Лебединая песня мамонта

Елена Логунова (2024)

К писательнице Елене прибегает ее знакомая Джульетта и в панике рассказывает: из окна недостроенного дома выпало чье-то тело. Они вместе отправляются осматривать местность, но ничего не находят. Но не померещилось же Джуле! Приходится Елене обратиться к участковому. Тот обследует место происшествия и обнаруживает в недострое рюкзак некоего Олега, живущего в одном подъезде с Еленой. Но сам он куда-то исчез! Зато Лена и ее боевая подруга Ирка встречают в его квартире незнакомца — лысоватого очкарика, который оказался ученым-археологом Бордовским. Оказывается, Олег побывал у него на мастер-классе и стащил редкие камни с доисторическими знаками. С этого момента события начинают развиваться совершенно непредсказуемо! Смешные детективы Елены Логуновой — это увлекательные интриги, веселые приключения и блестящий авторский юмор. Ее героини легко и изящно распутывают хитроумные преступления, всегда оставаясь самыми обаятельными и привлекательными!

Глава 1

Крутое пике буревестника

— Я разведусь с ним и найду себе другого! — объявила красавица-блондинка. И тут же нелогично продолжила: — Из-за него я разочаровалась в мужчинах! Они… они…

Дверь в кухню приоткрылась, в щель заглянул любопытный глаз.

Я нахмурилась. Сказала же — не мешайте! Нет, интересно им.

— Да, мужчины — они такие. Даже лучшие из них не свободны от недостатков, — поддакнула я и погрозила пальцем глазу.

Дверь бесшумно прикрылась.

— Поубивала бы! — с чувством произнесла красавица.

Дверь закрылась плотнее.

— Ладно. — Я подала гостье очередной бумажный платок и предупредила: — Это последний. Не перестанешь реветь — будешь утирать слезы туалетной бумагой, а она все‑таки не для глаз, совсем для другого места.

— Все, все, заканчиваю. — Блондинка использовала последний платочек, чтобы шумно высморкаться.

— Отлично. А теперь, Джульетта, спокойно и внятно расскажи мне, что у вас случилось, — попросила я.

Джульетта — жена моего дальнего родственника и близкого приятеля Бори по прозвищу Фаберженок — он талантливый ювелир, молодой, но уже известный мастер. Боря и Джуля сыграли пышную, шумную свадьбу всего полгода назад. Ребята любят друг друга, и мне казалось, что у них все хорошо, пока Джульетта не прилетела ко мне вся в слезах.

Лететь ей было недалеко, мы живем в одном ЖК в спальном районе Питера, наши многоэтажки разделяет только внутренний двор.

— Ты заметила, что после свадьбы Боря стал называть меня не Джульеттой, а просто Юлей? — Красавица обиженно шмыгнула носом.

— Как все твои родные, — напомнила я. — Ты же по паспорту Юлия, какие церемонии между своими? А что?

— А то, что называть меня Джульеттой он перестал, а постоянно строчить сообщения продолжает!

— И что же тут плохого? — не поняла я.

— А то, что в спешке он то и дело промахивается мимо нужной буквы! А ты знаешь, с чем соседствует «Ю»? С «Б»! Представь, чем при такой замене становится имя Юля!

Я представила и не удержалась — хохотнула.

— Смешно тебе! А я так больше не могу, — пожаловалась девушка с именем-трансформером, но не удержалась и тоже хихикнула.

И эти, которые не свободны от недостатков, не удержались и заржали в коридоре за дверью на два голоса.

— Вы там подслушиваете?! — Джульетта возмутилась, но уже слабенько, так, для порядка, и встала. — Ладно. Спасибо за сеанс психологической разгрузки, пойду я… Пельмени бросила, не долепила. Как получила очередное «Юля, зайка» с вариацией не на ту букву, психанула.

Я проводила ее в прихожую, попрощалась, велела передавать Боре привет и заперла дверь за удалившейся гостьей. Потом заглянула в комнату: муж и сын бок о бок сидели на диване, рассматривая клавиатуру макбука. Увидев меня, они стали пихать друг друга локтями.

— Что? — нахмурилась я и подошла.

— Я только сейчас заметил, что буква «А» соседствует с «П». Значит, я мог бы называть тебя в сообщениях не Аленкой, а Пленкой! — выпалил Колян, и они оба захихикали.

— Не называешь же, — чуток подумав, не обиделась я. — К тому же пленка — нормальное слово, не ругательное. Вот Юле действительно не повезло.

