Сказ про Чевокселя и Почемукселя, обитающих в нашем городе. Книга первая

Ермолай Яхонтович Дерипузо

В одном городе, не таком уж большом, как вы могли бы себе представить, но и не слишком маленьком, как вы могли бы подумать, на самой его окраине жили два карапуза. В детский сад им ходить было вроде как уже поздно, а в школу – вроде как ещё рано. Так или иначе, но в детском саду они никогда не были, а в школу ходить вовсе и не собирались. Им завидовала вся детвора в округе и вообще все дети, кто хоть раз краем уха слышал про них. Потому что ЖИЛИ ОНИ СОВСЕМ ОДНИ И ДЕЛАЛИ, ЧТО ХОТЕЛИ…

Первое знакомство

Случилось это в самый разгар весны, когда на головы прохожим начинают падать сосульки, неугомонные воробьи дерутся с утра до вечера, а коты, будь они неладны, орут не только днём, но ещё и ночью.

Была долгожданная пятница, обед. Я сидел на набережной, прикрыв глаза, и дремал под тёплым весенним солнышком. Усталость, накопившаяся за неделю, давала о себе знать. Но осознание того, что впереди — два дня выходных, радовало и расслабляло. Лишь изредка проезжавшие машины напоминали о суете городского шума и не давали заснуть окончательно.

Вдруг дикий грохот барабанных палочек заставил меня очнуться и нехотя открыть глаза. Передо мной стояло крепкое, от горшка два вершка, наглое создание с барабаном наперевес. И ладно, если бы оно просто шло мимо и грохотало по ходу дела. Отнюдь, этот барабанщик с высунутым от усердия языком лупил в барабан, находясь в двух шагах от меня, и внимательно наблюдал за моей реакцией. В первую секунду мне захотелось прогнать его, и если бы он не подчинился, дать пару шлепков и научить уму-разуму этого сорванца. Но мне так не хотелось даже шевелиться, не говоря уже о том, чтобы вставать, что я, ничего не сказав, принялся намеренно равнодушно смотреть на мальчишку.

Он грохотал еще минуты три, прежде чем опустил палочки. На его лице появилось какое-то замешательство. «Ну-ну… — мне стало даже весело. — Это правильно, что я молчу. Ты ведь только и ждешь, когда я взорвусь. Не дождёшься. Ты сдашься первым».

Тот покрутил головой, растоптал остатки снега около лужи и направился к соседней лавке. Тут только я заметил второго ребёнка, сидящего там, худенького и бледного.

— Он — глухой! — сообщил барабанщик товарищу.

Я обратил внимание на его хрипловатый, словно простуженный, голос.

— Как ты надоел… Дядя пришёл сюда отдыхать. Дай…

— Глухой он, я тебе говорю! — не унимался первый. — Он — тетерев и, смотри, похож на тетерева. Смотри, правда похож!

Дальше барабанщик убеждал, что я не только глух, но ещё и глуп. Этот негодяй даже не понижал голоса, склоняя меня вдоль и поперёк. Я постарался отвлечься от происходящего, но тщетно. И посмотрел в их сторону повнимательнее. Одеты они были в очень добротную одежду, но как-то нелепо. Тот, что с барабаном, был облачён в клетчатую куртку с бесчисленным количеством карманов, на шее красовался жёлтый шарф с красными петухами, на ногах были обуты чёрные резиновые сапоги по колено, а в них заправлены зелёные шаровары. Шапки, несмотря на весеннюю погоду, на голове у него не было. Второй же был в бордовой вязаной шапочке с огромным помпоном набекрень, в чёрном пальтишке с широченным и завязанным узлом поясом, в белых джинсиках и зелёных ботинках.

— Иди, спроси! — доносилось до меня.

— Тебе надо — ты и спрашивай.

— Нет, иди ТЫ, и спроси, сколько времени.

— Я тебе сказал — половина второго.

— Мне надо проверить, глухой он или нет.

