Горошина на шестерых

Жан-Филипп Арру-Виньо (2018)

Если вы думали, будто у Жан-Филиппа Арру-Виньо закончились весёлые и трогательные истории из детства, то вы, к счастью, ошибались! Семейка из Шербура настолько неугомонна, что их проказ хватило бы и на двадцать книг. Но пока — седьмая и последняя: долгожданное продолжение «Омлета с сахаром», «Летающего сыра», «Шашлычка из редисок» и других любимых сборников. Приключения в большой шербурской семейке возникают как-то сами собой, в ничего не предвещающих на первый взгляд обстоятельствах. Поход в библиотеку — чем не повод для детективного сюжета с элементами заговора? Тайная рукопись Жана Б. на раз-два провоцирует такую битву подушками и такое метание носков, каких эта детская комната прежде не видывала. Даже долгие зимние вечера — и те полны событий, открытий, вдохновляющих и счастливых моментов. Иначе и не может быть в семействе, где шестеро сыновей, каждого из шестерых мальчишек зовут Жаном, а папа — словно седьмой Жан-сорванец, пусть и чуть-чуть взрослее. Писатель Жан-Филипп Арру-Виньо (родился в 1958 году), известный читателям в образе Жана Б., не ностальгирует по прошлому, а превращает свои воспоминания в уникальный мир настоящего детства, куда хочется возвращаться вновь и вновь. Франция 1960-х годов неожиданно оказывается столь же притягательной и очаровывающей, как Нарния или Средиземье, — а детали жизни обычного человека из прошлого века становятся понятным и привычным окружением для самых необычных приключений. Вся серия оформлена в едином стиле и проиллюстрирована Доминик Корбасон (1958-2018). Лёгкая, карикатурная манера французской художницы вторит озорному стилю текста и добавляет уморительных моментов.

Великолепная единица

Когда в семье шестеро мальчишек, трудно надеяться на спокойную минутку.

По утрам, когда Жан В. и Жан Г. спорят о том, кому принимать душ вторым, Жан Д. во всё горло тренируется произносить без шепелявости «Сэсть мысат в камысах сурсат», а Жан Е. вопит у себя в люльке, я всерьёз подумываю о том, что лучше было бы немедленно отправиться в интернат для детей военнослужащих, чем выносить всё это.

У нас в семье имя каждого ребёнка начинается на «Жан», и родители для удобства разделили нас на три группы: старшие, средние и младшие.

Старшие — это мы: Жан А. (самый скандальный член семьи, больше известный по прозвищу Жан-Аристократ) и я, Жан Б. (которого прозвали Жаном-Булкой из-за того, что я люблю вкусно поесть и щёки у меня из-за этого круглые).

Дальше идут средние: Жан В. (В. — потому что он «Витает в облаках и ничего не понимает») и Жан Г. (Гадский Гамадрил и Главная Головная боль наших родителей).

Ну и младшие — это Жан Д. (которого правильнее называть Зан Д., поскольку сам он может произнести своё имя только так) и самый младший Жан Е., Жан-Ёж или Жан-Енот (потому что ростом он пока не столько с людей, сколько с этих вот животных).

Мы с Жаном А. живём в одной комнате, у нас двухэтажная кровать и один письменный стол с двумя рабочими местами. Папа у нас мастер на все руки и сам спроектировал этот замечательный предмет мебели. Он покрыт лаком, как корабельный стол, и у него большие выдвижные ящики, которые так сильно забиты, что всё время заедают, когда пытаешься их выдвинуть.

В ящике стола я храню свою знаменитую тайную тетрадь. Она лежит на самом дне, под школьными принадлежностями, прикрытая старой вонючей физкультурной майкой, чтобы никто не посмел туда сунуться.

По вечерам, когда все уроки сделаны, я тайком достаю тетрадь, перьевую ручку, которую мне подарили на первое причастие, и пишу роман.

— Чего ты там делаешь? — спрашивает Жан А.

— Ничего.

— Тебя что, наказали? Задали сто раз переписать предложение?

— Не лезь не в своё дело.

Жан А. пользуется тем, что в поисках вдохновения я прикрываю глаза, и пытается заглянуть ко мне в тетрадь. Он носит очки, и со стороны, наверное, кажется, что это толстая сова сидит и подслеповато моргает у меня за спиной.

— Нарываешься на мой парализующий приёмчик? — ору я и грудью накрываю тетрадь, чтобы он не увидел, что там написано.

— Ой, как страшно! — веселится Жан А. — Боюсь-боюсь карлика-четвероклашку! Предупреждаю: если твой локоть хоть на миллиметр заползёт на мой письменный стол, ты труп!

— Если ты вдруг забыл, это и мой письменный стол тоже!

