Счастливого пути, Петька. Из жизни частного охранника

Иван Ленивцев

Герой новых рассказов прозаика из Советской Гавани – частный охранник Петр Бурцев. Благодаря природной смекалке, физической силе и добродушному характеру, он с честью выходит из непростых жизненных ситуаций.Рассказы смешны, порой и трагичны, однако они жизненно правдивы и достоверны. Они о людях, таких разных и таких похожих. Они о нас, о современниках.

Петька и адмирал

Ох, рано встает охрана!

— Ты где шлялся, бык деревенский?! Опять свой курдюк набивал в служебное время?! И когда ты только нажрешься?! — зло выговаривал начальник частной охранной фирмы «Беркут» своему подчиненному, охраннику Петру Бурцеву — высоченному, глыбообразному парню, про которых в народе говорят: «Любого в карман спрячет». Петьке его ругань хоть бы хны, он привычно молчит, пытаясь языком достать застрявшую в зубах рыбью косточку. Зачем рыпаться, когда тебя стригут, можно и порезаться. С поста у входа в офис он ушел всего-то минут на пять… ну, пусть на пятнадцать минут, в ближайшую кафешку по причине сильнейшего голода, как всегда неожиданно охватившего его ненасытное нутро. А что, причина вполне уважительная, да и не обезглавил он пост, его временно подменил другой охранник.

— Выгоню к чертям собачьим! Сколько можно терпеть твои выходки? Тебя, бездельника, не могли полчаса найти! — продолжал бушевать начальник.

А Петька и бровью не ведет — забывшись, спокойненько вытер ладонью губы, затем легонько похлопал себя по животу, как бы уплотняя попавшую туда пищу.

— Не сметь дергаться, идиот! — взбешенно взвился начальник. — Встань как положено! Разгильдяй, пока ты свое бездонное брюхо набивал, катер угнали!

Петька сытно икнул:

— Ик-к! Какой еще катер?

— Какой, какой?! У Евгения Викторовича, с «Афродиты»! — сердито уточнил начальник.

Ого! Вот так новость! Петька видел этот катер, правда, издалека. Красавец катер! На хищную рыбину похож из-за своего острого носа и скошенной назад рубки. Говорили, будто бы он с двумя винтами, с каютами, с кухней, с туалетом на борту и с множеством, множеством лошадиных сил. Что изготовлен в Японии, штучный заказ. Зверь, а не катер!

И хозяина катера Петька знает — Евгений Викторович, по его мнению, порядочная сволочь. Недавно в подпитии, не стесняясь охранников, он хвастал дружкам, как ловко продал недотёпам клиентам вагон подмоченного сахара, при этом, трижды попугаисто повторяя: «Ох, как я их нагрел, как нагрел, как нагрел!» — и потирал, потирал потные, нечестные ручонки. Теперь вот этого хвастливого делягу, видать, самого нагрели — и правильно сделали, так ему и надо!

— Евгений Викторович обещает хорошие бабки тому, кто вернет ему катер. И я не собираюсь их упускать. Бурцев, ты понимаешь, к чему я клоню?

Петька понятливо кивнул, мол, кому не нужны хорошие деньги — ищите, шеф, флаг вам в руки.

— Хорошо, если понимаешь. Однако, я думаю, ты не до конца понимаешь… — неожиданно начальник, как пистолетом, ткнул в Петькину сторону указательным пальцем. — И ты найдешь мне этот катер! Ты, именно ты! Понял?

— Я? Да вы что, шеф? — как всегда, попытался отказаться Петька, опять же всем своим нутром понимая — бесполезно. — Ну какой из меня сыщик, я — охранник. У нас есть детективы, это их хлеб. Опять же, полиция…

— Хватит болтать! — оборвал нытье подчиненного начальник. — Все детективы заняты, а времени у нас в обрез. Полиция уже землю носом роет, но она неповоротлива, уж я-то это знаю. А ты сегодня у нас провинился, пост кто покинул? То-то, не забывай об этом. Так что помалкивай и слушай мой приказ. В течение суток ты должен, нет — ты просто обязан найти катер! Бери машину и обыщи каждый — каждый! — закуток бухты, катер где-то здесь. Я звонил «погранцам», они ответили, что катер из бухты не выходил. Так что поторопись… и без катера не появляйся мне на глаза. Понял? Ну, раз понял, иди ищи! Иди, иди!

Вышел Петька от начальника, озабоченно затылок почесал: где искать этот чертов катер? Легко сказать — ищи. А где он — бухта одна из самых больших в мире, а катер — не машина, следов на воде не оставляет. Однако ной не ной, а искать катер надо — не найду, начальник дырку в моей голове проест своим нытьем. Ладно, садимся в машину — и по газам!

Поехал Петька на лодочный пирс. Полупьяный сторож трусливо поскрипывая пружинами провалившегося дивана, чистосердечно признался нависшему над ним громадному охраннику, что в эту ночь он разгонял сон водочкой и ничегошеньки на пирсе не видел… кроме пацанов. Ага, пацаны! Это уже кое-что существенное! Вот неугомонное племя! Где они сейчас могут быть? Ясное дело, где: лето, каникулы — где-нибудь на берегу. Как в воду глядел: покрутился Петька по зеленым берегам бухты, двадцать литров бензина сжег, но пацанов тех нашел — рыбачили, костры жгли, купались. Попались, голубчики! Прижал он их осторожненько, они — в слезы. Петька с укором, мол, слезы не к лицу настоящим мужикам, пообещал, что не выдаст их полиции, и даже вручил каждому по пять рублей на мелкие мальчишечьи расходы. Шкодливая ребятня вмиг повеселела, утерла слезы и как на блюдечке выложила: да, это они угнали катер, хотели прокатиться, но двигатель не смогли завести, а тут еще поднялся сильный ветер, катер понесло и выбросило во-он в той бухточке, за мысом Марии.

Заглянул Петька в ту бухточку: увы! пусто, как у него в кармане перед получкой. Нигде никаких следов катера. Прямо чудеса! Место указали — катера там нет, как сквозь землю провалился. Ищи, Петя, и думай, думай! Итак, стоя на берегу, что мы видим? Слева — военно-морская база со своими секретами, туда даже соваться не стоит; справа — лесной причал со штабелями леса, с горбатыми кранами, с трудягами лесовозами. С этого причала и днем, и ночью рыбачки-любители ловят корюшку с камбалой — и на пропитание, и на продажу. Может, они что-то да и видели? Надо же, глазастые рыбачки не только видели, но и прямо указали на военных моряков: дескать, это они рано утром взяли катер на абордаж, что по-морскому означает: штурм, захват, принуждение к сдаче. Толково объяснили, вот что значит у моря жить.

Вот так новость! Вояки пригрели катер. Что ж, делать нечего, придется к ним наведаться и потребовать вернуть чужую, украденную собственность. Решено, только так и никак иначе. Доволен Петька: катер, считай, у него в кармане. За него он получит прощение и благодарность от начальника, сам шеф — солидную премию, ну а хозяин катера, хоть и дрянь — человек, возрадуется возвращенному имуществу. Все довольны, все при своем интересе!

И Петька порулил на военно-морскую базу.

— Привет «военморам»! — остановившись у КПП, поздоровался дружелюбно. — Ребята, я слышал, вы катер подобрали, как бы мне на него взглянуть.

Военные моряки — видать, ребята не промах — услышав про катер, натурально глаза вытаращили: дружище, ты, мол, не по адресу попал, никакого катера мы не видели даже во сне, так что гуляй, паренек. И, попытались наглухо прикрыть металлические ворота с якорями. Но Петька, хоть и добрейшая душа, в данном случае проявил твердость — застопорил ворота своей ножищей сорок седьмого размера и потребовал вызвать на КПП дежурного по базе. Морячки, видя, что приезжий амбал не отступит, пожали плечами: мол, всегда пожалуйста. Вскоре к воротам подошел, как он представился, капитан третьего ранга Дроздов с повязкой дежурного, с пистолетом в кобуре. И этот в кошки-мышки решил поиграть, знакомую песню запел: ничего не знаю, ничего не видел, ничего я тебе не скажу. Господи, до чего же упертые люди — «военморы»!

Но и у Петьки — голова на плечах, не тыква, ни намерен он разводить тары-бары — пустые разговоры, у него пусть и словесные, однако, факты, против которых, как известно, не особо-то и попрешь. Кроме фактов, он упомянул гарнизонного прокурора, с которым недавно был на охоте, а городского мэра как бы вскользь, назвал своим дядей… троюродным. Прости его боже, чего только не сделаешь ради установления истины!

Дежурный по базе поюлил-поюлил, дабы не потерять авторитет, затем кому-то позвонил, и лишь после этого пригласил нежданного гостя — который, как известно, хуже татарина — в штаб военно-морской базы.

Завели Петьку в огромный кабинет и оставили одного. Он с интересом огляделся… Вдоль стены множество макетов надводных кораблей, подводных лодок, старинных парусников. На самой стене — огромная картина в красивой раме: краснофлотцы в окровавленных тельняшках, стоя по колено в воде, стреляют из пушки куда-то за горизонт. «Семидесятишестимиллиметровка» — как бывший артиллерист, сходу определил Петька калибр орудия.

Услышав скрип двери, он оглянулся… и оробел. Энергичным пружинистым шагом в кабинет вошел генерал… или как там по-морскому: адмирал, вот! За время своей службы в армии, Петька никого выше полковника вот так близко не видел, а тут сразу лоб в лоб — бац: адмирал! Как тут не оробеть? Стоит он сам не свой, руки по швам бросил, не сводит глаз с адмирала: а что если тот начнет метать громы и молнии из-за того, что какой-то, неизвестно откуда взявшийся, недотёпа — охранник оторвал его от важных государственных дел. Адмирал и вправду суровым взглядом окинул непрошеного гостя… затем неожиданно, как знакомому соседу по даче, доброжелательно улыбнулся ему. Скорее от адмиральской улыбки, чем от его суровости, Петька старательно вытянулся по стойке «смирно», да ка-ак рявкнет:

— Здравия желаю, товарищ адмирал!

Адмирал, слегка подпрыгнув от дикого вопля, засиял лицом и даже хлопнул себя по бедру правой рукой, что, вероятно, означало проявление им высшего предела восторга.

— Ор-рел! Гвардеец! Настоящий богатырь! Ч-черт побери, давненько я таких молодцов не встречал! Откуда такой?

— Тамбовские мы, — скромно ответил Петька, краснея до кончиков волос.

— Я так и думал… Ну, давай знакомиться, богатырь. Я — командир военно-морской базы, контр-адмирал Алексеев Александр Петрович. А кто ты таков будешь?

— Кто я? Я охранник с «Беркута»… с фирмы «Беркут»… Бурцев я… Петька… Петр Иванович, — смущаясь, сообщил Петька и зачем-то добавил: — Я в артиллерии служил… когда в армии был.

