Танец смерти среди живых

Ирина С (2024)

Мы все помним ту злополучную дуэль. Онегин против Ленского. Но в нашем варианте исход иной: пуля настигает Онегина, и все уверены, что он мертв. Однако судьба решает иначе. Онегин возвращается к жизни, но где он оказался? Здесь прошлое переплетается с настоящим и будущим, стираются границы времени. Таинственный человек, чей облик скрыт в полумраке, предлагает герою нечто иное, чем смерть.... Онегин, осознает что терять ему уже нечего. Разбитое окно открывает дорогу в другой мир, и герой делает первый шаг, зная, что возврата нет. Кто еще встретиться на его пути, остаётся только догадываться....

На грани

Ранним январским утром Онегин шагал по заснеженному полю. Воздух был так холоден, что обжигал лёгкие, а ветер пронзал до костей. Белая пелена, словно саван, окутывала всё вокруг, размывая границу между небом и землёй. Зачем сегодня этот туман? Что он скрывает? Сердце колотилось в груди, отдаваясь глухими ударами по рёбрам… Но это не было страхом… Нет, скорее, это была тяжесть раскаяния, которая давила с каждым шагом. Сомнения и сожаления становились всё отчётливее.

Дуэль — результат злой шутки и легкомысленного поступка — вот-вот должна была решить судьбы двух людей. «Как я мог втянуть себя в эту бессмысленную игру!» — с горечью подумал Онегин. Вязко и медленно тянулось время, наполняя ожиданием чего-то неизбежного. Внутри Онегина кипела борьба: желание исправить ошибку сталкивалось с пониманием того, что назад пути уже нет. Смерть? Или, может быть, шанс начать всё сначала? Осталось только дождаться, когда белесая мгла рассеется и судьба вынесет свой приговор.

Вскоре из-за деревьев появился Ленский, шагая бок о бок с Зарецким. За ними следовал Гильо, секундант Онегина, чья фигура выделялась на фоне мутной дымки. Его лицо оставалось непроницаемым, и невозможно было угадать, какие мысли скрываются за этим спокойствием. Онегин заметил, как тот слегка кивнул ему, подтверждая готовность к предстоящему событию.

Зарецкий сохранял привычную невозмутимость. Этот «Старый дуэлист», как его часто называли, слыл мастером не только оружия, но и распространения слухов. Онегин никогда не питал особой симпатии к этому человеку. Хотя кого он вообще когда-либо любил, кроме себя?

Когда взгляды Онегина и Ленского наконец пересеклись, в глазах Ленского читалась решимость, граничившая с отчаянием, боль… Казалось, что он хотел что-то сказать, но слова словно застряли у него в горле.

Тени фигур застыли, нависла тяжёлая тишина. Ветер, подобно незримому призраку, продолжал шептать свои зловещие мотивы. Все четверо ощущали, что путь назад отрезан и их ждёт роковой выбор.

Остановившись в нескольких шагах от соперника, Ленский произнёс: «Онегин, я пришёл сюда для одного — чтобы отстоять свою честь».

Онегин, не меняя выражения лица, ответил: «Я уважаю твоё решение. Но помни, что порой цена чести оказывается выше, чем мы готовы заплатить».

Ленский, крепче сжав кулаки, выпрямился и сказал: «Цена мне известна. Сейчас это единственное, что имеет значение. Судьба уже решила, кто из нас вернётся домой».

Онегин, слегка наклонив голову, тихо добавил: «Судьба? Она любит играть в кости. Сделаем последний бросок».

Секунданты завершили последние приготовления. Зарецкий, стараясь сохранить спокойствие, обратился к противникам:

— Господа, согласно установленным правилам, позвольте предложить вам последний шанс на примирение. Возможно ли, чтобы ваши разногласия были разрешены без кровопролития?

Голос звучал твёрдо, но в глубине души он надеялся на благоразумие молодых людей. Слова секунданта утонули в глухом молчании. Все замерли, ожидая последнего шага к финалу.

Зарецкий, тяжело вздохнув, произнёс:

— Тогда приступим.

