Аппендикс теории старика Фрейда

Игорь Сидоров

Оказывается психиатрия и психология это две очень интересных науки. Совершать открытия в этих областях можно и нужно. Именно так и думала молодой врач психиатр, главная героиня книги. Она с невиданным упорством и энтузиазмом берется за написание кандидатской диссертации. Когда она почти готова, она попадает в неприятную историю, связанную с объектами ее изучения. Сколько нового она открывает для себя в результате не теоретических опытов, а практики и жизненного опыта, узнает читатель.

© Игорь Сидоров, 2021

ISBN 978-5-0053-6712-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Аппендикс теории старика Фрейда

Вот и настали для Ларисы будни врача психиатра. Ждала ли она их? Конечно, ждала. Годы ожидания, правда, были очень насыщены в ее жизни. Здесь и годы студенческой жизни, затем интернатура, потом ординатура. Самым интересным, насыщенным и разнообразным был период обучения в медицинском. Здесь случилась и первая любовь, и первые разочарования. Здесь же были и первые серьезные увлечения теорией Зигмунда Фрейда, когда она, в отличие от однокурсников, вместо подготовки по предметам, зачитывалась трудами Фрейда и его критиками. Потом спорила и доказывала соседям свое видение теории бессознательного. Некоторые считали ее немного «не в себе», другие удивлялись ее привязанностям, а иные, которых было не так много, верили в ее гениальность и в то, что она станет великим психиатром и совершит массу открытий. Тогда, на втором курсе, и возникло первое серьезное чувство.

Серега был на год старше и с удовольствием слушал Ларису, когда она выдвигала свое видение некоторых основ психиатрии. Во многом он ее поддерживал. Когда окружающие просто хихикали, не хотели слушать, он слушал ее молча, потом высказывал свое мнение. С нею они подолгу спорили, засиживаясь, порой, допоздна.

Вот тогда-то и появилось между ними что-то такое, что притягивало их друг к другу помимо психиатрии.

Красавицей Лариса не была. Небольшого роста, немного угловата. Пышной прической она тоже похвастаться не могла. Фигурка была нормальной, но мысли о том, что бюста могло быть и побольше, у нее возникали часто.

Серега плейбоем тоже не был. В Ларисе его привлекло её детская непосредственность, простота взглядов и какая-то внутренняя чистота.

Она увлеклась им серьезно, впервые в своей жизни. Тогда он показался ей единственным, кто ее понимал. Будь на его месте другой, хоть немного ее понимающий, он бы тоже был вознагражден ее чувствами. Тогда все казалось удивительно замечательным. Она летала на крыльях, и чувствовала себя абсолютно счастливой.

Роман продлился два быстрых, счастливых года. Ушат разочарований вылился на нее резко, единовременно и отрезвляюще. Она застала Серегу целующегося с другой. В этот же день состоялся откровенный разговор между ними. Оказалось, что со стороны Сереги поддержка идей Ларисы в области психиатрии была лишь для того, чтобы наладить близкий контакт с ней. Далее он просто потакал ей и говорил то, что она хотела услышать от него.

Естественно, эффект понимания произвел на наивную девушку соответствующее впечатление. Далее Сергею только оставалось поддерживать выбранную им линию поведения. Это не составляло большого труда. Стоило ему поддакнуть Ларисе в чем либо, она расцветала, взлетала, горела, а он наслаждался произведенным эффектом. Первый год ему самому это нравилось, и он искренне любил тогда Ларису, но вокруг жизнь бурлила.

И если Лариса никого, кроме Сергея вокруг себя не замечала, то тот, в отличие от нее, через год отношений стал поглядывать и замечать других девчонок: более стройных, эффектных и привлекательных. Со временем и Лариса стала для него не такой уж привлекательной. Недостатки внешности со временем становились заметнее, бросались в глаза. Всё это не могло не сказываться на их отношениях. Скандалов и больших ссор не было, но, тем не менее, охлаждение чувств ощущалось.

После разговора и выяснения отношений Лариса три дня проплакала в подушку, прогуляла несколько учебных пар, но потом взяла себя в руки. Она поняла, что жизнь на этом не кончилась: у нее есть любимая учеба, а с отношениями она позже разберется. В душе было опустошение, но разум над чувствами стал со временем преобладать. К концу учебы она пыталась заводить романы, но теперь уже она не отдавалась своим чувствам полностью, относилась ко всему с недоверием, видела в перспективе обман, и видела его там, где даже его и не намечалось.

Да, она влюблялась, но не так как в первый раз, и с такой страховкой, что чувства ее не имели полной свободы. Может ли называться любовью чувство со всеми ее признаками, но имеющее определенные ограничения? Пожалуй, нет. Поэтому можно сказать, что Лариса больше не любила.

Мужчины были и в интернатуре, и в ординатуре, но все серьезно не завязывалось. Она заводила короткие романы для здоровья, так как являлась врачом и понимала, что это требовалось для ее женского организма. Всю свою жизнь она решила посвятить своей профессии. Но если в студенческие годы она с головой уходила в теорию психиатрии, то со временем увлечение работой тоже превратилось в привычку. Во многом она разочаровалась, ко многому просто привыкла.

Сейчас, когда она стала простым, но самодостаточным врачом — психиатром на приеме в поликлинике, Лариса столкнулась с обыденностью своей работы. Пациенты уже не вызывали того профессионального интереса в ней, который был раньше.

