Живи свою жизнь. Как научиться слышать себя, выбирать свое и доверять миру

Ирина Симоненко (2024)

Возможно ли заново научиться жить легко и счастливо каждую минуту? Можно ли снова, как в детстве, просыпаться каждое утро с предвкушением удивительного? Бывает ли так, что не всегда приятные повседневные заботы приносят исключительно радость?Да, да и да. Возможно, можно, бывает.Так бывает тогда, когда вы начинаете жить своей собственной жизнью. Когда чувствуете, что ваше, а что навязано окружающими. Когда полностью доверяете миру.Так бывает после перехода от общепризнанного «сделать и стать» к счастливому «делать и быть».Автор рассказывает свою историю такого перехода. Эта книга — исповедь. И пусть она поддержит тех, кто устал быть белкой в колесе чужой судьбы под лозунгом «Так правильно!» и кто готов написать собственный сценарий собственной жизни.

Путешествие первое. Мир, ты есть!

О почемучке, теории бульков и игре в прятки

— Как это время одно и то же?! Да нет же!

Пятилетняя особа (это я) даже ножкой топнула в порыве возмущения.

— Ты сама мне говорила, что кошка в пятилетнем возрасте уже взрослая! Мне тоже пять уже, а бабушка вчера сказала, что я еще маленькая!

За день до этого я с пеной у рта доказывала бабушке, что уже могу гулять во дворе одна, не дожидаясь, пока она справится с домашними делами и выйдет посидеть-посудачить с соседками. Те тоже выводили на прогулку своих внуков, а по совместительству моих партнеров по салочкам и выпеканию куличиков. Правда в последнее время бабушки установили «дежурство»: выходили не всей толпой, а чаще по двое или — гораздо реже — по одной. И почему-то именно моя бабушка часто скучала на лавочке одна.

— Почему кошка уже взрослая, а я еще нет? Никакое время не одно и то же!

— Вот пойдешь в школу, там тебе все объяснят. А пока не приставай ко мне со своими теориями!

Мама только что вернулась с работы и была не в настроении меня переубеждать.

Теорий в моей голове в тот момент было две. Одну я построила, наблюдая за водой в кастрюле. Она была про «бульки» (так я называла пузыри в закипающей воде или на шкворчащей маслом сковороде): когда бульков становится много, из них образуются пузыри; сами бульки живут в газовой плите и каким-то образом перебираются в кастрюли и сковородки.

Вторая теория была про время. И она никак не складывалась. Толчок к ней дала случайная фраза одного дяденьки из телевизора, который что-то говорил про постоянство времени для всех живых существ. Я никак не могла понять, как же так: время же для всех идет по-разному. Вот бабочка, как папа сказал, живет всего день, кошка по возрасту уже такая, как я, но при этом она меня старше. Почему?

Своими бесконечными почему я изматывала всех домашних, а заодно и воспитателей в детском саду. От меня отмахивались, хихикали, шутили, очень редко, под настроение, что-то объясняли.

Основным кладезем знаний для меня были телепередачи. Папа старался не пропускать «Очевидное — невероятное», «Клуб кинопутешественников» и «В мире животных».

Это были чудесные часы! Отец устраивался на софе в так называемой «большой комнате» нашей двухкомнатной хрущевки, а я перетаскивала игрушки из своего угла на ковер у софы, тихонько играла в кубики, с пупсами-куклами и слушала, слушала…

Рассказы завораживали меня. Взрослое население квартиры было довольно: ребенок не мешает, не пристает с бесконечными вопросами. Я тоже была счастлива, ведь через черно-белый экран я заглядывала в самые разные уголки мира.

Я не понимала и половины, и если меня что-то цепляло, то я начинала расспрашивать папу. Надо отдать ему должное, он разговаривал со мной как со взрослой и пытался доступно объяснять мне то, о чем я спрашивала. А еще он очень редко смеялся над моими теориями. Наоборот, когда я начинала надоедать, он подкидывал мне для размышления какую-нибудь новую идею. Кстати, моя теория бульков родилась из его вопроса: а вот ты знаешь, как чайник закипает? Он попросил меня рассказать ему об этом завтра.