— Кстати, если Боря в мессенджере будет называть жену Джулей, промахиваясь мимо нужной буквы, может получиться нелестное Лжуля: рядом с «Д» стоит «Л», — не успокоился Колян.

— У Бори вроде нет причин подозревать жену во лжи, — отмахнулась я от выдумщика и вернулась в кухню. Уже оттуда прокричала: — Что хотите на ужин — котлеты или тефтели?

— Ну мама! — возмутился сын. — В Питере же не тефтели! Тут говорят «ежики»!

— Виновата, исправлюсь, — пообещала я. — Тогда на ужин ежики и макароны-рожики.

— Ну мама! Не рожики, а рожки!

— Я вырастила граммар-наци, — пожаловалась я упаковке с говяжьим фаршем.

Фарш промолчал: коровка свое уже отговорила.

Смеркалось. Был тот тихий вечерний час, когда природа дышит покоем и умиротворением. За окном моего человейника она была представлена нежно-зеленым полем в широком просвете между домами и сине-золотым, как опал, прозрачным небом.

Как говорится, ничто не предвещало беды.

Я занялась ужином, наслаждаясь тихим, мирным вечером в узком семейном кругу.

Часа через два — ежики-рожики давно были съедены, посуда помыта — узкий семейный круг расширил телефонный звонок.

— Привет, дорогая, у меня две новости: хорошая и плохая, — деловито заговорила тетя Ида в трубке. — Начну с хорошей: наша Джульетта в интересном положении. Плохая новость: она слегла.

— Беременность с осложнениями? — встревожилась я.

— Нет, не в этом дело. У нее нервное потрясение.

— Что-что у нее?! — Я искренне удивилась. — Нет, я согласна, новость о беременности впечатляет, но не настолько же. Тем более я знаю, ребята планировали стать родителями…

— Джулино потрясение не связано с их будущим родительством, там что‑то криминальное. То ли кого‑то убили, то ли кто‑то сам убился, Боря мямлит…

— То есть Боря жив, — с облегчением поняла я.

Не забыла же, как эта самая Джуля совсем недавно тут вопила: «Убила бы его!»

— Боре‑то с чего быть неживым? — удивилась тетушка. Расспрашивать, впрочем, не стала. — Он несколько пришиблен новостью о скором пополнении в семье, но вовсе не убит. Думаю, радовался бы, если бы не боялся за Джулю.

— Ничего не понимаю, — призналась я.

— Я тоже! — жарко выдохнула тетя Ида, откровенно досадуя. — А ехать выяснять, что там у них случилось, прямо сейчас не могу. У меня тут как раз Анечка и голова в торчащих сосульках, как у ежа.

— Добавляешь благородства сединам? — пошутила я. Анечка — это тетушкина мастерица-парикмахерша. — Ладно, ладно, не пыхти, о еж мой! Я поняла: ты хочешь, чтобы я сбегала к Фабержатам и все разузнала, да?

— Не сомневалась, что могу на тебя положиться. — Тетушка успокоилась и распрощалась со мной, чтобы всецело посвятить себя парикмахерским делам.

— Я к Боре, скоро вернусь, — сообщила я мужу и сыну, занятым просмотром кино.

Они только покивали, не отрывая взглядов от экрана, где как раз тоже кто‑то бежал не разбирая дороги. Следом неторопливо, но целеустремленно ковыляли зомби.

Я не стала переодеваться, сочтя домашние джинсы и толстовку годным нарядом для малого семейного выхода, сунула ноги в кроссовки, а телефон — в карман и пошла в разведку.

Боря нисколько не удивился моему появлению, должно быть, тетушка его предупредила.

— Проходи. — Фаберженок одну за другой открыл мне две двери, входную и спальни, и я без остановки проследовала к ложу больной.

Кроссовки сбросила на ходу, выражение заботы и участия придала своей физиономии в последний момент. Джульетта, впрочем, этого не заметила, поскольку лежала с закрытыми глазами.

— Я не пойму, уместно будет вас поздравить? — Я оглянулась на Борю. Тот вошел вслед за мной и встал справа от двери, очень гармонируя с винтажным торшером слева от нее.

Боря худой и с пышной шапкой кудрей на голове. В паре они с торшером — в точности как гвардейцы почетного караула у Букингемского дворца.

— Давайте сейчас не будем о радостном, сначала разберемся с пугающим, — ответила за мужа Джуля, открыла глаза и завозилась, садясь в постели. — Кажется, я стала свидетелем суицида или даже убийства!