Чаще ей приходилось общаться с их родственниками, что было необходимо для получения полной картины заболевания. Как пациенты, так и родственники попадались разные, некоторые из них вызывали у Ларисы не только раздражение, но и просто отвращение. Кто — то видел в ней хорошего специалиста, а кто — то просто не доверял ее молодости, зачастую не скрывая этого.

Ко всем трудностям она была готова, об этом ее предупреждали старшие опытные коллеги, и Лариса продумала и выработала для себя несколько типов поведения. Это помогало ей сберечь свои нервы и не потерять авторитет.

Система отчетности и статистики отнимала у нее больше времени и сил, чем прием пациентов. Необходимость заниматься бумажной работой, которая ей казалась абсолютно ненужным делом, не доставляла удовольствия. Поэтому относилась она к ней спустя рукава, что приводило к ошибкам и недочетам. За это от руководства она получала свою порцию нагоняев, еще больше расстраивалась от того, что находилась у руководства не на самых лучших позициях, хотя, с точки зрения медицины, специалистом она была отличным. Она понимала, что со временем она заработает свой авторитет, как у пациентов, так и у их родственников, потому что дело она свое и знает, и делает исключительно хорошо. И если начальство не глупое, то тоже увидит ее достижения в психиатрии.

Так и складывалась ее жизнь.

Родители, живущие в другом городе, гордились своей дочерью, желали ей быть успешной не только в профессии, но и желали видеть свою дочь счастливой и в личной жизни. В ее отношения они не вмешивались, считая, что она сама во всем разберется. Перезванивались они часто, но мама как-то старалась своей дочери не надоедать. Сама она была женщиной умной и понимала, что лишняя опека может навредить. В разговорах она продумывала каждую фразу, боясь нанести любимой дочке обиду. Мудрость матери сыграла свою роль. Иногда Ларисе хотелось открыться матери, чему та была очень рада.

Жизнь и работа налаживались. Лариса выделила для себя несколько пациентов, которые показались ей наиболее интересными. В студенческие годы во время практики в психиатрической лечебнице, работа врача — психиатра ей казалась интереснее. Пациенты напоминали ей подопытных кроликов, беспомощных, находящихся под неусыпным вниманием врачей и санитаров внушительных размеров. Теперь работа с пациентами приобретала несколько другую окраску. Ее пациенты теперь находились в свободном плавании. Наблюдать их приходилось пару раз в месяц, а не по нескольку раз в день, как в клинике. Это и было интересным. В ее ведении было принятие решения о направлении пациента на стационарное лечение, либо продолжение лечения амбулаторно. Тут была особенная часть отношений с родственниками. Порой родственники препятствовали госпитализации больных (чаще всего это были любящие мамочки) или, наоборот, требовали изоляции больного (здесь превалировали жены и дети), хотя никаких предпосылок для этого не было. Тут и проявлялся талант Ларисы. Она находила нужные слова, умела убеждать, не используя сложных медицинских терминов, умела найти точки соприкосновения с собеседниками. Конечно, получалось не всегда, отсюда были и жалобы на нее, и конфликты в кабинете. Лариса эти конфликты переживала, но всегда умела брать себя в руки, списывая все это на издержки профессии.

Кроме пациентов, большой сектор рабочего времени занимала выдача справок абсолютно здоровым людям, которые устраивались на работу, проходили различные комиссии. Лариса проводила необходимое тестирование, но большого внимания на это не обращала. Тестирование редко правильно выявляло психически ненормальных людей. Были случаи, когда, пробежавшись мельком по результатам тестов, она видела признаки заболевания. В этом случае она была обязана отказать в выдаче справки или в отметке о здоровье. Но она этого не делала, так как не доверяла тестированию, как способу диагностирования психиатрических заболеваний. Об этом она еще в институте спорила с преподавателями. Теперь она таким тестируемым предлагала повторно пройти тест, более внимательно относясь к вопросам. Как правило, повторный тест был приемлем. Она еще раз убеждалась в своей правоте относительно данных тестов. Она была в таких случаях довольна собой, но, тем не менее, она была вынуждена проводить эти тестирования.

Прием подходил к концу. За сегодня она приняла не очень много пациентов, и усталости не чувствовалось. Амбулаторные карточки закончились, и Лариса, точнее теперь уже психиатр, Лариса Владимировна Сычева, готовилась закончить прием, сдать необходимые документы и отправиться в свою, недавно приобретенную, однокомнатную квартиру. Но в кабинет постучали, и в щели приоткрытого дверного проема появился молодой человек приятной наружности.

— Разрешите?

Лариса начала вспоминать всех своих пациентов, их родственников, но в посетителе никого из них она не признала.

— Да, пожалуйста. Только Вам необходимо записаться сначала на прием в регистратуре.

— Спасибо, конечно, но я, слава богу, Вашим пациентом становиться пока не собираюсь. Я немного по другому вопросу.

Молодой человек прошел к столу Ларисы и предъявил раскрытое удостоверение сотрудника полиции.

— Майор полиции Глебов, старший оперуполномоченный уголовного розыска, — представился он.

Ларисе он показался приятным. Неплохой парфюм, гладко выбритое лицо, аккуратная прическа произвели на нее хорошее впечатление. Первому впечатлению Лариса не доверяла, но, тем не менее, она с удовольствием была готова выслушать посетителя. Только какая-то тревога закралась ей в душу, хотя никакой вины она за собой не чувствовала. Только улыбчивость представителя власти ее как-то успокоила.

— Что ж, садитесь, рассказывайте, что привело ко мне такого большого начальника?

— Ну, начальник я не такой и большой, а вот увидеться с Вами хочет, действительно, большой начальник.

