Тропинки веры моей и любви

Инна Буторина (Беляева-Арсанова)

«Тропинки веры моей и любви» – сборник рассказов, эссе и очерков по следам путешествий автора, которые пронизаны добротой души, Светом и надеждой на то, что в нашем мире Добро всё-таки преобладает. Эта книга будет интересна всем, кто проникся Любовью к Божьему миру.

В ПУТЬ — ПО СЛЕДАМ ПРЕДКОВ

Воспоминания — стоит до них дотронуться — так и напирают. И потому, вспоминая предков и их рассказы, — отправляюсь В ПУТЬ, — ПО ИХ СЛЕДАМ.

Белозерье

Уже будучи на пенсии, оставшись вдовой, страстно потянуло на Вологодчину, в город Белозерск, о котором то и дело слышала (но не была) от обеих мам и разных других родственников. Ездила туда несколько раз и одна, и с родственной компанией (двоюродные брат Женя Беляев и племянницы Лена и Оля). Целей было немало. Несколько слов о главных из них: Кирилло-Белозерский монастырь, где об этой святыне хранилась рукопись мамы Ани, и я ее получила. ГорИцкий женский монастырь на реке Шексне («монастырь опальных княгинь»); святыни города Устюжна; Ферапонтов монастырь, с фресками Дионисия; сам Белозерск со множеством святынь, город, где жили мои и моих родственников предки.

Особая цель — поиск усадьбы Беляевых, потомственных дворян, о чем прочитали в старинной музейной книге (спасибо Богомоловой Татьяне Валерьевне, директору музея). Нашли не сразу, с третьей попытки, и тоже очень романтично. Обо всем было написано и издано в местных изданиях.

Осталось несколько особо святых тем, которые хотелось бы изложить отдельно, буде это мне благословлено.

И, наконец, еще одно из ряда вон выходящее повествование — город моего рождения, Грозный, Чеченская земля, чеченские люди, какими я их увидела и узнала. Но об этом в отдельном изложении.

***

Таковы маленькие фрагменты из моей большой жизни, такова эта исповедь пополам с воспоминаниями, основные ее части — как органическая часть меня, составляющие мою суть в любви к родному…

Эти части лежат мягкими комочками где-то там, за грудиной, ближе к сердцу. Когда радостно, все нутро ликует и всё кругом люблю. Когда же горько, обида, потеря, вина, — нутро-Душа тяжко болеет, а с ней и вся я.

Люди Белозерья — какими я их увидела.

У меня не было цели описывать Белозерские святыни ни в богословском, ни в историческом ракурсе, ни тем более в искусствоведческом — все это хорошо, профессионально преподнесено людьми достойными, знающими. Мне же хотелось лишь поделиться своими личными впечатлениями и воспоминаниями. И к этому не в последнюю очередь подвигнул меня протоиерей Вячеслав Резников (светлая и вечная ему память), преподававший «Новый Завет» на Богословских курсах, когда напомнил нам однажды о важности и святом долге перед своими предками, которых большей частью мы не помним…

Однажды отчетливо осознала давно назревавшее: хочу, наконец, оказаться на родине своих ушедших в Вечность прародителей. В первый раз, пока не поздно. Никого не осталось из той родни, которые начинали жить на стыке 19 и 20 веков, века, принесшего им войны, революции и связанные с ними тяготы жизни. Тем более не спросишь у их родителей, то есть у бабушек, дедушек…

Как же быть, если растет эта потребность и требует выхода? И отправилась…

Шествуя по следам предков в вологодских пределах, этой святой северной старины, встретила много новых и чрезвычайно ценных для меня лиц, что послужило ключом и компасом в принятии и понимании значимости этого путешествия вообще, и тех немногих жемчужин края, которые довелось посетить.