— Петр Иванович, я рад, очень рад с вами познакомиться! А теперь, артиллерист, рассказывай, зачем в наши края пожаловал? Только откровенно, без утайки, — адмирал продолжал улыбаться, но глаза смотрели строго, требовательно, будто обещали большие неприятности всякому, кто рискнет пойти против адмиральской воли.

— Собственно, я… — замялся Петька, переступая с ноги на ногу. — Катер у нас угнали… в смысле, украли… мне бы только взглянуть.

— Ах вон оно что, катер! — тотчас поскучнел адмирал. — Ну да, катер… слышал, слышал. Петя, слушай дорогой, давай мы с тобой о катере потом поговорим, успеется, — он пренебрежительно махнул рукой. — Ты мне кто: гость или не гость? — Петька с готовностью кивнул, мол, гость он, гость. — А раз гость, то зачем мы будем впустую винтами воду молотить, как говорит наш мудрый народ: болтовней пьян не будешь! Степа! Степа-ан!!

В кабинет прытко заскочил прапорщик, по-морскому, вроде как — мичман. Хитроглазое лицо мичмана выражало сиюминутную готовность выполнить любой приказ своего командира, вплоть до броска в окно.

— Слышь, Степан, ты там нашу представительскую заначку не всю выпил? — адмирал ногтем щелкнул по графину с водой. Мичман обиженно поджал губы, дескать, зря обижаете, товарищ контр-адмирал. Командир базы засмеялся:

— Да успокойся, пошутил я. Ты вот что, Степа, организуй-ка коньячку нашего, ну и чего-нибудь перекусить, не мне тебя учить. Мы тут с Петром Ивановичем, с моим новым другом, кой-какие конфиденциальные вопросы обмозгуем.

Мичман, надо отдать ему должное, четко знал свое дело — скоренько на столе появился двухлитровый графин с темно-розовой, похоже, коньячной жидкостью и тарелки с горками бутербродов. У Петьки слюнки потекли, облизнулся, как трижды голодный кот: что-что, а покушать он любит. Адмирал же, по-хозяйски оглядев накрытый стол, довольно хмыкнул и попросил Степана заменить хрустальные рюмки на граненые стаканы: мол, так привычнее, так он еще курсантом пил. Затем он, на правах хозяина, плеснул в стаканы розовую жидкость и произнес что-то вроде тоста:

— Давай, друг мой Петя, разгоним кровь, выпьем за наше с тобой такое неожиданное, но, признаюсь тебе, приятное для меня знакомство! Бери стакан…

Петька с удовольствием взял со стола стакан… однако вспомнив, что он на службе, да еще и за рулем — поставил стакан обратно на стол.

— Товарищ адмирал, я тоже рад нашему с вами знакомству, но вы извините меня — я на службе, нельзя мне пить… можно, я лучше перекушу?

Контр-адмирал побагровел, должно быть войдя в состояние крайнего раздражения, открыл недовольно рот, явно желая скомандовать что-то вроде «смирно», но явно переборов себя, лишь кривя губы, улыбнулся.

— Петя, ну ты, брат, даешь! С самим командиром базы отказался пить! Подумать только! Оказывается, контр-адмирал ему не указ, он, видите ли, на службе! Черт побери, а где же тогда я? Где, по-твоему? В Таиланде, на песочке загораю? Нет, брат, я тоже на службе! Заметь, на государственной службе! Так что давай не будем пороть горячку и портить нервы друг другу, давай-ка лучше выпьем! Ну, бери стакан! — он почти насильно сунул стакан в Петькину руку. — И запомни Петя, народную мудрость: у моря жить и не пить — пагубно для здоровья. Так что пей до дна, приобщайся к морскому братству! Хочешь, могу еще один афоризм подарить, сам придумал, слушай и запоминай. Непьющий адмирал — не адмирал, непьющий охранник — не охранник! Запомнил? Ну, тогда поехали!

Адмирал, лихо опрокинув в себя содержимое стакана, потянулся за бутербродом с красной икрой:

— Ух, хорошо-то как!

«Ого! Как простую воду выдул! — удивился Петька легкости, с которой адмирал освободил свой стакан. — Чем он меня угощает? По запаху не определить, по цвету… похоже на портвейн сладенький, лучше бы водки налил». И он, подражая командиру базы, залпом… О-о-о!!! Глотку будто крутым кипятком ошпарило, внутренности обожгло, в желудке рванула противопехотная мина… Хлеб где… где хлеб? Петька зашарил по столу руками…

— Что Петя, дерет горло наш военно-морской коньячок? — смеясь, адмирал протянул гостю кусочек хлеба. — На, занюхай, занюхай…

— У-у-ух!! Ну и дерет, зар-раза! — Петька выдохнул из себя воздух. — Что вы мне подсунули? Атомную бомбу?

— Успокойся Петя, не взорвешься, это всего лишь популярный среди моряков — именно военных моряков — коньячный напиток под названием… А вот это, друг ты мой, воинский секрет! Только и скажу, что производство торговой фирмы с аббревиатурой «ПЛО». Не слышал про такую?

Как охраннику, Петьке все торговые фирмы и в городе, и в районе были известны, но о фирме со столь странным, возможно, матерным названием, ему не приходилось слышать.

— И не услышишь, — хитро подмигнул ему адмирал. — Это строго засекреченная фирма, но тебе, как моему другу, я расшифрую, что означает сия абракадабра. «ПЛО» — — противолодочная. Это может быть и оборона, и противолодочный корабль, и торпеда, ракета, мина. Короче, всё что может взорваться. Понятно, тебе?

— Противолодочная? Всего лишь? А я черт знает что подумал, — засмеялся Петька — голова после выпитого кружилась, как космическая станция «Мир» вокруг земного шарика, пока не была сброшена с орбиты в океан. — Нет, я не понял, а почему именно такое название-противолодочная? В городе есть фирмы с морскими названиями, например, «Посейдон», есть «Нептун», «Русалка» есть.

— Эх, Петька, простота ты тамбовская! Да пошутил я насчет фирмы, пошутил! Извини. Нет никакой противолодочной фирмы, и никакой это вовсе не коньяк — это обычный спирт, разбавленный брусничным соком. Раньше этого спирта в любой военно-морской части было полным-полно. В настоящее время — дефицитный товар. Выражаясь современным языком, это наш флотский бренд под названием «Шило». Звучит не очень, но это уж кому как нравится. Главное, чтобы по мозгам било. К примеру, в одной торпеде — двести килограммов спиртосодержащей смеси, в одной! Спросишь: для чего спирт необходим торпеде? Отвечаю: чтобы она резвее гонялась за нашими врагами. Шутка. Но ты однако заметь, какая крепость, какой вкус, а цвет — словно солнце на закате… Петя, тебе что, плохо? — адмирал, видя, что его гость слегка побледнел от выпитого с непривычки спирта, сунул ему в рот бутерброд с икрой. — Ты ешь, ешь давай, говорят, красная икра — эликсир жизни. А насчет спирта — извини, надо было предупредить тебя. Но это ерунда, с непривычки, закуси хорошенько — и всё пройдет. Мы с тобой еще не один стакан одолеем. Одно жаль — спирта у нас маловато осталось, когда еще новый привезут. Но для тебя, друг мой Петя, нам последней бочки не жалко! Так что пей — и цени каждую каплю этого волшебного нектара!

Петька был поражен щедростью военных моряков: для него, простого охранника, им последней бочки спирта не жалко! Вот они какие, настоящие военные моряки!

— Ну что Петя, вот мы и познакомились, выпили по капельке, закусили чем бог послал, теперь можно и о катере поговорить… — сказал адмирал, тщательно вытирая пальцы бумажной салфеткой. — Впрочем, куда нам торопиться, о катере давай попозже переговорим, успеется. Давай мы лучше поближе познакомимся. Слушай, Петя, а ты кто будешь по своему социальному происхождению?

Петьку вопрос застал врасплох, про социальное происхождение он что-то слышал, но что это такое — точно не знал. Адмирал же, видя затруднение нового друга, терпеливо пояснил:

— Ты из каких будешь? Из рабочих или крестьян, про интеллигенцию не спрашиваю?

— Я-то? — густо покраснел Петька, стеснявшийся своих крестьянских корней. — Ну, из крестьян.

— Я так и думал, — кивнул головой командир базы, пододвигая поближе к гостю тарелку с бутербродами. Обиженно отодвинув тарелку, Петька буркнул: «Не всем городскими родиться…»

— Петя, да не дуйся ты, как салажонок на строгого старшину, — адмирал шутливо стукнул охранника по плечу. — Ты своим деревенским началом гордиться должен! Понимаешь, гордиться!

Петька непонимающе вскинул глаза: как можно гордиться своей прямо-таки прущей из него деревенщиной?

— Гордиться, Петя, именно гордиться! Да будет тебе известно, вся Россия из деревни вышла, вся! Деревня — это был стержень, на котором наша страна держалась. Ты, конечно, не знаешь, а ведь все наши знаменитые адмиралы-генералы-маршалы в деревне родились: и Ушаков с Нахимовым, и Суворов с Кутузовым, и Жуков с Коневым — все деревенские. Абсолютно все! Вот так-то, брат! Я вот, иногда, смотрю телевизор и диву дивлюсь, как наша новорусская шелуха — вроде голь перекатная, без роду-племени — нынче пытается примазаться к дворянскому роду, за большие деньги покупая княжеские, графские и прочие старинные титулы. Спрашивается, зачем? Признали бы прилюдно перед экраном: да, мой прапрапрадедушка был крестьянином Тамбовской или Рязанской губерний. Так нет! — стучат себя в хило-силиконовые груди — нам дворянство подавай, хотим быть голубых кровей, вашеблагородиями желаем быть. В архивах с лупой роются, ищут свой дворянский след. А ведь запросто могло быть, что тот тамбовский или рязанский предок-мужик, бил шведа под Полтавой, мог брать Измаил, карабкаться по горным кручам Швейцарии, драться с французом на Бородинском поле, оборонять Севастополь от англичан, опять же французов, сардинцев и прочих турок. Вот скажи мне, Петя, разве это не повод для гордости? Эх, да что там! Я сам тридцать лет назад смоленскую деревню покинул, а вот веришь, так иногда накатит, особенно весной, так позовет к себе земля — бросаю все дела и еду на дачу. Да-да, и такое бывает…

Командующий базой замолчал, нежно поглаживая выпуклую рубку макета подводной лодки, стоящего на столе.

— «Тайфун», она же «Акула», атомный ракетный крейсер стратегического назначения, когда-то наше самое грозное оружие, гордость наша, — наконец промолвил адмирал с заметной грустью. Затем, оглядев Петьку оценивающим взглядом — все равно что портной, снимающий мерку с клиента, сказал: — Смотрю я на тебя, Петя — ты, будто слепая курица по жизни идешь, очевидно повертелся-покрутился среди жулья торгового, среди этих демократов-пустократов, нахватался от них либерального дерьма, вот и потерял заложенный в тебя предками рабоче-крестьянский нюх…

От удивления Петька застыл с бутербродом в руке у рта: какой еще нюх он потерял? где? когда?