— В чем же я провинилась перед Вашим большим начальником?

— Упаси бог! Просто нам нужна Ваша помощь. Пока нужна. А помощь мы Вас попросим оказать нам для того, чтобы не пришлось нам оказывать помощь уже Вам.

— Ой, как все запутанно. Вы мне прямо скажите, что Вы от меня хотите?

— Вопрос, действительно, не простой. Нам с Вами нужно поговорить по вопросу, который касается Вашей непосредственной работы. Для того чтобы все поставить на свои места, позвольте Вас проводить к начальнику полиции нашего района. Он Вам все подробно расскажет. Он выделил специально для Вас свою машину, так что, будьте так добры, уделите нам полчаса Вашего времени. После беседы мы отвезем Вас, куда укажете.

— А что здесь и сейчас нельзя эти Ваши вопросы решить?

— Поверьте, Лариса Владимировна, что вопрос наш довольно серьезный, поэтому им занимается непосредственно начальник полиции. Я бы с удовольствием этот вопрос с Вами обсудил, даже можно во время совместного ужина, но….

— Ладно, поняла.

Тон разговора Глебова успокоил Ларису. Разговор был не напряженный и производил неплохое впечатление. Ничто ее не пугало в предстоящей встрече, но небольшое волнение присутствовало. Она ранее имела дело с сотрудниками местной полиции — выдавала справки, сообщала участковому, кто состоит у нее на учете, но общаться с начальником полиции ей не приходилось.

Кабинет начальника полиции был достаточно уютным. На стене висело симпатичное панно. На подоконниках стояли ухоженные цветы. На рабочем столе был идеальный порядок. Обладатель кабинета — полковник Гимаев — был солидного вида (как показалось Ларисе, лет ему было около пятидесяти). Он был худощав, но это не лишало его какой-то привлекательности. Лариса отметила для себя, что ни начальник полиции, ни его подчиненный Глебов антипатии у нее не вызвали.

— Проходите, Лариса Владимировна, присаживайтесь. Прошу прощения за то, что отвлекаю Вас от работы и личных дел, но уж случай у нас достаточно не ординарный. Вам чай или кофе?

— Нет, спасибо. Давайте уж лучше сразу к делу. Вы меня очень заинтриговали.

— Боюсь не оправдать Ваших ожиданий. Мои новости не очень, скажем так, привлекательны. Видите ли, два года тому назад у нас в районе было совершено двойное убийство. Убийство достаточно жестокое. Погибли мать и дочь. Дочери было всего 20 лет, к тому же она была на седьмом месяце беременности. Убийцу мы нашли быстро. Доказательства его вины тоже удалось быстро собрать. Других версий у нас не было, да и глупо было работать по другим версиям, когда такая серьезная и неоспоримая доказательная база. Мы ждали приговора на 25 лет или на пожизненное, ведь он знал, что одна из убитых беременна, кроме того, убийство было совершено с особой жестокостью. Каждой из жертв он нанес не по одному десятку ударов ножом. Экспертиза показала, что после нанесения ударов ножом он почти каждый раз проворачивал нож в ране, причем жертвы были в это время еще живы. Представляете, что это за нелюдь? Я покажу вам фотоснимки с места происшествия. Вы, как врач, не должны пугаться? Когда я демонстрировал эти снимки своим знакомым, немногие спокойно могли смотреть на это.

— Все это понятно, но причем тут я? Я, конечно готова взглянуть на фотографии, но чем я смогу помочь Вам?

— Вот взгляните — полковник протянул Ларисе несколько фотоснимков. То, что было на фотоснимках, потрясло Ларису. Изуродованные трупы двух женщин, действительно, производили неприятное впечатление. Хорошо, что на врача они не могут оказать шокирующего воздействия, ведь приходилось присутствовать и при вскрытии трупов, но, тем не менее, ощущения были неприятными.

— Все бы хорошо, но творец вот этого признан психически больным и невменяемым. Он направлен на принудительное лечение. Самое страшное то, что на следующей неделе он выходит из лечебницы и встает к Вам на учет, на амбулаторное лечение. Я не врач, но кое-что в своей жизни повидал, так вот, я не верю, что за год его могли излечить. Поверьте, он опасен. Почему его выпускают, я сказать не могу.

— Возможно, лечение, действительно, произвело нужный эффект.

— Еще раз говорю Вам, такие люди не лечатся.

— А может быть, вы просто не доверяете современной медицине?

— Очень даже доверяю и с полным доверием обращаюсь к врачам. Но лечить насморк и ненормальных, это две разных вещи.

— Так может быть психиатрия тоже развивается, и добилась определенных успехов в лечении больных, подобных вашему?

— Слава Богу, он не наш, а теперь, скорее, ваш. Не думайте, конечно, что мы отдадим его вам под наблюдение и забудем про него. У нас он точно будет стоять на особом контроле.

— Что же вы от меня хотите?

— Лариса Владимировна, я прошу Вас отнестись к нашим словам очень серьезно. Мы просим Вас обследовать этого негодяя очень тщательно и принять решение об отправке его подальше от общества. Поверьте, если этого не сделать, то подобный ужас, как на фотографиях, может повториться. Поверьте моему опыту.

