Непринятая жертва. Роман ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА. Часть IV

Ирина Фургал

Трудной и опасной оказалась зимняя дорога домой, по которой я, волшебник Миче Аги, и мой друг Петрик Тихо спешили на выручку родителям. Кто знал, что в пути мы столкнёмся со светильниками – «солнцами» из прошлого и разгадаем тайну давнего вымирания народа анчу и нынешних бедствий? А также – тайну пиратского мага Аарна Кереичиките. Петрик считает, что его жертва ради свободы не была принята высшими силами. А жертва самого Петрика ради безопасности матери и отца? Мне кажется, что тем более.

ГЛАВА 4. СОЛНЦЕ МИЧЕ

— Ага! А ну-ка! — завопили мы, врываясь в нашу комнату. Со двора видно было, что в ней зажёгся свет, а значит, явились незваные гости.

Вопреки ожиданиям, в нас не полетело ничего тяжелого и ничьи руки не потянулись нас схватить. Зато наши уже крепко держали двоих, и одним из них был хозяин гостиницы.

— Вы что, ребятки? — хрипло спросил он, потому что Петрик его слегка придушил. Но после этих слов выпустил и даже усадил на стул. Я же заорал с утроенной силой, потому что парень, попавшийся мне, оказался анчу, и я сгоряча подумал, что поймал зеркало. Он тоже заорал, а в коридоре захлопали двери и раздались возмущенные и сонные голоса. Петрик со смехом сказал:

— Отпусти его, Миче, это не Дод.

— Никакой я не Дод, я как раз тот, — подтвердил анчу.

— Тот — это который? — решил уточнить я.

— Тот — это имя, — обиделся он. — А вообще, я тот, к кому ушла Додова жена.

— А-а-а! — протянули мы, и я его отпустил.

— А что ж это она так: от Дода — к Тоту? Чтоб легче запомнить было?

— Ты, Миче, послушал бы лучше, чего он пришел, — проговорил хозяин и добавил: — Это я ему посоветовал. Волшебники же вы.

— Мы? — попробовали отбрыкаться мы. Да как бы не так.

— Я у вас видел ложку самомешающую и самотыкающую вилку. — (Кошмар какой! Это что-то новенькое. Я незаметно показал Чудиле кулак). — Я подумал, что раз вы волшебники, и раз ты, вот ты, — хозяин показал на меня, — тот самый Миче из Някки, то можете Тоту помочь.

Я показал Чудиле два кулака.

Допрыгались. Весть обо мне разлетелась аж по сопредельным странам. Также легко она сейчас дойдет до нашей столицы. Мы бормотали что-то о том, что не такие уж мы и волшебники и не так чтобы из Някки, но упрямый хозяин заставил нас идти с Тотом, хотя в такую пору нормальные люди спят. Сам он тоже отправился с нами. Эти двое толком ничего не объяснили, пообещав, что мы сами увидим и всё поймём. И непременно захотим помощь оказать.

— Ладно, — бормотал мне на ухо Петрик. — Всё равно утром спали бы дольше, чем обычно. Невелика задержка. Подумаешь! Помочь надо человеку.

— Надо, — согласился я. — Но надо же знать, что стряслось у человека. Вдруг у него дома засада?

— Думаешь, Дод пришел к Тоту и, угрожая оставить у него свою жену навсегда, велел притащить нас под любым предлогом? Сейчас всё узнаем, Миче, друг мой. Другой вопрос, сможем ли что-нибудь сделать?

— Погадать, наверное, надо, — наивно предположил я, на что Чудила лишь хмыкнул. Пока он хмыкал, я разговорился с Тотом и проникся к нему большой симпатией. Местным фотографом оказался Тот, а я, как вы знаете, очень неравнодушен к этому искусству. Мы рассуждали на ходу о способах фотосъёмки, а я приглядывался к возможному клиенту. Сколько ему лет? Я специально спросил. Тот сказал, что тридцать. Не может быть. Либо он значительно старше, либо сильно болен.

Едва войдя на Тотов двор, я понял: ой как здесь неладно! Пока я не мог определить, что мне так не понравилось, но сразу стало ясно: гаданием тут и впрямь не обойтись.

В такую поздноту горел свет, и из дома доносился истошный плач младенца. В сенях под лестницей скулили маленькие щенки.

— Слышите, что творится? — спросил хозяин гостиницы. — И вот так у них тут круглые сутки. Додовы проделки, не иначе.

— Почему Додовы?

— А чьи ж? Поди заплатил бабке какой, да и порчу навел.