— Чего рот раскрыл? — сердито спросил адмирал. — Я грубо выразился? Что думаю, то и говорю, на правду только дураки обижаются. Да ты жуй, жуй! Жуй — и меня слушай. Была бы моя воля и власть над тобой, я бы тебе быстренько мозги вправил в нужную сторону. А знаешь, как? — Петька точно не знал как, но так как он отслужил в армии, то приблизительно догадывался как. — Я бы тебя, дурака здоровенного, засунул годика этак на три в такую вот подводную лодку и погонял бы как ту сидорову козу. Ты бы у меня для начала хлебнул плафон водички солененькой, затем ежедневно побегал по трапам, по люкам заведенной машиной, сходил в «автономку» на сотню-другую дней, полежал бы в страхе на дне морском — живо бы шелковым стал и перестал бы стесняться своего крестьянского происхождения. В стране, в ее вооруженных силах, ч-черт знает что творится, а ты тут кренделя выписываешь, носишься как угорелый со своим катером, как пьяный боцман с кранцем!

— А что я… я не для себя, — прошамкал набитым ртом Петька. — Катер не мой… мне приказали…

— Приказали ему… — насупился адмирал. — А ты и рад стараться дурацкие приказы выполнять. Эх Петя, Петя, святая ты простота! В корень надо зрить, в корень! Пойдем, я тебе кое-что покажу… — Он взял Петьку под локоть и подвел к стене, скрытой от глаз широченной, во всю стену, желтой шторой. Рванул штору в сторону… перед глазами появилась огромная карта Тихого океана. Зелено-коричневые материки, острова, леса, горы, пустыни, но больше всего — голубизны океана. И на этой голубизне — россыпи красных флажков и пугающие надписи: «Не заходить! Пуски ракет!», «Район учебных стрельб! Не заходить!», «Район бомбометания!», «Полигон подводных лодок!», «Взрывные работы!», «Опасно — кабель!»

Петьке стало как-то неуютно от такого количества опасно-предупреждающих надписей. «Зачем адмирал мне эту карту показывает? Тут и дураку понятно, что она совершенно секретная! Мне еще не хватало чужих секретов!» — и он отвернулся от карты.

— Петя, вот ответь мне: сколько на земле океанов? — неожиданно спросил адмирал учительским тоном.

Петька, не зная точного ответа, наугад ляпнул:

— Семь!

Адмирал отчего-то вздрогнул, но тактично поправил:

— — Запомни, Петя: четыре! И самый большой из них — наш Тихий океан. А теперь обрати внимание на красные флажки. Это места, где находились наши боевые корабли… я имею в виду советские корабли, в советское еще время. Я специально не стал их убирать, чтобы и себе было приятно, и молодым офицерам можно было показать нашу былую мощь… Эй, друг, ты чего это от карты отворачиваешься? Нет, брат, ты смотри, во все глаза смотри, нам было чем гордиться! Смотри — везде, куда ни глянь, находились наши корабли, нашего военно-морского флота! — казалось, адмирал от распирающей его гордости за военно-морской флот стал даже выше ростом.

— А что они там делали? — простодушно, без какой-либо задней мысли спросил Петька, рыская взглядом по россыпям красных флажков, разбросанных по глади океана.

— Фу ты, пропасть! — командир базы вмиг в лице переменился и так на Петьку глянул, будто это он украл у военно-морского флота не катер — целый эскадренный миноносец. — Ну, Петька, ох и огорчил же ты меня своим дурацким вопросом! «Что они там делали, что делали?» — передразнил он охранника. — Ты спрашиваешь словами нынешних «дерьмократов», которым дай только волю — вмиг и армию, и флот по домам распустят, как их единомышленники в семнадцатом году. Петя, наконец вбей себе в голову, заруби на носу: наши корабли здесь, на Тихом океане, и прикрывали, и обороняли, и защищали Родину! Наш военно-морской флот всегда был на переднем рубеже обороны и покрыл себя неувядаемой славой при защите границ России! — с пафосом произнес он. Петька слушал его с открытым ртом: адмирал так здорово и красиво говорит. — Ну что Петя, ты меня понял?

— Так точно, я всё понял! — усердно рявкнул Петька, глядя на адмирала преданно и в то же время как бы виновато. Тот сердито нахмурил брови.

— Ничего ты Петя, не понял, по глазам вижу. Да, нам было, чем гордиться, ни одна падла заморская не осмеливалась тронуть наши гражданские суда, нас пусть и не любили, но уважали, как уважают сильных, нас боялись, как боятся опять же сильных! Заметь, главное: и уважали, и боялись! А что сейчас творится, знаешь?

Петька не особо вникал, не интересовался происходящим где-то там далеко, газет он не читал, а в телевизоре смотрел разве что юмористическую «Давай поженимся» с Гузеевой, да «Смехопанораму» с Петросяном — и потому уныло пожал плечами: мол, я не в курсе.

Адмирал осуждающе сверкнул глазами, но промолчал, затем вернувшись к столу, взял в руки какую-то бумагу и опять подошел к карте.

— Вот полюбуйся, на днях радиограмму получили… «Теплоход „Федерация“ в Малаккском проливе подвергся нападению пиратов! Судно разграблено, экипаж избит, похищена буфетчица Леночка. Срочно просим помощь. Всем-всем, кто нас слышит. Капитан т/х „Федерация“ Степашкин», — с горечью в голосе прочитал радиограмму адмирал. — Такие вот, брат, сегодняшние реалии… Сволочи, совсем страх потеряли! Раньше мы этих ублюдков молча на дно морское отправляли, и никто, заметь — никто! — особо не заикался о международном праве: ну потопили и потопили — туда им и дорога… Эх, Петя, Петя, если бы ты знал, как мне, адмиралу флота российского, до слез обидно такие вот радиограммы получать!

Уж в этом-то Петька прекрасно понимал адмирала: еще как обидно, когда тебя бьют по морде, а ты не можешь дать сдачи.

— Товарищ адмирал, а не послать бы нам в горячие точки наши боевые корабли, пусть они этих пиратов расчихвостят и в хвост, и в гриву! — эмоционально предложил он.

— Посылаем изредка корабль-другой, но время изменилось, холодная война вроде закончилась — я думаю, на некоторое время закончилась, появилось много законников, правоведов разных. Пираты этим и пользуются, много их на морях развелось, покажут они себя еще, ой как покажут. Изобретательные, сволочи! Например, задерживаем мы пиратский корабль, они — оружие плюх в воду, руки вверх, мол, мы — мирные рыбаки. И доказывай, что они кровожадные пираты. Миндальничаем много, а их надо топить пачками, пачками! Чтобы они боялись с суши к берегу моря подойти! Только так… И еще одна причина не в нашу пользу… только тебе признаюсь. Не густо у нас с кораблями, раз-два и обчелся. Нам сейчас не до океанских просторов, нам бы как свое побережье защитить, вот о чем надо думать. А ты тут носишься со своим… Слушай, Петр, а может, мы твой катер на борьбу с пиратами пошлем, а? Вооружим и пошлем! — то ли в шутку, то ли всерьез предложил командир базы. — Отдашь, не пожалеешь?

— Легко! — не задумываясь, согласился Петька. — Берите! Для такого дела не жалко, ей-богу не жалко.

— Ты это серьёзно? — недоверчиво спросил адмирал. — Если серьёзно, то спасибо Петя, я ещё подумаю над этим, подумаю… — отойдя от карты к окну, он забарабанил пальцами по подоконнику — должно быть, задумался. Петька же, глядя на коренастую фигуру, обтянутую черным адмиральским мундиром, тоже задумался: должно быть, он обидел командира базы своим дурацким вопросом — и потому, сейчас самое подходящее время покинуть этот пропахший морем гостеприимный кабинет. А катер… Да черт с ним, с этим катером, нашли крайнего, пусть его полиция ищет!

— Ты что там бормочешь? Никак удрать хочешь? — догадался адмирал. — Э-э, нет, дружище, мы с тобой еще не закончили наш разговор. Да и графин еще полон. Так что не торопись наперед батьки, лучше подойди ко мне.

Петька подошел к окну. Адмирал взял его одной рукой за локоть, другой — обвел голубую гладь залива.

— Смотри, Петя, красота-то какая! Этот залив открыли не кто-нибудь, а русские моряки! Все промахнулись: и капитан Кук, и Лаперуз, и американцы с японцами, а наш лейтенант открыл. Говорят, лучший в мире залив — в Сан-Франциско, но я там не был, потому и не верю, наш — лучший в мире! На этих берегах издавна базировался российский флот. Когда я молоденьким лейтенантом прибыл сюда, здесь находилась мощная группировка надводных кораблей и подводных лодок, здесь твердо стоял океанский флот России, ее гордость и слава! Увы! Сейчас берега пустынны, а когда-то… Смотри! Вон там, справа, стояли крейсера! Ты знаешь, Петя, что такое крейсер? Крейсер это: мощь! сила! быстрота! натиск! Дух захватывало от одного вида несущегося по волнам красавца! А чуть дальше, впритирку, стояли эскадренные миноносцы, тоже красавцы, настоящие хищники! За ними — большие противолодочные, еще дальше — сторожевики, тральщики, ракетные катера. Отдельно — пирсы с атомными подводными лодками: целая дивизия контролировала всю Юго-Восточную Азию. А вон там… туда смотри! — и указывающий перст, и голос адмирала слегка задрожали. — Там была пришвартована наша гордость — тяжелые авианесущие крейсера, проще говоря — авианосцы «Минск» и «Новороссийск». Ты когда-нибудь видел авианосец?

— Видел, — утвердительно кивнул Петька, — по телевизору, американские.

— То-то и оно, что американские, — сердито проворчал адмирал. — Свои-то мы профукали бесславно…

— А-а! Я слышал об этом! — воскликнул Петька. — Их, кажись, за границу на металлолом продали. У нас парни видели, как на них что-то взрывали, а потом их буксиры выводили, меня тогда еще здесь не было.

— Может, и на металлолом, кто его знает, — пожал плечами командир базы. — А ты допускаешь такую возможность: восстановит их заграница, заново вооружит, да и по нам же и жахнет! Как тебе такой вариант?

— Козе понятно: жахнут! Нашим салом — нам же по мусалам! Эта заграница такая подлая, всё втихушку, втихушку нам стараются подножку подставить, — во всем поддержал адмирала Петька.

— Ну, Петька, ну ты и молодец! Быстро соображаешь, способный малый! В точку попал! На глазах умнеешь… Так вот… Ага! Недавно где-то вычитал, что один из наших авианесущих крейсеров, кажись, «Минск», иностранцы собираются приспособить под плавучий отель-бордель. Бордель, понимаешь?! Это же черт знает что такое! Из российского, пусть и бывшего, но боевого корабля! — голубые глаза адмирала, казалось, заискрили. — Бордель, на котором всякая нерусская шушера будет отплясывать на взлетной палубе разные там буги-вуги, а на боевых постах трахать продажных шлюх! Да лучше бы я эти авианосцы своими руками взорвал, сам бы их потопил в этой бухте! Ведь как история повторяется: в этой же бухте, во-он там, — он указал пальцем, — фрегат «Паллада» упокоился, на котором писатель Гончаров, автор «Обломова», по миру путешествовал. И авианосцы бы рядышком на дне улеглись. Но ведь фрегат наши моряки сами утопили, чтобы он врагу не достался, считай, что в бою он погиб! А авианосцы… сами флаг спустили, в мирное время… И-эх!