— Ваш опыт не вызывает у меня сомнений, но и Вы постарайтесь меня понять. Принять решение о направлении больного в лечебное учреждение закрытого типа на принудительное лечение на основании Ваших доводов я не могу. Те, кто выписывал его из психиатрической клиники, вполне отдавали себе отчет о возможных последствиях. Просто так оттуда не выписывают. Для выписки существует ряд медицинских показаний, на основании которых и производится направление больного на амбулаторное лечение. Без них выписка просто невозможна. Если я направлю больного обратно, значит, я опровергаю диагноз выписавших его врачей. Принятие такого решения требует определенной ответственности и серьезных обследований больного.

— Да мы именного это и просим, чтобы Вы побыстрее провели это обследование и направили его куда положено.

— Откуда у Вас такая уверенность, в том, что ему в настоящее время необходимо стационарное лечение? Еще раз говорю о том, что выписавшие его врачи основывались на определенных медицинских данных. Просто так подобных людей не выписывают.

— А я вот уверен, что выписали его ошибочно. Просим Вас убедительно исправить эту ошибку.

— Я, конечно, допускаю, что и врачи могут ошибаться. Я обязательно проведу комплекс исследований, но не спешите обольщаться. Вероятность того, что я установлю ошибочность диагноза этого больного, очень мала. Если я увижу необходимость стационарного лечения, то непременно туда его направлю, но поймите, что это делается не быстро. Основания должны быть для этого железобетонными, ведь они будут противоречить уже поставленному диагнозу.

— Уверен, что Вы с этим справитесь. А если потребуется помощь с нашей стороны, то обращайтесь лично ко мне в любое время.

— Ну, какая помощь мне может понадобиться?

— Не скажите. Бывают разные случаи. Это касается не только данной конкретной ситуации. Я имею в виду помощь в любых вопросах.

— Спасибо, конечно, но я думаю, в Вашей помощи я нуждаться не буду.

— Дай бог. Но в жизни всякое случиться может, так что не стесняйтесь, обращайтесь.

— Спасибо за заботу, чем смогу, тем помогу. Кстати, как товарища Вашего звать, величать, где он живет, кто родственники?

— Ну, родственников у него нет. Он детдомовский. Квартирка у него есть. Жить будет один. Мы его всю подноготную изучили, пока следствие велось. Вот, пожалуйста, мы подготовили специально для Вас все информацию о нем. — полковник Савин протянул тонкую папку в руки Ларисы.

— Что ж, изучу на досуге, намечу план обследования. Займемся Вашим клиентом. Но опять повторюсь: если не будет убедительных оснований, направление его на принудительное лечение я делать не буду.

— Уверен, основания будут. Всего хорошего Вам, успехов в работе. Вас отвезут домой на машине. Еще раз прошу прощения за то, что отнял у Вас кучу времени.

— До свидания, буду Вас информировать о результатах обследования.

Лариса заходила к себе в квартиру с противоречивыми чувствами. С одной стороны, сотрудники полиции были достаточно убедительными, но для того чтобы оспаривать установленный диагноз, наверняка, более опытными коллегами, нужна определенная смелость. Она не верила, что оснований для выписки пациента у ее коллег не было. Родственников у него не было, следовательно, заинтересованных в его выписке тоже не было. Если все так, то ей предстояла большая работа. Ей стало вдруг интересно самой найти ошибку в поставленном диагнозе, если таковая найдется. В голове у нее уже стал созревать план обследования ее будущего пациента. Сотрудники полиции были достаточно убедительны, но их уверенность в необходимости принудительного лечения в диагноз не воткнешь.

Справка с данными на Кускова Евгения Николаевича была невелика. Ему было 24 года. Проживал он один. Была тут и справка, написанная сотрудниками полиции на основании опроса воспитателей детского дома и воспитанников, знавших Кускова. Воспитатели не видели в нем ничего подозрительного, за исключением необщительности и даже скрытности. Как и многие, был замечен в мелком воровстве. Иногда конфликтовал с соседями. Дружил с одной девочкой, но отношения были недолгими. По месту жительства никаких подозрений у соседей не вызывал.

Лариса подумала, что нужно будет пообщаться с этой девочкой. В отчете она упоминается лишь вскользь. Видимо, с ней не общались. А возможно, она может приоткрыть какие-то секреты. Для обеспечения беседы можно будет привлечь и полицию, только нужно быть осторожным, и не допустить, чтобы они на нее давили. Нужно будет получать только объективные данные. Лариса стала изучать фотографию Кускова. На нее смотрел озлобленным взглядом молодой человек. Фотография была сделана в полиции (Лариса рассмотрела уже знакомые ей части интерьера здания полиции), поэтому было понятно происхождение такого выражения лица. Лариса увидела документы выписки больного из психиатрической больницы закрытого типа. Диагноз при выписке «вялотекущая шизофрения». Далее следовало описание симптомов больного и результаты обследований. Взгляд профессионального врача не видел ошибки в диагнозе, но Лариса, все-таки решила для себя, что были проведены не все исследования. Она их, конечно, проведет, но будут ли они указывать на необходимость изолирования? Вряд ли, но провести их будет нужно, чтобы ее совесть была чиста.

Теперь все ее мысли занимал будущий пациент. Сначала она думала, каким образом первый раз пригласить его к себе на прием. На дом она к нему идти побаивалась. Лариса рассматривала вопрос привлечения к этому делу полиции, но все сложилось совсем иначе. Его амбулаторную карту она увидела среди прочих на приеме. Значит, он пришел сам. Она с волнением поднимала глаза на входную дверь кабинета при входе каждого нового пациента. Наконец, одним из последних, зашел он. Своего волнения Ларисе никак нельзя было показывать, и она с этим справилась. Привычным жестом она указала на стул рядом со своим столом, продолжая писать. Медсестру свою она не предупреждала об особом отношении к этому пациенту, поэтому перед ней не нужно было показывать свой особый интерес.

