ВВ

Елена Терновцева

Две родственные души живут порознь и даже не знают о существовании друг друга, несмотря на след, который носят на себе с рождения.Желтые глаза, следуя подсказкам говорящих молчунов, ищут родные медовые глазки, а когда находят — упускают. На время ли?Это необычная и интересная история с длинным хвостом, вернее, с двумя…

Серия 2. Время для любимых

В тот день после обеда Коля остался работать дома. Мог себе позволить и пользовался этим довольно часто. Николай, как считали некоторые эксперты жизни, а по совместительству соседи неподалеку, вообще любил прохлаждаться дома, то есть был писателем. А писать — дело непыльное.

«Можешь отвлечься и подремать или кино посмотреть», — особенно часто так думала о Николаевом труде добропорядочная и сердечная гражданка, дама в годах и за стенкой — баба Тома.

Окна кабинета у Шубских выходили на кухню Тамары Петровны. А рабочий стол Николая и Маргариты был вплотную приставлен к окну.

«Да еще и яблоня эта, будь она неладна!» — частенько переживала соседка.

Сколько же неудобств бабушке доставляла кучерявая красавица Шубских летом! Все пыталась своими веточками закрыть милые хозяйские окна.

«Я встала, а он уже сидит, яйца пожарила — еще и не поднимался, суп сварила — до сих пор на стуле, в магазин сбегала, а он и поныне… Интересно, обедал хоть, нет? И так не может, видимо, физически работать, только сидя кое-что делает. Бедненький, еще же хилее будет», — мысли подобного рода не раз крутились в голове у бабы Томы.

Бедная Тамара Петровна! Как тяжело ей было: участливой женщине приходилось видеть, как неправильно живут люди.

«Вот жена досталась ему. Не беспокоится о нем, не заставляет вставать да ноги разминать. Я вот своего Генку берегу. Увижу, например, что спит без подушки, дак обязательно разбужу, неудобно же ему. Или газету сидит читает. А я смотрю на него и чувствую, что ноги у него затекли. Заставляю встать и походить. Охилел бы без меня Геннадий. Повезло ему со мной, не то что Николаю…» — в тот день не переставала выражать сочувствие заботливая соседка.

Если бы баба Тома в тот момент выглянула в кухонное окно, то она бы обрадовалась — Николай перестал печатать. Васька, сладко дремавший под тихое постукивание клавиш, проснулся, не смог спать — мечтательно-зевательный ритм сбился. Николай встал, задумчиво походил по комнате, затем подошел к зеркалу.

На этого «хиляка» можно было долго смотреть. Высокий, стройный, при этом мускулистый, с широкими плечами, за которыми прятались все те, кому он помогал. Глаза небесно-голубые. Ничем не разбавленные, никаких других оттенков и штрихов они принять не могли. В этом был весь Николай — «одного цвета»: любил ясность и определенность во всем и сказочную честность. И этого же ждал от других.

Чистые глаза оформляли черные красиво изогнутые брови. Даже борода мужчины была очень красива. У него не было времени ее постоянно оформлять, а она это чувствовала и сама росла аккуратно, стараясь лишний раз его не тревожить. А вот волосы его, густые и темные, росли жестковатыми — ну хоть какая-то колючесть присутствовать была должна. Он же Коля, да и вообще человек.

С минуту посмотрев на себя в зеркало, Николай повернулся к Ваське. Хотел что-то сказать, но не стал. Недавно проснувшийся это заметил.

«Наверное, у него было желание…» — подумал Васька.

Николай подошел обратно к столу и сел. Снова взялся за ноутбук и стал отбивать ритм.

В тот момент Вася спать уже не хотел. Он смотрел на Колю и думал, что он вновь лежал… на мягком и теплом. Так же, как еще недавно у Антонины Сергеевны. У нее, кстати, тоже был ноутбук. И тут Васька вспомнил, как не так давно он и Валерий Николаевич пробирались в Колин кабинет.

