Поганая Молодежь. Чтобы красиво танцевать, нужно красиво одеваться

Игорь Белошевский

Между двумя точками отсчета все меркнет и становиться незначительным. Это как полет пули, разрезающей на своем пути воздух от момента удара бойка по капсулу до попадания в цель. В масштабах вселенной, человеческая жизнь, смориться именно так. А нам все кажется, кажется, что покупка пары туфель меняет жизнь к лучшему. Кажется, что увеличение нулей на счете в банке дает право на счастье. Таракану тоже кажется, что он живет, только жизнь его – возня в помойке. Но даже это, всего лишь кажется…

3. КИЛИН ПАРКУР

Девочки взрослеют гораздо быстрее мальчиков, это знает каждый. Но не каждый знает, что природа с раннего детства награждает будущих мужчин особой чертой, зреющей где-то в самых глубоких глубинах их мальчишеских душ.

Учительница физики — Тамара Викторовна Храмина, открыла окно в классе, и весенний ветер поднял в воздух длинные рыжие кудри Леры Скворцовой, сидящей прямо за первой партой. Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд с последней парты, особенным жестом руки, Лера кокетливо поправила прическу и улыбнулась.

В каждой школе есть учителя-легенды, а есть учителя о которых слагают легенды. Педагогу Тамаре Викторовне Храминой повезло и в том, и в другом случае. Тамара Викторовна считалась сильным физиком и славилась своей принципиальностью и дерзкими приемами преподавания предмета. В школе, за исключительную харизму, Тамару Викторовну называли не иначе как — Апача, в честь свирепого индейского племени. На свой творческий псевдоним, Апача, не обижалась, а даже наоборот, гордилась им, и считала, что именно он, выделяет ее среди серой массы других учителей.

«Джордано Бруно не раз повторял», — произнесла Тамара Викторовна в тот самый момент, когда девочка Лиза, сидящая рядом с Лерой, бросила мне скомканную записку, но вместо адресата, послание угодило в голову Киле, и упало на пол. Киля вопросительно посмотрел на Лизу. Та, жестом дала понять, что письмо адресовано не ему, а мне, и скомканный листок тут же был переправлен уже в мою голову, отразившись от которой, также неудачно притаился между рядами парт.

Где-то в это же время, на другом конце школы, в сине-зелёном мундире с черными пуговицами, по лестнице, такого же черного, как и пуговицы, хода, что обязателен для каждой из школ, шел инспектор пожарной охраны — Павел Егорович Кривоплетов, появившийся сегодня здесь не случайно, а после того, как директор школы — Константин Петрович, позвонил маме ученика Кили — Ольге Петровне, грациозному работнику городской администрации, выбравшей сегодня из всего спектра женских духов мира, аромат-антидепрессант — «Premier Figuier», который несмотря на богатый, свежий и одновременно согревающий букет запаха, настроения собравшимся почему-то не добавлял.

— Ольга Петровна, я все понимаю, понимаю, что трудный подросток, что переходный возраст, но поймите и вы меня, — говорил тучный Константин Петрович, который семенящими шагами старался успеть за длинноногой комиссией.

Ольга Петровна и Константин Петрович остановились на лестничной площадке, а пожарный продолжил свое восхождение дальше вверх по ступенькам.

— Мальчик уже стоит на учете в детской комнате милиции, инспектором он был направлен в спецшколу, а мы образовательное учреждение, а не колония, в конце концов поймите, мы дорожим своей репутацией, — после этих слов Константин Петрович, как бы извиняясь, развел руками.

Дойдя до вершины, ведущей на чердак, и не обнаружив ни единого нарушения, пожарник Павел Егорович глубоко вздохнул, затем похлопал себя ладонями рук по внутренним и внешним карманам мундира в поиске начатой пачки сигарет, и обнаружил оную в кармане брюк.

— Что там? Павел Егорович?! — спросила Ольга Петровна, пытаясь высмотреть, выпавшего из поля зрения, инспектора пожарной охраны.

Павел Егорович сделал несколько глубоких затяжек и выдохнул в атмосферу сигаретный дым.