Кусков не был похож на того Кускова, которого Лариса видела на фотографии. От испуга не осталось и следа. Выглядел он значительно старше и солиднее. Был он чисто выбрит и пострижен аккуратно. Был одет не шикарно, но вся одежда нормально сочеталась. Встретив его на улице, не подумаешь, что этот человек совершил такое зверское убийство.

— Здравствуйте, я выписался вчера из больницы и направлен к Вам для наблюдения. Вот моя выписка.

Он протянул заполненный лист.

— Добрый день. Сейчас посмотрим.

Лариса стала изучать выписной лист. Там были результаты судебно-психиатрической экспертизы и основания помещения Кускова на принудительное лечение. Там же было описано проведенное лечение. Для себя она отмечала, что находясь на месте лечащего врача в клинике, она бы назначила то же самое лечение. Мощное медикаментозное воздействие сочеталось с физиопроцедурами. Диагноз при выписке она уже знала — вялотекущая шизофрения. Кусков наблюдал за тем, как врач изучает его документ. Он ждал совершенно другой реакции молодого врача. В выписке было указано, по какой причине он был помещен в психиатрическую лечебницу, и кем он был туда направлен. Там же была и ссылка на решение суда. Он ждал возмущения или страха, но ничего подобного он не видел. Лариса спокойно изучила выписку и подняла глаза на Кускова. Взгляд ее был абсолютно спокоен. Пусть она ничего нового не узнала, но она готовилась к этой встрече. Эффект, которого она хотела добиться, присутствовал. Она всем своим видом показывала, что Кусков для нее обычный пациент. Собой она была очень довольна, потому что видела в глазах Кускова немой вопрос о том, почему к нему относятся как к простому психу, а не преступнику, избежавшему наказания.

— Что ж, давайте продолжим назначенное лечение. Назначенные таблеточки все принимаете?

— Да, конечно.

— Помните, что в случае нарушения назначенного лечения, я вынуждена буду направить Вас опять на принудительное лечение.

— Да, я об этом знаю.

— У меня будете появляться два раза в неделю, ну а дальше будет видно.

— Хорошо, Лариса Владимировна. Я думаю, что проблем со мной у Вас не будет.

— Время покажет.

— Я сам заинтересован в лечении и туда, где я был, мне совершенно не хочется.

— Да, действительно, все в ваших руках. Смотреть за вами и следить за регулярностью приема назначенных лекарственных препаратов, я не буду, но если у меня будут в этом сомнения, то я Вам не завидую. Поверьте, я смогу выявить отсутствие действия препаратов.

— Не беспокойтесь. Я не желаю, повторения того, что со мной происходило пару лет назад. Я больше, чем кто-либо заинтересован в своем излечении. Я очень надеюсь, что с Вашей помощью мне удастся окончательно вылечиться.

Лариса не увидела в Кускове ничего, указывающего на необходимость его изоляции. Речь и суждения были вполне осмысленны. Никаких признаков активной части шизофрении она у него не видела. Она провела еще один контрольный опрос и еще раз убедилась в правомерности его выписки. Учитывая неординарность случая, Лариса наметила для себя еще пару тестирующих исследований для того, чтобы лишний раз убедиться в правильности установленного диагноза. Они расстались. Лариса установила дни приема. Кусков спокойно принял это и пообещал не нарушать график. В дальнейшем нужно было корректировать установленный график, так как Кусков намеревался устроиться на работу. График работы он пообещал подобрать сменный, чтобы было время являться на прием к врачу. Лариса вновь удивилась абсолютно трезвому суждению пациента. Амбулаторную карту она взяла домой, чтобы подробно изучить еще раз все лечения и результаты Кускова. Информации в карте было для нее недостаточно, хотя там было все достаточно подробно описано. Лариса отметила для себя, что ей необходимо изучить историю болезни в психиатрической клинике. Нужно будет туда съездить с запросом, заодно побеседовать с лечащими врачами. Только так можно было иметь полную картину протекания болезни. Пока никаких причин для выполнения просьбы полиции она не видела. Ей, конечно, еще предстояло много работы с пациентом, но, все равно, она не видела пока причин направлять Кускова на принудительное лечение. О своих настоящих суждениях нужно будет сообщить в полицию, но это после того, как она проведет все, что наметила. Она уже чувствовала реакцию сотрудников полиции, когда объявит о своих выводах. Она понимала, что не оправдала их надежд, но менять свою точку зрения на основании эмоций и убеждений начальника полиции, она не хотела.

Лариса позвонила начальнику полиции сама. Тот дал ей свой телефон при их первой встрече. Разговор был не в хорошем расположении участников диалога. Полковник был явно недоволен настроем Ларисы на продолжении лечения амбулаторно. Он продолжал настаивать на том, что Кусков опасен для общества. Он утверждал, что Кусков совсем не глуп и может произвести хорошее впечатление. Полковник высказал свое предположение о том, что в части определения вменяемости, Кусков сумел ввести в заблуждение судебно-медицинского эксперта. На самом деле, по мнению начальника полиции, Кусков абсолютно вменяем, но каким-то образом ему удалось избежать заслуженного наказания. Лариса не спорила с собеседником, просто спокойно объяснила, что на данный момент у нее нет объективных оснований направлять Кускова на принудительное лечение.