Адмирал резко стукнул кулаком по раме — стекла жалобно задрожали. Петька непроизвольно вздрогнул: страшен адмирал в гневе, не позавидуешь его провинившимся подчиненным.

— Вот скажи мне, ну кому эти корабли мешали? Они ведь даже половину положенного срока не выслужили, половину! Им бы еще ходить да ходить по морям-океанам, пугать врагов наших, а их: бац! — продали по цене металлолома… Сволочи! Обрадовалась кремлевская верхушка, взасос с американцами целоваться принялась, радовалась, мол, нет теперь у нас врагов, а посему флот — на металлолом, не надо пугать друзей. Ты посмотри на плоды их лобзаний — пустая бухта! Почти пустая… А возьми, к примеру, тех же американцев. Они свои линкоры после Второй мировой под нож не пустили, они их хорошенько смазали и законсервировали, то есть припрятали в надежном месте на длительное хранение, так, на всякий пожарный, мало ли чего. А в восьмидесятых годах, после известных событий в Ливане, да и уже в Ираке, эти самые линкоры, еще и вооруженные крылатыми «Томагавками» — чтоб они у них сгорели все до одной! — так шарахнули, что всему арабскому миру тошно стало. А ведь эти линкоры были построены в сороковых годах… в сороковых! Наши — на тридцать-сорок лет позже. Вот и сравни…

Петька с открытым ртом слушал возбужденного адмирала — про американские линкоры он слышал впервые.

— А что нам мешало свои авианосцы, крейсера, эсминцы законсервировать? Что?! Или, вернее, кто?! Смазали бы их от души и поставили бы на хранение в какой-нибудь тихой бухточке, вон их сколько у нас. А пошла бы экономика страны на подъем, появились бы у нас деньги на современное оружие, на новейшие самолеты — тогда и возвращай из консервации корабли, вооружай их — и марш в океан на боевое дежурство! И не пришлось бы стране и флоту сейчас тратиться на новые корабли или — не дай бог! — покупать их за границей. Так нет же, уперлись, как баран рогами в новые ворота: продать! стране нужна валюта! валюта на квартиры офицерам! Тьфу! Чистейшая демагогия! А где сейчас та валюта, на какие такие военно-морские нужды пошла? Спросишь — никто тебе ничего не ответит, никто ничего, мол, не знает. Прямо секрет государственной важности! А тайны-то никакой нет, как на ладони всё: поделили, растащили, разворовали валюту… якорь им всем в задницу! Однако те, кто принимал решение о продаже кораблей, живы и благоденствуют в обеих думских палатах или выращивают розы на своих шикарных дачах. Плохо, когда страной управляет один человек, к тому же горький пьяница — бардака много, коррупция со всех щелей и прет, и прет, как головы Змея Горыныча…

Глядя в окно, адмирал старчески сгорбился. За окном драчливо галдели чайки, по ровной глади бухты куда-то полз небольшой буксир, сверху похожий на закопченного жука.

— Хочешь мира — готовься к войне. Слышал такое выражение? — внезапно спросил адмирал. Нет, такого выражения Петька не слышал. — Так запоминай, оно означает, что всякая уважающая себя страна просто обязана иметь сильную армию. Запомни — сильную! Вот на тебя, к примеру, может какой-нибудь дурак без причины полезть? — Петька немного подумал и ответил, что вряд ли. — То-то и оно, что вряд ли. Так и на сильную страну никто не осмелится напасть. Я к чему это говорю. А к тому, что сейчас у нас армию и флот «лжеполитики» опустили, как говорится, ниже плинтуса… да-да, куда уж ниже. Президент водку хлещет не просыхая, думские партии между собой передрались как собаки, народ, как всегда, безмолвствует — и слава богу, что нет войны или какого-нибудь даже захудалого локального конфликта. А если, не дай бог, вдруг… Нет-нет, даже подумать страшно, про всю армию не скажу, а вот если у меня, случись что — в строю всего-то два старых, еще советских тральщика. Того и гляди, скоро посреди этой бухты по ночам начнут всплывать чужие подводные лодки. Веришь — нет, у нас даже металлические противолодочные сети, преграждающие вход в бухту, сняли на металлолом, вот до чего дошло! Правда, это до меня произошло, то есть до моего назначения командиром базы, так что ты не подумай что, — Петька приподнял обе ладони, дескать, я понимаю и не осуждаю.

— Есть еще у меня атомные подводные лодки, правда, списанные с боевой службы, короче говоря — утиль. Но утиль смертельно опасный и для всех живущих здесь, и для соседей. Не дай бог рванут — почище Чернобыля произойдет, двадцать Чернобылей, сто Хиросим! Да кто его знает, что произойдет на самом деле?! У меня эти лодки вот здесь сидят! — потыкал себя пальцем адмирал где-то в районе печени. Приглядевшись, Петька увидел стоящие у пирсов атомные лодки, издали похожие на черные полицейские дубинки с ручками.

— Лодки выводить из залива надо, утилизировать, но ни у кого там — наверху! — не болит голова, ни у кого!

Петька слушал раскричавшегося адмирала и хорошо понимал, о чем речь: жители и города, и всего района уже давно требовали вывести списанные атомные подлодки с акватории залива. Их внимательно выслушивали, им обещали вывести лодки на утилизацию, но, словно насмехаясь над общественным мнением, лодки продолжали опасно ржаветь у пирсов, точно ожидая условленного часа — возможно, последнего для людей часа. А горожане, помитинговав, покричав словесно, и поныне продолжают жить рядышком с невидимой, временно затаившейся смертью. А что, как говорится, привыкнешь — и в аду жить можно.

— Ну зачем я до такого подлого времени дослужился? — изливал накопившуюся горечь адмирал. — Почему не ушел на пенсию? Ну почему, кто мне ответит? Э-э, да что там говорить! — он чисто по-русски махнул рукой. — Пойдем Петя, лучше выпьем с горя…

Подойдя к столу, адмирал удивительно метко, точно на два пальца, плеснул в стаканы и с какой-то веселой бесшабашностью, с вызовом произнес тост:

— Нет, Петя, хренушки им всем! Пусть с горя пьют враги наши, мы же с тобой лучше выпьем за светлое будущее нашего флота, за его возрождение выпьем! Не вечно же будем к берегу жаться, будет и на нашей улице праздник!

Петька поспешил от себя добавить: мол, выпьем за то, чтобы новый российский флот покончил с пиратами и никогда больше не позволял им похищать наших буфетчиц.

Выпили. После выпитого Петьке стало так хорошо, что захотелось сказать адмиралу что-то такое, такое! ну шибко-шибко ему приятное…

— Ну что, Петя, — опередил его командир базы. — Уяснил, наконец, ситуацию? — Петька, широко улыбаясь, ответил, что еще как уяснил. — Вот и прекрасно, а то я было подумал, что ты самодовольный эгоист, тут флот гибнет, а тебе, видишь ли, катер подавай. Мелко мыслишь, не по-государственному, учись наперед смотреть широко, масштабно, в корень. Что твой катер в масштабе страны — мелочь, пылинка. А вот флот наш… Посуди сам: когда-то он был океанским, сейчас стал что-то вроде прибрежного, а там, глядишь, и вовсе речным станет…

— Как Амурская флотилия, — подсказал Петька, ну очень уж сильно обиженный на эту флотилию. Отслуживший на ней парень-односельчанин по кличке Сомали увел у него девчонку красивой бескозыркой. Ох и трепач был! Бывало, ходит по деревне и хвастается: «Заходим мы как-то в Сомали…» А потом выяснилось, что Сомали — государство в Африке, а этот «ракушка» дальше Хабаровска и Благовещенска нигде не был. И смех, и грех! Отсюда у него и кличка: «Сомали». Смех смехом, а вот поди ж ты, увел у Петьки девку играючи, одной бескозыркой. Эх, попался бы он ему сейчас!

— Петь, ты чего это кулаки сжал? — спросил адмирал, с уважением поглядывая на «кувалды» охранника. — Что-то неприятное вспомнил? Бывает… А про флотилию ты в точку попал, нам океанский флот нужен — да простят меня амурчане, — а не занюханная флотилия… Петя, а ты, случаем, не пошутил насчет катера? — осторожно спросил он. — Ты по-прежнему готов его отдать нам?

— О чем базар, товарищ адмирал! Конечно, берите! Берите, берите! — вот так, без малейшей тени сомнения, точно от души угощая хорошего человека последней сигаретой, Петька единолично решил судьбу чужого катера. — У этих торгашей денег — тьма-тьмущая! Для них новый катер купить что для меня — кулек семечек, не обеднеют!

— Ну, братишка, ну, спасибо тебе от всего личного состава флота! Другого я от тебя и не ожидал, — с облегчением выдохнул командир базы и быстренько — должно быть, для скорейшего закрепления договора — налил «коньячку» в стаканы. — Давай выпьем… выпьем за то, чтобы наш российский андреевский флаг, по-прежнему развевался на всех морях и океанах…

— А губители флота утонули бы, как эти… как топоры! — дополнил пафосный адмиральский тост своим допотопным, но кратким, Петька.

Адмирал засмеялся и стал пододвигать тарелки с бутербродами поближе к охраннику, всё повторяя: «Ты ешь, Петя, ешь, не стесняйся!» Петька давно уже забыл про стеснение, и уговаривать насчет еды его уже не требовалось — в его руке постоянно находились бутерброды то с икрой, то с колбасой, то с сыром.

После того как выпили, адмирал на время ушел в себя, то есть задумался. Затем, резко вскинул голову.

— Слушай. Петя, тут у меня одна дельная мыслишка появилась, — он задумчиво потер рукой подбородок. Петька и сам знал, что после изрядно выпитого, мысли так и лезут, и лезут одна на другую, как взбесившиеся после порции дуста тараканы. — А что если мы строительство… пожалуй, нет, скорее — возрождение нашего нового океанского флота начнем… с чего, как думаешь?

— Ну, не знаю… Наверное… — Петька посмотрел в сторону окна, явно что-то припоминая. — Наверное, с постройки нового большущего авианосца…

— А ты молодец! — похвалил адмирал. — Хорошо бы… Но увы! Для этого нужны миллиарды и миллиарды рублей, а где их взять? Казна наша пуста. Тю-тю денег! Я вот что предлагаю… я предлагаю начать возрождение флота… с твоего катера. Да-да, с катера!

