик, школа, университет. На очереди — работа, замужество, дети, смерть. Однажды ты захотела вырваться из навязанной системы, вдохнуть полной грудью. Узнать, какая ты без паранджи²² условностей. Найти свой интерес и вдохновение к жизни. Эта потребность и привела тебя в Кемер, и заставила вернуться сюда снова. Ты прожила что-то в прошлом году здесь, и та история до сих пор держит тебя в тисках страха. Ты вернулась, чтобы стать свободной. Права я?

Лиза замерла, вставляя услышанные части в пазл своей жизни.

— Ты непростая, — наконец вымолвила Лиза. — Психолог?

— Бабушка научила, — впервые с момента знакомства подруги увидели улыбку Сульгюн. Робкую, словно едва распустившийся одуванчик. — Ее — ее бабушка. Эта способность передается у нас через поколение.

— Здрасьте, баба Настя! — взвилась Нилюфер. — Так ты, деревенская, значит, ясновидящая? А в трезвом состоянии ты тоже предсказывать умеешь?

— Умею.

— Ну-ка, ну-ка, когда любимый мне предложит руку и сердце?

Вместо ответа Сульгюн разлила по стаканам остатки вина. Девушки допили его молча, любуясь паутиной звезд улыбающимся взглядом. Открывшись навстречу друг другу, их души слились в одно, чтобы, растворившись в безмолвном танце, снова стать тремя, но уже объединенными невидимой нитью самостоятельными единицами. Права Сульгюн, вечер стал особенным.

— Не поняла, я замуж-то выйду? — суровый окрик вызвал у девушек приступ хохота. Ох уж эта Нилюфер!

— Конечно, — сделав большой заключительный глоток, Сульгюн смяла податливый пластик стакана, заботливо спрятала искореженные останки в пакет. — Причем до конца этого года. У вас будет общий бизнес.

При этих словах улыбка Нилюфер стала еще шире.

Слова лились из Сульгюн, словно вино на грузинском застолье.

— Твой будущий муж — плотный, с широким носом, миндальными смеющимися глазами и шрамом над правой бровью. Это гарсон?

Улыбка погасла.

— Ниля, его любящее присутствие даст тебе все, в чем нуждаются твои душа и тело. Не стоит бросаться на первого встречного, цепляясь за него, как за последнюю надежду. Абы с кем ты не уживешься. А вернуть веру в свое возможное счастье после развода не так просто. Как старшая сестра тебе говорю. Лучше долго выбирать, чем долго жалеть, — Сульгюн обернулась по линии прошлого, вгляделась в точку, с которой начался отсчет ее слез. В одно-единственное поспешное решение, вызванное желанием оказаться не хуже подруг.

В складки платья упала капля.

— И только попробуй «забыть» пригласить нас на свадьбу, — Лиза вновь приобняла подругу за плечи. — Знаю я тебя, лишь бы сэкономить на подругах.

Улыбка воскресла.

— Как можно, кулемы…

Впервые Лиза слышала в ее голосе столько теплоты. Лицо Нилюфер расслабилось, глаза заискрились хитрым блеском.

— Сули, а рыжая когда замуж сподобится? Надоела она мне со своим сумасшедшим начальником.

— Ее с руками оторвут. Чем быстрее перестанет капризничать при выборе и от страха отступать назад при сближении, тем скорее обретет пару.

— Я не капризная! — от силы возмущения Лизы остолбенели даже звезды. — Я не собираюсь устраивать из своей жизни проходной двор, становиться посмешищем отеля. Знаем, плавали. Радости в жизни мне и без мужчины достаточно.

— Жизнь полосатая, — от мелькнувшей в голосе Сульгюн материнской заботы и нежности возмущение испарилось. — У тебя сейчас период такой — свобода и копилка мужского интереса. Но пресыщение наступит быстро. Кайфуй, — улыбнулась она, заметив протест в позе новой подруги. — Потом, когда в твоей жизни появится Тот Самый, который перекроет другим мужчинам даже мимолетный доступ в твою жизнь, будешь скучать по этим денькам. Всему свое время. Цени то, что есть сейчас. Всегда.

Откуда в этой деревенской девушке, не знавшей ни мужской ласки, ни доброго слова, столько мудрости?

— Опиши его, Сули.

— Ты и без карты не потеряешься. Эх, как мы будем отплясывать на ваших свадьбах. Готовьтесь, подруги!

Ценна та дружба, которая стоит у истока мечты. Волшебно, спустя время, с расширившимся от восторга сердцем наблюдать за ее исполнением. Вместе.

— Ты тоже не отставай, — подушка кулака Нилюфер ударилась о выпирающие косточки плеча Сульгюн. — Долго по своему алкашу не реви, много чести. Мы с вами, кулемы, в Кемере как в курятнике, только мы — петухи, а не топченые наседки.

Сульгюн промолчала, собирая снесенные ветром использованные стаканы, опустевшие пакеты от орешков и обертки от подсластившего вечер шоколада.

— Пора по домам, девочки. Прошло уже больше недели с моего приезда в Турцию, а я еще не адаптировалась к разнице во времени, глаза слипаются. Да и кемерская влажность молотом бьет по вискам, к этому тоже нужно привыкнуть.

Прокравшись к спящим ложманам, подруги торопливо пожелали друг другу приятных снов и разбрелись по кроватям. Каждая чувствовала, что стала богаче.

Уютно укутавшись в одеяло с ярким подсолнухом — несмотря на набирающий силу дневной зной, ночи еще обжигали прохладой — Лиза прижала к себе плюшевого крокодила, подаренного любимой подругой на совершеннолетие. Что-то изменилось в ней сегодня. Рядом с крокодилом вдруг стало тесно.

По рожденной в прошлом сезоне привычке Лиза выглянула в окно, чтобы попрощаться с ночной владыкой мира, сестрой дневного повелителя. Высоко-высоко в черноте, окутанная мантией из невесомых облаков, пышнотелая луна обменивалась мудростью с горами. Ее свет заливал дремлющий апельсиновый сад, сопящих под деревьями котят в обнимку с мамой-кошкой и затаившихся в предрассветном мраке цикад.

— Спасибо за вечер, родная, и за тепло новых подруг, — шепнула Лиза. — В моей жизни есть лишь одно пустое место. Раньше я не хотела его замечать. Но сегодня у меня появилось что-то, что больше моего страха. Пожалуй, я готова. Помоги мне не пропустить Его. Узнать в день ото дня плодящейся толпе «кроликов». Ради девчонок. Я так хочу увидеть их в нарядных платьях.

С Земли казалось, что Луна не обратила внимания на тонкий голосок, прозвеневший в сотнях тысячах километров от нее. Но работа закипела. Луна готовила для своей любимицы турецкую любовь под стать ей. С приключенченкой. Заодно проверить, правда ли любовь сильнее страха.

Примечания

16

Любимый (тур.).

17

Украшение ногтей.

18

Мустафа Кемаль Ататюрк (1881-1938) — основатель современного турецкого государства, первый президент Турецкой Республики.

19

Если есть на то воля Аллаха.

20

Область/провинция в некоторых странах, в том числе Туркменистане.

21

Да защитит меня Аллах.

22

Женская одежда, соответствующая нормам шариата. Она закрывает все тело и волосы женщины. Непокрытыми можно оставить лишь лицо, кисти рук и ноги ниже щиколоток.