— Кажется? Для свидетеля ты недостаточно уверена, — отметила я и села на край кровати. — Расскажи-ка, что ты видела.

— Я вышла от тебя и направилась через двор, но увидела нашу машину и поняла, что Боря уже вернулся. — Джуля стрельнула виноватым взглядом в мужа. — Мне не хотелось так скоро встречаться с ним, я еще недостаточно успокоилась, поэтому решила немного пройтись, подышать воздухом.

— Но почему… — подал голос Боря.

Я, не оборачиваясь, махнула на него рукой, чтобы не мешал.

— Я вышла за территорию, обогнула крайний дом и двинулась вдоль канала…

Я покивала: сразу за нашим ЖК — огромное поле, оставленное микрорайону на вырост, от домов его отделяет гидротехническое сооружение типа канава, которое местные жители предпочитают называть благородным словом «канал».

— Дошла до угла, думала там войти во двор через калитку, но тут увидела ЭТО! — Джуля распахнула глаза и сделала драматическую паузу.

Судя по подаче, можно было предположить, что увидела она как минимум торжественный выезд четырех коней Апокалипсиса. С бубенцами черненого серебра на сбруе и траурными лентами в гривах.

— Что — ЭТО? — не выдержав напряжения, дуэтом спросили мы с Борей.

— Сверху! Упало! Тело! — рвано выдохнула рассказчица и уставилась на меня в ожидании должной реакции.

Я разочаровала ее, хладнокровно уточнив:

— Сверху — это откуда? С неба? Как горьковский Буревестник?

— Какой еще буревестник? — Джуля глянула с недоумением.

Я подавила вздох. Что за поколение выросло — даже программные классические произведения не знают!

— Не с неба, а с какого‑то этажа соседнего дома, — объяснила Джуля. — Или даже с крыши. Я не видела, откуда именно, только краем глаза заметила движение, а потом сразу услышала звук падения. Такой, знаете, бабах со шмяком, очень неприятный звук. — Она поморщилась.

— И что дальше? — поторопила я ее, чтобы не фиксироваться на неприятном бабахе со шмяком.

— И все. — Джуля развела руками и откинулась на подушку. — Я тоже упала. В обморок.

— Та-а-а-ак. — Я потерла лоб. — Ну, с обмороком все понятно, в твоем положении это нормально. А что касается другого упавшего тела…

— Когда я очнулась, его там уже не было! — Джуля снова округлила глаза.

— То есть оно просто встало и ушло? — скептически вопросил Боря.

Я отогнала мысль о зомби. Они так просто не уходят.

— Откуда мне знать! — рассердилась Джуля. — Что видела, то и говорю: какое‑то тело сверху прилетело, упало, а потом куда‑то пропало!

— Ух ты! Прям рэпом говоришь: то тело прилетело, упало и пропало! — восхитился Боря.

— А не могло ли тебе это померещиться? — осторожно спросила я. — Может, в небе просто крупная птица пролетела, утка, например, их на канале много. Ты увидела мелькнувшую тень, а остальное дорисовало твое воображение?

— А бабах со шмяком? — парировала Юля. — Звук точно был, и громкий! С таким никакая утка не падает, свалилось что‑то реально крупное!

— Лист фанеры или типа того, — предположил Боря. — Дом, о котором ты говоришь, многолетний недострой. Стоит ветшает. Ветер дунул — что‑то от него отвалилось.

— А никакого ветра не было! — забраковала годную версию упрямица.

— Пусть не ветер, могли дети забраться, пацаны любят опасные игры в заброшках и… — начал Боря, но не договорил — осекся, сообразив, что возвращает нас к пугающей версии об упавшем теле.

— Я знаю, что это было! — Я повысила голос, привлекая всеобщее внимание. — Рулон рубероида! Кто‑то ушлый полез в заброшку тырить стройматериалы. Нашел на крыше рубероид, тащить тяжелый рулон по лестнице поленился и без затей скинул его вниз, а потом подобрал.

Джуля немного подумала и признала:

— А вот это похоже на правду. И даже бабах со шмяком объясняет, рубероид ведь тяжелый, но упругий… Фух, отлегло. — Она обмахнулась ладошкой и неуверенно улыбнулась. — А я уже напридумывала себе…

— Все, успокойся и отдыхай, тебе нужно беречь силы и нервы. — Я встала и пошла к двери. — Всем доброй ночи и сладких снов!