— Вы поймите, что пока это первое знакомство с Кусковым. Я наметила проведение некоторых исследований, которые позволят мне иметь более полную картину о его состоянии. На данный момент я говорю о нынешнем положении дел. Я говорю о той картине, которую имею. Она дополнится результатами моих исследований и тогда уже можно говорить об окончательном диагнозе.

— Вот и проводите все необходимые исследования и принимайте правильные решения, только поскорее. Я по-прежнему утверждаю, что Кусков опасен и требует изоляции от общества. Когда что-то случится, будет поздно.

— Если у меня будут основания, я, конечно, направлю его на принудительное лечение, но пока оснований для этого нет.

— Постарайтесь найти эти основания. Поверьте, они, наверняка, есть, просто он их очень умело маскирует. Проявите свой профессионализм, не пропустите проявления этих оснований, иначе может произойти непоправимое.

— Хорошо, я услышала Ваши доводы. Со своей стороны, я сделаю все, что от меня зависит.

Уверенность начальника полиции в опасности Кускова оказала влияние на мнение Ларисы. Она заново пересмотрела все имеющиеся документы, но ничего подозрительного не заметила. Для себя она решила еще раз отнестись к этому пациенту с особой тщательностью. Нужно будет назначить отдельные занятия с ним. На этих занятиях Лариса решила применить некоторые методики, в том числе, и по почти забытому Фрейду, которым увлекалась в студенческие годы. Если она с их помощью найдет основания для принудительного лечения, то обязательно выпишет направление на радость полиции.

Лариса стала готовиться к следующей встрече с Кусковым. С таким пациентом в рамках амбулаторного приема не справиться. Все, что она наметила, необходимо будет проводить индивидуально. Нужно будет определить место их встреч. Скорее всего, намеченные мероприятия придется проводить после приема в личное время. Привлекать медсестру для этого бесплатно никто не заставит. Придется справляться самой. Оплаты за это тоже спрашивать будет не с кого. Что ж, Лариса решила это все проделать и для себя. В этом плане предстоящая ей работа показалась интересной. Это было бы любопытно, ей молодому специалисту найти ошибки в постановке диагноза более авторитетными коллегами. Лариса решила не откладывать в долгий ящик поездку в лечебное учреждение, где содержался Кусков. На следующий день, после работы, она направилась в психиатрическую лечебницу закрытого типа.

Бывший лечащий врач Кускова принял Ларису добродушно. Он уже был в годах, но отнесся к своему молодому коллеге с пониманием. Лариса пояснила цель своего визита, и диалог коллег стал протекать в дружелюбном тоне.

— Что ж, Ваш интерес к этому пациенту понятен. Это. Действительно, необычный случай. Больные этого типа проводят, зачастую, не один десяток лет в этих стенах, но тут случай абсолютно не типичный. Когда он попал к нам на лечение после признания его невменяемым, я не сомневался в его болезни. Все признаки обострения шизофрении были на лицо. Я не видел перспектив излечения в ближайшее время. Но с начала лечения я стал замечать резкое изменение в его поведении. Он не был буйным, все назначения воспринимал спокойно. Я с ним неоднократно беседовал, из чего понял, что назначенное лечение дает должный результат. Меня смущало одно то, что эффект от препаратов и процедур действовал достаточно быстро, точнее, ненормально быстро. У меня возникли сомнения в правомерности признания его невменяемым. Мне пришлось уделить этому пациенту особое внимание. Я потратил на него значительно больше времени, чем на других пациентов. Мною были проведены дополнительные исследования, но они подтвердили наличие шизофрении с признаками периодического обострения в форме агрессии и садизма. Так что экспертиза не ошиблась. Правда, болезнь у Кускова протекала не совсем обычно. Признаки заболевания проявлялись у него не как у обычных больных, а как-то периодически и ритмично, а не постоянно. Только в этом отличие его от других моих пациентов.

— Я тоже не увидела на приеме у него признаков обострения шизофрении.

— Это и не удивительно. После полугодичного курса активного лечения я у него тоже не наблюдал признаков обострения на протяжении года, поэтому мной и было принято решение о его выписке. Вы, наверное, читали все мои основания в медицинских документах?

— Конечно. Все там правильно. Достаточно убедительно обосновано принятие решения о его выписке, но, видите ли, я имела разговор с сотрудниками полиции. По их мнению, возможно, Кускову удалось обмануть судебно-медицинского эксперта в части признания его невменяемым. Они считают его опасным и просили меня собрать основания для продолжения принудительного лечения.

— Милочка моя, если бы у меня были основания такие, я бы продолжил лечение. Я прекрасно знаю, за какое преступление он был арестован, но, удивительное дело, никаких признаков обострений за последний год я не видел. Поверьте мне, активность лечения была снижена мною в последние полгода на основании объективных данных, а не просто так. Нахождение под принудительным лечением этому пациенту совершенно не нужно. Он абсолютно адекватно реагирует на необходимость лечения, никогда этому не препятствовал. Он сам искренне желал излечения, поэтому, возможно, и была причина столь быстрого эффекта лечения.

— И, все же, я еще проведу ряд исследований, чтобы подтвердить или опровергнуть ваше решение.

— Приятно видеть славное стремление молодого специалиста в познании истины. Психиатрия — наука сложная и многогранная. Вы молодец, что стремитесь к совершенству. Хотя я и вижу, что стремление это продиктовано мнением сотрудников полиции, которое произвело на Вас определенное впечатление. Тут главное, не идти на поводу у данного мнения, пусть в определенном смысле и обоснованного. Необходимо получить объективную картину происходящего.