Прежде всего, хотела бы рассказать о людях, оказавших мне замечательную помощь и ставших дорогими на всю оставшуюся жизнь, — в городе Кириллове, в Ферапонтове, в ГорИцах, в самом Белозерске. Это и насельники монастырских обителей, работники науки и культуры, общественной сферы и просто давние жители тех мест. Личные встречи, устные рассказы — узнавание частички истории Руси…

Итак, на седьмом десятке лет почувствовала потребность оглянуться далеко-о-о назад, насколько сумею. Заспешила, засобиралась. Позднее из Белозерского историко-художественого музея, с которым теперь имею постоянные контакты, ко мне обратились с просьбой показать фамильные архивные материалы. Краеведение — великая вещь. История отечества собирается из таких вот фрагментов. А русский Север так же значим и свят для нас, как и Киевская Русь, а теперь, пожалуй, с наслоением веков, геополитических «мудростей» — и более того. Потому и устремилась в Белозерье пройти тропами древней святости и вдохнуть напоенного той же святостью, пополам с августовскими травами, воздуха, познавать новое, а на самом деле очень старое, но никогда не стареющее. Признаюсь, была и конкретная цель — воспрянула душа искать родовое гнездо. Удастся ли? (Забегая вперед, не утерплю сказать: удалось! но, кажется, с пятой поездки). А пока…

Тропа первая

Взяв благословение из родного храма Рождества Христова, с московского Ярославского вокзала поездом — в Череповец. А там, на вокзальном перроне, — прямехонько в открытую дверь часовни святителя Николая Чудотворца. И это то, что надо для православного путешественника. А сопутствовала мне тогда троюродная племянница Ольга, из ветви старых родственных белозеров Васильевых-Зининых.

Небольшая суета на автобусном вокзале, ищем маршрут на Белозерск. Вполне подходящий буфетик и… говорок, милый, северный¸ очень русский и очень знакомый, родной (помню по моим старикам).

…В Белозерск железнодорожного пути нет — водой следовать, дорогой пращуров, остается теперь только ностальгически мечтать — и мы влились в пассажирскую летнюю сутолоку автобусной станции.

С детства много слышала о Белозерье, о Белозерске, где жили эти мои предки, о Затишье, где когда-то было свито их дворянское гнездышко и где хозяйничала моя бабушка, Беляева (в девичестве Сурина) Анна Ильинична, крестная моя. А супруг ее, Беляев Сергей Александрович, мой дедушка, служил в чине подполковника царской армии (о нем хотелось бы больше разузнать — он, говорили, рано умер). Храню старинные фамильные фотографии, открытки. Разглядывая их, так хочется расспросить подробнее. Но ответа уже не услышу…

Знала, что Белозерск — это старинный русский город, где жизнь идет в замедленном темпе и еще многое пропитано духом патриархального уклада, но совсем не предполагала, как много можно добавить к этим скудным черточкам. Очень кстати прислали мне недавно из Белозерска замечательную книжку светлой памяти безвременно ушедшего Константина Ивановича Козлова под дорогим названием «Белозерск» (спасибо Татьяне Валерьевне Богомоловой)¹. В ней всё — и научность, и обширная информативность, и одновременно простота изложения, а главное — искренняя, бескорыстная любовь, открытая и щедрая — ко всему, о чем он пишет². Приятно было обнаружить, что мы с автором полностью сошлись во мнении по одному из очень важных моментов: «…Белозерск встречает нас с южной стороны аэродромом, автобазой, промышленными предприятиями — в общем въезжаем в город с „черного хода“», — констатирует с легкой досадой автор. Впиваюсь с надеждой дальше. Много вынашивала всяческих возможных водных путей пробраться в Белое озеро и пристать у канала к самому Белозерску. Издревле это был единственный путь — водой. В XIV веке как можно было еще доставляться? Впрочем, святые наши подвижники, птенцы гнезда преподобного Сергия Радонежского, Кирилл, Ферапонт и их последователи шли и водой, и льдом, и лесом… А я, грешная, если уж не на пароходике обыкновенном, пассажирском («Бабуля, ты откуда свалилась?» — вопрошали меня служащие речники, — теперь нет таких) тешилась найти лазейку на какую-нибудь баржу потрудиться там. Больших лет моих не боялась, а вот бойкости не хватало. Ну, а предлагаемые новые транспортные средства — фешенебельные, многопалубные туристские теплоходы не подходят ни сердцу, ни кошельку паломника).

И вот читаю далее у Константина Козлова: «Давайте войдем в Белозерск через «парадный подъезд» — через Белое озеро, тем более что на этом пути нас ожидает много прекрасного». Вот оно! Через озеро! Но внимание:… «Впрочем, и печального тоже…». Что имел в виду Константин Иванович под печальным? В последние несколько лет лишены мы и жалкого подобия прежних водных транспортных средств для простых пассажиров: убрали «Метеоры», и даже причал демонтировали. Кому ни выражу свои недоумения, огорчения, все вокруг говорят одно и то же: нерентабельно. Вот и в комментарии К. Лобачева к этой книжке тут же читаем: «К сожалению, торжественный вход в Белозерск через «парадный подъезд» с начала нового века стал недоступен — знаменитые метеоры отменили за убыточность (ладно хоть К. Козлов этого уже не увидел). Так значит, не так уж я наивна?

