Шато

Жаклин Голдис (2023)

Добро пожаловать в Прованс! Старые винодельни, живописные лавандовые поля и… готические замки, полные нераскрытых тайн. Именно сюда Серафина Демаржеласс, владелица шато, приглашает погостить и вспомнить былое свою внучку и трех ее подруг. Вот только шумная вечеринка заканчивается трагедией: Серафина зверски убита, а в доме нет посторонних… На чердаке завывает ветер, старые доски жалобно скрипят, и подозрения растут с каждой минутой. Кто мог желать смерти милой старушке? Неужели дело в деньгах? Или все куда запутаннее? В тот же вечер кто-то начинает атаковать девушек с анонимного аккаунта, владелец которого, кажется, знает о них все. Четырем подругам предстоит понять: есть секреты, за которые стоит убивать…

Глава девятая

Раф

Я забираюсь на дерево, чтобы собрать вишни, когда вижу фигуру, бредущую по лугу от главного дома. Прикладываю руку ко лбу, чтобы заслониться от заходящего солнца.

Это одна из прибывших дам, одетая в платье, похожее на ночную рубашку, та, что по дороге из аэропорта сидела впереди, рядом со мной. Она только что заметила меня и уже находится в нескольких футах, ее бегающий взгляд говорит о том, что она пытается решить, будет ли невежливо, если она пройдет мимо, не остановившись поболтать.

Я кидаю несколько вишен в корзинку, демонстрируя всем своим видом, что совсем неплохо обойтись без любезностей.

Но не тут-то было. Она останавливается у подножия дерева, над нами щебечут птицы, и вся эта обстановка настолько ей подходит, что мне почти смешно.

— Bonsoir^[28], — говорит она.

— Bonsoir, — отвечаю я.

— Привет! — Она машет рукой. — Я — Дарси.

— Да, я помню. — Разумеется, помню. Не только потому, что она сидела рядом со мной в машине. Серафина часто рассказывала о ней. Я предвкушал встречу с ее знаменитой внучкой. Однажды, когда мы играли в петанк, Серафина призналась, что больна раком, затем оперлась на трость и проговорила: «Присмотри за Дарси, когда меня не станет, хорошо? Убедись, что она в безопасности». Она сказала это очень серьезно, будто над Дарси нависла угроза. Будто я мог присматривать за незнакомой мне женщиной, живущей в Нью-Йорке.

Но я ответил: «Хорошо, обещаю». И мы вернулись к петанку. Я говорил искренне. Я всегда говорю то, что думаю.

— Я — Раф.

Она кивает:

— Да, я тоже помню. — Что-то в ее интонации заставляет меня захотеть поклониться ей. Это не злорадство. Просто она кажется слишком серьезной. Или, возможно, слишком печальной. Я не порицаю, просто лишь мы, печальные люди, можем по-настоящему разглядеть это друг в друге.

Мне ничего не остается, как спуститься.

— Хотите вишню? — Я протягиваю ей корзинку.

— Конечно. Спасибо. — Она лезет внутрь, выбирает ягоду, кладет ее в рот. Ее глаза закрываются. Открывая их, она произносит: — «Голубиное сердце».

— Что?

— Это вишня так называется.

— О, да. Верно. Ну и как вам?

— Ну, честно говоря, вы собрали их с опозданием на неделю. — Она печально кивает в сторону плодовых мушек, которые теперь порхают вокруг моей корзины. — Видите ли, если бы вы собрали их чуть менее спелыми, мухи бы не слетались.

Она права, я сразу это осознаю и отворачиваюсь, чтобы она не увидела моей реакции. Я злюсь на себя. Я много раз советовался с парнем на рынке, как и что делать. Даже попросил его прийти сюда и показать мне некоторые вещи. Кое-что в этой работе интуитивно понятно. Я считал, что заниматься садом будет легко. Сколько знаний, по-вашему, нужно, чтобы пропалывать, собирать и выращивать? Я не отвечаю за винодельню. Я простой сборщик вишен. Также в мои обязанности входит уход за огородом с травами: тимьяном, розмарином, лавровым листом и орегано. Терруар — это моя вотчина — земля, грунт. И боже, мне нужно понять, когда настанет время выкапывать кабачки.