Хорошо быть писателем, опытным сочинителем детективов — придумать убедительную версию не составляет труда. Признаться, никакой уверенности в ее правильности у меня не было, но беременная Джульетта успокоилась, а это главное.

Однако теперь, как в простеньком бабушкином заговоре «Икота, икота, перейди на Федота, с Федота на Якова, с Якова на всякого», беспокойство свидетельницы-очевидицы передалось мне.

А вдруг и правда кто‑то убился, упав с верхотуры? Или не вполне убился и даже убрался с места падения, но теперь где‑то лежит, нуждаясь в помощи?

Я позвонила мужу и сказала:

— Кыся, выйди на минуточку. Только Колюшу с собой не бери.

— Ты приглашаешь меня на свидание? — оживился муж.

— Вроде того. — Мне не хотелось объясняться по телефону.

— Что мне взять с собой? Плед, фляжку с коньяком?

— И фонарик. И аптечку из шкафчика в ванной.

— Как интересно… — Супруг заметно озадачился.

— Не то слово. Не тяни, выходи уже, я стою во дворе.

Колян не заставил себя долго ждать, и через пять минут мы уже любовались вышеупомянутым недостроем.

Романтикой от него не веяло. Веяло тленом и запустением. Ощутив это, муж спросил:

— Я не понял, зачем мы здесь?

— Видишь ли… — Я повернулась к нему. — Джуля утверждает, что видела, как из этого дома выпало тело.

— Живое?

— Да кто ж его знает. — Я почесала бровь. — Она не совсем видела, только краем глаза засекла падение чего‑то большого. А вот звук удара о землю услышала отчетливо, и это был, цитирую, «очень неприятный бабах со шмяком».

— Звучит пугающе.

— А то! Джуля и упала в обморок. А когда очнулась, ничего такого поблизости не увидела. Я, чтобы успокоить ее, предложила наименее криминальную версию: кто‑то свистнул с крыши рубероид, сбросил рулон вниз, а потом утащил его.

— Годный вариант, — одобрил муж и указал на просторные лоскуты полиэтилена и брезента, болтающиеся на четвертом и шестом этажах недостроя. — Необязательно даже рубероид.

— Необязательно даже рулон, — поправила я. — Это действительно могло быть тело. В местных пабликах пишут: месяца не проходит, чтобы кто‑нибудь не вышел в окно многоэтажки, у нас же тут общепризнанная столица тоски и депрессии, да еще и весна сейчас, у психически нездоровых людей период обострения. Давай осмотримся, вдруг увидим следы падения тела?

— То есть брызги крови и мозгов? — бестрепетно уточнил супруг, закаливший свою психику фильмами про зомби. — Они, конечно же, должны были остаться, но…

— Что?

— В таком случае не стоило бы нам тут топтаться, криминалисты будут недовольны.

— Хм. — Это была здравая мысль, отметать ее не стоило. — Тогда минуточку, я сделаю один звонок.

— Можешь не торопиться, я пока полюбуюсь природой, красота‑то какая! — Муж, явно не потерявший надежды на романтическое продолжение вечера, повернулся к недострою задом, к полю передом и демонстративно глубоко задышал свежим воздухом с ароматами юной дикой зелени — крапивы, подорожника и лопухов.

Теплые деньки в этом году подзадержались, на второй неделе мая даже случился снегопад, зато потом весна-красна решительно отвоевала позиции и твердо обещала их уже не сдавать. Огромное поле зазеленело, покрылось цветочками, и, хотя местами на нем еще стояли обширные лужи, оно почти готово было начать принимать любителей солнечных ванн с их ковриками и шашлычников с мангалами.

Я нашла в смартфоне контакт, обозначенный красиво и благородно: Чайковский. Но не Петр Ильич, разумеется, а Валерий Петрович. И не композитор, а участковый оперуполномоченный.

— Добрый день, Валерий Петрович! — приветствовала я его, на удивление быстро дозвонившись.

Участковый Чайковский не всегда встречает мои звонки с радостной готовностью.

— Здрасьте вам, неравнодушная общественность, — как обычно без восторга отозвался Валерий Петрович. И, наученный горьким опытом, сразу же уточнил: — А он точно добрый? Я имею в виду, этот день?

— Вечер уже. — Я уклонилась от прямого ответа и тоже спросила: — Скажите, вы, случайно, не получали сегодня сигнал о трагическом падении с крыши или верхнего этажа недостроенного дома на Соколовском бульваре?

