Кафар

Елизавета Бам (2024)

В Москве на рубеже тысячелетий пересеклись пути незадачливой копирайтерши, ленивого рекламного агента, дизайнера-любителя, авантюриста, вернувшегося из Франции, недавнего репатрианта, разочаровавшегося в Израиле, и официантки из ночного клуба. Объединило их то, что вместе они решили выпускать свой журнал. Получилась ли из этого история успеха? Нет. Зато получилась история с ограблением, история с убийством и история любви с неожиданным финалом.

Глава 9

Ростик сидел на кухне и медленно размешивал чай в сахаре. Господи, во что она превратила квартиру? Неужели они с братом все эти два года целеустремленно ее засирали, метр за метром? В коридоре обои висели клочками, качаясь, как лианы. Кусочек Катиной комнаты, который он с содроганием разглядел через приоткрытую дверь, встретил его смесью грязного белья, табачного дыма и пыли. Только на кухне можно было хоть как-то существовать, наверное, потому что посуда была вымыта, и если не обращать внимание на грязный пол, крошки на скатерти и груды пакетов с мусором, то можно было даже наслаждаться чаем. Но не Катиным обществом.

Сейчас Ростик даже не очень хотел на нее смотреть: волосы спутались и выцвели, лицо заплыло, не сильно, но достаточно, чтобы его черты стали какими-то смазанными и даже вульгарными. Один глаз слегка покраснел и косил.

— Признайся, ты же все-таки любишь мою жену? — спрашивал через два месяца Гиви.

— Да, честно говоря — не очень. То есть, между нами ничего не было. Не в моем вкусе.

— Да ладно заливать. Я знаю, что было. Я видел. Вы думали, что меня нет, а я пришел. Правда, очень тихо. Но это не важно, ты не волнуйся. Я же знаю, что ты был ее хахалем и она до сих пор к тебе неровно дышит. Честно говоря, Ростислав, из всех любовников моей жены, ты — самый приятный.

— Э,э, Гиви… спасибо, конечно. Только ты не думай — у меня с Катей все.

— Нет, это ты слушай! Ты ее любишь, нет? Это же видно. Ты торчишь у нас целыми днями, а то от приглашений отказываешься. И вообще — зачем ты вернулся? Катя говорит, что ты в Израиле неплохо поднялся. Не охранником же работать? Ты ради нее вернулся.

— Ну не совсем.

— То есть как не совсем?! Жену мою обижаешь?

— Да нет. Гиви, только пойми меня правильно, я считаю, что твоя жена, то есть, Катя… ммм… бог.

Гиви минуту дергал себя за нос.

— Катя — богиня?

— Ну, если хочешь, пусть богиня, хотя это звучит несколько обидно, ты не считаешь? Как секретарша или врачиха. Я бы предпочел более нейтральное определение: женщина-бог. Или бог-самка.

Гиви сглотнул.

— Бог-самка? Катя? Во имя бога-самца, с чего ты взял этот бред?

— Понимаешь, когда я оказался впервые в Москве, я думал, что не доживу до утра. И тут появилась она: из снега, из звездной пыли, я уж не знаю, из чего. Она меня спасла, буквально выхватила из лап смерти.

— Эй, ладно. Кончай свою поэзию за две копейки. Она его домой отвела и чаем напоила, а он уже готов приносить ей человеческие жертвы…

— Да не в этом дело! Понимаешь, Катя — для меня стала каким-то ориентиром, символом, когда я с ней познакомился, я полностью изменил свой мир. Я уверен, что только поняв ее, я смогу понять самого себя. Не в этом ли функция божества? Не к этому ли должен стремиться каждый?

— И как по-твоему, человек пытается познать бога?

— Делая кривое прямым, грязное чистым, а больное — здоровым. — флегматично ответил Ростик. — Я знаю, что Катя заставляет других делать это. Она не добрая и не умная, но рядом с ней ты становишься мудрее, а многие вещи видишь более ясно. Я только начал понимать, как у нее это получается… вот… а потом я уехал.

— А чего ты уехал-то?

— Да надоело мне в Москве. Зима опять приближалась и мерзнуть не хотелось.

— Значит, улетел за птицами?

— Вроде того. Ну в общем, сам знаешь — в Израиле мне жутко не понравилось. А приятель один сказал, что есть шанс поехать в Лондон и там зацепиться. Я очень хотел в Лондон, хотя и понятия не имел, что буду там делать. В общем… я понял, что все, что я знал, любил, умел, — я все оставил в Москве. Как будто я на самом деле никуда и не уезжал, а остался в городе и брожу как заведенный по одним и тем же маршрутам, бесконечно повторяю одни и те же слова… в мыслях в Тель-Авиве, Кирят-Тивоне, Иерусалиме я все время возвращался к Москве. А каждая мысль о Москве заканчивались Катей. Я вел с ней диалоги, спорил, хотя я знаю, что спорить с ней бесполезно, я пытался закончить, довести до конца те идеи, что не закончил раньше…

— Проще говоря — скучал?

— И опять не так… Понимаешь, я знаю, что мне не нужно было уезжать. Я чувствую, что никак не могу вернуться. Проскакиваю.

— Что???

— Угу. Думаю, что уже на вокзале, а на самом деле все катаюсь по Окружной.

— И…?

— И, наверное, то же чувство испытывают все люди, смутно подозревая, что они когда-то жили в раю, и им больше туда не попасть.

— Как не попасть? Я думаю, что я попаду. Потому что я — человек хороший.

«А, может, я и не прав был насчет Адама. Ну вышел он отлить, ну вернулся — а рая уже и не узнает. И жену свою не узнает и даже Бог кажется каким-то незнакомым. Может, поэтому я так мучительно и стремлюсь обрести добровольно утерянную любовь к Кате, чтобы понять, где же я все-таки нахожусь».

Мой друг Сережа сформулировал вопрос филологически корректно:

— Так я не понял: ты любишь Катю, а трахаешь Люсю?

— Да не люблю я вашу Катю! Может, и любил когда-то… А теперь, когда увидел ее снова, просто вздрогнул: жирная уродина с трясущимися руками.

— Да ладно. Она вполне ничего.

— Угу. Для ведьмы. Еще и замуж вышла за какого-то пидараса.

— Тогда зачем ты с ней постоянно встречаешься? Люска ревнует, наверное.

— Болезненное чувство вины. Я ее любил все два года, мечтал о ней, стихи писал… а тут приезжаю, а передо мной сиди опухшая корова, обнять ее тошно, целовать — противно, еще хач ее с дурацкими вопросами пристает, да и сама она своими разговорами о деньгах, о журнале ее трахнутом только раздражает… меня передергивает от одного взгляда на нее.

— И поэтому ты в гости к ней каждый день ходишь и уговариваешь от мужа уйти?

— Мне стыдно. Она… хорошая баба. Это же не ее вина, что я ее разлюбил. Тем более, что она меня по-прежнему вдохновляет.