— Иди и спрашивай сам. Всё!

Барабанщик вновь засеменил в сторону моей лавки.

— Полвторого! — произнёс я спокойно, взглянув на часы, не дожидаясь его вопроса.

Тот осторожно присел рядом со мной, закинув за спину барабан.

— Выходит, ты не глухой?

— Нет.

— А ты слышал, как я называл тебя тетеревом?

— Конечно.

Мне представилось, что новоявленный собеседник извинится передо мной. Но я ошибся. Тот, как ни в чём не бывало, продолжил диалог:

— А ты чего не на работе?

— Сейчас обед.

— А у тебя есть визитка?

Я неспешно достал и передал ему свою визитку. Нахалёнок деловито оглядел её с двух сторон, а затем приблизил к глазам. Его губы заметно шевелились — видимо, читал он с трудом и по слогам.

— Это что это — «ДерипузО»? — сделал он ударение на последнем слоге.

— ДерипУзо, — поправил я. — Это моя фамилия.

В ту же секунду раздался оглушительный взрыв хохота. Честно говоря, у многих моя фамилия вызывала усмешку или улыбку. Но люди, как правило, старались не подавать виду. Этот же тип, судя по всему, не знал, и не хотел знать никаких правил приличия.

— ДерипУзо!!! Ты слышишь, у этого дядьки фамилия — ДерипУзо! — крикнул он своему приятелю.

Еще какое-то время он гоготал, после чего спросил:

— Наверное, все хохочут над твоей фамилией?

— Никто не хохочет. Ни один воспитанный человек не будет смеяться над фамилией другого, даже если она смешная.

— Не скажи! — возразил спорщик. — Просто все сдерживаются, узнав твою фамилию, а потом лопаются от смеха за твоей спиной! Надо ребятам показать — вот смеху-то будет! Так, читаем дальше…

— Ермолай Яхонтович, — опередил я его.

— Ермолай — ещё туда-сюда, а вот Яхонтович… Это отца твоего Яхонт зовут?

— Да.

— Он перс, что ли?

— При чём тут перс? Яхонт — так в старину называли некоторые драгоценные камни.

— Поди ж ты…

Тут сорванец соскочил c лавки, подбежал к своему дружку и отдал мою визитку. Тот, видимо, прочитал ему всё полностью, потому что когда наглец вернулся, то произнёс разочарованно:

— Фу-у-у, ты даже не начальник…

И, тем не менее, со словами: «Ладно, авось пригодишься», убрал визитку в карман.

— Ну, а как тебя зовут? — пришло время поинтересоваться и мне.

— Зачем тебе знать? Может, мы видимся в первый и в последний раз?

— Видишь ли, дружок. Ты разговариваешь со взрослым и незнакомым человеком на «ты», оскорбляешь его и смеёшься над его фамилией. Ты хамишь ему. В общем, ведёшь себя крайне недостойно. А мне, как человеку воспитанному, хотелось бы разговаривать с тобой, называя тебя по имени. Даже если это в первый и в последний раз.

— Ладно, не психуй. Меня зовут ЧевОксель!

— Чевоксель? — пришло время удивиться мне.

— Да, Чевоксель!

— Так это имя или твоя дворовая кличка?

— Значит так, ДерипУзо! Никто и никогда не посмел давать мне каких-то там кличек! Потому что никто не хотел получить кулаком в нос!

— Ты мне угрожаешь? — поинтересовался я, глядя на протянутый в мою сторону пухлый кулачок.

— Предупреждаю!

— Хорошо, а как твоя фамилия?

— У меня нет фамилии.

— Да, любопытно. То есть ты просто Чевоксель? И всё?

— Да, я — Чевоксель!

Тот, кто назвался Чевокселем, смотрел на меня, не мигая и вызывающе.

— Ну, будем знакомы, Чевоксель! — и неожиданно для него протянул ему свою руку.