— Я — нет. А вы? — забеспокоился участковый.

— А я получила, — призналась я, не ощущая никакой радости от того, что оказалась лучше информирована, чем специальная служба. — Но он какой‑то невнятный. Одна девушка вроде видела, как сверху что‑то свалилось, услышала характерный пугающий звук и упала в обморок. А когда очнулась — никакого тела не увидела.

— Ну, вы же знаете, как у нас заведено? Нет тела — нет дела! — повеселел Валерий Петрович.

— А если мы найдем? — умерила я его радость. — Мы тут хотим осмотреть место предположительного падения, вы не возражаете? Я бы не спрашивала, но мне подсказали, что мы можем затоптать важные следы…

— Кто подсказал, опять подруга? — перебил меня Чайковский.

— Нет, Ира сейчас не в Питере, я тут с мужем…

— И Николая втянули! — с осуждением заметил участковый. — Елена, неужели вам заняться нечем? Такой прекрасный весенний вечер, не ищите вы нам проблем!

— Я поняла вашу точку зрения, Валерий Петрович, спасибо, всего доброго. — Уже закипая, я закончила разговор и позвала мужа: — Кыся, иди сюда, неси фонарь. Никого, кроме нас, это тело не интересует.

— Меня, вообще‑то, тоже больше интересует совсем другое тело. — Колян потянулся меня обнять, но я ловко вывернулась и погрозила ему пальцем:

— Мы не за тем здесь!

— Это я уже понял. — Супруг вздохнул, включил фонарик и зачиркал лучом по полосе асфальта перед темной громадой недостроенной многоэтажки. — Куда конкретно светить?

— Без понятия, — призналась я. — Давай пойдем от одного угла к другому, освещая дорогу перед собой.

— Система — это хорошо, — одобрил муж.

Мы заняли первую позицию и двинулись к дальней оконечности протяженного недостроя, подсвечивая себе путь и внимательно глядя под ноги. Ничего крупнее окурков и пивных крышек не высмотрели, но не сдались и, дойдя до угла, развернулись обратно.

— Стоп! — внезапно скомандовал супруг и вовремя поддержал меня, покачнувшуюся на одной ножке. — Смотри, тут какие‑то темные пятнышки. Не брызги ли крови?

— Похоже. — Я присела и внимательно рассмотрела подозрительные кляксы. Протянула руку, чтобы потрогать, но передумала, встала и снова вынула из кармана смартфон.

— Пожалела бы ты Валерия Петровича, — проворчал Колян.

— Жалею, — сказала я и вызвала другого служивого — замначальника ГУВД одного прекрасного южного края. — Привет, Серега!

— Привет, у тебя что‑то срочное? — Голос старого друга с трудом пробился сквозь разливающуюся мелодию.

— Джо Дассен, — шепотом прокомментировал Колян, прислонившийся виском к моему, чтобы тоже слышать звуки из трубки. — У Сереги явно романтический вечер!

Я покосилась на него с укором — зачем говорить с такой тоскливой завистью, можно подумать, в нашей семейной жизни катастрофически не хватает романтики! — и зачастила, чтобы поскорее отпустить с миром телефонного собеседника:

— Серый, один маленький вопросик: как правильно собрать образец крови с асфальта?

Ласковый голос Джо Дассена заглушило короткое ругательство.

— Спокойно, мы все живы-здоровы, кровь чужая, возможно, совершенно посторонняя! — еще быстрее протарахтела я.

— В каком смысле — посторонняя? — Дассен сделался тише, Лазарчук — громче.

— В смысле, это не кровь жертвы.

— Жертвы чего?

— А ты умеешь задавать вопросы, полковник! — льстиво восхитилась я. — Жертвы чего‑то, мы еще сами не поняли. Давай я не буду сейчас грузить тебя лишними подробностями, просто скажи: если я соскребу с асфальта в пакетик немного окровавленной пыли, ее потом можно будет использовать для анализа?

— Скреби, — разрешил главный эксперт-криминалист региона. — Пакетик потом завяжи поплотнее и положи в холодильник, только не в морозилку.

— Да, не надо в морозилку, — слабо содрогнулся все так же прижимающийся ко мне Колян. — Там у нас запас отличных домашних пельменей…

— Все, Серега, спасибо, свободен, привет твоей прекрасной даме, мы вам больше не мешаем, — спешно откланялась я. Спрятала смартфон, порылась в карманах, глянула на мужа: — У тебя, случайно, нет при себе перочинного ножа?

