Долина падающих птиц

Елена Филон, 2019

Я придумала Его в самые сложные часы жизни, когда балансировала на краешке доски, готовясь упасть в пропасть. Я придумала Его, как награду за мучения. Как временное укрытие. Как укол обезболивающего, перед конечной остановкой в Аду. Я придумала Его. Я создала Его. Я полюбила Его… Мальчика с ангельской внешностью и чёрной дырой вместо сердца. Он был моей любимой выдумкой, а стал кошмаром наяву. Ведь стоило лишь перестать нуждаться в нём, и моя ожившая фантазия постучала в дверь, нагло ухмыльнувшись и беспощадно выставив счёт.

Глава 4

Смешная девочка с косичкой, платье в рюши.

В глазах искрится солнце, на носу веснушки.

Смешная девочка в руках синичку держит.

А злобный голос в голове приказы шепчет.

«Убей ею — получишь отпущенье».

Не дрогнула рука.

Синичка в небо улетела,

А девочка мертва.

***

— Ты любишь животных, верно, Ника?

— С чего взяли?

— Я изучила твои рисунки, — с несколько секунд поколебавшись, отвечает Ева и вытаскивает лакированного чёрного чемоданчика стопку хорошо знакомых мне бумаг. — Ты любишь рисовать животных и… и портеры людей, я права? — спрашивает об очевидном.

— К чему вы ведёте, Ева? Вряд ли хотите, чтобы я и вас нарисовала, — поднимаю на доктора тяжёлый взгляд. — Говорите прямо, ни к чему заходить издалека.

Между бровями Евы появляется неглубокая морщинка, глаза слегка сужаются, а на лице проступает нечто очень похоже на беспокойство. Хм-м. Она беспокоится? За меня?..

— Как ты спала, Ника? Выглядишь…

— Я не спала, — отрезаю. — Не смогла уснуть. А что? — пожимаю плечами, и на запястьях звенят наручники, которые в этот раз охрана не соизволила с меня снять.

Доктор тихонько выдыхает, видимо пытаясь смириться с моим сегодняшним настроением, затем вытаскивает из середины стопки один из рисунков и демонстрирует мне.

— Эти собаки, — говорит со всем спокойствием, — питомцы Августа, верно? Ты упоминала о них вчера.

На небольшом клочке бумаги карандашом и не особо аккуратно изображены два чёрных скалящихся во все зубы добермана.

— Питомцы? — мрачно усмехаюсь. — Питомцев обычно любят. А у Августа… с этими тварями были, скажем так, особые отношения.

— Какие?

— Не знаю, — дёргаю плечами. — Напряжённые. Как-то так.

— Напряжённые? — переспрашивает для чего-то. — Не расскажешь об этом поподробнее. Пожалуйста.

— Скорее они контролировали Августа, чем он их. Собаки следили за тем, как хорошо он выполняет свою работу.

— Вот как, — кивает, будто понимая меня. — И как их звали? Этих собак.

— Никак. У них не было имён. Каждый раз Август обращался к ним, как в голову взбредёт. Считал это забавным. У него странное чувство юмора, знаете ли.

Доктор выдерживает паузу, откладывает рисунки на край стола, сцепливает пальцы в замок и смотрит на меня со всем вниманием:

— Расскажи, что случилось потом. После того, как Август появился в твоей квартире.

— Я велела ему убираться.

— Но он, конечно же, не стал тебя слушать?

— Август в принципе не склонен к тому, чтобы кого-либо слушать и слушаться, — тяжело вздыхаю и устремляю взгляд в пол. — Сложно было взять себя в руки. Я пыталась отрицать факт его присутствия. Закрывала глаза, зажимала уши, пыталась заставить себя поверить в то, что вновь словила очередную галлюцинацию, но…

** ** **

— Тебя здесь нет. Тебя здесь нет. Тебя не-е-ет… — дрожащим голосом шептала себе под нос, так, чтобы Дина не услышала. Чтобы не стала свидетелем моему безумию. Я до последнего не хотела втягивать в этот кошмар свою лучшую подругу. Но — дура, — не учла тот факт, что кто-то другой уже сделал это за меня. Август втянул Дину в свою игру ещё раньше, чем пришёл ко мне.