«Первая встреча с Белозерьем — любовь с первого взгляда, — читаем у К.И.Козлова, — потому что невозможно не полюбить этот своеобразный северный край, эту святую землю, это озеро — бескрайнее и величавое, то ласково-голубое, то тяжело-свинцовое в белых барашках. Нельзя не поддаться суровому очарованию древних храмов и валов, нельзя забыть колоритную речь белозеров, свойственную только этому краю…»

Родимая мета города — сооруженная во времена Великого князя Ивана III крепость — «рубленая осыпь». Это был мощный земляной вал, поверх которого шла рубленая высокая стена с 6-ю глухими и 2-мя воротными башнями, и окруженный рвом. Стена дожила до середины XVIII века, ров перестал заполняться водой. Но и сегодня Вал вызывает трепет, особую гордость, почтение к нашим потомкам, и пишут его с большой буквы. Удачная древняя планировка донесла до наших дней выгодное расположение цитадели Белоозера (так когда-то назывался город), весь ее эффектный вид. Память мгновенно вытолкнула наружу изображения на старых открытках из домашнего альбома. Там же, внутри кремля (Вала) — школа, бывшая гимназия, где учились мои предки; храмы и музейные здания (сейчас всё это входит пока в общий историко-культурный комплекс, разные постройки, в том числе жилые).

Отсюда, с Вала, и открылось Белое озеро. Скорее к нему! Спустились на берег, ближе, ближе. («Мамочка! Тетушки, дядюшки! Дедушка! Бабушка! Видите? Я у вас, здесь, в гостях!» — кричала душа)

Берег был безлюдным: настойчиво и серьезно заладил дождь. Забралась на смотровую вышку — высокую металлическую конструкцию — и захватило дух, забились в одной амплитуде мое волнение (так же, как когда-то, лет сорок назад, впервые обнялась с морем) и желто-синее (не белое!) волнение этого водного безбрежья. Меня всегда спрашивали: в кого это у тебя — любовь к морю? Неизвестно. (Остается отшучиваться: «Инна», мужское имя, воин, 1 век, в переводе с готфского — «сильная вода», церк. календ.).

Еще одна интересная деталь для меня, как уже отмечалось, говор местных жителей — неторопливый, распевный, окающий — где-то больше, где-то меньше, интонация речи, которая для музыкального слуха особенно привлекательна и запоминаема. Мне это знакомо с детства: мои московские тетушки говаривали похоже. А то, что знаешь с детства, — это навсегда. Потому и стали мне Белозерск и всё к нему прилегающее родными.

Город со стороны озера как бы подстрахован каналом, который вырыт в середине 19-го века, «дабы спасались от гневливого озера купеческие суда, идущие по Мариинке». Всевозможные картинки, чаще бытовые, попадавшиеся мне во время моего променада вдоль канала и просившиеся в объектив, дополняли значение канала для жителей: девушка удит мелкую рыбешку — рядом терпеливо восседает кошка; на мостках — корзины белья для полоскания; купальщики, не рискующие спускаться по валунам в главную воду; а вот на центральном месте канала, где понтонная переправа, по-местному называющаяся лавой, с каких-то давних дней сидит сухонькая старушка, баба Шура, которая походит на ровесницу канала — и правда, родной он ей, она всегда здесь, оберегает в любой час, и с ней приятно перекинуться парой приветливых слов: «Да вы Откуда будете-то-о? У Тамары Павловны? Да кто ж не знает-тО ее-о!».

В Белозерске нас гостеприимно приютил «прянишный» розовый домик коренной белозерки Тамары Павловны, очень дальней моей родственницы, в бывшем видного работника города. Сразу, войдя в калитку, куда привела меня племянница Оля, обволокло эдакое детское восхищение, как от красочной книжной иллюстрации. Во дворе — огородик, садик, цветник — всё как-то чинно встречает и нежится в скромных условиях северного лета; чистые окошки с занавесками и геранью, вычищенное крыльцо, покрытое круглыми вязаными половичками; кружевная поленница — полешко к полешку, как петелька к петельке. Выставочный образец. Это ее сын Сережа, мареман, плетет, как потом выяснится. Он же чудо-баньку сколотил, со всей положенной, да с выдумкой, атрибутикой. Кругом еще морские, водные эмблемы: Сережа — штатный работник большого водно-лесного хозяйства, работает на грузовом катере (показывал его нам). Те дни, помнится, жаркими не были, но в водицу-то озера-легенды окунулись. А как же? Сплавали. Далеко не уплыла, но впечатлило, приобщилась.