Подавившись икринкой, Петька судорожно закашлялся. Адмирал подскочил и, как барабанщик по барабану, гулко застучал по широченной спине охранника, не теряя, однако, направленности мысли.

— Петя, ты случайно подавился, или это у тебя от несогласия с моим предложением? Да не кашляй ты так, это не авантюра, я всё продумал, у меня всё аргументировано, — адмирал и кулаками, и словами лечил Петьку. — С твоего, именно с твоего катера и начнем возрождение. Не бойся, в океан мы его не пустим — у него ограниченный район плавания, но у своих берегов мы кой-кого прищучим. А ты как думаешь?

— Еще как прищучим! — мигом выздоровев, Петька с готовностью поддержал командира базы. — А то ишь моду взяли, наших буфетчиц похищать. Да за это их надо ловить и прилюдно морду бить, и не просто бить, а об асфальт, об асфальт! — не на шутку разошелся он, в настоящий момент готовый кого угодно и прищучить, и прищемить, а то и вовсе прибить, дай только адмирал приказ.

— Петька, друг ты мой, как же я тебя уважаю! — от избытка нахлынувших чувств адмирал попытался было обнять охранника, но руки у него были коротки, а охранник слишком широк. — Какой же ты мужик! Настоящий, свойский! И добрый, таких сейчас редко встретишь. Знаешь что, давай за тебя выпьем! За твое здоровье!

Опять выпили. Быстро закусив, командир базы схватил ручку и принялся что-то рисовать на чистом листе. Проглотив подобно баклану бутерброд с колбасой, Петька вытянул шею: адмирал пытался ручкой переделать его катер в боевой корабль.

— Вот, смотри… — водил он ручкой по листу. — Вот здесь, на баке, мы установим крупнокалиберный пулемет «НСВ», скорострельность — восемьсот выстрелов в минуту. Каково? А еще лучше — два, огневая мощь возрастает вдвое: сплошная лавина свинца…

Так, а на корме… на корме установим противокорабельную ракету, корма пошире бака… Что рот раскрыл? Да, да, именно ракету! — и адмирал принялся устанавливать на корме катера ракету, больше похожую на огурец с хвостиком.

— Товарищ адмирал, а ракета того… не потопит катер? — засомневался Петька, вспоминая тяжелые армейские ракеты, перевозимые мощными тягачами.

— Не бойся, не потопят, я всё просчитал, — успокоил адмирал, как школьник, старательно обводя нарисованную ракету жирной чертой. — Есть у нас одна новинка — сверхзвуковая крылатая ракета, такая если шарахнет по авианосцу или тяжелому крейсеру, то они вмиг забудут адресок к нашим берегам. Я о ней тебе попозже расскажу, поподробнее…

— Классная, наверное, ракета! — заочно похвалил Петька пока еще неизвестную ему ракету и, тут же мысленно представив «свой» катер, напичканный мощнейшим военно-морским оружием, не смог сдержать восторг: — Товарищ адмирал, вы этот… гений! Вот кто вы!

— Да ну тебя, Петя, скажешь тоже, — засмущался явно польщенный командир базы. — Не торопись меня хвалить, помнишь, как в той поговорке: мол, хвали сено в стогу, а адмирала в… ик-к! Ик-к! — икнул он раз-другой, дергаясь всем телом. — Ик-к! Извини… Ик-к! Вот прицепилась, зараза! Ик-к! Как жирной колбаски поешь… Ик-к! Да что за напасть! Ик-к!..

— А вы лед глотните, мелкими-мелкими кусочками, — вспомнил Петька древний бабушкин рецепт. — Или, на крайний случай, холодной водички глотните. Вот, нате, глотайте! — подал он графин с водой.

— Да ну тебя, знахарь, — отмахнулся адмирал, но из графина глотнул, забыв про адмиральскую должность, из горлышка глотнул — Петька сделал вид, что не заметил, мол, другу простительно. — Фу-у! Ты смотри, кажись, полегчало, ты прав…

Петьке уже не хотелось покидать этот пропахший морем уютный кабинет с его гостеприимным хозяином. Он, словно школьник, поднял руку, спрашивая разрешения задать вопрос — адмирал милостиво кивнул, мол, валяй.

— Товарищ адмирал, мне страсть как интересно про ракету, вы же обещали.

— Раз обещал — расскажу, не бойся, не забуду. Но учти, — адмирал огляделся по сторонам, явно кого-то выискивая, — это секрет государственной важности…

Услышав про государственный секрет, Петька тотчас увял, сконфуженно закрывая рукой рот, мол, нет-нет, ему не нужны чужие секреты, он желает спать спокойно.

–… Но тебе, как своему другу, как единомышленнику, я кое-что об этой ракете расскажу, — продолжил адмирал, однако видя, что его собеседник явно напуган, добродушно рассмеялся, затем спросил: — Что, напугал я тебя? Ну прости… Эх, Петя, Петя, простота ты деревенская, спи спокойно, эти государственные секреты больше устанавливаются для простых россиян, чем для зарубежных спецслужб. Запомни это раз и навсегда. Американцы и прочие китайцы с японцами, наверное, про эту ракету давно уже всё пронюхали, у нас сейчас за «зелень» любой секрет купить можно, времечко такое гнилое наступило, честно говоря. Настоящих шпионов надо искать там — наверху! — он ткнул пальцем в потолок. — Предателей развелось — что у меня крапивы на даче. Иуды! Готовы Родину за тридцать сребреников продать, сволочи! Таких надо стрелять без суда и следствия!

— Всех? — невольно вырвалось у Петьки.

— Всех, подчистую! — как топором по плахе, рубанул ладонью адмирал. — Родиной торговать — последнее дело!

— Я тоже так считаю, — поспешно согласился Петька. — Что с ними чикаться, стрелять — и никаких гвоздей.

— Молодец! Только так! — довольно крякнул адмирал и, задумчиво наморщив лоб, спросил: — О чем мы хотели… А-а, вспомнил, о ракете! Так вот, это тактическая, противокорабельная, сверхзвуковая крылатая ракета… дальность пятьсот километров… летает при любых метеоусловиях, в любое время года, днем и ночью… Знать о ней более подробно тебе ни к чему, хватит и этого. Впрочем, можно кое-что еще рассказать. Эта крылатая ракета морского базирования устанавливается на надводных кораблях и подводных лодках. Сокращенно: «Ка-эр». Название не скажу, извини. Какой-то умник после первых, не особо удачных пусков обозвал ее «Контрой». Отсюда и пошло: «Контра», «Контра»! Почти как легендарная «Катюша». Ну да ладно… Я, если честно, в технике слабоват, да она и не особо нужна адмиралу, для адмирала главное — мозги и голос. Впрочем, я отвлекся. Ракета самонаводящаяся… как бы тебе объяснить. Есть детский мультик, где кошка сама по себе ходила, сама мышей искала, сама их ловила, жрала сама. Так и наша «Контра»: сама цель ищет, находит — сама по ней бьет. Но до чего же она умная, зар-раза! Ажно завидно! В общем, классная ракета, но увы! — не без недостатков. Петя, а у кого их нет?

С чем, с чем, а с этим утверждением Петька был полностью согласен — у него самого куча недостатков.

— А сколько эта стерва нашей кровушки попила — наверное, с танкер нефтеналивной! Вредина, каких поискать! Не поверишь — по своим лупила, как по врагам заклятым…

— К-как по своим?! — непонимающе вытаращился Петька.

— А так и лупила. Скомандуем: пуск! На нужную кнопку нажмем — и пошла, пошла, родимая! В определенном квадрате океана, на морском полигоне, как ухажер — подружку, ждет не дождется ее мишень — старый списанный корабль. Мы свое дело сделали, заложили в ракетные мозги координаты цели, запустили ракету, а дальше она сама должна соображать: на какой высоте ей сподручней лететь, как маневрировать в полете, где искать цель, а найдя — как ловчее, точнее, беспроигрышнее по ней ударить. Смотри на карту… — адмирал ткнул пальцем в сторону карты. — Океан, Петя, это не просто крупнейшая часть водной акватории Мирового океана, это — можно сказать и так — обычная дорога или улица с двухсторонним движением и со своими специфическими правилами. И вот представь себе: по этой самой улице и день, и ночь шарахаются, грубо говоря, все, кому не лень: и пижонистые торгаши, и пропахшие рыбой траулеры, и наш брат — военные корабли. Вроде бы и полигоны для испытаний выбираются в местах, далеких от чужих глаз — так нет же, обязательно какой-нибудь торопливо-любопытствующий разгильдяй, несмотря на запреты, влезет, куда ему не надо. Влезет, а наша ракета тут как тут! Мы целенаведение по радарам ведем, всё отслеживаем, и вдруг видим: наша воспитанница из стороны в сторону начинает дергаться, вроде охотничьей собаки принюхивается к первому попавшемуся на ее пути судну, явно что-то нехорошее замышляет. Мы, ясное дело, пытаемся поставить ее на путь праведный, материмся ей вслед: «Ты куда, такая-сякая?! Стой! Не сметь! Это не цель! На полигон лети!» Какой там! Положила она на наши приказы хрен с кисточкой! Опустится до самой воды, чтобы не засекли и не сбили, — и хрясь! под самую ватерлинию! суши весла, морячки!

— Какую такую линию? — для Петьки морские термины все равно что для слепого — очки, сухопутный он человек.

— Ты что… ты не знаешь, что такое ватерлиния?! — укоризненно покачивая головой, не поверил адмирал. — Ну ты, Петя, и сушняк! Надо же… не знать такое… и куда мы катимся? Ладно, объясню. Ватерлиния у боевого корабля, как, впрочем, и у любого другого судна находится… — Петька внимательно, как говорится, во все уши слушал, но ничего не мог понять, — … теоретическая кривая… горизонтальной плоскость… параллельная уровню воды… Тьфу ты, — чертыхнулся адмирал. — Вижу, ты ни черта не понимаешь, да я и сам запутался, многое успел забыть из этих формул. Давай попроще объясню. Ватерлиния — это линия соприкосновения спокойной поверхности воды с корпусом судна… Что, опять не понял? — Петька тупо смотрел на командира базы, мол, разве можно что-то понять после фужеров с девяностоградусным «Шилом». — Закусывай побольше! Давай жуй, жуй! И меня слушай… про ватерлинию мы… Петя! Сейчас ты у меня мигом всё поймешь! Где у тебя проходит резинка от трусов? — Петька с готовностью ткнул пальцем в ремень на животе. — Правильно! Так и у корабля по всему корпусу идет ватерлиния! Ну что, понял?

— Так точно, понял! — с готовностью отрапортовал Петька и хотел было спросить, где будет проходить эта самая ватерлиния, если корабль поставить стоймя, как, например, бочку — но на языке у него уже вертелся другой, более злободневный вопрос: — Товарищ адмирал, а почему «Контра» по своим лупила?