Он протянул в ответ свою, и я пожал маленькую, но крепкую ладошку.

— А у тебя есть при себе ножик? — вдруг поинтересовался Чевоксель.

Вообще, я никогда не ношу с собой ножи и не испытываю к ним никакой тяги, но буквально накануне один благодарный клиент всучил мне на радостях небольшой швейцарский складной нож. И он благополучно покоился в моём кармане.

— Ну, есть.

— Покажи!

Взяв в свои ручонки нож, Чевоксель вытащил лезвие и поиграл им на солнце.

— Классный!

Действительно, этот предмет зависти был хоть и невелик, но производил впечатление. Неудивительно, что Чевоксель тут же предложил мне:

— Давай меняться!

— А что ты дашь взамен?

Мальчонка задумался, а потом вытащил из потайного кармашка брелок и протянул мне:

— Вот!

Честно говоря, это был самый рядовой брелок, который и рядом не лежал с моим подарком. Завидев мою ухмылку, Чевоксель произнёс:

— Учти, это бесценная для меня вещь!

И добавил:

— Я отрываю этот брелок от сердца!

— Чем же он так дорог тебе?

— Слушай. Мне подарил его капитан! — вдохновенно произнёс Чевоксель. — Капитан, который никогда не вернётся в родной порт. Капитан, который никогда больше не увидит солнце. Капитан, который был сожран страшным морским чудовищем…

Мальчуган изобразил скорбь на лице.

— И что же приключилось?

— О! — крепыш встрепенулся. — Морское чудовище напало на лайнер ночью. Это была та ещё заварушка! Не спасся никто. Команда стояла насмерть! Матросы слали по очереди сигналы SOS, закрывая грудью пробоины. Капитан выколотил чудовищу половину его острющих зубов. Он показывал их мне — каждое размером с рельсу!

— Постой, — прервал я его, — ведь капитан погиб.

— Да, он пал в бою, как и все.

— Как же он мог показать тебе зубы чудовища?

— Так же! В пылу битвы.

Сорванец смотрел на меня наглыми уверенными глазами.

— Выходит, ты был на этом судне?

— Ну да. Меня пригласили штурманом в этот сложный рейс. Все остальные отказались. Единственный, кто тогда согласился, был я! И сделал это абсолютно бесплатно!

«Интересно, — подумалось мне, — как далеко ты зайдёшь в своём вранье?»

— Но ты сказал, что никто не спасся. Выходит, что ты обманываешь меня?

— Нет.

— Значит, ты бежал в разгар битвы. Попросту смылся!

— Я не смылся!

— Ну, как же — сидишь рядом со мной, — я ткнул лгунишку пальцем в пухлый бок, — и говоришь, что не смылся.

— Я не смылся, ты!!! — взвился Чевоксель.

— Тогда как же?

— На борту корабля, между прочим, помимо команды находилось семьсот с лишним сопливых носов! И за каждого из них я был в ответе!

— Семьсот с лишним детей? Ого!

— Представь себе!

— Куда же вы их везли?

— На Родину.

— Хорошо, а где были их родители?

— Ждали нас на берегу.

— Не понимаю.

Крепыш высокомерно посмотрел на меня и продолжил, понизив голос:

— Это был сверхсекретный рейс. Особое задание. Мы собирали по всему свету сбежавших от родителей детей.

— О, как! — неподдельно удивился я.

— Да-да! — глаза рассказчика лихорадочно светились. — Двоих мы сняли с Антарктиды, двадцать пять человек мёрзло на льдине в районе Северного Полюса. Целая детсадовская группа скиталась по непролазным лесам Амазонки. А одного мальчишку даже продали в рабство!

— Бедняжка…

— Да, мы обнаружили его в Африке. Представляешь, его кормили одной манной кашей. С утра до вечера!

— Не думал, что в рабстве кормят манной кашей.

— Ну да! Это же рабство, дядя! Рабство ещё хуже, чем детский сад!