Все, что ни встречала в городе, почему-то воспринималось знакомым с каких-то незапамятных времен. Везде ощущался дух предков.

С любезной помощью самоотверженных хранителей культуры Белозерья, с которыми познакомилась, а с кем-то и сдружилась, рассматривала и изучала с любопытством, интересом и даже гордостью, как за свое родное, примечательные места города, хотя порой и с грустью — ох как медленно (или вообще никак) пробивается реанимирование православной старины. Храмы города большей частью ждут своего пробуждения для службы по назначению либо являются частью музейного комплекса. Это последнее, кстати, очень хорошо налажено, что ценно во всех отношениях. Церковные же службы пока проводятся только в двух (рядом друг с другом) храмах — зимой — в Богоявленском, летом — в Успенском, который совсем недавно вновь открылся народу. Трепетно отстояла там службу, помянув всех своих родных — близких и дальних. Познакомилась с отцом настоятелем. Тогда это был отец Сергий. Когда меня повели к нему, он занимался изготовлением свечей… Была взволнована, узнав, что отец Сергий ведет окормление узников-смертников, заключенных на маленьком острове Сладком (!) в Андозере, что немного на юго-запад от Белого озера. Кто они, узники? Это могут быть самые значительные минуты в жизни человека, не знавшего Евангелия. Ведь он подошел к краю, за которым, как он считает, мрак. И, благодаря священнику, его проповеди, разъяснениям, такой человек впервые узнаёт об уверовавшем разбойнике, которому Христос уготовал место в Раю, впервые очищает свою душу…

Тропа вторая

Святыни Белозерья. О Кирилло-Белозерском монастыре следует рассказывать особо. А пока что… о замечательном человеке, Алексее Ильиче Смирнове. Он возглавляет всю научную работу Кирилло-Белозерского историко-культурного заповедника, как сейчас официально называют Кирилло-Белозерский монастырь, возраст которого уже перевалил за 600 лет. Стены и башни белые, а толщина и диаметр — что тебе Московский Кремль.

А.И.Смирнов, ученый, энтузиаст, влюбленный в свое дело, в свой край, не избалованный нашими столичными благами и оттого не тронутый налетом цинизма, какой-то чистый, настоящий. То же и о сотрудниках всех можно сказать. Их трудами и любовью держится и обновляется Кирилло-Белозерский монастырь. В отреставрированных помещениях собрано русское искусство ХV — XIX веков. Можно увидеть и старинные книги, учебники, например, Священно-церковную географию. Благоговейно рассматриваешь личные принадлежности преподобного Кирилла. Наконец, гордость заповедника — иконостасы. «Пророческий ряд», «Праотеческий ряд», «Ветхозаветная Троица». Все — в свежей реставрации.

Алексей Ильич оказал мне ценную услугу. Была найдена и мне вручена рукопись моей матери, Беляевой Анны Сергеевны «История Кирилло-Белозерского монастыря», которая писалась чуть ли не две трети века назад, и, я знаю, — в очень сложных условиях. В конце семидесятых годов, когда мама уже умерла, мне бы следовало заняться рукописью и довести до нужного завершения, но в тот год и еще через два года у меня родились дочки, — запоздалые и желанные (а главное, я, грешная, видно, тогда еще не доросла до этого сознания). Рукопись в свое время предложил отвезти в Белозерск Петр Константинович Георгиевский, в те годы бывший заместителем министра очень серьезного советского ведомства, почетный гражданин Белозерска и много для него сделавший (мои родственники были дружны с его семьей). В те годы жизнь моя вращалась совсем в иной орбите, и, повторюсь, лишь к старости сподобилась повернуться в сторону старины, предков, к Богу — проросло зернышко моей бабушки, Анны Ильиничны, крёстной моей.