— Почему, почему — по кочану! — отчего-то вдруг рассердился адмирал. — Я ж тебе сказал, ракета была не без недостатков! А ты опять за свое! Мы сами не могли понять: почему? Мозги-то у нее не как у нас с тобой, у нее сплошная электроника с кибернетикой. А это тебе не бутерброд с маслом. Мы каждый ее шаг проанализировали и заметили, что бьет она не произвольно, не по всем случайным судам, а как бы выборочно бьет — бьет исключительно по ржавым, замызганным судам. Этакая чистюля! Поначалу мы терпели ее дикие выходки, убытки несли, списывали на неопытность, молодость ракеты, но после того как она браконьерствующий краболов под камбоджийским флагом на дно морское опустила — экипаж из россиян и украинцев мы спасли, — терпение наше лопнуло, и мы твердо себе сказали: «Всё, с нас хватит!» и вызвали с завода-изготовителя комиссию на предмет обследования недостатков их изделия, то есть ракеты.

— Ну и что комиссия, разобралась? — нетерпеливо ерзая в кресле, спросил Петька.

— Петя, не лезь вперед адмирала в пекло, — осадил непоседу командир базы. — Когда комиссия к нам приехала, мы ей прямо в лоб: чего это вы, братья-славяне, поставляете нашему доблестному ВМФ бракованную продукцию? Заводчане, понятное дело, на дыбки поднялись, честь своего завода давай отстаивать: дескать, это вы, вояки безграмотные, виноваты, мол, не на те кнопки жмете, ну и всё прочее в таком же обвинительном духе. Короче: скандал, да и только! Мы им предлагаем: «Пускайте ракету сами!» — они нам: «Тащите свою мишень!» Мы им списанный тральщик под мишень отбуксировали: «Пускайте свою туфту!» Они запустили… — адмирал, видно, вспомнив что-то веселенькое, коротко рассмеялся, показав полный рот зубов.

— Ну и как, попала ракета в тральщик? — опять с шумом заерзал Петька.

— Ага, попала, — ответил командир базы с ухмылкой. — Она даже до полигона не долетела, а свою болванку врезала…

— Сейнеру ржавому! — мгновенно догадался Петька.

— Если бы сейнеру, — будто от зубной боли скривился адмирал. — Нашему врезала — БПК, большому противолодочному кораблю.

— Кому, кому?! Нашему военному кораблю?! — у Петьки отвисла челюсть.

— Нет, монгольскому, — мрачно пошутил адмирал. — Нашему, кому же еще. Ох, Петя, что тогда было, страшно вспомнить. Мы за погоны схватились, заводчане — за головы: что будет, что будет! Командующий флотом, как древнегреческий Зевс, из штаба флота мечет в нас огненные молнии: «Не-мед-ле-нно най-ти ви-нов-ных!» А как их найти: мы заводчан обвиняем, те — нас, никто не желает оказаться крайним. Пока мы с заводчанами препирались, командующий флотом собственной персоной приземлился на флагманском корабле командира базы — на вертолете прилетел. И начались разборки…

— Ну и как, разобрался он? — опять встрял Петька.

— В некотором роде… — неопределенно ответил командир базы, нервно передергивая погонами. — Дело в том, что подбитый «бэпэка», ну, тот противолодочник, был не нашим… нет, он был нашим, но в то же время как бы и не нашим…

— А разве так бывает? — перебил адмирала Петька, одурело мотнув головой. — Что-то я совсем запутался.

— Ну как бы тебе объяснить… Нет, корабль-то был нашим, но другого флота — Балтийского. Он, помню, с дружеским визитом заходил в Индонезию, потом во Вьетнам, там у нас в Камрани своя база была, сейчас мы ее, к сожалению, бросили. А потом получил приказ идти к нам — топливом подзаправиться или еще зачем, точно уже не помню. А в тропиках, да будет тебе известно, любой корабль от жары, от влаги тропических дождей ржавеет моментом. Вот «бэпэка» и дошарахался, нарвался на нашу «чистюлю», на «Контру» нашу, черт бы ее побрал!

— Товарищ адмирал, вы уж простите меня, ей-богу, не пойму, хоть убейте, не пойму: то корабль наш, то не наш, теперь он уже Балтийский, в чем разница-то?

— Да, Петька, ну ты и непонятливый, как Буратино! — чертыхнулся командир базы. — Всё тебе приходится разъяснять, жевать-пережевывать, как маленькому. Разница в чем? Разница — во флотах, понимаешь? Повторяю: во флотах! Здесь, у нас на востоке — Тихоокеанский флот, а там, на западе — Балтийский, на юге — Черноморский, на севере — Северный! Ты футболом увлекаешься? Даже иногда мяч гоняешь? Похвально! Вот ты представь себе две футбольные команды нашей страны, например, «Спартак» и «Динамо». Представил? Идем дальше… Когда игроки этих команд выступают за сборную России, тогда они — дружки не разлей вода, одна команда. А вот когда они просто на первенство страны играют между собой — тут уж они почти недруги. Так вот и между четырьмя нашими флотами идет скрытая конкуренция и даже соперничество: какой флот лучше. Ну, уяснил?

Петька кивнул, мол, куда уж тут яснее, каждый желает быть лучше другого и иметь при этом больше выгоды. Удовлетворенный его жестом адмирал продолжил:

— Вот и мы забили балтийцам гол… Извиняюсь — болванку в борт. И радоваться вроде грешно — свои всё-таки, — но мы втихомолку похихикиваем, видно, уж так подленько устроен человек, хотя, если разобраться, балтийцы сами виноваты — привыкли по любому поводу и без повода на себе тельняшки до пупа рвать: мы, мол, Балтийский! дважды Краснознаменный! Мы Зимний в семнадцатом брали! Брали они. А кто их просил брать, такую бузу устраивать? Лучше бы они его в покое оставили, анархисты хреновы! — Петька прыснул смешком, вспомнил, как на него начальник орал: «Ты мне тут свою анархию не устраивай! Уволю на хрен!» А он-то всего лишь на полчаса обед передвинул — шибко жрать хотелось. — Ты чего лыбишься? — с подозрением спросил адмирал. — Я вроде ничего смешного не сказал, я всегда говорю, что думаю… ну почти всегда. Что балтийцы — хвастуны, я всегда говорил и буду говорить. Правильно им наша «Контра» врезала… Петя, давай и мы врежем…

Врезали… После выпитого уже Петька полез к адмиралу обниматься. Сжимая в своих медвежьих объятиях тщедушное, по сравнению с ним, адмиральское тело, Петька никак не мог поверить, что он — простой охранник от сохи — вот так запросто, на равной ноге обнимается с заслуженным адмиралом флота российского! Скажи кому — не поверят. А жаль…

— Петя, медведь ты этакий… ну отпусти, задушишь… давай лучше про ракету… — кряхтел адмирал, тщетно пытаясь освободиться из железного кольца рук охранника.

Наконец Петька опустил руки, и адмирал, встряхнувшись, как петух после драки, продолжил…

— Врезала, значит, наша «Контра» балтийцам по самое не могу, но, слава богу, те на плаву остались, болванка-то пустая была, без заряда. Главное, без жертв обошлось, остальное было делом техники: завели они под пробоину аварийный пластырь и с помощью нашего морского буксира пошлепали на базу для постановки в док… Ну, Петя, ну и силища у тебя… ни вздохнуть, ни выдохнуть…

— Ну а что командующий флотом, — Петька пропустил мимо ушей стенания адмирала, — разобрался?

— Да как тебе сказать… пытался разобраться, — опять как-то неопределенно вильнул адмирал. — Вроде пытался, но я по его лицу видел, что он, в общем-то, не прочь прикрыть это дело. Но! Но факт оставался фактом: российская боевая ракета ударила в борт российского боевого корабля — и сей плачевный факт никуда не денешь, тут простой констатацией факта не отделаешься, тут виновные должны быть конкретно указаны и строжайше наказаны. А чего их искать — вот они рядышком стоят, так сказать, родители этой придурковатой «Контры» — заводчане. Командующий флотом отвел на них душу чисто по-русски: они и такие, и сякие, и пусть забирают свое долбаное изделие и проваливают с ним хоть в Китай, хоть в Венесуэлу! Резко, конечно, но справедливо. Я смотрю: заводчане стоят расстроенные, обескураженные, виновато головки свесили, однако, как ни крути — это их ракета, пусть и без промаха, по своим бьет. А это, знаете ли, не шашлычком жареным пахнет! В военное время за это к стенке ставили. Впрочем, заводчане оказались ребятами стойкими, не из пугливых. Молча выслушав справедливые упреки в свой адрес, они попросили командующего дать им пару-тройку часов, чтобы здесь же, на месте, ракету разобрать и найти причину ее странного для них поведения, короче — снять с повестки дня все непонятные вопросы, связанные с ракетой. Комфлота с психу показал им комбинацию из трех пальцев, мол, фигу вам, а не время, но передумав, хоть и со скрипом, согласился: час вам на всё про всё! — и пошел в кают-компанию утолять жажду коньячком с лимончиком.

— Ну и как, нашли заводчане причину? — Петька в нетерпении прямо-таки сучил ногами.

— Петя, ты опять гонишь лошадей? Ну что у тебя за мода такая — адмирала перебивать? — попытался остудить пыл охранника адмирал. — Я и так с трудом прихожу в себя после твоих дружеских объятий… А причину нашли. Разобрали заводчане ракету и: ах, мать вашу! Нутро ракеты без единой капли ракетной смазки, ржавое нутро! Вот она — причина! Возможно, какой-то неизвестный заводской «умелец» прикарманил высококачественную ракетную смазку для собственных автомобильных нужд, а также для продажи «налево». Гаденыш! Погрел свои шаловливые ручки на обороноспособности своей страны. Но надо признать, видно, мужик башковитый…

Петька согласно закивал: о, да-да, башковитых у нас хватает. Недавно один охранник на автостоянке, чтобы у него ночью автомобили не угнали, а ему никто не мешал дрыхнуть, связал все-все стоящие на стоянке машины одним длиннющим металлическим тросиком за буксирные проушины — и спокойненько завалился спать. А утром хозяин одной из машин, первым заявившийся на стоянку, минут десять упорно газовал, всё к воротам рвался. Во хохма была!

— Заводчане напоили ракету смазкой, какая у нас была, — продолжал адмирал, — собрали ее заново — и к командующему: «Товарищ вице-адмирал, ракета к пуску готова! Тащите мишень на полигон, мы ее в щепки расколошматим!» До чего же шустрые ребята! Командующий им открытым текстом: «Хрена вам прошлогоднего, а не мишень!» Действительно, как-то неразумно расточительно тратить ресурсы кораблей, приводить в движение сотни людей, тащить мишень на полигон, сжигать топливо и нервы моряков — притом еще неизвестно, кому на сей раз вмажет ракета. И поняли все: на «Контре» как на боевой ракете можно ставить крест, не примут ее на вооружение. Непонятно, почему, но нам всем стало жаль ракету.

— И мне ее жалко, — вроде как шмыгнул носом Петька.

