Пять недель на воздушном шаре

Жюль Верн, 1863

Жюль Верн (1828–1905) – знаменитый французский писатель-фантаст – с раннего детства обожал море и приключения. В 11-летнем возрасте он нанимается юнгой на корабль, идущий в Индию. Отец возвращает беглеца домой уже со снявшегося с якоря корабля. По настоянию родителей Жюль Верн оканчивает юридический факультет в Сорбонне, но не продолжает дело отца-нотариуса, а увлекается театром и литературой. Способный автор привлекает внимание издателей и вскоре с ним заключается контракт, обязывающий Верна в течение 20 лет писать ежегодно по два романа. Первый роман «Пять недель на воздушном шаре» (1863) сразу приносит писателю широкую известность. Действие книги начинается в 1862 году, когда член Королевского географического общества доктор Самуэль Фергюсон вместе со своим слугой Джо и другом Ричардом Кеннеди отправляется в путешествие по Африке (к тому времени малоизведанной) на воздушном шаре, наполненном водородом, в поисках истоков великого Нила.

Глава шестая

Редкостный слуга. — Он видит спутников Юпитера. — Спор между Диком и Джо. — Сомнение и вера. — Взвешивание. — Джо-Веллингтон. — Джо получает полкроны.

У доктора Фергюссона был слуга, с готовностью откликавшийся на имя Джо. Это был чудесный малый; он во всём верил доктору и был безгранично ему предан. Он не только самым толковым образом выполнял все распоряжения Фергюссона, но даже предугадывал их. Словом, Калеб^[10], но не ворчливый, а всегда пребывающий в прекрасном расположении духа. Лучшего слуги нельзя себе представить. Фергюссон всецело полагался на него в житейских делах и был совершенно прав. Необыкновенный, честнейший Джо! Подумать только: слуга, который сам заказывает вам обед, до мелочей знает ваши вкусы, укладывает ваш чемодан, не забывает при этом ни сорочек, ни носков, владеет вашими ключами и тайнами и никогда ни тем, ни другим не злоупотребляет!

Но надо также знать, какими глазами смотрел Джо на доктора. С каким уважением и доверием относился он к распоряжениям своего хозяина! Когда Фергюссон что-нибудь говорил, то, по мнению Джо, было просто безумием ему возражать. Всё, что доктор думал, было верно, что он говорил, — умно, всё, что приказывал, — выполнимо, всё, что предпринимал, — возможно, всё, что делал, — достойно удивления. Вы могли бы изрезать Джо на куски — что, конечно, вряд ли бы сделали, — но он и тогда ни на волос не изменил бы своего мнения о докторе.

Потому-то, когда у Фергюссона зародилась мысль совершить перелёт через Африку, для Джо это было делом решённым; никаких препятствий он не признавал. Раз доктор Фергюссон решил отправиться в Африку — значит, он со своим верным Джо уже у цели! Славный малый не сомневался в том, что без него путешествие состояться не может, хотя доктор не сказал ему об этом ни слова.

Да и в самом деле, сметливый, необычайно ловкий Джо мог оказать неоценимые услуги во время такого путешествия. Если бы понадобился учитель гимнастики для самых прытких обезьян зоологического сада, то Джо, несомненно, смог бы получить эту должность. Ему ничего не стоило прыгать, карабкаться и проделывать всевозможные гимнастические трюки.

Если Фергюссон был в этом предприятии головой, а от Кеннеди требовались сильные руки, то Джо был полезен ловкостью, проворством.

Джо сопровождал своего хозяина уже во многих путешествиях и обладал кое-какими научными сведениями, усвоенными им, конечно, своеобразно. У него была собственная философия — философия спокойствия и очаровательный оптимизм: всё представлялось ему лёгким, логичным и естественным, а потому он не знал, что такое жалобы или проклятия. Среди других достоинств Джо обладал удивительно хорошим, острым зрением. Подобно Местлину, учителю Кеплера, он был наделён редкой способностью видеть без увеличительного стекла спутников Юпитера и мог сосчитать в созвездии Плеяд четырнадцать звёзд, из которых несколько последних — девятой величины. Он ничуть этим не гордился, напротив, был скромен и почтителен, но при случае прекрасно умел пользоваться своими глазами.

При том безграничном доверии, которое Джо питал к доктору, естественно, между слугой и Кеннеди то и дело поднимались бесконечные споры по поводу готовящейся экспедиции, хотя слуга не выходил из границ почтительности.

Один был полон веры, другой — сомнений, один был олицетворением осторожности и проницательности, другой — слепого доверия; таким образом, доктор находился между сомнением и верой. Надо сказать, что он не обращал ни малейшего внимания ни на то, ни на другое.

— Ну, мистер Кеннеди… — начинал Джо.

— Ну, милый Джо…

— Дело уже почти что в шляпе: кажется, мы скоро отправимся на Луну, — продолжал Джо.

— Ты хочешь сказать — к Лунным горам? Это, знаешь, не так далеко, как Луна, но, будь уверен, не менее опасно.

— Опасно! Что вы! С таким человеком, как доктор Фергюссон!

— Мне не хочется разочаровывать тебя, милый Джо, но должен сказать, что затея доктора просто безумна. Впрочем, никуда он не полетит.

— Не полетит? Так вы, значит, не видели его воздушного шара в мастерских Митчела, в Боро^[11]?