Тропа третья

От Кирилло-Белозерского монастыря (из города Кириллова) довольно короткая дорога автобусом (вполне можно пешком, и это бы лучше) к Воскресенскому ГорИцкому женскому монастырю, что возвышается на высоком берегу реки Шексны (впадающей в Белое озеро). Спасибо А. И. Смирнову — это он направил сюда с добрым и полезным напутствием и рекомендовал заночевать. Какие знакомства! Какие впечатления! Чувствовала себя там именно блаженно, особенно в келье, куда определили для ночлега и из оконца которой открывался вид на Шексну. «Монастырь опальных княгинь» — так называлась книжица, из которой узнала об этой обители. В 12 часов ночи — белой ночи — насельницы повели на святую гору Мауру, где могучие древние ели касались нас широченными мохнатыми лапами, где нещадно жалили комары и где на вершине ждала нас каменная глыба с вечными следами святого Кирилла Белозерского. С этого камня он обозревал окрестности и ту сторону, что стала впоследствии местом его обители, превратившейся со временем в величественный монастырь.

«Давай, Марина», — попросила одна из послушниц. Худенькая девушка с русыми волосами и большими блюдцами сине-голубых глаз поднялась на Кириллов камень, протянула руки свои туда, к Кириллову монастырю. И полилось, чисто и протяжно, серебристым колокольчиком, через огромное молочно-сумеречное пространство, через холмы и вершины елей:

«Богородице Дево, радуйся. Благодатная Марие, Господь с Тобою. Благословенна Ты в женах, и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших».

Я обомлела… Меня воздушно наполнило всё, без остатка, — так, что, казалось, разбегусь, раскину руки и полечу с горы туда, куда направлена молитва.

Обновленные, в молочном разливе ночи, мы спускались с горы. Верхушки ГорИцкого монастыря открылись нам в новом ракурсе, таинственные и величественные в своем молчании, на фоне ночной безмятежности северного широкого пространства, на высоком берегу Шексны. Нечего и говорить, что уснуть ни на минуту так и не удалось.

Не раз еще, слава Богу, навещала Горицкую обитель и впитывала новых ощущений и лицезрений, например, стайки ребятишек, учеников воскресной школы, приехавших сюда со священником каникулы свои провести — душеполезно, духовно, красиво — и помочь в трудах. Послушала, стоя за уголочком, проповедь-занятие, послушала ответы детей… и совестно, досадно мне стало: со своим университетским историческим образованием ощутила нехватку в себе чего-то большого и очевидного — дети знают то, чего не знаю я (вскоре¸ в Москве, приступила к восполнению этого упущения).

Через год встретила здесь только двух прежних насельниц — радушную, но строгую и распорядительную главную хозяйку обители матушку Евфалию, кажется, ставшую уже игуменьей, и ее неизменную помощницу Ирину, молодую, высокую и стройную, с приветливой, в ямочках, улыбкой, но тоже строгую и, где надо, властную хозяйку. А через несколько лет я неожиданно встретила ее, уже в монашеском одеянии, выходящей из знаменитых двубашенных ворот Ферапонтова монастыря. Мы радостно встретились. Она была наречена новым именем — Илария. Молодая матушка рассказала, что берет теперь уроки иконописи.

Обитель укрепилась. Во всем видна основательная хозяйственность. Помогают приглашенные мастера-мужчины. Слышны мычание коровы, блеяние козочки. Сочно и аппетитно выглядели огородные гряды, радовало разноцветье со вкусом оформленных клумб. Но самое для всех радостное — отвоеваны после долгих и трудных стараний Воскресенский и Троицкий храмы, построены новая трапезная, больничная церковь, жизнь забурлила. На этот раз довезла немудреные подарки — вещицы, гостинцы. Звана была, как и в прошлый раз, на трапезу, что наполняло одновременно и радостью, и робостью. Помолились, спели. Был Петров пост. Ели щи, пшенную кашу (любимую мною с детства), угощали своей выпечкой — замечательными булочками, которые («непременно, непременно») дали и с собой.

Иногда очень приятно обнаружить, что мир тесен: за трапезным столом встретила двух женщин, мать и дочь, приехавших на лето сюда поработать из Московского Царицына, в храме которого «Живоначальная Троица» служит протоиерей отец Георгий Бреев, духовный отец батюшки Игоря Федорова, нашего настоятеля (и моего духовного отцв), и нашего главного законоучителя (и первого моего) Игоря Александровича.

