Кафар

Елизавета Бам (2024)

В Москве на рубеже тысячелетий пересеклись пути незадачливой копирайтерши, ленивого рекламного агента, дизайнера-любителя, авантюриста, вернувшегося из Франции, недавнего репатрианта, разочаровавшегося в Израиле, и официантки из ночного клуба. Объединило их то, что вместе они решили выпускать свой журнал. Получилась ли из этого история успеха? Нет. Зато получилась история с ограблением, история с убийством и история любви с неожиданным финалом.

Глава 2

— Катя, ты понимаешь, сейчас в России возможно выпускать только два вида журналов: для супер бедных и супер богатых. Для середнячков не канает — их просто нет. А богатые и бедные, это, в принципе, одно и то же. Это люди, которым все пофигу. Потому что у одних бабло из всех карманов вываливается и они знают, что могут себе все позволить, потому что не убавится, а другие тоже не особенно парятся, потому что знают, что хуже уже не будет.

— И что? — Катя грустно смотрела на свои бумажки.

— И что? И то, что мы будем делать экстремальный журнал для богачей и нищих. С этого и начнем: «Денег масса. Они лезут из всех щелей. Или вы не видели денег вообще уже несколько месяцев. И то и другое — две стороны одной монеты. И с тем и с другим пора смириться». А журнал так и назовем: «Богач-бедняк». Как, кстати, это будет по-французски?

— Понятия не имею. Что-то вроде «риш-повр». А зачем тогда нам нужна французская тематика в журнале? Причем она здесь?

— При том, что надо запузырить еще какую-нибудь фишку. Франция — идеально! Сделаем французское название, рубрикатор на французском, даже можем подрисуночные подписи делать на французском. Английский уже всем приелся, немецкий — немного некутюрно смотрится, а вот французский — очень даже цепляет.

— Ага. При том, что половина народа не сможет это все правильно произнести.

— Да, плевать, пусть хоть они вообще читать не умеют! Ты же не книжки пишешь, черт возьми, а сраное СМИ. Под журнал для богатых и нищих нам кто угодно даст денег. А французское оформление — так это ж просто красная тряпочка для спонсора. Ну что ты тут написала? «Интерес к Франции как к политическому и экономическому партнеру сильно возрос после встречи Путина и Жака Ширака. В культурной сфере происходит замещение французской культуры от «кино не для всех» до «для широкого круга всех возрастов». Франция перестает ассоциироваться со страной, ставшей последним приютом для русской интеллигенции. В глазах молодого поколения она становится неизведанным интересным самостоятельным государством. Проспекты туристических агентств не дают полного представления об этой стране». Какая, к черту, дружба Путина с французским народом и приезд Ширака в Москву? Все уже во Франции этой сраной побывали. Все на Эйфелеву башню попялились. Париж увидели — никто не умер. От этого надо отталкиваться. Типа «заведи Францию у себя дома».

— Ну есть еще новые русские, которые французский учат. На курсах, где я преподавала, они просто пачками ломились. Особенно жены. Делать им особенно нечего, так они учат френч. А, главное, знаешь, зачем? Не чтобы по Каннам мотаться, там они все равно только пальцами тыкают, а чтобы, придут к ним вечером гости, а они им в дверях «bonjour».

— Епть… я так от этого языка во Франции затрахался, слышать его больше не могу… Если бы какая-нибудь фря мне в гостях такое слово сказала, зарубил бы ее на месте… Так, короче, надо закругляться. Я тогда сам все напишу, фишку придумаю, концепт, деньги посчитаю. От тебя только — название и рубрикатор на французском. И манки про то, откуда мы будем брать информацию — типа насчет будущего штата там пошуруй. Кто у тебя про что писать может, ясно?

Катя погрузилась в размышления о том, почему она никогда не могла сказать Лене о том, что он — долбанутый идиот, а она сама — серьезная девушка и не хочет с ним связываться.

С Леней она познакомилась три года назад, когда ковыляла домой. Впереди шел молодой человек в черных джинсах, который вдруг резко обернулся и спросил: «Вы не в этом подъезде, случайно, живете?». «В этом», — ответила Катя, на что строгий юноша широким жестом открыл дверь и предложил: «Тогда зайдем?». Потом они сидели на лестнице, пили пиво и курили, хотя Катя была в каком-то элегантном костюме, блузке и даже, кажется, на каблуках. За первые пять минут разговора Катя узнала, что молодого человека зовут Леня, что он имеет французского дедушку, сбежавшего еще в 70-е от семьи из совка, который спит и видит, чтобы пригласить внука на вечное поселение и полный пансион, что Леня учился во ВГИКе и вообще человек умный, умеет отличать истину от фальши и пошлое от прекрасного. Поэтому Катя — несомненно прекрасное создание, вполне достойное того, чтобы стать верной боевой подругой будущему французскому гражданину.

— Ну и как тебе Леня? — спросил вечером брат, глядя на Катину расслабленную нижнюю челюсть.

— Откуда ты…?

— Это мой приятель. Лепший кореш, можно сказать. Мы с ним вместе церкви грабили, то есть занимались антиквариатом. Ему очень хочется жениться, притом выгодно, вот я подкинул ему идейку насчет тебя.

— А что во мне такого выгодного?

— Ну, смотри. Квартира у нас с тобой большая, недалеко от центра. Родителей нет, так что с тещей проблем не будет. Бабушка того и гляди откинется, так что еще одна хата перепадет. Ты девка умная, без комплексов — жить с тобой вполне можно.

— А я что с этого буду иметь?

— Любящего французского дедушку. Леня говорит, он сидит на миллионах. Ты его очаруешь, и обеспечишь нам светлое будущее.

— Нам?

— Конечно. Кроме того, у Лени всегда есть, что покурить. Идеальный муж.

Катя обещала подумать. Но она, как обычно, думала так долго и так обстоятельно, что расстроенный Леня, в конце концов, один укатил в Монпелье, на прощанье сообщив ей, что она все-таки «баба с гнильцой».

Незадолго до этого Катя как раз вписала в квартиру Ростика, приехавшего в Москву с одной зубной щеткой. Ростик кидал куриные кости из окна, а посуду мыл, складывая тарелки в унитаз и нажимая на спуск. Первую неделю он провел в размышлениях, кем же ему все-таки стать: писателем или рок-звездой.