— Откуда вы так много знаете о вишнях? — наконец спрашиваю я.

— Мой дедушка собирал их с этого самого дерева. Он и научил меня.

— А-а-а. — Вероятно, она была бы лучшим садовником, чем я.

Внезапно налетает мистраль, пробираясь сквозь маки и подсолнухи, которые за последние несколько недель породили на лугу множество детей, внуков и правнуков.

— Наверное, больше нет смысла собирать.

— Я видела, что Арабель купила вишни на рынке. — На ее губах появляется улыбка. — Ваши будут великолепны для джема.

— По крайней мере, они хоть на что-то сгодятся. — Я складываю лестницу и засовываю ее под мышку. Затем, с корзинкой в руке, направляюсь обратно к замку, оглянувшись на собеседницу. — Вы идете?

— Думаю, я еще немного поброжу перед ужином, — отвечает Дарси. Я киваю и продолжаю путь, но она почему-то все равно догоняет меня и идет рядом. — Я не была в шато пару лет, — говорит она. — Боже, он навевает столько воспоминаний.

— Могу себе представить.

— И у меня двое детей. Я не часто нахожусь в тишине. — Я не спрашивал об этих вещах; она сама заговорила о них. Ей хочется пообщаться, я понимаю. Возможно, ей одиноко даже с родной бабушкой и лучшими подругами.

— Двое детей, — повторяю я.

— Мальчик и девочка.

— У меня тоже, — выпаливаю я, прежде чем успеваю себя остановить.

— Правда? Как мило. Вы женаты?

— Не женат. Нет.

— А ваши дети? Они живут здесь, с вами? — Она оглядывается по сторонам, будто двое детей могут внезапно спуститься с гор и запеть, как в том фильме, «Звуки музыки», где у актрисы, играющей главную роль, голос звучит точно мед, а волосы короткие, как у мужчины.

— Нет. — Моя рука инстинктивно шарит в кармане, прежде чем у меня возникла мысль, что мне, черт возьми, нужна сигарета. Я крепче прижимаю лестницу к боку, а затем жадно закуриваю. Иногда у меня возникает ощущение, что сигареты стали моим реквизитом, чем-то, что нужно делать в сцене, чтобы избежать пауз в разговоре. Мы продолжаем путь, проходя мимо вечнозеленых растений, посаженных вдоль границы сада, подальше от дома, чтобы они не закрывали зимнее солнце. Я знаю это только потому, что мне рассказала Серафина. Она много чего мне рассказала.

В конце концов мы возвращаемся к бассейну. Мой маленький коттедж находится в нескольких шагах отсюда, на крыльце развешано белье. Сильви предлагала помощь со стиркой, но я предпочитаю все делать сам.

— Вы придете на ужин? — спрашивает Дарси.

— Что? О нет. — Мало что в мире звучит хуже. — Я оставлю вас, леди, одних.

Она кивает, не пытаясь меня переубедить. Мы оба понимаем, что если бы она попыталась, то мое присутствие стало бы обязательным.

— Поужинаете сладкими вишнями?

— Полагаю, что так.

Она слегка улыбается, явно удивленная. Она милая, когда улыбается. Уже не выглядит печальной, как горничная Викторианской эпохи, скорее, как загадочная женщина. Я вдруг понимаю, что она сопроводила меня обратно в шато, хотя намеревалась остаться. Когда она оглядывается по сторонам и ее улыбка увядает, я могу сказать, что она тоже это поняла.

— Я… — Она указывает назад, на луг. Солнце теперь ярко-оранжевое.

— Приятного вечера, — говорю я ей.

— Спасибо. — Ее губы снова изгибаются, на этот раз не обнажая зубы. — И вам приятного вечера. — Затем она поворачивается и уходит, свободное платье развевается на ветру.

На мгновение меня охватывает желание пойти за ней. Защитить ее. Я мотаю головой. Стряхиваю с себя этот странный инстинкт, напоминаю себе, что я здесь, в этом замке, по одной-единственной причине.

И эта причина — деньги.

Примечания

28

Добрый вечер! (фр.).