По поводу книги «Против течения» Варфоломея Кочнева

Иван Аксаков, 1882

«Есть замечательная книга, на которую наша читающая публика, а равно и журналистика мало или недовольно обратили внимания. И напрасно. Не говоря уже о том, что книга сама по себе преисполнена животрепещущего интереса, мы имеем основание предполагать, что она прошла не совсем бесследно в некоторых высших, более или менее властных кругах нашего общества. Мы разумеем „Беседы о революции“, изложенные под общим заглавием: „Против течения“ в разговорах двух приятелей…»

Есть замечательная книга, на которую наша читающая публика, а равно и журналистика мало или недовольно обратили внимания. И напрасно. Не говоря уже о том, что книга сама по себе преисполнена животрепещущего интереса, мы имеем основание предполагать, что она прошла не совсем бесследно в некоторых высших, более или менее властных кругах нашего общества. Мы разумеем «Беседы о революции», изложенные под общим заглавием: «Против течения» в разговорах двух приятелей. Они появлялись сначала в «Русском Вестнике» в течение полутора лет, а потом, несколько месяцев тому назад, вышли особым изданием в двух частях. Надобно отдать полную справедливость автору, скрывающемуся под псевдонимом Варфоломея Кочнева: его труд заслуживает прочтения даже после книг о французской революции Тэна и представляет новое, вполне самостоятельное исследование — не самой революции 1789 г., а времени, ей непосредственно предшествовавшего, того предреволюционного периода — периода либеральных иллюзий власти и общества — который, с целью предотвратить революцию, напротив, уготовил ей, как бы с особенною старательностью, торный, широкий путь. Автор очень искусно и талантливо разработал свою тему по подлинным источникам, собрал много данных и ярко осветил для читателя именно то, что и хотел ему показать: постепенное падение авторитета королевской власти прежде всего в ее собственном, а потом и в общественном сознании и постепенное «перемещение власти от короля и аристократии к интеллигентному разночинству», или к так называемой «Нации». Но главный интерес книги г. Кочнева не в характеристике французского предреволюционного периода, а в параллельной характеристике нашей собственной общественной, так сказать, политической жизни за последние ближайшие годы. Не судьба Франции занимает его, а судьба России.

Изучение времени, предшествовавшего знаменитой революции, предпринято им с целью извлечь из уроков французской истории спасительные предостережения, наставления и указания для русской власти и для русского общества. В этом и заключается существенное, серьезное, важное значение книги. Автор вовсе и не скрывает своего умысла. «Ты догадываешься, — говорит он своему приятелю, — по какой причине стараюсь я особенно внимательно остановиться на разъяснении неизбежности революции вследствие шага, сделанного французским правительством в 1787 г. Мы только что пережили исторический момент, представляющий некоторое сходство с тем, какой решил судьбу королевской власти во Франции. К счастию, Провидение хотело, чтоб исход правительственного решения у нас был другой». Затем автор резкими чертами, на четырех страницах, изображает деятельность правительства и общественное движение в России за «тринадцать месяцев умиротворения», завершившихся событием 1 марта, и заканчивает свой очерк словами: «Промысл Божий спас нас от шага, который, при современных условиях, мог бы быть роковым, как было роковым сознание нотаблей во Франции в условиях 1787 г.» (стр. 25–29, ч. II). Затем и во многих других местах своего труда автор возвращается к сравнению с Россией и к поучительным, по его мнению, указаниям…

Конец ознакомительного фрагмента.