— Я ничего никому не обещала. Наоборот, после первичного осмотра Кускова, я позвонила начальнику полиции, с которым ранее имела разговор, и сообщила, что пока не вижу оснований для направления пациента на принудительное лечение. Он был, конечно, недоволен, но я сообщила, что буду еще проводить определенные исследования…

— Что ж, коллега, искренне желаю Вам успехов с этим больным. Обязательно держите меня в курсе Ваших будущих открытий. Пациент интересный, и мне не безразлична его судьба.

— Хорошо, обязательно поделюсь своими результатами с Вами, но, честно говоря, я не думаю, что открою что-то новое.

— Не отчаивайтесь заранее. Главное, это верить в свои силы. Действуйте смелее, не бойтесь ничего нового, и у Вас все получится.

— Спасибо на добром слове.

— А самое главное, не идите на поводу у всяких авторитетов типа меня или людей в погонах. Вы должны действовать абсолютно независимо, вот тогда и появится объективность. В нашем деле объективность — это самое главное.

— Еще раз спасибо за доброе напутствие.

Лариса вышла из клиники в хорошем расположении. Все, что хотела, она услышала. Все необходимые медицинские документы она получила. Пока все шло так, как она и предполагала. В душе она не верила, что найдет ошибки в диагнозе лечащего врача, но снять все сомнения было необходимо. Это нужно было и для того, чтобы абсолютно уверенно можно было аргументировать сотрудникам полиции в своем решении. Доказывать свою правоту нужно будет с фактами и документами в руках, а иначе она не будет понята. Ей предстояла большая, кропотливая работа с пациентом, которая потребует затрат личного времени и сил, которые никто дополнительно оплачивать не будет. Выходить с предложением к руководству об оплате сверхурочных часов бессмысленно. Никто не увидит необходимости проведения ее исследований. Жизнь ее уже научила тому, что высовываться с какими-то нововведениями и инициативами может привести к поднятию ее на смех.

Странно, но Ларисе не пришлось уговаривать Кускова на дополнительные сеансы. К ее удивлению, он принял спокойно необходимость проведения дополнительных обследований. На ее сообщение о необходимости эксплуатации ее кабинета, руководство поликлиники тоже нормально отреагировало. Важно было то, что дополнительной зарплаты она не требовала. К первому сеансу Лариса подготовила комплекс вопросов, которые необходимо было выяснить с Кусковым. Он отвечал на вопросы спокойно. Лариса все ответы скрупулёзно записывала, делала пометки на реакции пациента на тот или иной вопрос. Потом, при анализе ответов и реакции на них, Лариса искала причины возникновения обострения шизофрении. Кое-где она их находила, но к настоящему состоянию Кускова не имело это никакого отношения. Было выяснено, что у него были детские психологические травмы, которые и могли повлиять на состояние его перед совершением преступления. Но это все в прошлом. Далее ей представляло выяснить, могут ли вернуться сейчас приступы насилия и ярости в нем. Пока никаких признаков этого она не видела. Кусков вел себя спокойно. На некоторые провокационные вопросы он не реагировал резко. Беспокойство было, но он умел себя держать в руках. Это поражало Ларису. При ответе на подобные вопросы и здоровый человек мог сорваться, а тот реагировал спокойно и объяснял, как мог, свои ответы. Возможно, сказывался прием успокаивающих лекарств, Это говорило о том, что Кусков все-таки принимает успокоительные препараты. Интересны были ответы на вопросы о совершенном им преступлении.

— Сейчас я не могу сказать, почему я это сделал. Тогда я ведь знал, что Галя от меня беременна. Мне тогда в какие-то моменты показалось, что я, убивая, избавляюсь от какого-то монстра. Этого монстра должна была родить Галина. Почему-то мне казалось, что я делаю благое дело, избавляя мир от чудовища. Почему убил ее мать, я вообще сказать не могу. Вот тут я честно, этого момента не помню. Все было охвачено одним событием. Я видел фотографии своих жертв. Мне становилось страшно от увиденного. Я не понимаю, откуда эта жестокость во мне. Я помню, что взял нож и пошел убивать зло. Подробности стерлись из моей памяти. Я помню, что сделал это, и внутри наступило какое-то облегчение. Я помню окровавленный нож и руки. Я после этого все тщательно вымыл. Я не чувствовал того, что я совершил преступление. Понимание этого пришло потом, в камере. Что творилось в моей голове тогда, я не понимаю. Чувство про необходимость уничтожения зла возникло как-то неожиданно. Раньше я ведь искренне радовался, что у нас будет ребенок, что я буду его воспитывать. Куда это в тот момент умчалось, я сказать не могу.

Лариса подолгу анализировала услышанное и увиденное на сеансах. Она видела, что по всем научным трактатам и теориям на момент совершения преступления у него, действительно, было обострение маниакальной шизофрении. Он был, действительно, опасен. Перед ней стоял вопрос о необходимости проведения новых обследований, для того, чтобы выявить возможность и условия возникновения новых приступов. От этого многое зависело. Лариса понимала всю ответственность за этого пациента перед обществом. Не увидеть вероятность возникновения приступа означало обречь окружающих на опасность встречи с ним. Пока ничто не указывало на то, что болезнь может повториться.