На следующий день папа не всегда вспоминал, что дал мне какое-то «задание», но я все равно старалась «решить» его, докопаться до истины (в моем детском понимании). Если же что-то не складывалось, то я начинала почемукать.

***

Во дворе нас была целая компания девчонок-одногодок. Наша «стайка», как называла нас моя бабушка, собиралась по условному кличу. Если кого-то из нас выпускали на улицу, то он кричал на весь двор: «Птички, птички, полетели!». Это был сигнал для сбора в домике во дворе: нужно было решить, во что сегодня играем.

Больше всего я любила прятки. Мы договорились, что прятаться можно было только на одной половине двора — так водящий успевал добежать до заветного дерева. Иногда до дерева добегали сами, касались его и победно кричали: «Туки-туки за себя!».

Сейчас-то я понимаю, что в этой игре каждая из нашей компании уже тогда демонстрировала свой темперамент. Кто-то с трудом мог усидеть на месте — старался быстрее застучаться. Кто-то, наоборот, оставался в своем убежище до победного, пока его не найдет водящий.

Я всегда предпочитала промежуточный вариант: сначала долго прятаться, наблюдать, как меня ищут, а потом, улучив момент, выскочить из своего убежища и застучаться самой. Именно из-за меня в нашей дворовой компании появилось одно новое правило.

***

— Иркаааа! Иркааааа! Ну где ты? Выходи, мы больше не играем!

Я уже довольно долго сидела в своем укрытии, украдкой выглядывая из окошка. Водила Света. Олю, Инну и Машу она уже нашла, Лена застучалась сама. Теперь вся компания дружно искала меня. Они проверили кусты, низкие раскидистые деревья, домик на детской площадке и даже помойку за спортивной коробкой. Настала очередь ближайших подъездов. Мы обычно прятались в уголках за второй подъездной дверью. Если водящий находил тебя там, то дальше вопрос застучался ты сам или нет решался исключительно быстротой ног.

Когда игра только началась и Света уже досчитывала до 15, я еще не знала, где буду прятаться. Я забежала в ближайшую открытую дверь. Закрываясь, она точно привлекла к себе внимание. Света первым делом пошла к моему укрытию (эх, надо было прятаться в другом месте!), и я, чтобы не шуметь, сняла сандалии и, стараясь даже не дышать, побежала на второй этаж.

Шаги, скрип второй подъездной двери. Видимо, Света обследовала наше стандартное укрытие. Стук закрывающейся входной двери. Света вышла во двор — пошла искать дальше.

Через какое-то время меня искали все. Подняться наверх не догадался никто. А я, прижимая сандалии к груди, сидела на полу в уголке между вторым и третьим этажами и наблюдала за поисками.

Что ж, пора появиться…

— Туки-туки за себя!

— Ты откуда взялась?

— Из подъезда вот этого!

— Так я там все проверяла. Мы все проверяли. Тебя там не было!

— Я между этажами сидела!

— Нечееестно! Так нельзя! Води теперь давай!

Ну вот. В результате бурного спора было решено выбрать следующего водящего через считалку и ввести правило: выше первого этажа не подниматься.

Тогда я поняла, что прятаться умею.

***

— Какая это буква?

— Не знаю!

— Я же только что тебе сказала, что это «б»! Почему ты опять смотришь в окно?

— Хочу гулять!

— Подожди! Сначала буквы! Осенью ты пойдешь в школу, а читать не умеешь! В садике сказали, что ты и примеры про яблоки не решаешь. Все решают, а ты — нет. Почему?

— Не хочу! Хочу гулять! Там уже Инна с Олей мячик принесли. Меня ждут! Не хочу буквы!