Поднявшись на ноги, бродила по комнате из стороны в сторону, глаза мои были закрыты, ладони с силой прижаты к ушам, а затем… затем Август преградил мне путь, схватил за запястья и резко опустил мои дрожащие руки.

Дыхание моё застыло на вдохе, внутри всё стянулось в тугой узел. Смотрела на него огромными глазами, в которых вовсю щипало от накатывающих слёз, и… и чувствовала тепло его пальцев на своей коже. Я чувствовала его… как и в тот раз. Моя галлюцинация была слишком реальной, самой настоящей, из плоти и крови!

Думаю… именно в тот момент, именно во второе его появление, будучи на грани от нервного срыва, будучи в диком ужасе от происходящего, я неосознанно пришла к выводу, что если и дальше буду отрицать факт его существования, то свихнусь гораздо быстрее, нежели смирюсь с его присутствием. Поверить в то, что мальчик, который был моей выдумкой, вырос и пришёл за расплатой — было единственным выходом, чтобы окончательно не рехнуться.

В чёрных, как два оникса глазах, играли опасные чёртики, губ касалась ехидная ухмылка, а пальцы всё сильнее сжимались на моих запястьях… Становилось больно.

— Ты не можешь причинять мне боль, — стоило лишь подумать об этом и слова сами нашли выход изо рта. Тихие, слабые, без капли уверенности.

Ухмылка на губах Августа стала ярче; его забавляла моя реакция, ему нравилось чувствовать власть над ситуацией. Чувствовать власть надо мной.

— Разве я делаю тебе больно, Рони? — зловещим шёпотом, и его горячее дыхание коснулось кожи.

Вздрогнула, веки невольно опустились, а по коже побежали мурашки.

— Разве-е-е? — повторил ласковым и одновременно таким жутким голосом, что внутри всё задрожало от страха, волоски на шее встали дыбом.

Я старалась не шевелиться… нет, думаю, я просто была на это не способна. Тёплыми пальцами он скользил по моим обнажённым рукам, поддел бретельки топа, что едва прикрывал грудь, и нарисовал невидимые дорожки на ключице, затем на шее… Медленно. Слишком медленно. Издеваясь.

Шаг, всего мгновение, и Август оказался позади меня. Крепкие ладони легли на подрагивающий живот, горячие губы коснулись изгиба шеи, и я невольно вздрогнула, до скрипа сжав зубы.

— Как давно тебя касался мужчина? — прошептал на ухо, намеренно задевая мочку губами и тем самым пропуская сквозь меня разряды электричества.

От грани до грани: мне было безумно страшно, но, в то же время, каждое его прикосновение рождало во мне что-то новое, что-то, что позволяло чувствовать себя другой — живой, наполненной.

— Ник! Ты там что?! Уснула, а?! Подожди! Я скоро! Теперь понятно, кстати, почему переронни была на акции, чёрт! — раздался голос Дины из туалета, и я вздрогнула с новой силой, пришла в себя, словно вышла из некого дурного транса.

Дёрнулась вперёд, желая лишь одного — сбежать, отстраниться. Но руки Августа капканами сомкнулись теле; рванул назад, ударив лопатками о твёрдую грудь, и сжал меня с такой силой, что дышать стало трудно.

— Отпу…сти. Отпусти, — пробормотала невнятно, дрожа с ног до головы.

— Брось, тебе не больно. Я не могу причинять тебе боль, — раздался его насмешливый низкий голос. — Ты ведь этого хочешь… Рон-и-и. Тебе нравится это. Я чувствую, меня не обманешь. Кого угодно, но не меня.

Ладонь вновь коснулась живота, пальцы рисовали круги, плавно двигаясь вверх, забираясь под топ. Дыхание становилось громче, отрывистей. Внутри всё протестовало, ходило ходуном, в голове завывала сирена, мысли превращались в липкую паутину, а тело меня предавало.

Кому, как не Августу я могла позволять себя касаться? Только перед ним я могла быть собой, могла говорить, что думаю, могла не стесняться чувств и не стыдиться многочисленных шрамов. Кого, как не Августа я могла любить, если он был моим ожившим идеалом?.. Кого, как не Августа я могла так горячо ненавидеть, ведь его жестокость, его бесчеловечность, как в итоге оказалось, не знали границ.