Не мною одной замечено, что сегодня люд наш российский в провинции, и в частности школьники, студенчество, ученые — зачастую чище, надежнее и перспективнее столичных. Об этом слышно все чаще, это замечают все больше, и это уже становится знаковым явлением. Об этом говорят школьные олимпиады, студенческие конкурсы, и это радует.

Тем не менее (но не в обиду будь сказано, ибо причины здесь, видно, объективные), есть и другая сторона. Во многих городах и весях заметна, к сожалению, некоторая косность, например, в продвижении вопросов возрождения Церкви, монашества. Понятно, что многое упирается в финансы. Но что-то, наверное, здесь кроется еще. Кирилло-Белозерский монастырь пока что посещается в основном не паломниками, а экскурсантами, в том числе широко иностранцами, а монастырь преподносится как историко-культурный памятник (2007—8 гг.). Монахов не видно. Есть один единственный действующий храм — Преподбного Кирилла, а монашествующих — двое (если не один). Видно, еще не срок. Зато ценнейшие иконы, церковная утварь и многое другое, как уже говорилось, находятся под надежной защитой высококлассных искусствоведов, реставраторов, и одновременно они доступны для обозрения. Кстати, еще раз о водном пути и о неизвестных тормозящих причинах. То, что в городе Белозерске нет больше пассажирских катеров и вообще более не существует причала, конечно же, нонсенс. Повторяю: где ни спрошу, ответ всё один: денег нет, невыгодно. Не умею и не хочу просчитывать, но не покидает мнение, что для налаживания традиционного водного пути тем людям, от которых это зависит, нужны просто жгучее желание, стремление, любовь как к своему родному.

Тропа четвертая

Теперь о Ферапонтове! Еще один священный краешек северной Руси, Северной Фиваиды, как называют эти края. Боже, как действительно он весь пронизан святостью, древностью — вплоть до каких-то особых запахов. Именно это ощутила, когда заглянула в разрез невысокой стены-ограды монастыря, над которой коньком идет как бы скатная крыша, а внутри — полость (должно быть, такой тип имеет определенное наименование).

Кругом чистые, прозрачные озера. По берегам — древние, глухие баньки. Двухарочные Святые врата в монастырь, ставшие как бы его символом, храмы Пресвятой Богородицы, храм преподобного Мартиниана. И — удивительное чудо, которое сохранилось до наших дней, — фрески Дионисия, которого почитали самым знаменитым среди русских иконописцев еще его современники, то есть в 70-х годах XV столетия. (Анастасия Ивановна Вьюшина, хранительница, смотритель и кассир, жительница села Ферапонтова с давних пор, рассказывала, как берегли они с покойным мужем в Великую Отечественную все эти святыни).

И еще одна ценная для меня встреча: Елена Романовна Стрельникова. Сегодняшний форпост русской православной богословской науки и культуры на Русском Севере. Собирательница, аналитик, пропагандист русской старины. Автор великолепных, знаниями и любовью написанных, работ — «Новомученики и исповедники белозерские…”, «Ферапонтов монастырь в ликах и лицах»… Подвижница — вплоть до быта: трудное, особенно зимой, житье-бытье. Болезни, нехватки всякие и проч., проч. (а ведь добровольно покинула свой родной Питер). Знают ее в этих краях все. Поэтому найти ее не составило никакого труда. Мало было у нас времени на общение, но с обеих сторон — теплота, искренность, желание успеть побольше друг другу рассказать, услышать. (Кажется, она теперь монахиня). Елена Романовна прорабатывает возможность и варианты водных путей паломничества в эти места. Это, собственно, и было целью моего к ней прибытия. На Русский Север! Водой!..

А «наводчиками» на нее опять-таки были другие примечательные люди. В частности, в Белозерске — патриот, подвижник, организатор и собиратель всего для города близкого и дорогого — Пушкин Геннадий Павлович. От него же я имею большой Альбом Памяти, где перечислены имена земляков, отдавших свои жизни в Великой отечественной. Будучи одним из главных лиц города, организовал дом-музей еще одного из лучших земляков, совсем недавно умершего, замечательного поэта, певца края — Беляева Леонида Александровича. А мне-то как жаль! Все уверены в нашем родстве, а я ищу, ищу наши корни и ветви… Так вот, в поисках корней моих (то есть родовой усадьбы Беляевых) Пушкин Г. П. присоветовал двигаться до села Ануфриево и там встретиться с Громовым Алексеем Алексеевичем, также собирателем и ревнителем истории этого края и его людей.