Мама беспомощно замолчала. Она честно пыталась научить меня читать. А я искренне не понимала: зачем сейчас, если скоро в школу?

А с примером про яблоки в садике получилось вот что. Мне дали «самую простую» задачу: у тебя одно яблоко, ты его съела, сколько осталось?

— Огрызок!

— Неправильно! У тебя не осталось ничего.

— Как это ничего, если огрызок остался? И вообще, когда я съедаю яблоко без огрызка, бабушка ругается и говорит, что у меня в животе яблоня вырастет.

Вердикт воспитательницы — с учебой у меня будут проблемы. Мама решила срочно исправлять ситуацию (благо до школы еще было целое лето), но не вышло…

Родители оставили меня в покое. А я очень ждала ту самую школу, в которой на все мои вопросы обязательно найдутся ответы.

О школе и первом выборе не своего

Школа оказалась источником мудрости: что ни день, то открытие. Мое неуемное любопытство было удовлетворено сполна. Училась я хорошо, учеба для меня была своего рода игрой.

Тогда было принято прикреплять отстающих учеников к успевающим. Вот тут и обнаружилось, что я могу хорошо объяснять то, что усвоила сама. Папа смеялся и называл меня переводчиком с непонятного русского на общедоступный.

Мне было десять лет, когда я впервые столкнулась с системой узкой специализации. Я ходила в музыкальную школу, а моя соседка по парте — в художественную. Она постоянно рисовала на последних страницах тетрадей. Конечно же, я пробовала тоже и мне нравилось. Я попросила родителей записать меня в художественную школу и была очень обескуражена ответом — довольно жестким «нет».

— Почему?

— Нечего разбрасываться. Ты что, хочешь вот так: «Драмкружок, кружок по фото, хоркружок — мне петь охота…»? Только несерьезные люди бегают туда-сюда, это очень плохая черта характера.

Я продолжала настаивать. Тогда мама собрала мои рисунки и отнесла их в художественную школу.

Меня не приняли. Сказали, что рисунки слабенькие и нет во мне искры. В ответ я жестоко обиделась, разозлилась и забросила альбомы и кисти на…дцать лет.

Уже потом, будучи взрослой, я узнала, что мои рисунки были очень даже достойными. А родители просто договорились с одним знакомым преподавателем. Они боялись, что я не научусь сосредотачиваться на одном деле (тогда было принято выбирать специальность в молодости и на всю жизнь). Того, кто менял специализации, уничижительно называли «летунами». Родители не хотели для меня такой судьбы. Они поняли, что мое почемуканье перетекло в кучу разносторонних интересов.

Второй звоночек о моей «разбросанности» раздался в конце седьмого класса. Я заканчивала музыкальную школу и уже предвкушала, как стану свободной: буду музицировать, а не долбить обязательную программу. И вдруг родители заявили, что я должна переписать уже решенные кем-то задачи по физике и математике для поступления в заочную школу при московском Физтехе.

Ну ничего себе! А меня хоть кто-нибудь спросил, хочу ли я этого? Я повозмущалась, выслушала кучу нотаций и все-таки переписала эти задачки, тайно надеясь, что меня не примут. Вообще-то, если бы мне тогда просто рассказали, что есть такая школа, там интересно, учат чему-то новому, то я бы и не вошла в клинч с родителями. Но мне просто объявили, что так надо, — и все. А кому именно надо — не объяснили.

В школе я услышала от одноклассников, что подобные школы-курсы есть при многих факультетах МГУ как подготовка к поступлению.

Я любила бывать в читальном зале городской библиотеки. Однажды в весеннем журнале «Квант» на глаза мне попались описание курсов, объявление о наборе и вступительные задачи — и я загорелась!

Мое «возгорание» привело к тому, что я ушла с головой в решение возникшего вопроса (с тех пор ничего не изменилось: я и сейчас ухожу). Я обдумывала вступительные задачи на переменах в школе, дома между домашними заданиями и в музыкалке между занятиями.