— Разберемся, — кивнул я. Ох, что мы с Чудилой сделаем с этой бабкой и с этим Додом, если это так!

Жена Тота оказалась маленькой и худенькой-худенькой. Такой же бестелесной была старшая девочка — дочь Тота от первого брака.

— Ты что не спишь? — спросил я её, едва войдя в дом. Дети, ночью бегающие по кухне — это ненормально.

— Так Киса ж плачет, — объяснила девочка со слезами на глазах. Это понятно. Если бы мой Рики так надрывался в младенчестве, я бы умер.

— Чего она плачет? — пожелал знать я.

— Он, — поправил меня ребёнок. — Киса — мальчик. Никто не знает, что он плачет. Вроде здоров, а слышите, как ревёт. А летом всё нормально было. А зима началась — и пожалуйста.

— Простудился, — поставил диагноз Чудила. — Но мы не врачи. Только царапинки, зубы…

— У меня болит зуб, — сообщила девочка. — Болит и болит, но дырки нет. А Киса здоров. Тут уже все врачи были. Не простужался он.

Я покачал головой.

— Детка, есть такие болезни, которые просто так не заметишь. Надо обследоваться, в больнице, например.

— Лежали и в больнице, — мрачно поведал Тот. — Ничего не нашли. В больнице сын не плакал. Всё время спал. Галя тоже спала. Поправилась, такая шустрая стала. — Он показал на дочь. — Жена в этот дом возвращаться не хотела, говорит, плохой дом, да и я уж так думаю. Я жену взял нормальную, в смысле веса, румяную на лицо, а видите, что с ней стало.

— Устаёт? — предположил Чудила.

— Само собой. Ноги вообще уже не таскает, да и я слабый какой-то. И так оно каждый год, как холода наступают. И даже просто, как дни укорачиваются, — добавил он шёпотом.

— И сколько лет уже? — тоже шёпотом спросил Чудила.

— Чуть меньше, чем за год до того, как моя первая жена умерла, да ещё с тех пор скоро три года будет, — тихо говорил Тот, пока его жена сморщенной, как у старушки, прозрачной рукой метала на стол всякую снедь. — К тому же, у нас в округе нынче много таких домов. Поэтому я и думаю: это не Дод порчу навел.

— А кто? Первый муж твоей первой жены?

— Не было у неё первого мужа, — обиженно засопел хозяин дома. — Померла она тоже зимой. А летом у нас всё нормально. А как холода — у нас собаки мрут. Вон, у Юськи щенки, как пить дать,

передохнут.

Говоря так, Тот опасливо косился на Галю. Чтобы она не услышала и не заплакала.

На стене висел портрет Тота, фотография с датой в уголке. Выходило, что ещё совсем недавно, он был красавцем. Не было шелушащихся пятен на щеках, глаза горели молодым задором, кудрявые волосы непокорно топорщились и блестели. Не был он похож на высохшего старичка, что каждый шаг делает с усилием. Просто первым парнем на деревне был Тот. Сейчас его внешний вид вызывал жалость, а раньше — восхищение. К плечу Тота на портрете прислонялась хорошенькая девушка, полненькая, с ямочками на щеках, с косой, толщиной в руку, и со счастливой до невероятности улыбкой. Я, было, подумал, что это Галина мама. Но нет. Оказалось — Тотова вторая жена, её мачеха. В голове не укладывалось, что человек мог измениться до такой степени, просто до неузнаваемости.

Мы с Чудилой оглядели Кису и испуганно переглянулись. Если бы мой Рики в младенчестве был таким тощим и заморенным, если бы на запястьях и у губ у него были такие нарывы, я бы… Ну да вы знаете.

— Такие болячки у ребёнка, а врачи говорят, что здоров? — возмутился я. — Ему же больно! Вот он и плачет.

— Болячки недавно появились, а беспокойным он был и раньше, — вздохнула несчастная женщина. — Врачи сказали, что грязь попала и воспаление сделалось от слабости организма. Мазь выписали. За три дня ни капли не помогло.

— Петрик, — шепнул я, отведя его в сторонку. — Помнишь, в твоей книге есть заклинание от беспокойства младенцев. Если бы ты имел способности к исцелению… Хотя что я говорю! Беспокойство — это не болезнь. Беги за книгой.