— Нарушение, огнетушителя нет, и накурено, — строго сказал Павел Егорович, затем свесился через перила лестницы, чтобы показать Константину Петровичу якобы найденный окурок, который секундой ранее, еще был, затушеной о стену сигаретой.

Ольга Петровна довольно посмотрела на директора и произнесла:

— Я вас понимаю, Константин Петрович, и тоже прошу войти в мое непростое положение. Вы нам, кстати, еще компьютерный класс не показали, — тихо сказала Ольга Петровна, и затем уже громко, обратилась к пожарнику, — Спускайтесь, Павел Егорович, Константин Петрович нам еще компьютерный класс хочет показать.

Педагог Апача произносила свою речь перед учениками с наслаждением, а местами даже и упоением. Она расхаживала перед открытым окном класса так, что ее и без того, поднятая химзавивкой прическа, постоянно попадала под потоки весеннего ветра, и становилась еще больше похожей на индейский ирокез.

— Пусть эта поверхность будет какой угодно, — говорила Апача, — Но я всегда спрашиваю, что находится за ней?

Завершая свой пассаж классу, учительница оборвала речь практически на излете, и перевела свой взор от конспекта, в который заглядывала во время произнесения монолога, на ученика Килю:

— Артем, а тебя я вижу вопрос который так терзал Джордано Бруно совсем не беспокоит? — произнесла Апача, — Сюда неси, что ты там в Гогинцева бросил.

Киля поднял с пола скомканную записку Лизы и направился к учителю.

— Бесконечно пространство или нет? Является ли оно просто соотношением между материальными телами или существует независимо от них, само по себе? Вот вопросы, которые всегда ставились относительно такой сущности именуемой как «пространство», — сказала Апача, — Ньютон писал…

Киля подошел к учителю, положил скомканную записку на ее стол и уже хотел отправится обратно к себе за парту, но Апача его остановила:

— А вот, что писал Ньютон, ответит нам Артем Килин.

— Это новая тема, — пробурчал себе под нос Киля.

— Вот, ты и расскажи ее нам, на основании уже пройденного и изученного тобой материала. Своими словами. Поставь себя на место Ньютона, представь, что ты — это он, — предложила Киле Тамара Викторовна, и класс в ту же секунду разразился смехом. Расхохоталась и Скворцова Лера, а Киля наоборот, насупился, и стал смущенно рассматривать крашенный пол класса у себя под ногами. Киля не знал домашнего задания, ни того, что задавали вчера, ни того, что задавали на той неделе, а знал он только одно, знал он, что на его памяти, от Апачи, просто так, еще никто не уходил.

— Читай, — Апача протянула приговоренному к расправе ученику свой потрепанный временем конспект с выцветшей зеленой обложкой.

Киля стал читать:

— По положениям и расстояниям предметов от какого-либо тела…

— Громче Килин, что ты там мямлишь себе под нос, — рявкнула на ученика педагог.

— Я не могу громче, я после болезни, — пытался оправдаться Киля, и даже для достоверности своего вранья, слабо кашлянул в высокое горло шерстяного свитера.

Оправдание засчитано не было.

— Килин, не шути со мной, — пригрозила учительница, и затем снова приказала, — Читай!

Киля читал:

— Ньютон писал. По положениям и расстояниям предметов от какого-либо тела, принимаемого за неподвижное, определяем места вообще, затем и о всех движениях судим по отношению к этим местам. Таким образом, вместо абсолютных мест и движений пользуются относительными, в делах житейских это не представляет неудобства.

— Все ясно? — спросила Апача, — Килин?!

— Да, — неуверенно произнес Киля.

— Что тебе ясно? — переспросила учительница.

Киля кашлянул еще раз, повторно намекая Апаче на свой недуг, и затем тихо предположил:

— Ньютон считал, что в делах житейских это не представляет неудобства.

— Что не представляет неудобства? — серьезным тоном спросила Апача.

— Все, — робко ответил Киля.

— Это как?! — переспросила Апача.

Киля замолчал, житейские дела Ньютона ему знакомы, естественно, не были.

— В этом утверждении Ньютона, — произнесла Апача, — Есть некая неопределенность, которую признавал и сам великий ученый, и которая впоследствии положит начало теории относительности Эйнштейна.