Тропа пятая

И опять двинулась из Белозерска в трехчасовую поездку по святым местам Вологодчины. И мне нравилось стоять в набитом до отказа (на выходные — из города!) провинциальном автобусишке. Слушать окающую, добродушно-озорную словесную перекидку пассажиров, едущих на выходные из города, влядываться в скользящий назад ландшафт. Даже если ни к чему не приеду, — думала, — одно созерцание, слушание этого говорка пассажиров, их здоровый юмор — стоили такой поездки. В голове рождались путевые рассказики. Где-то рядом и село Росляково — родственная нам фамилия. Проезжаем остановку автобуса под этим названием. Как дорого все это звучит.

Здесь же в автобусе — обзавелась новыми друзьями. Они доставили меня в деревню Ануфриево, конечная остановка. Автобус не возвращался в Белозерск, и мне предложили заночевать у новых друзей. Познакомили с Громовым А. А., деревенским энциклопедистом. Еще один подвижник. Энтузиазм, любовь к краю, к людям — фонтаном бьет. Передо мной один за другим альбомы, карты, фотографии, схемы, проекты. Все вычерчено, вырисовано руками, а выглядит полиграфически. В деревне есть клуб-библиотека, где он директором. Мы побывали там. По стенам — карты и схемы края — все его руками. Все, что видела я, должны бы видеть глаза корреспондентов центрального телевидения (вроде бы они и были). Громов — жемчужина края. Еще одна. Он собрал и «самиздал» истории людей-героев, «жития» местных «святых», наших современников. Что же касается моего вопроса (поиск усадьбы Беляевых — Затишье), то он ничего не слышал. Считает, что это имение находилось не на пути этой дороги, а где-нибудь в глубине, к северу. Грустно. Не у кого больше спросить. Моих стариков никого не осталось. Только они и могли сказать точно, где найти Затишье. Поздновато собралась я в этот путь. Но оно было, было, и никак иначе.

Зато рядом было имение Георгиевских, в селе Воздвиженском. Георгиевские — мамины друзья детства по Белозерску, где они учились в гимназии (о Петре Константиновиче Георгиевском сказано выше).

Громов направляет меня к древней, 100-летней старушке: вот уж она-то знает!

«Затишье-то-о-о-о? Помню Затишье-то», — прошамкала приветливо окающая бабушка, показывая рукой куда-то на север (кстати, как и Громов). — «Теперь уж порушилось, да заросло, видно, там все». Хозяева (т.е. семья Беляевых) разъехались, а оставшиеся муж с женой (управляющие?) жили в отшельничестве, пили, дом в итоге сгорел. Это пока всё, что удалось тогда услышать о Затишье. И за то спасибо.

Итак, заночевала я у моих автобусных знакомых, сестер Гали и Жени. Крепкий деревянный дом на каменном фундаменте и высоком цоколе, бывший купеческий. Здесь их ждали старая бабушка, их мама, и внучек. Максим, трехгодовалое рыжее существо с широко распахнутыми голубыми глазами, которые удивленно и вопрошающе были направлены на меня, сразил: «Ты Откуда взялась-ТО?». Долго меня изучает. Потом: «Очки-тО сними!». «Ну, а где она, Москва-то твоя? — смотрит на мои руки и карманы (что-то насобирала из сумок своих и выложила). Собрали стол: две молодые бабушки, одна старая, еще одна бабушка да я. Максим, перед пустым блюдцем, с сознанием своей мужской значимости: «Ну, чаю-тО наливайте что ли! Ох, девки, дОждетесь вы у меня! Ремня-тО получите». И смотрит на меня с достоинством. Спрашиваю: «А что, ремень-то есть у тебя?». «Ремень-тО? Да вон он, висит на стене-тО!”… Вдоволь все насмеялись, поддерживая радость ребенка.

Хочу, хочу вновь их всех увидеть…

Пора было возвращаться в Москву, а Затишья так и не нашла…

***

И вот однажды получаю письмо из Белозерска от Татьяны Валерьевны, директора, хранительницы историко-художественного музея: «Приезжайте, Инна Константиновна, — писала она. — Нашлось ваше Затишье!» (в такие мгновения крайней радости у меня обычно крепко, до сильной боли сжимает голову). Оказывается, оно имело двойное название, и слово «Затишье» шло как бы вторым.

Тропа шестая: Найдена земля!