Только рядом с ним чувства и ощущения обострялись. Только Август мог дать мне то, чего никто в этом мире не мог дать… Он делал меня живой. Глубоко противоречивые эмоции, что я испытывала в его присутствии, делали меня живой.

И лишь одно меня останавливало от прыжка с обрыва…

— Не смей её трогать, понял? — прошептала, вкладывая в голос все имеющиеся у меня силы. — Не смей трогать Дину.

Ладонь Августа замерла на моей груди. Сквозь тонкую ткань лифчика пальцы сжали твёрдую вершинку, горячие губы коснулись чувствительно кожи за ухом и оставили короткий обжигающий поцелуй.

Проклятье…

Изо рта невольно вырвался шумный выдох, и я поняла, что теряю остатки самообладания. Иду на поводу у собственного безумия, позволяя Августа делать со мной это.

Боже… выдуманный мною мальчик, делает это со мной.

— Волнуешься за свою подружку? — тёплое дыхание опалило кожу. Большая мужская ладонь настойчиво сжимала грудь, пальцы забирались под тонкую ткань лифчика и…

… и больше всего на свете мне хотелось, чтобы это прекратилось.

Как и больше всего на свете хотелось, чтобы Август не останавливался.

— Тогда отпусти меня, Рони, — утробным рычанием на ухо. — Отпусти, верни мою свободу и, даю слово, твоя подружка не пострадает. Всегда можно договориться.

Только тогда, услышав, как он угрожает моей подруге, во мне что-то щёлкнуло, сработал некий внутренний переключатель, и словно пелена с глаз упала!

«Что я творю?..»

— Отпусти. — Очередная попытка сбежать вновь провалилась. Хватка Августа стала крепче, движения рук, которыми он ласкал моё тело, увереннее, решительнее. Грубее. — Что ты со мной делаешь? — прошипела сквозь сжатые зубы. — Как ты это делаешь?

— Делаю… что? — лениво, с насмешкой в голосе протянул, забираясь пальцами за резинку моих домашних штанов. — Как делаю тебе приятно?

— То, как внушаешь мне это.

— Внушаю? — насмешка в голосе стала сильнее. — Глупышка… я всего лишь даю тебе то, что ты так глубоко спрятала внутри себя. Вытаскиваю из тебя твою истинную сущность. Тебе же нравятся мои ласки, не отрицай. Иначе… я бы просто не смог идти против твоего желания, — такие правила, ты это знаешь.Ты… их придумала.

— Тогда я не хочу. Отпусти. Не смей меня трогать. Отпусти! Я приказываю!

Холодный дьявольский смех пронёсся по комнате, а в следующий миг пальцы Августа впились в предплечья и он круто развернул меня к себе лицом.

Черты его ожесточились, глаза опасно блестели.

— Убирайся, — почти беззвучно, дрожа с ног до головы пробормотала. — Убирайся, Август и больше никогда не приходи.

— Серьёзно? — уголок губ дрогнул в гадкой ухмылке. — Думаешь, я по собственной воле давлюсь твоей компанией, а, Рони?

Резко дёрнулся, завёл ладонь мне за шею и грубо притянул к себе, припав лбом к моему лбу.

— Хочешь, открою тебе маленький секрет? — зашипел в лицо.

Я промолчала.

— И всё же… расскажу, — хмыкнул. — Видишь ли, Рони, дело в том, что я здесь, в твоей квартире, рядом с тобой, трогаю тебя, говорю с тобой… только по одной единственной причине… Не потому, что Я так хочу. А только потому, что ТЫ мне это позволяешь.

— Неправда… — почти беззвучно.

— О, правда, Рони. Правда! Разве я врал тебе когда-нибудь? — невесело усмехнулся. — Все твои внутренние демоны рвутся наружу, когда я рядом с тобой. И ты не можешь их прогнать, потому что ты не хочешь их прогонять. Ты не хочешь прогонять МЕНЯ! Ты всё ещё нуждаешься в моей помощи, в моей поддержке, в моей силе. Все эти пять лет… ты ни на день меня не забывала. Дурочка. Так и не смогла найти в себе силы. Я буду рядом, Рони, так долго, пока ты ТЫ мне это позволяешь. Потому что ты зависима от меня. Я — твоя слабость. И так было всегда. Но с этим пора заканчивать!