Сеансы продолжались. Кусков приходил на них, не опаздывая. Медсестру к этой работе Лариса не привлекала. Они вдвоем по несколько часов сидели и говорили, пили чай. Лариса делала свои пометки в большой тетради, которую выделила для одного пациента. Многое ей показалось интересным, что она и фиксировала. В душе она думала, что такая тетрадь может стать основой для написания кандидатской диссертации. Работа ей была интересна. Она использовала имеющиеся методики и внедряла частично свои, о которых думала еще в институте. Теперь подвернулся случай осуществить свои далекие мечты. Дважды в неделю они допоздна находились в поликлинике. Уходили они уже вечером, когда в поликлинике кроме охранника никого не было. Все охранники привыкли к их вечерним занятиям и вопросов лишних не задавали. А Лариса продолжала копаться в глубинах сознания пациента. Что ее поразило, так это то, что Кусков с удовольствием рассказывал о своих товарищах по несчастью в психиатрической больнице. Странно, но он интересовался своими соседями, выяснял о них детали их личной жизни и с удовольствием рассказывал Ларисе о них. Это было абсолютно не типично для пациентов психиатрической больницы. А Кусков очень подробно описывал некоторых персонажей. Откуда у него такое стремление, Лариса не понимала. Может и в этом скрывалось нечто, что могло повлиять на формирование состояния пациента. Она выискивала причины возникновения вспышки агрессии. Каждый эпизод детства она пыталась привязать к страшным событиям. Какие-то моменты подходили к этому, вот, казалось бы, подходящие, не привязывались. Она в мыслях уже комплектовала научные выкладки по данному вопросу. Именно так рождались научные труды по психиатрии. Лариса уже прикидывала первые строки будущей диссертации.

В один из вечеров ей позвонил полковник Гимаев:

— Добрый вечер, Лариса Владимировна. Полковник Гимаев Вас беспокоит.

— Здравствуйте.

— Хотел поинтересоваться, как продвигаются дела с нашим общим знакомым? Как проходит Ваше обследование, как он себя ведет, не нужна ли помощь?

— Спасибо. Помощь, слава Богу, не нужна. Ведет он себя прилично. Исследования на настоящий момент в самом разгаре. О результатах говорить рано. Мне потребуется еще некоторое время, чтобы сделать какие-то выводы. Возможно, мне и потребуется Ваша помощь, но в части совершенного Кусковым преступления. Возможно, мне потребуются некоторые детали уголовного дела.

— Что ж, с этим поможем, лишь бы в дело это все было. Спасибо Вам, извините за поздний звонок. Искренне желаю Вам успехов в Вашем нелегком деле.

— До свидания.

Лариса понимала, что полковник ждал от не решения о направлении Кускова на принудительное лечение. Никаких оснований для этого у Ларисы не было. Некоторые несостыковки и странности поведения пациента не дают ей права принимать решение о его изоляции. На основании исследований поведения Кускова она уже сделала некоторые выводы о причинах возникновения у больного приступа агрессии. Это было совершенно новым в психиатрии. Чтобы обосновать свои выводы нужно еще более глубокое обследование. Кроме того, нужно эту свою новую теорию подкреплять обследованием других пациентов. А для этого нужно будет совершить несколько визитов в психиатрическую лечебницу. Все это нужно делать на личном энтузиазме и не в ущерб своей основной работе. Первое ощущение от беседы с лечащим врачом Кускова в больнице произвело на Ларису хорошее впечатление. Врач во многом ее поддержал, и она не сомневалась, что тот ее поддержит в ее начинаниях и поможет в работе с пациентами. Да, Ларисе было самой интересно работать с Кусковым. Как личность, он не вызывал в ней отвращения. Возможно, именно простота общения с ним и подвигла ее на более глубокую работу над будущей диссертацией. Именно так. Теперь она уже понимала необходимость написания диссертации. Налицо были небольшие открытия в психиатрии, которые до нее никем не освещались. А это уже были признаки успеха диссертации. Она уже видела восхищение своих коллег ее успехами в таком молодом возрасте. И основания для этого были. Работы еще предстояло много.

Неприятное известие пришло на следующий день. В ее кабинет во время приема в поликлинике между пациентами зашел Глебов.

— Здравствуйте, Лариса Владимировна. Лариса обратила внимание на внешность Глебова. Она не была так идеальна, как в первую их встречу. На лице в полной мере у Глебова отображались последствия бессонной ночи.

— Добрый день. Что привело Вас ко мне на этот раз? С вашим начальником я разговаривала по телефону пару дней назад. Ему я все объяснила по поводу обследования Кускова.

— Кое-что произошло в эту ночь. У нас в районе совершено убийство молодой женщины, и все признаки указывают на то, что его совершил именно Кусков. Ножевые ранения идентичны тем, что были нанесены Кусковым два года назад. Помните проворот клинка в ране? Так вот, в сегодняшнем случае то же самое. Я приехал поговорить с Вами о Вашей последней встрече. Как он вел себя, о чем говорил? Что его побудило на жестокость? У него не могло не проявиться изменение психики перед совершением преступления. Вы должны были это увидеть.

Напор и обоснованность суждений Глебова ввели Ларису в небольшой ступор. Она начала вспоминать подробности последнего сеанса с Кусковым. Ничего не выдавало в нем тогда признаков обострения психики. Лариса достала тетрадь и перечитала свои заметки последней встречи, но ничего не говорило об обострении. Если убийство совершил Кусков, то она не могла не заметить изменений в поведении своего подопечного. А у больных такого типа проявления обострений всегда видны.

— А Вы уверены, что это убийство совершил именно Кусков? Вы сказали, что убийство совершено ночью, а Кусков, как мне известно, устроился работать ночным сторожем. Так что, может быть, Вы ошибаетесь?

Конец ознакомительного фрагмента.