Я вижу, как он роется в своих ящиках, вынимает оттуда пачку бумаги, линейку и карандаши и начинает усиленно над чем-то трудиться.

— Ну, а ты чего там такое делаешь?

— Не лезь!

— Что ты рисуешь?

— Чертёж барьера под напряжением, — ворчит он и выводит на листе такие микроскопические вычисления, что получаются не цифры, а какие-то мушиные какашки. — С таким барьером каждый раз, когда ты полезешь на мою половину, тебя шарахнет сто тысяч вольт прямо в сочленение локтевой и лучевой костей!

Вид у меня, должно быть, был ошеломлённый, потому что он, глядя на меня, чуть не упал от смеха.

— Это локоть, тупица! Ну ты вообще ничего не понимаешь в анатомии! Тебя, небось, даже в пятый класс не переведут…

Обычно именно в такие моменты средние решают заявиться к нам в комнату с какой-нибудь настольной игрой под мышкой.

— А что вы делаете? Может, поиграем в «Найди убийцу»?

— Даже не мечтайте! — дружно отзываемся мы с Жаном А.

— Тогда, может, в карты? В «Русский банк» или в «Кости лжеца»?

Никак от них не отвяжешься… Мы с Жаном А., конечно, выходим из себя.

— А шнурки вам не погладить?

И тут начинается: они швыряют нам в лицо свои носки, и разворачивается настоящая бойня!

Ну вот как в таких условиях можно написать приключенческий роман?

Я начал его писать в тот день, когда мне было нечего читать. Как раз закончилась «Великолепная пятёрка на острове сокровищ» моей любимой писательницы Энид Блайтон, и нужно было ждать до следующего четверга, чтобы снова пойти в библиотеку. Я прямо места себе не находил, слонялся из угла в угол как неприкаянный. Казалось, лучшие друзья покинули меня и больше никогда не вернутся.

Джулиан, Дик и Энн — два брата и сестра, которые приезжают на каникулы к своей двоюродной сестре Джордж в Киррин-коттедж. Там они натыкаются на таинственный корабль, потерпевший крушение, и вместе с собакой Тимом принимаются за расследование.

Если я когда-нибудь встречу джинна и он попросит меня загадать самое заветное желание, как в «Волшебной лампе Аладдина», ни секунды не буду сомневаться и отвечу ему: хочу стать членом Великолепной пятёрки!

Но, к сожалению, такие чудеса бывают только в книжках. Начать с того, что у меня нет сестры… А только пятеро братьев, и все такие зануды, что я бы скорее согласился на операцию по удалению аппендицита, чем на то, чтобы противостоять вместе с ними опасным преступникам. Нет у меня и двоюродной сестры, мечтающей стать мальчишкой, как Джордж из Великолепной пятёрки, а есть только кузены Фугасы, которые каждый год присылают нам по почте свою дурацкую одежду, которая им самим больше не нужна.

Когда я был в третьем классе, мы с моим лучшим другом Франсуа основали собственный клуб детективов. Мы сделали себе картонные удостоверения, завели баночки с невидимыми чернилами (лимонный сок, разведённый водой) и в результате длительных тренировок прослыли настоящими мастерами слежки и приёмов самообороны.

Вот только, к сожалению, мы никогда не ездили на каникулы на необитаемый остров и нам никогда не попадалось тайн, которые стоило бы разгадывать. Единственным нашим расследованием были поиски потерянного блокнота Франсуа с тайными шифрами, но поскольку это его собака затащила блокнот под диван и там разодрала, расследование закончилось очень быстро и не принесло никакой радости.

Вот поэтому-то я и решил, что мне нужно самому начать писать книгу — и наконец-то прожить приключения, которые никогда не происходили со мной в реальной жизни.

Я написал три главы и как-то вечером, вернувшись домой с занятий по катехизису, обнаружил такую картину: Жан А. сидел и как ни в чём не бывало листал мою тайную тетрадь, закинув обе ноги на мою половину письменного стола.

Это было просто возмутительно! У него вздрагивали плечи, и он как-то странно клокотал и повизгивал, как будто бы прищемил язык застёжкой-молнией.

Я страшно разозлился.

— Ты что, совсем совесть потерял?

От неожиданности он подскочил и тут же спрыгнул со стула.

— А ну отдавай мой роман, а то я тебе сейчас устрою весёлый вечер! — прокричал я, белея от злости.

— Возьми его сам, раз такой герой! — сказал Жан А., размахивая тетрадкой над головой.

Я бросился на него, но он уже успел взгромоздиться на верхний ярус кровати и не давал мне туда подняться, тыкал в лицо ногами.

Один удар пришёлся мне прямо в нос. К счастью, Жан А. был без ботинок, но всё равно — искры у меня из глаз посыпались во все стороны!

Он воспользовался моей заминкой, чтобы устроиться поудобнее.