— Спасибо, Петя, — похлопал адмирал своей теплой ладонью по Петькиной руке, — успокойся, всё обошлось. Не поверишь, но в это, в общем-то, наше внутреннее дело вмешались — кто бы мог подумать — наши бывшие противники по «холодной войне»…

— Немцы! — опередил адмирала резвый охранник.

— Какие немцы, Петя? — вскинулся командир базы. — Американцы!

— Кто, кто? Американцы? Настоящие? — Петька широко открыл глаза.

— Резиновые, — опять пошутил адмирал. — Конечно, настоящие, с фрегата «Пери», который постоянно, будто привязанный, болтался кабельтов в шести от нас и был в курсе всех наших проблем с ракетой, хотя мы вроде бы делали всё возможное, чтобы сохранить все секреты нашей новой крылатой в тайне. Американцы частенько, как и заведено у моряков, подтрунивали над нами.«Эй, рашен, — кричали, — кому ваша „Контра“ сегодня даст?» Вот зубоскалы! Умеют, подлецы, сыпать соль на рану. Мы им одно в ответ: «Янки, у нас ноу проблем!» Они смеются. Впрочем, парни нормальные и моряки хорошие, но уж больно хвастливые, что не смертельно.

— Надо было шарахнуть по ним из пушки, чтобы близко не подходили, — простодушно предложил Петька.

Адмирал схватился за грудь от смеха:

— Петька… ну ты и агрессор! Ты хоть понимаешь, что предлагаешь? Ты прямо как поджигатель Третьей мировой войны.

Петька быстро накрыл рот широченной, как лопата, ладонью: мол, всё-всё, молчу.

— И правильно, лучше помолчи, — едко усмехнулся адмирал, — подошли, значит, американцы к нам и давай в мегафон орать. А нам и без них тошно: командующий флотом рвет и мечет, понурые заводчане с нашими ракетчиками составляют акт о ненадежности боевых качеств крылатой ракеты. Одним словом: тоска! А тут еще янки прицепились, продолжают что-то кричать. Мы, отбросив международный и прочий этикет, послали их по-русски куда подальше. Хохочут, черти звездно-полосатые, но не унимаются. Достали! Наш вице-адмирал на нас рычит: спросите, что им надо? Мы спросили, американцы отвечают: «Эй, рашен, предлагаем вам пари!» — «Какое на… еще пари?» — с матерком спрашиваем. — «Ваша „Контра“, — ответно кричат, — наша мишень! Попадет она в мишень — с нас ящик виски и по пять презервативов каждому члену вашего экипажа!»

Нормальное пари, думаем. Однако командующий, подпрыгнув от неслыханного, по его мнению, предложения, принялся крыть матом не поймешь кого: то ли нас, то ли американцев. Когда он наконец слегка успокоился, все мы: и экипаж, и заводчане, и даже адмиральская свита — стали уговаривать вице-адмирала принять условие американцев, больно уж пари заманчивое: ящик виски, халява, сэр! Командующий нас как ледяной водой охолонил: «А что если ваша „Контра“ промахнется, если не попадет в их мишень, тогда что?» А действительно, что? Интересуемся у янки. Они отвечают: «Промахнется — с вас ящик водки „Смирновская“ и по баночке красной икры каждому члену нашего экипажа!» Круто! Командующий флотом как ястреб упал с мостика, выхватил у нас рупор и рявкнул: «А жопа у вас не слипнется?!» Мы все тогда чуть от смеха по палубе не покатились, так смешно это выглядело. Наш вице-адмирал, словно загипнотизированный общим смехом, тоже заулыбался — вообще-то, он был добрым, насколько это командующему положено, кричал больше для вида, для поддержания авторитета, да и выпить был не дурак. А раз так, то навалились мы на него: мол, товарищ вице-адмирал, где же наша с вами военно-морская гордость, ведь если наша ракета разнесет их мишень, то мы и пари выиграем, и подтвердим и надежность, и славу российского оружия. Как он мог после этих слов отказаться? Посопротивлялся, порычал для вида и согласился. Правда, спросил как бы в никуда: «А если мы проиграем пари?» На сей риторический вопрос ему никто не ответил, но каждый из нас наверняка подумал: «Товарищ вице-адмирал, не прибедняйтесь, говорят, у вас в штабе флота и водки, и икры навалом!»

«Согласны! — кричим американцам. — Тащите свою мишень в такой-то квадрат!» Но что это еще за ковбойские маневры? Фрегат, опасно накреняясь, грозя навалом, почти впритирку подошел к нашему флагману. Янки, смеясь, показывают нам металлическую бочку небесно-голубого цвета — бочка новенькая, без пятнышка ржавчины — и кричат ехидненько так: «Вот наша мишень! Просим любить и жаловать! Удачной стрельбы! Готовьте водку и икру! Гуд бай, рашен!» Ну не стервецы ли?

— Еще какие! — эмоционально согласился Петька. — Это надо же до такого варварства додуматься: бочку под мишень! Они что, рехнулись?

— Мы тоже так подумали, — боднул воздух адмирал. — Растерялись от такой невиданной наглости, обидно до хруста в кулаках, стоим, шестиэтажно ругаемся: ну, ковбои техасские, якорь вам в задницу, кранец в рот… Настроение — хуже некуда: обвели нас вокруг пальца, проиграем мы пари, как пить дать проиграем. Командующий флотом опять на нас окрысился: «Идиоты! — захлебывался в крике. — Где я вам столько водки с икрой возьму?!» Мы угрюмо молчали, но так каждому хотелось подленько огрызнуться: «Товарищ вице-адмирал, стоит ли из-за пустяка разоряться? Что сделано, то сделано, вчерашнего дня не вернешь, а договор, как известно, дороже денег. Ну, проиграем мы — не дай бог, конечно, — так стоит вам только свистнуть — вмиг на вертолете доставят и водку, и икру…»

Это понял и наш командующий. Опять разорался, но тональность его криков была уже другой — матерно-бодрящей, подгоняющей, надежду вселяющей.«Ну, чего как пни стоите?! Готовьте ракету к пуску! Всё до малейшей возможности просчитать, лбы себе расшибить, но мишень должна быть уничтожена! И попробуйте мне промахнуться — прикажу на пушечных стволах повесить! Гром и молния! Остальным разойтись по своим боевым постам! Живо, живо! Нечего под ногами мешаться! И смотрите мне!» — погрозил он кулаком скорее нам, чем американцам. Погрозил и направился в кают-компанию гонять чаи-коньяки с лимоном. Открыл нам, так сказать, зеленую улицу — и на том спасибо! Главное — не мешал, над душою не стоял, не лез, куда не просят…

— Ну и как, выиграли вы пари? — напряженно навис над столом Петька.

— Петька, опять ты гонишь! Лучше возьми в рот бутерброд, — в который раз осадил охранника командир базы, — ну, торопыга прыткий! Жуй давай и дальше слушай… Смотрим — американский фрегат на всех парах к горизонту летит, за ним кольца дыма издевательски пляшут — торопятся янки нашей водочки выпить, икоркой закусить.

У них свои заботы, у нас — свои: мы готовим «Контру» к пуску. И наши ракетчики, и заводские специалисты как угорелые носятся, будто «Контра» — первая женщина-космонавт, только что вернувшаяся с Марса или Венеры. Каждый норовит погладить хищно-стреловидное тело, как будто оно принадлежит наконец-то пойманной русалке морской. А корабельный боцман приволок похожую голубенькую бочку и, приговаривая: «Нюхай, милая, нюхай! Запоминай вражину!» — принялся совать пустую емкость в носовую часть ракеты, точно у нее там глазки. Все суетятся, толкаются, все на нервах — одна «Контра», поблескивая заводской краской, преспокойненько лежит на направляющей, одним своим безмятежным видом вроде как успокаивая нас: «Что за суета бестолковая? Успокойтесь, я эту импортную жестянку пустоголовую и на дне моря найду — найду и на кусочки разорву! Ребята, всё будет о'кей!»

Тем временем командующий флотом, чего-то там накушавшись, перебрался в боевую рубку и принялся громогласно вспоминать чью-то мать, отвлекая подчиненных от работы…

— Матерился, что ли? — тотчас догадался Петька, выуживая очередной бутерброд.

— Нет, стихи читал, — мрачно подколол его адмирал. — Еще как матерился, он-то думал, что его никто не слышит, а окна кое-где приоткрыты были, вот он и отводил душу, наверное, заранее прощался с ящиком водки и икоркой. Это сейчас те события кажутся смешными, а тогда… Бр-р! — передернул плечами командир базы. — Потом слышим — радиорубка сообщает, что наши соседи по Аляске вышли на связь и передали: «Мишень в указанном квадрате, можете выпускать „Контру“». И на этом, говорим себе, спасибочко!

— А далеко они бочку бросили? — поинтересовался Петька, глядя на карту Тихого океана.

— Да не очень… Как сейчас помню, где-то на расстоянии двадцати пяти миль.

— А сколько это в километрах? — не мог удержаться от вопроса Петька.

— Петя, — поморщился адмирал, — ну какие на море километры? Запомни, на море — морские мили! Двадцать пять миль — это где-то в районе сорока шести километров… — Петька присвистнул: ничего, мол, себе! Командир базы недовольно качнул головой и с укором сказал: — А вот свистеть на море, согласно старым традициям, не рекомендуется — лично я бы вообще на это дело запрет наложил, на себе не раз испытал свистопляску морскую.

Петька обиженно засопел, дескать, он не моряк, да и находится не в море, а в кабинете. Адмирал улыбнулся.

— Петя, не входи в амбицию, я ж не обидеть тебя хочу, ты лучше всё, что я тебе говорю, запоминай — пригодится для общего развития… — ион принялся карандашом что-то рисовать на листе. Петька вытянул шею: дым на корме катера, должно быть, означал: адмирал запустил ракету.

— Пришло время запускать ракету… Десять, девять, восемь, семь… похлопали мы «Контру» напоследок по ее округло-женским бокам: не подведи, родимая!.. три… два… один: пуск! — вспыхнул жарким пламенем зад ракеты — и пошла, пошла! Только ее и видели!

Ждем… Как сейчас помню, тишина стояла нервная, напряженная. Вице-адмирал на мостик вышел, мы все слышали, как у него в карманах кулаки похрустывали, и от этого хруста нам не по себе было… Эфир взорвался неожиданно! К черту радиомолчание, запреты и прочие секретности! Работают все радиостанции! Слушаем: «О-ля-ля! „Контра“ — — вери гуд! Сэнк ю! О'кей!» — понятно, о чем американцы базарят. «Цель поражена! Молодцы, ракетчики!» — — наши откуда-то, должно быть, с космического шпиона докладывают. «Ур-ра! Ур-ра! Ур-ра! — это уже мы орем во всё горло от радости. — Молодец, „Контра“, утерла нос хвастливым янки!»

— А водку американцы отдали? — Петька щелкнул ногтем по ополовиненному графину.