Внезапно раздался едва уловимый скрип — это мельничные крылья на краю поля медленно повернулись. Звук плыл над заснеженным полем, смешиваясь с завыванием холодного ветра. Крылья, покрытые снегом и льдом, казалось, двигались сами по себе. Среди тишины мельница издавала звуки, напоминающие скрип старых деревянных досок. Но никто не обратил на это внимания.

Ленский сделал шаг вперёд, его глаза сверкнули холодной решимостью. Подняв пистолет, он прицелился в Онегина.

— Прощай, Евгений, — прошептал он ледяным голосом.

Выстрел раздался неожиданно, разрывая тишину, и эхо прокатилось между деревьями. Белая пелена начала таять, открывая жуткую картину. Сначала Онегин почувствовал едкий запах пороха, который мгновенно заполнил его ноздри.

«Чёртов туман… Редкость зимой… Всё изменил…» — с трудом сформулировал Онегин. — «Ленский… Тот, кто должен был… Я всегда мог выйти сухим из воды… Почему? Неужели… Конец?»

Онегин вспомнил, как раньше всегда удавалось избегать серьёзных последствий. Дуэли, споры, конфликты — всё это было для него игрой! Он всегда оставался победителем. Но сейчас…

Всё изменилось. Мысли путались, теряли логику и последовательность… Онегин попытался собраться с силами, но тело предало его. Боль начала растекаться волнами. Он упал на колени и почувствовал, как земля холодит руки. Онегин истекал кровью, а Ленский стоял в оцепенении и не понимал, что произошло. Пуля пробила грудь Онегина, он судорожно сжимал рану. Кровь медленно стекала по его пальцам, оставляя алые следы на белоснежном снегу. Онегин рухнул лицом вниз. Вдруг перед глазами закружился волчок воспоминаний — так же стремительно, как тот самый игрушечный волчок, некогда его верный спутник в детстве. И вот он снова мальчишка, радостно бегущий по скрипучим половицам родительского дома. Лицо озарено улыбкой, глаза сверкают от восторга. А теперь отец крепко держит его за руку, ведя к старой карете. Новая вспышка, и он впервые сосредоточенно играет на рояле, пальцы неуверенно касаются клавиш… первая долгая поездка верхом, и он с восторгом разглядывает переплетающиеся ветви деревьев в густой листве, щебечут птицы, и золотистые пятна солнечных лучей мягко касаются щёк и лба…

Дыхание Онегина становилось всё слабее, превращаясь в редкие, едва ощутимые вздохи.

Фигуры дуэлянтов склонились над ним. Гильо тщетно пытался вернуть Онегина к жизни. Его лицо, обычно столь хладнокровное, теперь отражало напряжённое внимание и внутреннюю борьбу. Он сжимал руками грудную клетку Онегина, пытаясь восстановить ритм сердца, но безуспешно. Каждый толчок казался последним, и вскоре Гильо вынужден был остановиться, понимая, что ничего нельзя сделать.

Зарецкий, отступивший на пару шагов назад, стоял в стороне, скрестив руки на груди. В его глазах промелькнула тень сомнения. Ленский, напротив, был сломлен. Он сидел на коленях возле Онегина, не в силах поверить в произошедшем. Слёзы катились по его щекам, и он повторял имя друга, словно надеясь, что тот услышит его и проснётся. Вокруг Онегина начали расплываться очертания, и он чувствовал, как его связь с телом слабеет. Участники поединка, склонившиеся над ним, постепенно становились размытыми, словно бы растворяющимися в воздухе. Сначала Гильо, затем Зарецкий, и, наконец, Ленский — все они превратились в маленькие тени, которые закружились в какой-то безумной и страшной круговерти. В этом безудержном танце боли, лиц, предметов, событий… и всё это вокруг него… И всё глядело на него, засасывало. Быстрее… стремительнее… И уже ничего не разобрать в этом смертельном водовороте, и он был его центром. Его лицо с пустыми глазницами было центром. И была вспышка… и боль. И боль ушла. И всё закончилось.

Последние ускользающие образы и звуки стремительно растворялись в бесконечно пронизывающей пугающей пустоте небытия.