В результате пришли письма с извещением о моем поступлении не только в заочную школу при Физтехе, но и на курсы при физфаке, мехмате и биофаке МГУ. Я была в восторге, родители — в ужасе. Они благоразумно решили, что это моя очередная блажь, которая должна быстро закончиться.

Действительно, так и произошло: курсы МГУ в течение года я бросила. И не потому, что не хватило времени или что я не потянула нагрузки. Просто в Физтехе оказался очень классный преподаватель, энтузиаст, по-настоящему любящий свое дело. Со мной он вел обширную переписку на полях тетрадей с заданиями, объяснял, задавал наводящие вопросы и расписывал альтернативные решения. В МГУ же подход был полностью формальным — там мне стало неинтересно.

***

— Ира, ну почему на уроке чтения ты взялась читать второклассникам «Маленького принца»? Сегодня весь 2А получил неуды по рисованию, так как вместо узоров все принесли рисунки планет, розы, фонарщика и Маленького принца. Теперь дети выясняют у родителей, кто такой пьяница и почему он так себя ведет. Тебе же учительница дала программу. Совсем от тебя не ожидала такого!

Завуч выглядела уставшей и расстроенной. Я молчала. Позавчера у нас в школе был День самоуправления, и я, девятиклассница, проводила уроки у второклашек. Почему я решила почитать им Экзюпери? Да просто сама недавно прочла и была в полном восторге. Ведь это сказка. А ребята такие маленькие — им скучно читать по очереди что-то из «Родной речи».

Выговор по комсомольской линии я тогда не схлопотала, но День самоуправления помог мне сделать два открытия: во-первых, я хочу стать учительницей, во-вторых, все люди разные, мнения тоже, но, в принципе, при желании можно договориться.

Против пединститута выступали все домашние без исключения! Как можно, чтобы я, потенциальная медалистка, финалистка областных олимпиад по физике и математике, пошла в педагогический? Ни за что!

Я никак не могла объяснить родителям, что я хочу именно этого, что у меня получается хорошо объяснять, что я кайфую от этого. Меня не хотели слушать. Атмосфера накалялась, все переживали, никто не хотел сдавать позиции.

Исход моих домашних баталий определила учительница черчения. Она сама совсем недавно была физиком, фамилия известная, ученая степень и хорошая должность в одном исследовательском институте. Параллельно со всей своей бурной научной деятельностью она писала великолепные картины. На пике карьеры она резко сменила направление: закончила педагогические курсы и ушла работать в школу. Учительницей рисования и черчения.

— Ира, тебе же физика и математика нравятся? Получи хорошее образование, а школа от тебя никуда не уйдет. И заодно поймешь, твое ли это.

Я прониклась ее словами — тем более она сама являла яркий пример подобных действий — и по окончании школы выбрала Физтех.

И что теперь?

Эх, детство-юность! Безмятежное время, когда нет страха будущего и сожалений о прошлом. Когда просыпаешься утром с предвкушением радости, новых интересных событий, а то и приключений. Когда не боишься действовать не по правилам. Когда больше чувствуешь, чем думаешь. Когда не боишься оказаться какой-то не такой. Да и вообще не думаешь о том, что в принципе может быть что-то плохое. Когда настолько доверяешь миру, что даже об этом не думаешь: все складывается само собой.

Именно безоговорочное доверие миру, как оказалось, и было главным сокровищем моего первого жизненного путешествия.

Можно сказать: ну конечно, ведь у детей нет ни обязанностей, ни забот, одни игры да забавы на уме. Но я сейчас не о действиях, не о том «что делать», а о том «как делать». О детской радости и непосредственности в восприятии окружающего мира. И о доверии к этому самому миру. Жаль, что, когда человек становится старше, все это куда-то уходит.

А может, человек сам делает свой выбор — отвернуться, замкнуться и не доверять из-за каких-то не очень приятных событий в жизни?