— Не водку — виски, — поправил его адмирал. — Отдали, у них насчет этого строго: проиграл — плати. Азартный они народ, я бы даже сказал — авантюрный. Смотрим в бинокли… и дым фрегатный видим, невеселый дым — проигрывать никто не любит. Подошли, флаги сигнальные вывесили, поздравляют нас, мол, молодцы русские и «Контра» ваша — о'кей! Мы и сами знаем, что мы — молодцы. В ответ: «За „Контру“ большое спасибо, но договор дороже денег, гоните выигрыш!» Для них это ноу проблем — два, целых два ящика виски выставили, и про презервативы не забыли. Виски-то мы с радостью взяли, а вот что делать с презервативами — не знаем. Как-то не к лицу российскому военному моряку сия усато-резиновая морда. Конечно, если бы каждому моряку по отдельности, по-тихому сунуть — вряд ли кто отказался бы, наверное, и командующий флотом свою долю к рукам прибрал. Не привыкли мы еще к секс-публичности, хотя вроде бы и скаканули в капитализм… черт бы его побрал! А знаешь, Петя, что мы с ними сделали?

— Утопили! — убежденно, не моргнув глазом, брякнул Петька. — Как тот атаман из песни, помните, он еще какую-то княжну утопил… или царевну, не помню.

— Петя, ну ты и сравнил! С тобой, брат, не соскучишься! — весело рассмеялся адмирал. — Утопил, говоришь? Ну и дурак был — разве такое добро можно топить? Нет, мы этим заморским штучкам-дрючкам нашли более практичное применение — мы их надули и вверх запустили. Высоко-высоко запустили и расстреляли из корабельных зенитных установок, а в журнале записали: «Провели боевые стрельбы по низколетящим целям. Все цели поражены».

Услышав про стрельбу из зенитных установок, Петька, как бывший артиллерист, не выдержал, вскочил.

— Товарищ адмирал, я сам в артиллерии служил! И мне приходилось по мишеням стрелять! Бывало, приедем на полигон, развернем орудие и айда по мишеням шмалять: бах! ба-бах! только щепки летят, — торопливо рассказывая, он возбужденно махал руками. Адмирал, поощрительно кивая головой, внимательно слушал. — Один раз, не поверите, мы без прицела стреляли, пушку через ствол наводили…

— Как через ствол? — теперь уже адмирал озабоченно почесал нос. — Разве сейчас такое возможно? Ох, Петя, заливаешь ты! Через ствол пушку знаешь, когда наводили? В веке этак пятнадцатом, а то и раньше.

— Да не вру я, товарищ адмирал! Вот те крест, не вру! — Петька неопределенно, будто убирая приставшую к лицу осеннюю паутину, провел сложенными втрое пальцами вокруг себя. — Мы тогда где-то затвор потеряли — скорее всего, его старослужащие на сторону продали какому-нибудь хозяйственному мужичку, чтобы купить чемоданы на дембель. Ну, потеряли и потеряли, а с другой стороны — как без прицела стрелять, да еще точно, чтобы оценку хорошую получить? Вот и пришлось наводить через ствол. Да это очень просто делается: крутим-крутим маховик, ствол наводим-наводим, а сами в дуло смотрим-смотрим… вот она — мишень! Ага, попалась! Ого-нь! Горит, горит, подлюга! — разошелся бывший артиллерист, заставив командира базы отшатнуться.

— А что за мишени у вас были? — только и спросил адмирал.

— Обычные мишени… Из бревен, из фанеры… — вспоминал Петька, — старые самоходки послевоенные, танки были…

— Даже танки? Скажи на милость, — вроде как даже удивился адмирал, но затем с хитринкой в голосе сказал: — Петя, а чтобы вы делали, если бы на вас танк двинул, своим ходом? Прицела-то у вас нет, отсутствует прицел.

— Танк… на нас? — тупо переспросил Петька. — Не-е, товарищ адмирал, как же он на нас двинет, он же мишень! Он на одном месте стоит, сломан он! Неподвижен, понимаете?

— Понимаю, ну а всё-таки вдруг бы двинулся, представь себе такую ситуацию. Ваши действия? Ну, я жду ответа… — настойчиво допытывался командир базы.

— Ну, если вы так хотите… пусть двигает… — после секундной заминки Петька среагировал: — Пусть… пусть попробует! Я бы схватил гранаты, связал их брючным ремнем, на всякий случай попрощался бы с ребятами и по-пластунски пополз навстречу танку.

— Браво! Потрясающе! Подумать только! — взвизгивал адмирал, донельзя потрясенный Петькиной находчивостью. — Ну а дальше, дальше что?!

— Ползу я, значит, ползу… — на ходу фантазировал Петька. — И этот вражий гад на меня надвигается, надвигается и пушкой шевелит, типа меня пугает… Я бы ка-ак заорал на весь полигон: «Ты кого, сволочь, пугаешь, меня — русского солдата?!» — и связку гранат ему под брюхо! Он бы вспыхнул как спичечный коробок! А я бы… я бы схватил знамя…

— Хватит, хватит! Остановись, Петя! — навалившись от смеха на стол, командир базы попытался остановить разошедшегося в боевом наступательном порыве охранника. — Пощади адмирала, сынок… Ох! Давненько я так не смеялся, уморил ты меня… А ты не прост, ох не прост… Слушай, Петр… — лицо адмирала стало серьезным, — переходи к нам, в военно-морской флот. Я очень надеюсь, что скоро весь этот бардак закончится и вновь, как раньше, и армия, и флот будут в почете. Переходи… Я тебе сразу присвою звание мичмана и назначу начальником минно-торпедного арсенала, мне туда честный человек нужен. Ты будешь не просто старшим мичманом — вторым человеком на базе станешь… после меня. Соглашайся, ты же настоящий мужик! Тебе отроду написано в армии служить! Документы хоть завтра оформим. Ну что?

— Я? В моряки?! — опешивший Петька не ожидал такого неожиданного предложения. — Ну, не знаю… надо подумать.

— И думать нечего! — безапелляционно отрезал адмирал. — Тут, на флоте, и только на флоте ты станешь уважаемым человеком! Неужели тебе не надоело в слугах ливрейных ходить, на задних лапках угодничать, на побегушках пресмыкаться?! Пойми, голова дубовая, армия — для таких, как ты! Для настоящих мужиков! Степан! — заскочил адъютант, они о чем-то пошептались, мичман, с готовностью козырнув, исчез. А Петька — так некстати! — вспомнил о злосчастном катере.

— Товарищ адмирал, а как мне с катером быть, что начальству доложить?

— Тоже мне, проблема, — буркнул командир базы, поднимаясь из-за стола. — А ты много не говори — говори, что я тебе скажу. Пойдем, я тебе на карте покажу… Вот, смотри сюда… Петя, ну куда ты пялишься, ты на мой палец смотри… Скажешь своему начальству, что военный спутник засек катер вот в этом районе Тихого океана… Скажешь, его туда течением… сильным ветром унесло… как ту баржу с четырьмя солдатами… помнишь… хотя куда тебе, салажонку… Сюда, за моим пальцем следи…

Петька с трудом отыскал на обширно-голубой глади Тихого океана адмиральский палец и тут же потерял его — сильно штормило.

— Да не лезь ты в Берингово! И о Японском забудь! Убери свой палец с Южно-Китайского! — рычал адмирал на географически безграмотного собеседника. — Забудь все моря на свете, все равно не запомнишь. Запомни: Тихий океан… Тихий! Там его в последний раз видели, в Тихом! Утоп твой катер, как тот «Титаник», утонул! Про форс-мажор не забудь упомянуть… про чрезвычайные обстоятельства, слепую стихию… про непреодолимую силу не забудь… и прочие, прочие природные катаклизмы… А если тебе не поверят, сошлись на меня… я им такой форс-мажор устрою, я на них своих морпехов натравлю, пусть ребятки потренируются по освобождению захваченных террористами зданий. А что, может, и впрямь взять на абордаж твою фирму… как там ее?

— «Беркут», — подсказал Петька, мысленно представляя, как будет выглядеть его начальник, когда в двери фирмы вломится черт знает чем разукрашенная толпа морских пехотинцев.

— Вот-вот, «Беркут»! На абордаж мы твой «Беркут» возьмем, как корсары — испанскую каравеллу! Пойдем, друг, возьмем и мы на абордаж наш графин, что-то у меня в горле пересохло…

Выпили за тех, кто в море, кто на вахте, на гауптвахте, закусили, песни запели и дуэтом, и порознь. То Петька прогудел пьяным басом: «Соловьи, соловьи, не будите солдат…», то адмирал выдал флотскую: «Когда усталая подлодка из глубины идет домой…» Затем песенный репертуар расширили за счет народного творчества. «Ой, мороз, мороз, не морозь меня…», «Зачем вы, девушки, красивых любите…» — и прочие «саратовские страдания» — у них получились не особо выразительно в силу своей гражданской направленности, но когда они мощно, дуэтом грохнули нестареющую «Непобедимая и легендарная, в боях познавшая радость побед…», то даже закопченный буксир у причала дважды откликнулся им: у-у! у-у-у!!

Да, что ни говори, а оба набрались крепенько. Адмирал так и сказал Петьке: «Да Петя, нагрузился ты „шилом“ под завязку, как танкер — топливом». Нет, а сам-то, сам! Сам скомандовал адъютанту: «Степан! Машину моему лучшему другу — в студию!»

Почти стемнело, когда военные моряки доставили Петьку прямо к дверям охранной фирмы. На глазах опешивших от удивления охранников они открыли перед ним двери, помогли зайти и даже честь отдали. Начальник «Беркута» находился у себя в кабинете. Успев спрятать рюмку с коньяком, он квадратными глазами уставился на появившегося из-за двери подчиненного. Тот выпрямился, развернул пошире могучую грудь и даже попытался открыть рот, но начальник опередил его.

— Что всё это значит? Ты где до сих пор шлялся? — угрожающе зашипел он. Петька — таки открыл рот — и ударная противолодочная волна с брусничкой вжала начальника в кожу кресла. Выпучив глаза, тот заорал:

— Да ты пьян, мерзавец! Где катер, катер где?! Отвеча-ай!!

— Отвечаю, шеф… катер засек военный спутник в Японо-Китайском море… слепая стихия накрыла с концом… «Контра» не подвела… в Тихом океане расстреляны презервативы… на абордаж взяли графин…

— Во-он!! Вон отсюда! Пош-шел… — затопал ногами, застучал по столу кулаком начальник. — Охрана… мать-перемать! Убрать отсюда эту свинью! Немедленно! Слышите?! Убра-ать!!!

Посмеиваясь, парни-охранники доставили Петьку домой. Раздевая, укладывая на диван, заметили, как из кармана его брюк выскользнул на пол небольшой сверток. Подняли, развернули… часы «Командирские»… на тыльной стороне мелкими буковками витиевато выгравировано: «Старшему мичману Бурцеву П. И. за заслуги перед ВМФ».

— Ну и дела! — переглянулись охранники. — А ведь, помнится, Петька говорил, что в артиллерии служил, заряжающим. Ох и чудило же он!