После упоминания великого немецкого ученого, Апача остановилась у окна, попав своей химзавивкой под порыв весеннего ветра, хлынувшего волной в класс.

— Ох, Ольга Петровна, — обреченно вздохнул директор школы, — Дорогой вы мой человек. Как же вас не понять. Я вообще, искренне не понимаю, откуда у вашего Артема такое поведение. Такая замечательная мама, всеми уважаемый папа, и вдруг, направление из милиции в спецшколу.

— А огнетушителя и здесь нет, — громко повторил, проходя мимо директора пожарник Павел Егорович, сделав показательную пометку в своем журнале ярко оранжевого цвета.

Директор Константин Петрович бросил косой взгляд на огненный журнал инспектора и понимающе продолжил:

— Но все мы люди, — сказал директор, — Как же мне не войти в ваше непростое положение, Ольга Петровна. В конце концов, я тоже отец.

После этих теплых слов Ольга Петровна по-дружески приобняла Константина Петровича, и осмотрев пространство вокруг, произнесла:

— Идемте, идемте Константин Петрович, какие все-таки замечательные у вас в школе рекреации.

Лера встань пожалуйста из-за парты, — обратилась педагог Апача к Скворцовой Лере.

Лера встала.

— Итак, — сказала Апача, — Представим, что первый закон Ньютона, справедлив с позиции наблюдения Леры. Килин, что гласит первый закон?

Поверженный Киля молчал. Он совсем уже перестал отвечать на вопросы учителя, и смирившись со своей участью, просто разглядывал, то темный пол класса, то свои светлые кроссовки, то рогатого оленя на свитере Леры Скворцовой.

— Скворцова, что гласит первый закон Ньютона? — обратилась Апача к Лере.

— Первый закон гласит, — сказала Лера, — Если действие всех сил, действующих на тело, скомпенсировано, то это тело находится в состоянии покоя, или прямолинейного равномерного движения.

— Допустим Скворцова, что так оно и есть, — произнесла Апача, — Допустим, что ты, Килин, тело, которое двигается. Двигайся Килин.

— Как двигаться? — раздраженно переспросил Киля.

— Прямолинейно и равномерно, — пояснила Апача нерадивому ученику, — Иди прямо, вдоль доски. Ну же, смелее!!!

Киля начал двигаться, а учительница снова продолжила:

— Легко видеть, что если существует такая площадка для наблюдения, как Скворцова, то существует еще и бесчисленное множество других, аналогичных площадок. Это может быть и Иванова, и Петров, и Хаджимуратова, а может быть, даже и Гогинцев.

Все названные фамилии, включая мою, подобно нажатым клавишам рояля, поочередно вжались в парты. Тамара Викторовна, довольная взятым аккордом, продолжила:

— Для удобства, назовем Леру — «неподвижным центром мира». Представим, что этот наш «центр», будет покоится. Все представили? Гогинцев представил?

— Да, — ответил я и без промедления встал из-за парты.

— Как ты думаешь, с точки зрения ньютоновской динамики, Скворцова, будучи центром мира, может двигаться?

— Может, — четко ответил я.

— Почему ты так думаешь? — спросила учительница.

— Почему нет, — сказал я.

— У тебя хорошая интуиция, Гогинцев. С точки зрения ньютоновской системы, абсолютно безразлично, находится Лера в состоянии покоя или движется прямолинейно и равномерно, как например, Килин. Для системы — это одно и то же.

— Двигаться? — спросила Лера, предугадывая учительское задание.

— Нет Лера, стой на месте, — сказала Апача, — А вот Гогинцев, пусть двигается. Начинай Гогинцев!

Я вытянул руки в стороны и начал идти вдоль стены подобно канатоходцу. Лера взглянула на меня и улыбнулась. Увидев подаренную мне улыбку, низкорослый Киля, вдруг, остановился, точнее даже встал возле доски, как вкопанный.

— Килин, а ты чего застыл? — взбодрила Килю учительница, — Двигаемся, двигаемся.