— Отдай мой роман! — заорал я.

— Роман! Не смешите меня! — прокричал он и расхохотался. — «Великолепная единица»? Ты у нас теперь, что ли, Энид Глуйтон или как там тебя?

Жан А. назвал имя автора неправильно, чтобы просто меня позлить: он прекрасно знал, что Энид Блайтон — моя любимая писательница.

— Нет, вы только послушайте! — объявил он и стал читать мою книгу вслух: «Жан Б., основатель и единственный член клуба „Великолепная единица“, был мальчиком с честным и открытым лицом. Из-за непокорной пряди волос, которая падала ему на лоб, вид у него был немного насменильный…»

— Насмешливый, — поправил я. — Ты что, читать не умеешь?

— Это ты сам пишешь, как дубина! То есть ты у нас теперь, выходит, герой романа, да? Ты, нуллюс-четвероклашка?!

— Сейчас я тебе покажу нуллюса-четвероклашку! — воскликнул я, заскакивая на кровать с другого края.

Я напрыгнул на Жана А. сверху, и мы стали кататься друг на друге как сумасшедшие. Кровать опасно зашаталась. Жан А. держал мой роман в вытянутой руке, чтобы я до него не дотянулся, и, не прерывая драки, продолжал читать вслух и извиваться от смеха.

— «…Нахмурив брови, невозмутимый Жан Б. склонился над пергаментом, исписанным балистическими знаками…»

— Каббалистическими, балда, — поправил я и хорошенько вмазал ему в ухо.

— «…Удастся ли юному сыщику-дзюдоисту, единственному сыну в семье, разгадать тайный шифр и освободить свою прелестную кузину?» — прочитал Жан А., прежде чем мне удалось наконец вырвать у него тетрадь.

Я спрыгнул на прикроватный коврик, довольный, что вернул своё.

К счастью, за исключением нескольких помятых страниц, тетрадка была цела и невредима.

— Ты ещё пожалеешь о содеянном, — пригрозил я брату. — Расплата будет страшной!

— Ну слушай, это же правда тупая история! — продолжал он веселиться. — Так ты, значит, теперь хочешь стать писателем? С секретным агентом покончено?

— С подлыми предателями не разговариваю, — ответил я.

— Во-первых, название у твоего романа идиотское! Что за «Великолепная единица»? Ты пишешь, что это название клуба, но клуб не может состоять из одного-единственного человека!

— Отстань!

— А что это за «непокорная прядь» на лбу у Жана Б.? Это ты, что ли, про свои уши, которые хлопают тебя по щекам?

— Если ты вдруг забыл, у тебя уши точно такие же!

Жан А. тоже спустился на пол.

— Нет, ну а если серьёзно, удалось этому придурку Жану Б. освободить кузину?

— Тебе какое дело?

— А как её зовут?

— Отвали.

— Странное имя для героини романа, — загоготал он.

Но, похоже, он уже не так сильно горел желанием надо мной смеяться.

— Ладно, — проворчал Жан А., усаживаясь за свою половину стола. — Обещаю, больше пальцем не притронусь к твоему тупому роману. Но при одном условии: если ты мне расскажешь, что стало с девчонкой.

— С какой девчонкой?

— Ну с этой… «прелестной кузиной».

Я пожал плечами и запрятал тетрадь на дно ящика.

Если бы я был Жаном Б. из моего романа, то сейчас оглушил бы Жана А. мощным ударом и отправил за решётку к шайке преступников, которых обезвредил бы ещё в предыдущей главе.

Но мой роман потому и называется «Великолепная единица», чтобы можно было хоть в книге побыть наконец одному и над душой не висели бы ни старший брат, ни средние, ни младшие, ни чересчур строгие родители.

— Тебе-то какое дело до того, что происходит в моей книге?

— Если расскажешь, что там дальше, я тебе отдам бесплатно все свои парные наклейки с футболистами.

— Ладно, — вздохнул я. — Его кузину зовут Фримусс.

Конечно, любопытство Жана А. мне льстило. Раз ему интересно узнать, чем закончится история, может, он ещё не совсем безнадёжен?

— И кто же её похитил, эту самую Фримусс?

— Скажу, если отдашь мне брелок с Рин-Тин-Тином и набор марок про Олимпиаду.

Жан А. вздохнул и стал рыться в верхнем ящике своей половины стола.

— Ладно, — согласился он.

Я схватил брелок и марки и только после этого признался:

— Честно говоря, я пока и сам не знаю. То ли фальшивомонетчики, то ли глава мадьярской секретной службы…

— Что значит — ты пока сам не знаешь? А ну отдавай обратно мои марки!

— Что отдал, то потерял! — сказал я и быстро засунул конверт к себе под настольный коврик. — Придётся тебе подождать, пока я напишу продолжение.