В 2005 году, в очередную поездку на Белозерье позвала с собой двоюродного брата, Евгения Беляева, сына дяди — Николая Сергеевича. Женя мой ровесник, и сейчас он самый старший носитель нашей фамилии. Надо сказать, что всякое свое родство воспринимаю весьма трепетно, — и двоюродных, и троюродных, так как родных братьев и сестер у меня нет. С нами поехали его дочь, Леночка Беляева, с мужем. Всё это явилось весомым вкладом в поиск.

Итак, этот путь был уже как-то более определен. В музее нам постарались очень в этом помочь. Сначала Татьяна Валерьевна показала совершенно уникальную для нас запись в книге, которая была перед этим любезно предоставлена в музей одним частным лицом. Беспристрастная конторская запись сообщала об усадьбе Затишье (село Заднее); о владельце: наследная дворянка Беляева Екатерина Николаевна (удивительно, такое имя и отчество носит моя старшая дочь); о количестве людей, скота и проч. Это уже была победа.

Но пока никто не знал, в какой точке района находилась эта усадьба. По предположениям наших помощников, следовало ехать автобусным рейсом в направлении села Ануфриева (так ведь я прежде и ехала, но мимо нужного места) до села Глушково, далее пешком куда-то на юго-восток (все-таки по-моему, на северо-восток), в сторону к Шексне, а потом что Бог даст…

Погода и вся экология нам благоприятствовали и сопутствовали — много солнца, тепло, еще густая зелень, безветрие, пение птиц. Полные надежд, мы бодро двигались вперед, лихо преодолевая небольшие дорожные неудобства. Фотоаппараты практически не опускались вниз.

Это длилось часа два, пока, наконец, не увидели двух мужчин у небольшого подворья-хуторка. Мы постарались понятно рассказать причину своего здесь появления. Я готовилась вновь услышать что-нибудь вроде «да не слышали здесь такого, зря ищете…». Но человек, назвавшийся Юрой (как выяснилось потом, это был Юрий Алексеевич Кулаков, активный в культурной жизни города человек, и нам это было приятно), нас понял, поверил и взялся быть нам проводником, да не пешком, а на его допотопном ЗИЛе (дай Бог ему, ЗИЛу, еще послужить). Мы лихо покатили, дружно вчетвером подскакивали в кузове, и боялись спугнуть свою удачу. Наконец, нам предложено было сойти вниз: «дальше ехать нельзя, будем пробираться пешком». Юра показал нам густой и высокий малинник («пОпитайтесь пОка»), а сам пошел один, в густоту кустов, оглядеться. Через минут десять он вывел нас на большую открытую поляну и с достоинством объявил: «Видите, Одна трава и, что характернО, ни одного деревца: здесь и была усадьба, видимо, та, кОторую вы ищете».

Действительно, сплошная трава, высокая, густая. Да старая яблоня, что, по мнению Юры, тоже было «характерным». Мы обошли поляну по краям (хотелось проползти ее вдоль и поперек), уже в зарослях обнаружили ровное болотце, явно рукотворное. Чуть дальше — круг заросших булыжников. Что это? Следы хозяйственной постройки? Церквушки?

Этот поиск Юра завершил призывом: «Вот! Приезжайте, косите, пашите…»… Никто не понял, можно ли это воспринимать всерьез. Но — тронуло. На обратном пути он показал нам загон, где держит стадо телят в двадцать голов. Юра — фермер. И, кажется, он нам друг.

У своего хуторка он посадил нас в свой легковой автомобильчик и доставил к сельсовету, где мы, буквально по горячим следам, хотели узнать поподробнее, получить уже официальное объяснение, спросить карту и вообще — в некотором роде заявить о себе. Но ничего не получилось: то ли был короткий рабочий день, то ли просто отсутствовали нужные люди… Мы не стали дожидаться и уставшие, возбужденно-довольные вернулись в Белозерск.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Козлов К. И. Белозерск. Описание города, его храмов и достопамятностей. — М.: Северный паломник, 2007.

2

Вниманию молодежи! Козлов Константин Иванович (1962—1998) — основатель и первый руководитель Добровольческого объединения молодежи «Реставрос» при Патриаршем Центре духовного развития детей и молодежи Московского Свято-Данилова монастыря. Руководил работами добровольных помощников реставраторов в Белозерье: городах Белозерске и Кириллове, сёлах Ферапонтово, Горицы, Талицы.