Киля, подобно компактному штурмовику-перехватчику, заходящему снизу для атаки высоколетящего бомбардировщика, то есть меня, продолжил свое перемещение вдоль доски, и затем сместил вектор движения в мою сторону.

— С помощью элементарных операций сложения или вычитания, нетрудно доказать, — сказала Апача, — Что тело, то есть Килин, двигающееся относительно центра мира, то есть Скворцовой, будет равномерно перемещаться и относительно другой площадки, то есть Гогинцева, но…

Апача подняла указательный палец к потолку и затем, после психологической паузы, целью которой было подогреть интерес класса к происходящему, продолжила:

— И с точки зрения Гогинцева, все законы динамики Ньютона будут тоже справедливы. Другими словами, абсолютно невозможно определить кто здесь движется, а кто покоится, и где вообще находится этот наш центр мира. Центр мира нельзя установить в рамках системы Ньютона, его можно только постулировать, то есть, мы с вами, можем договориться, что Скворцова покоится, а Килин и Гогинцев движутся относительно нее, или Килин покоится, стой Килин, а Скворцова и Гогинцев движутся.

Киля замер в шаге от меня, так и не достигнув своей цели, а я ухмыльнулся и спикировал в обратном направлении.

— И Азарнов движется, — обратилась Апача к мирно спящему на последней парте Медведю.

Медведь поднял свою голову с парты и окинул взглядом происходящее.

— Азарнов, не спи! — громогласно рявкнула Апача, — Встать из-за парты, когда учитель к тебе обращается.

— Почему сразу я? — возмутился Медведь, но послушно встал из-за парты, потирая заспанное лицо.

— Иди на первый этаж за мелом, — строго произнесла Апача, — Разбуди себя для великих дел,.

Выйдя из класса Медведь увидел в конце коридора сутулую директорскую спину, окруженную комиссией из двух человек.

Посетив компьютерный класс, на переоборудование которого местная администрация все никак не спешила выделять деньги, пожарная инспекция подошла к доске со школьным расписанием и остановилась.

— Спасибо вам большое, Ольга Петровна, как всегда нас спасаете, — добродушно произнес директор школы.

— Ну, Константин Петрович, пустое, мелочи жизни, — не менее добродушно ответила директору работник городской администрации Ольга Петровна.

— Ну, как же мелочи, Ольга Петровна, святой вы наш человек, — продолжил свои любезности директор, проводя пальцем по расписанию в поисках 10-го «В» класса.

— Насчет компьютеров, будьте спокойны, будут, в конце концов эта инициатива самого Павла Эдуардовича. Сегодня же их там всех пошевелю, — еще раз подбодрила директора Ольга Петровна.

— Огромнейшее вам спасибо, Ольга Петровна, только вы и выручаете, — довольно ответил директор, — У Артема физика сейчас, у Апачи…

— У кого? — изумленно переспросила Ольга Петровна.

— У Тамары Викторовны Храминой, — после неловкой паузы ответил директор, — У учителя физики, нашей легенды, педагога, так сказать, от…

Ольга Петровна вопросительно посмотрела на директора, и не дав ему закончить, спросила:

— А почему, вы назвали ее — Апача?

В воздухе над 10-В классом повисло гробовое молчание.

— Где в нашей повседневной жизни можно ощутить закон сложения скоростей? Кто скажет? — спросила у класса Апача еще более настойчивым тоном.

Класс по-прежнему молчал.

— Что? Никто не знает? — удивленно переспросила Апача, — Хорошо. Кто отвечает, тому сразу ставлю пятерку.

— В четверти? — вырвалось у меня.

Класс засмеялся, а Апача, вместо того, чтобы наказать меня, почему-то неодобрительно посмотрела на Килю.

— Пока только в дневник и журнал, Гогинцев, — сказала учительница, — Ну, Скворцова, давай, отвечай.

— Ощутить закон сложения скоростей можно, например, путешествуя на поезде, когда мимо нас проходит другой состав, — ответила Лера и отвела от лица прядь кудрявых волос, мешавших ей обзору пространства.

— Правильно, молодец, — произнесла Апача.

Апача склонилась над школьным журналом и четким подчерком напротив фамилии Леры вывела аккуратную «пятерку», исправив тем самым полученную на предыдущем уроке «двойку».