— А в какой детский сад ты ходишь?

— Ходят в море, а не в детский сад. Да будет тебе известно, что я ни дня не провёл в детском саду, — Чевоксель надменно выпятил губы.

— А зачем тогда берёшься рассуждать про детский сад? Вот, например…

— А ты часом не детсадовский воспитатель?

— Нет.

— Тогда из тебя ещё можно сделать человека.

Чем так насолили крепышу детсадовские воспитатели, я выяснять не стал. Мне хотелось узнать, чем же закончилась история с кораблём и спасёнными детьми.

— Ну, так как же ты довёз детей до Родины без команды и капитана?

— Легко! У меня есть диплом капитана. Да, пара двенадцатибалльных штормов, в которые попал наш корабль — не в счёт.

— Родители детей наверняка ждали корабль на пристани?

— Ха, обезумевшие от счастья родители качали меня на руках! Правда, сопливая малышня, завидев на берегу родню, начала прыгать за борт и вплавь драпать кто куда, лишь бы не оказаться в их железных объятиях.

— А ты геройский малый! Тебя наверняка наградили?

— Нет.

— Это же несправедливо! Столько подвигов и на тебе — ни награды, ни грамоты.

— Точнее, меня наградили. Но я вернул награду.

— Зря. Покрасовался бы во дворе.

— Когда тебе дадут награду, можешь ходить и красоваться. Правда, не знаю, за что тебя могут наградить.

— Что-то твой приятель сидит в сторонке, — решил я сменить тему.

— А он не приятель, он — ПочемУксель.

— Почемуксель — это тоже имя?

— Да.

— И фамилии, и отчества, я так понимаю, у него тоже нет?

— Нет.

— Погоди, — мне было крайне любопытно, — если он не приятель, то кто тогда — брат?

— У меня нет братьев. И сестёр — тоже.

— Так он тогда твой друг? Да?

— Нет. Он — Почемуксель. А я — Чевоксель. И мы с ним больше, чем друзья. И даже больше, чем братья. Понятно?

— Нет, — честно ответил я.

— Да, так что с обменом? — Чевоксель вновь встрепенулся.

— Бери нож. Он мне без надобности. И брелок мне ни к чему. Возьми.

— Ну уж нет! Мне подачки не нужны! Брелок — твой, ножик мой!

И сорванец моментально соскочил с лавки и спрятал трофей в карман шаровар. Ухмыльнувшись, он произнёс:

— Ну ладно, пора нам. А, кстати, это твоя лавка?

— Нет.

— Тогда зачем ты привязал её к своей ноге?

Вопрос был неожиданный. Но, нагнувшись, я увидел, что моя левая нога крепко привязана к лавке. Причём петля вокруг щиколотки не сдавливала ногу, а аккуратно и прочно обвивала её. Тут я понял, что замышлял этот негодник. От грохота барабана я должен был придти в ярость и ринуться за Чевокселем, но, будучи привязанным, оказался бы в совершенно нелепой ситуации. Я мысленно поблагодарил себя за выдержку и терпение.

— Твой план не сработал, Чевоксель.

— Ничего, зато ты привязан к лавке. А ножика, чтобы перерезать верёвку, у тебя нет, верно?

Стального лезвия у меня и правда больше не было. Счёт был всё-таки не в мою пользу.

— Ладно, давай так. Ты дашь мне свой нож, я перережу верёвку и верну его тебе. Даю честное слово!

— Ну уж дудки! — победоносно выкрикнул Чевоксель. — Выпутывайся сам, раз попал в дурацкую ситуацию. И, быть может, тебе дадут медальку!

С этими словами Чевоксель быстро направился к соседней лавке, стащил с неё за руку Почемукселя, и оба посеменили по набережной в противоположную от меня сторону.

— Это точно последняя встреча с тобой, негодник… — ворчал я, мучительно распутывая узел на ноге.

Как же, как же я тогда ошибался…