— Очень нужно мне его видеть!

— Лишаетесь, сэр, прекрасного зрелища. Ну до чего хорош! Как сработан! А корзина — игрушка! Воображаю, как удобно мы в ней усядемся!

— А ты, значит, серьёзно думаешь отправиться со своим доктором?

— Я? Да я за ним хоть на край света, — с решительным видом ответил Джо. — Не хватало ещё, чтобы я отпустил его одного, после того как мы с ним вместе объездили весь мир! А кто же его поддержит, когда он устанет? Кто протянет ему сильную руку, когда ему надо будет перескочить через пропасть? А заболей он, кто станет за ним ходить?.. Нет, мистер Дик, Джо всегда будет на своём посту при докторе Фергюссоне, или, вернее сказать, подле него.

— Славный ты малый, Джо!

— Но ведь и вы едете с нами, — заявил Джо.

— Конечно, — отозвался Кеннеди, — то есть я буду сопровождать вас, чтобы до последней минуты удерживать Самуэля от его безумной затеи. Да, я поеду за ним до самого Занзибара, рука друга вовремя остановит его, и он отступится от этой безумной затеи.

— Позвольте вам сказать, мистер Кеннеди, что вы ровно ничего не остановите! Доктор Фергюссон не какой-нибудь сумасброд. Уж он, прежде чем решиться, обдумывает дело со всех сторон. Но раз решение принято, сам дьявол не заставит его отступить.

— Ну, это мы ещё посмотрим! — бросил шотландец.

— Не тешьте себя, мистер Кеннеди, напрасной надеждой. Впрочем, самое важное — чтобы вы поехали. Для такого охотника, как вы, Африка — страна чудесная, и что бы там ни было, вы не пожалеете, что отправились туда.

— Конечно, не пожалею, особенно когда этот упрямец сдастся перед очевидностью.

— А кстати, — прибавил Джо, — вы знаете, что сегодня будет взвешивание?

— Какое взвешивание?

— Да вот надо взвесить всех троих: доктора, вас и меня.

— Как жокеев!

— Да, как жокеев. Только успокойтесь: если вы окажетесь слишком тяжёлым, вас не заставят худеть, — заберут таким, как вы есть.

— Уж, конечно, себя-то я не позволю взвешивать, — уверенно сказал шотландец.

— Но, сэр, это, кажется, необходимо. Его шар…

— Его шару придётся обойтись без этого.

— Нет, уж извините! Что же получится, если из-за отсутствия точных расчётов мы не сможем подняться?

— Чёрт возьми! Мне только того и надо.

— Да что вы, мистер Кеннеди! Доктор сейчас придёт за нами.

— Я не пойду.

— Вы не захотите доставить ему такую неприятность.

— А вот и доставлю!

— Ладно! — смеясь воскликнул Джо. — Вы говорите это потому, что его здесь нет, а стоит ему сказать вам (уж простите мою дерзость): «Дик, мне необходимо узнать твой точный вес», — и вы, ручаюсь, сейчас же отправитесь на весы, ни словечка не скажете.

— Нет, не пойду!

В это мгновение Фергюссон вошёл в свой кабинет, где происходил разговор между Диком и Джо. Он взглянул на Кеннеди, который почувствовал себя не очень-то хорошо.

— Дик, — проговорил доктор, — и ты и Джо пойдемте-ка со мной. Мне надо знать точный вес каждого из вас.

— Но… — начал было Кеннеди.

— При взвешивании ты можешь не снимать своей шляпы. Идём же, — перебил его доктор.

И Кеннеди повиновался.

Все трое отправились в мастерские Митчела, где были приготовлены так называемые десятичные весы. Доктору Фергюссону для установления равновесия в своём воздушном шаре действительно надо было знать вес своих спутников. И он заставил Дика встать на площадку весов. Тот не противился, а только пробормотал:

— Хорошо, хорошо! Но ведь это ни к чему не обязывает.

— Сто пятьдесят три фунта, — объявил доктор, занося эту цифру в свою записную книжку.

— Что, я слишком тяжёл?

— Да нет, мистер Кеннеди, — успокоил его Джо. — К тому же я очень лёгок, вот мы и уравновесим друг друга.

Говоря это, Джо сменил Кеннеди, и так стремительно это сделал, что едва не перевернул весы. Тут он принял позу статуи Веллингтона, изображённого в виде Ахилла при входе в Гайд-парк. Джо был поистине великолепен, хотя ему и не хватало щита!

— Сто двадцать фунтов, — снова записал доктор.

— Э-ге-ге… — проговорил Джо, радостно улыбаясь, сам не зная чему.

— Теперь моя очередь, — сказал Фергюссон и занёс в записную книжку свой вес: сто тридцать пять фунтов. — Все трое мы весим немногим больше четырёхсот фунтов, — заявил он.

— Но, сэр, если только это нужно для вашей экспедиции, то мне ничего не стоит похудеть на двадцать фунтов, придётся только поголодать, — обратился Джо к доктору.

— Это лишнее, мой милый. Можешь есть хоть до отвала. И вот тебе полкроны — угощайся, чем душе угодно.

Примечания

10

Калеб — персонаж из повести Чарлза Диккенса «Сверчок на печи».

11

Южное предместье Лондона. — Примеч. авт.