— Вот видишь Скворцова, один раз стоит поставить тебе «двойку», и твоя успеваемость сразу идет в гору, сегодня ставлю тебе «петерку», молодец, — сказала Апача, — Гогинцев, а за твою интуицию, сегодня поставлю тебе «тройку», садитесь все.

Я, Лера и Киля отправились по своим местам, а Апача продолжила свой философский монолог.

— Движемся мы или покоимся? А если движемся, то относительно чего?

— Килин, а ты это куда удалился? — удивленна спросила Апача у подошедшего к своей парте Кили, — Я тебе оценку за урок еще не поставила.

— Ну вы же сказали…? — подал голос Киля.

— Что я сказала? — прервала ученика Апача.

— Ну, это, — неуверенно произнес Киля, — Садитесь…

— А двойку ты исправлять собираешься? Килин? — спросила Апача.

— Какую двойку? — удивился Киля.

— Очередную, которую я тебе поставила, за незнание первого закона динамики, а это домашнее задание, между прочим, — сказала Апача, — Бери мел у Азарнова, будем делать из тебя второго Джордано Бруно.

Класс снова засмеялся, и Скворцова Лера тоже, а вошедший в помещение Медведь, по-дружески, похлопал Килю по плечу и протянул ему мел.

Киля посмотрел на класс, на Апачу, на меня, задержался взглядом на Лере, взял в руку мел и спокойно подошел к доске.

— На ленту транспортера, перпендикулярно направлению ее движения, соскальзывают консервные банки. Путь банки, по ленте, — диктовала Апача условие задачи, а Киля стоял за спиной у учителя и совсем ничего не писал на доске, и вдруг:

— А вот так ваш Джордано Бруно, может!!! — заорал на весь класс Киля, бросил в меня мелом, и отпружинив от пола своими белыми кроссовками, ловко запрыгнул на подоконник окна.

Не успели мы опомниться, как Киля уже, оттолкнувшись ногами от подоконника, прыгнул в открытое окно второго этажа нашей поселковой школы.

Над классом повисла тишина. Бледная Апача молча подошла к окну, закрыла его, затем взялась двумя руками за голову и пулей устремилась из класса.

В директорском кабинете, что был на первом этаже школы, царила атмосфера дружбы и немного веселья. Ольга Петровна и Константин Петрович, сидя за столом, громко смеялись, пили чай с бергамотом и немного «Рижским бальзамом». Инспектор пожарной охраны — Павел Егорович, ходил перед ними и, эмоционально жестикулируя руками, рассказывал о подвигах своей профессии:

— Огонь всюду стеной, тут горит, там горит, а мой напарник мне вдруг и говорит, бросила она меня, бросила, женщины глупы, но кроме телеведущей Дарьи Златопольской, а кругом огонь и…, — произнес Павел Егорович, но не смог довести смою мысль до логического завершения, так как его слушатели с застывшими на лицах масками ужаса бросились к окну, за которым приземлился ученик Киля.

Все школьники, что были в тот момент в классе физики, окружил стол педагога Апачи. Я открыл журнал успеваемости, лежащий у учителя на столе.

— Где список, быстрее список! — крикнул я на весь класс.

— Не ори, — сказала Лиза, — Аронова, ставь «четверку», на прошлую неделю ставь.

Я перевернул лист школьного журнала и не менее четким подчерком, каким обычно выводила нам «двойки» Апача, нарисовал положительную оценку.

— Килин, — продолжила Лиза.

— Тут я знаю, — сказал я, и вывел после каждой «двойки», полученной Килей, по «пятерке», закинув еще парочку «отлично» и на другие листы журнала.

— Скворцова, — сказала Лиза, — Лера, тебе ставить еще одну «пятерку»?

Лера ничего не ответила, она стояла у окна обдуваемая весенним ветром и куда-то отрешенно смотрела.

— Скворцова! Так ставить или нет? — повторил вопрос уже я, и посмотрел на Леру.

— Нет, не надо, я уже исправила «двойку», — сказала Лера, отошла от окна и направилась к выходу из класса.