— Может, не надо? — уговаривал тогда Васька Валерия Николаевича.

— Конечно, не надо, но необходимо. Хочу тебе кое-что показать. Вот мы с тобой часто говорим о стихах. Я тебе рассказываю, что помню из Колиного… или из Заречного. Давай же покажу, куда их Коля складывает. М?

— Что складывает? — не понял Васька.

— Ну стихи. Хочешь? — настаивал Валерий Николаевич.

— Очень хочу, Валек, но боюсь.

— Не бойся. Ты же бывший хулиган. Да и это ради искусства. Мы должны разбираться во всех тонкостях дела. — И они пошли на вылазку.

— Дак это же ноутбук! — заметил Васька.

— Да, а ты откуда знаешь? — удивленно спросил Валерий Николаевич.

— У Антонины Сергеевны дома такой. Она по нему звонит.

— По такой гигантской раскладушке? Кому? Великанам? — улыбнулся Валерий Николаевич.

— Нет, — расстроился Васька. — Детям и внукам.

— Да знаю я. Шучу, не обижайся. Коля тоже так звонит по делам. И бабушка с дедушкой еще нам звонят часто, хотят на меня посмотреть да на Макса с Сашкой. А кстати… Ты же говорил, что родные у Антонины Сергеевны живут недалеко?

— Да, так и есть, Валек, — грустно произнес Васька. — Здесь рядом. Да у них и машина есть. Но почему-то звонят только, а приезжают очень-очень редко. Я видел их только два раза за все время, которое я с ней живу. Каково моей сосчастливице, а? Я хоть и не сильный любитель объятий, но даюсь же. Ей необходимо внимание. Да и уважаю я ее.

— Во-о-от, Василек. В этом некоторые люди. Я вот при всей своей занятости всегда нахожу время и позволяю мальчишкам, Коле и Марго себя погладить. Это же четверых надо обойти! А если еще бабушка с дедушкой приезжают… Понимаешь, для любимых всегда должно найтись время. Всегда. Ты же еще помимо Антонины Сергеевны находишь время для Шустрика! А… ты не такой простой, Василий, — заметил Валерий Николаевич, — продвинутый — в технике разбираешься.

— Да, — смущенно и кротко промолвил Васька. — Почти за два года с Антониной Сергеевной я многому научился. А потом и ты, конечно, меня учишь.

Валерий Николаевич засиял и добавил:

— Спасибо. Я немного отвлекся. Вот в этом ноутбуке, Василек, стихи и живут. Коля пишет, затем мне читает. Люблю стихи… — мечтательно прошептал он.

Вспомнив тот случай, Васька улыбнулся.

Жаль, не было Валька рядом. Коля раньше все время читал Валерию Николаевичу то, что сочинил. Тот бы оценил. А Васька? Нет, он не тонкая натура, он только тянется к прекрасному. Он привык к холодным улицам. А на улице на стихи не выделить много времени. Это в настоящее время Васька уже кое-что понимает. А пару лет назад он знал только про поэта Заречного, хотя при этом так мало слышал из его творчества. Только Валерий Николаевич основательно познакомил Ваську с произведениями этого известного поэта, а до этого были в основном отрывки и пересказы.

Несмотря на то, что теплые руки и слова грели Ваську уже почти два года, не считая последнего месяца, год на улице оставил рубец на его сердце. Это с дедом Павлом он поменял улицу на дом, но длилось это недолго. А за пару лет тепла Васька был обязан уже своей сосчастливице Антонине Сергеевне. Ее он вспоминал с нежностью, благодарностью и грустью. Это она положила конец скитаниям маявшейся души — взяла его, годовалого парня, к себе.

А что было до? Васька был предоставлен сам себе. Он не помнил многого из своего детства, но при этом многое само автоматически врезалось ему в душу. Так, он смутно помнил маму. Вернее, только ощущения тепла, любви и спокойствия. А потом остался один. Почему? Он вспомнить не мог.

Затем он, малыш, встретил их. Сколько их было, Васька точно не знал.