— Почему это — случайно? — ответил тот с явной претензией. — Я же взял бутылочку вина, а к ней штопор в складном ноже, так что готов ко всему!

— Ценю, — коротко похвалила я и протянула руку за упомянутым инструментом. — А пакетика нет?

— Есть, но в нем конфеты. Пойдет?

— Побежит!

Я самолично открыла мужний рюкзак, нашла в нем пакетик с конфетами, вытряхнула из него содержимое и приготовилась наковырять засохшей грязи со следами крови.

— Погоди! — Колян остановил меня и защелкал мобильным, фотографируя предположительно кровавые брызги. Ушел с фонариком в темноту, покричал оттуда: — Тут есть еще такие капли! — Опять пощелкал, вернулся, подсветил мне, позволяя взять образцы. — Ну, теперь все?

— Теперь все. — Я встала, отряхнула запылившиеся коленки, глянула на нависающую над нами дырчатую громаду недостроенной многоэтажки. — Можно было бы залезть туда и пройтись по этажам, поискать, откуда что‑то упало, но это уже не в темноте.

— Ага, утро вечера мудренее, — с готовностью согласился муж и с намеком воздел штопор. — Так что, переходим к романтической программе? Только переместимся в поле, где нам никто не помешает.

— Не свалится внезапно на голову, — кивнула я, запоздало сообразив, что задерживаться у недостроя с предположительно падающими с него телами небезопасно.

— Я имел в виду не это, но данный риск мы тоже учтем, — пообещал супруг и по шаткому мостику увлек меня в заросли хрустящих молодых лопухов.

При правильном подходе и должном умении из молодых весенних лопухов можно выжать такой мелодичный хруст — куда там песням Джо Дассена!

Телефон запел, когда мы уже брели к дому.

— Слушаю, — томно проворковала я в трубку.

— Привет, ты как? Можешь не отвечать, по голосу слышу, что прекрасно, — протарахтела мне в ухо лучшая подруга. — Угадай, где я сейчас?

Я оценила богатую полифонию звуков живой природы: победный рык, топот, грохот падения, истошный визг и предположила:

— В диких джунглях, где еще не объявлено водяное перемирие?

— Почти угадала, — захихикала подруга. — Я у нашей московской родни! Привезла Горынычу башибузуков.

— Весенние каникулы вроде давно закончились?

Башибузуки — это Иркины девятилетние сыновья-близнецы, очень энергичные и предприимчивые отроки. А Горынычем подруга за глаза называет своих любимых родственниц, представительниц сразу трех поколений, обитающих в одной столичной норе, ой, квартире: бабушку, маму и сестру. Они съехались, когда мама развелась с мужем. Бабушка еще раньше овдовела, а сестра и вовсе никогда не была замужем. По характеру каждая из этих дам — командир в юбке, поодиночке они крайне утомительны, а вместе абсолютно непобедимы, и Ирка время от времени забрасывает к ним своих излишне свободолюбивых пацанов на воспитательную муштру.

— Каникулы закончились, но в школе объявили карантин по гриппу, прикинь, в конце учебного года, странно, да? Правильно говорят, весь мир сошел с ума, даже вирусы стали ненормальные…

— Сама тоже с ними останешься? — перебила я. — А то ведь от Москвы до Питера на «Сапсане» всего четыре часа. И тут о тебе только что кое-кто спрашивал.

— Кто-о? — Даже не видя подругу, я живо представила, как она приосанилась и накрутила на палец рыжий локон.

— Валерий Петрович Чайковский, помнишь такого?

— Ваш участковый? Как не помнить! Когда мы шмякнули ему на стол выловленный из болота портфель убийцы, у него было такое лицо — век не забуду! ^[1] — Подруга радостно захохотала, но быстро оборвала смех, сообразив: — Погоди-ка… У нас новая детективная история?!

— Похоже на то. — Я быстренько рассказала ей, что к чему.

— И ты не позвонила мне сразу же? — обиделась Ирка. — Думала обойтись без меня? Не выйдет! Все, заканчиваем разговор, мне надо срочно кое-что узнать.

— Пока, — усмехнулась я, вполне довольная разговором.

У меня не было сомнений: «кое-что», которое побежит выяснять подруга, — это расписание поездов на Санкт-Петербург.

Примечания

1

Читайте об этом в романе Елены Логуновой «Не плачь, Рапунцель!».