СВОй

Иоланта Ариковна Сержантова (2025)

СВОй / рассказы, новеллы, эссе, /Как определить, кто свой, кто чужой? И не для тебя самого, но для Родины, которая для всех — одна… Книга рекомендуется для внеклассного чтения

Сныть

До того дня мы не были знакомы. Нет, конечно, я слышал об ней не раз, и кажется даже — хорошее. В моём мнении она была солидной, рыхлой дамой, затянутой в корсет по причине отсутствия талии, с шиньоном на волосах, и не то, чтобы дурнушкой, но такой, каковой делается большинство девиц, разменявших третий десяток и не обременяющих себя поисками жениха, ибо давно — почтенная замужняя женщина, мать семейства, привыкшая украшать себя больше для света, нежели для супруга, кой её уже «всякой видал».

За заботами об доме и детях, она незаметно для себя обабилась, и вместе с девичьей стройностью утеряла утончённость в обращении, изысканность и манерность, коей руководствуется юность, выбирая, как обойтись с любым, что ей дано так запросто, — с чашкою тонкого фарфору, с чашечкой цветка, с нечитанной книгою или признанием в любви. Всё это минуло, иссякло как бы само собой и утеряло значение, ибо привычка видеть её рядом, неустанное служение домашним, поставило её в ряд с привычным, разумеющимся само собой и от того утратившим всякую ценность. И нарядись она вдруг теперь для мужа, только для него, тот лишь поднял бы брови, промолчал, а то б и выбранил:

— Вы бы, матушка, лучше проследили за кухаркой, нежели тратиться на пустяки. Я давеча из супа выудил куриное пёрышко, жаркое было пережарено, а в бланманже попадались какие-то крупинки. Так что даже дети отказались кушать. Виданное ли это дело!..

Все эти образы промелькнули передо мной, покуда я разглядывал соцветие, на которое указала мне сестрица. Это егоза тронула пальчиком меня, подёргала за рукав без церемоний, и потянув носом в сторону кухни, предложила нарвать «вот этого» и отнести кухарке, дабы приготовила.

— А что это такое? — воскликнул я.

— Вас в университетах не обучали ботанике? — тоном классной наставницы поинтересовалась девушка.

— Учили, да я нетвёрд… — смутился я. — И не узнал сей травы.

— Знакомьтесь, это сныть! Пирог из неё с луком и яйцом вы хвалили давеча за обедом, и я подумала…

— Из…этого?! Как же можно изводить такую красоту на пироги! — воскликнул я и наклонился разглядеть растение ближе.

Соцветие сныти было похоже на снежинку, — причудливую, многогранную снежинку, что посмела не растаять, воспротивилась июльскому зною.

— Да вы присмотритесь, какова! Глаз не отвесть!

— У нас её много, не понимаю, как вы не замечали. — недоумённо возразила девушка.

— Как же её теперь-то… в пирог… непостижимо.

— Так листья же! И Серафим Саровский ел… — напомнила девушка.

— Саровский? Серафим? Старец!?! — переспросил я, изумляясь осведомлённости не легкомысленной, но лёгкой в мыслях особы, на что она кивнула молча.

— Ну, коли когда нечего больше… — резонно заметил я и вздохнул. — Оставьте их для меня, пожалуй. Пусть будут!

Сестрёнка повела плечом неопределённо и рассеяно, но впрочем, я знал, что мог вполне довериться ей, как с младенчества поверяли друг другу любые малости и большие надежды.

— Послушайте… — вдруг начала она тихим, минуя обыкновение, голосом.

Оборотившись к девушке, я наконец обратил внимание, что она чем-то обеспокоена.

— Вы обиделись? — встревожился я.

— Нет, мне просто нужно вам сказать…

— И что же? Чего вы мнётесь?!

— Меня замуж… отдают…

— И когда?

— На Покров.

— А вам не хочется?

— Хочется… — смутилась девушка, и кинулась мне на грудь.

Дождавшись последних, проступивших на щеках слёз, я промокнул их платком, слегка отстранил от себя сестру и принялся разглядывать. Она была необыкновенно хороша, как тот цветок. И подумалось мне, что промелькнувшие перед тем видения, вовсе не об увядании, но об жизни, которая всегда найдёт способ себя и украсить, и уязвить.