— Я не нуждаюсь в тебе, — голос мой звучал громче, хоть и внутренности с каждой секундой всё сильнее сжимались в ледяной комок. — Я не верю в тебя, Август. Ты — плод моего воображения. Не больше.

— Хм… — отстранился и скривил губы в ядовитой ухмылке. — А плод твоего воображения может… вот так? — лёгкое движение головой, и настенная полка нагромождённая стопками книг и журналов, в ту же секунду с грохотом полетела на пол. А ещё секундой позже из туалета донёсся перепуганный до смерти визг моей подруги:

— ТВОЮ МА-А-АТЬ! Какого чёрта у тебя там происходит?! Что это было?!! Ника-а-а!

Я была настолько шокирована, что была не в силах ответить Дине. Но желание предотвратить встречу Дины с Августом оказалось сильнее внутренних страхов, и сама того от себя не ожидая я вдруг бросилась к Августу, ударила ладонями по его груди и разъярённо зарычала, чтобы он немедленно убирался из моей квартиры и больше никогда не смел здесь появляться!

— Что тебе надо?! Свобода? — шипела, глядя в его расслабленное лицо. — Забирай её! Забирай и убирайся! Навсегда! Я не держу тебя! Ты не нужен мне! Я не нуждаюсь в тебе! Пошёл ВОН!!!

Да, я лгала. Но на тот момент не понимала того, как сильна была моя ложь. Я верила в неё. Верила в то, что говорю чистую правду! То, что чувствует сердце! Думала, что Август — просто кошмар свалившийся на мою голову и меньше всего на свете я хочу, чтобы этот кошмар продолжался.

Но…

Я могла обмануть, кого угодно, но только не Августа. Ведь если бы я искреннее, от всей души, хотела от него избавиться, забыть его… он бы никогда не нашёл дорогу ко мне.

— Для этого я, собственно, и здесь, Рони, — нагло ухмыльнулся, мягко обхватив мои запястья пальцами. Поднёс к лицу и прижал кулаки к своим щекам, словно прося о ласке. — Я хочу, чтобы ты отпустила меня. По-настоящему отпустила… пока ещё не поздно. Поверь, меньше всего на свете я хочу заставлять тебя испытывать угрызения совести, но… может получиться так, что ты не оставишь мне другого выбора.

На последнем слове его взгляд устремился поверх моей головы, и я прекрасно понимала, что стало тому причиной. Дина.

— Вот это жесть… — прозвучал её озадаченный голос, и мимо нас с Августом проехала моя подруга в инвалидном кресле. — Как она оттуда свалилась-то?

В горле стоял ком, а язык, казалось, прирос к нёбу, так что я была не в состоянии ответить. Понимание того, что Дина не может видеть Августа, что прямо в ту минуту прожигал её опасным взглядом, стало последней каплей во всём этом безумии. Голова резко закружилась, перед глазами заплясали тёмные пятна, и я без сил опустилась на пол.

В ушах гудело.

— Эй?! Что с тобой? Ника! Что с тобой, спрашиваю? Плохо? — бросилась ко мне Динка.

— Н-е-ет, — я слабо закачала головой. Меньше всего на свете хотелось давать Дине новую причину для беспокойств. Их и так было слишком много.

А в это время Август, с видом, словно предвкушая, сколько ужасных вещей может сделать с Диной, обходил её по кругу и пожирал взглядом.

Я была не в силах на это смотреть. Была не в силах принимать это, мириться с этим… Я не могла допустить, чтобы по моей вине с Диной случилось что-то плохое.

— Что я должна сделать? — прошептала, смиренно глядя на Августа.

— Что? В смысле? Куда ты смотришь? Эй, я здесь, аллё! — тут же подхватила Динка, и её ладонь оказалась на моём лбу. — Странно. Жара нет. Знаешь, подруга, думаю, тебе стоит прилечь. Принесу воды.

— Какая хорошая у тебя подруга, — цинично усмехнулся Август, глядя в отдаляющуюся спину Дины. — Днём с огнём таких не сыщешь, верно?

— Что я должна сделать?! — повторила громче и яростнее. — Говори и убирайся!

Август сделал шаг ко мне, присел на корточки, и мне пришлось сжать зубы и прикусить язык, чтобы никак не отреагировать на то, что его ладонь коснулась моей щеки.

— Ну сколько раз ещё мне повторять, глупенькая? — вздохнул, словно очень-очень расстроен. — Верни то, что принадлежит мне, и я оставлю тебя в покое, обещаю. Время поджимает, Рони. Скоро стукнет пять лет с того дня, как ты меня создала. И если до этого времени ты наконец не поймёшь, что больше не нуждаешься во мне, всё начнётся с начала, отсчёт пойдёт заново и тогда… придётся мне быть твоей тенью ещё целых пять мучительных лет… И если ты допустишь такую оплошность, Рони, страшно представить… как сильно я буду расстроен, и во что от обиды могу превратить твою и без того убогую жизнь. — Придвинулся ближе и зашептал в самое лицо: — Возненавидь меня, перестань нуждаться во мне, Рони. Искренне и от всей души. Иначе… я помогу тебе это сделать. Ну, что ты, девочка моя, — улыбнулся без капли нежности и провёл костяшками пальцев по моей мокрой от слёз щеке, — не такой уж я и садист, у тебя ещё есть время. Постарайся, ладно?

— Почему — пять?.. — одними губами произнесла, чувствуя себя совершенно опустошённой. Не знаю, почему я задала именно этот вопрос из десятков возможных, но… я чувствовала, что ответ на него крайне важен.

Глаза Августа в подозрении прищурились:

— Неужели… правда, ничего не помнишь?

— Что именно я должна помнить?

— Хм… Действительно. Не помнишь, — произнёс с глубоким разочарованием, выдержал паузу, которая по ощущениям длилась вечность, а затем вдруг обхватил моё лицо ладонями, притянул к себе и коротко, но с силой с жаром прижался губами к моим губам. — Не бойся, Рони, — прошептал, слегка остранившись, — я не Филип… я не смогу взять тебя силой… даже если очень этого захочу.

Когда в комнату вернулась Дина, Августа в ней уже не было.

— Ну ты как? — поинтересовалась с беспокойством, после того, как заставила меня выпить полстакана воды. — Полегче стало?

Неуверенно кивнула и на ватных ногах поплелась к кровати.

— Ну а я что говорю? — фыркнула сзади Дина. — Это всё грёбаная пепперони виновата, отвечаю! О! А это ещё что? Подарок? Кому? Мне-е-е? — протянула вдруг, и я так круто развернула к ней голову, что хрустнули шейные позвонки.

— Не открывай! — успела лишь вскрикнуть, но Дина уже сорвала бант с маленькой красной коробочки, что держала в руках, и заглянула внутрь.

***

— Тот подарок оставил Август? — спрашивает Ева, явно впечатлённая детализацией моего рассказа.

— Да. Кто ж ещё? Август пытался надавить на самое больное, вспороть старые раны, заставить меня начать испытывать к нему то же самое, что когда-то я испытывала к Марго и Филипу. Он хотел стать для меня одним из тех, кого я всей душой возненавижу, но… Август ошибался. Таким образом, он бы никогда и ни за что не смог обрести желанное освобождение.

— Твоя любовь была к нему настолько сильна, Ника?

— Любовь? — мрачно усмехаюсь. — Это зависимость, Ева. Это как наркотик, даже хуже. Им можно плеваться, можно давиться отвращением, душиться злобой… но от него ни за что нельзя отказаться, — просто не сможешь, силы воли не хватит. Это болезнь. И цена выздоровления была слишком высока.

Ева выдерживает паузу, глядя на меня глубоко задумчивым взглядом, затем негромко прочищает горло и возвращается к предыдущей теме:

— Так что же находилось внутри коробочки, Ника?

— А разве вы не знаете? — я с горечью усмехаюсь, отводя взгляд от раздражающе спокойного лица Евы. — Или вы думаете, это было моей идеей хранить лезвие в подарочной коробке украшенной милым атласным бантиком?

К лезвию прилагалась записка:

«В память о лучших днях твоей жизни».