— От беспокойства младенцев… — задумчиво протянул Чудилка и почесал в затылке, словно дядька на рынке. — Да-да… что-то где-то…

За книгой он почему-то не побежал, а сел за стол, нахмурился и глубокомысленно уставился сквозь дверной проём в детскую комнату. Мы все сели за стол. Неудобно было отказаться. Право не знаю, зачем такие хлопоты, если мы только что со свадьбы. Собака под лестницей заунывно взвыла. Киса зашёлся плачем. Галя привалилась к отцу и взвыла тоже. Я взял малыша на руки, но на него мои сюсюканья не подействовали. Он дрыгал ножками и верещал, как брошенный голодный щенок. Я передал его матери, собираясь минуты через три встать и вежливо отпроситься за книгой. Женщина тихо заплакала, прижав к себе Кису. Друг Тота, хозяин гостиницы, задумчиво отковыривал побелку от холодной печки.

Между тем, в доме Тота было тепло и светло. Неубрано только. Видно, бедной, замотанной и больной женщине не до того было.

Чудила перевёл взгляд на подсвечник в форме оленя, очень красивый, на восемь свечей. Он поставил его перед собой и взял в руки светильник. Тоже интересный по форме. Вроде большого розового цветка.

Тут девочка очень кстати вышла умыться, а я спросил:

— Отчего умерла Галина мама?

Чудила меж тем нагромоздил на столе целую коллекцию ламп, светильников и подсвечников. Свечи были новыми, не тронутыми пламенем, или их вообще не было. Лампы, светильники и люстры не горели.

— Откуда свет? — изумленно спросил Петрик.

Я огляделся. И вправду, откуда?

— Галкина мама вообще болезненной была, — сказал Тот. — Простужалась всё. Как осень — всё пчхи да пчхи. Оттого-то я и купил ей эту штуку. — Он показал куда-то вправо. — Простужаться она перестала, зато стала чахнуть, ну и померла.

— Как я, — всхлипнула хозяйка.

— Ну-ну, будет тебе.

— Как мы все, — печально закончила женщина. — Надо бы дом продать да в другой переехать. Да кто купит? Уже про него повсюду дурная слава. И знаете что? Теперь и впрямь тут много таких домов. Не иначе, как враг светлой Эи вырвался из тайной дыры Вселенной и затаился у нас в Гадючьем болоте, посреди воеводства.

— Что значит, чахнуть? — настаивал я, потому что помнил: где-то я уже слышал это. Кто-то всё время простужался, а потом чахнуть стал.

Ответил мне не Тот, а Чудила. Он сказал:

— Это значит, проблемы с кожей, крошатся зубы, выпадают волосы, болит живот, снижается зрение, царапины долго заживают, люди не спят ночами, а на младенцев нападает беспокойство. Кошки не могут выкормить котят. И дохнут!

— Где я это слышал? — наморщил я свой умный лоб.

— Да, всё так, — прошептала хозяйка.

— Печь почему не топите? — прицепился Петрик. — Лень?

— Сил нет, — объяснила Тотова жена. — Да и зачем? Тепло же.

— Откуда свет? — вскричал Чудила так, что Киса от удивления перестал вопить. — Я спрашиваю: где эта штука?

Я испугался. У моего дружка был такой вид, будто он минуту назад выпрыгнул из окна сумасшедшего дома и дал стрекача. Поэтому хозяин гостиницы спрятался за печь, а остальные, включая Кису, только глазами хлопали.

— Миче, — попросил из-за печки Тотов друг, — скажи этому Петрику своему, чтобы он не того…

— Ты потише, Петрик, — попытался я его вразумить. Не вразумил.

— Где эта ерундовина в форме чего-то, заключающая в себе это самое? — заорал он ещё громче. — Немедленно дайте её мне. Через тряпочку.

Дара речи лишился даже я. Может, кто послабее, и впрямь сходит в этом доме с ума?

Я захотел изловить Чудилу, мечущегося повсюду и раскидывающего вещи, но очень уж он увёртлив.

— Ищи, Миче, — рявкнул он мне. — Ищи эту дрянь.

— Какую?

— Миче, — взывали ко мне, — что он делает?

— Работает, — заискивающе пролепетал я. — Мы, волшебники, всегда так. Входим в транс. А потом выходим, я надеюсь.

— Миче, — кричал Петрик, — найдешь, — не трогай руками. Ты меня слышишь?

— Дяденька, ты что ищешь? — встав перед ним и распахнув глаза, спросила вернувшаяся Галя.

Расшвыривать девочек Чудила не решился. Он даже снизошел до объяснения.

— Радость моя, — сказал он, — это такая штука, где рычаг нужно повернуть налево и хорошенько потрясти. У неё есть какая-то форма. Из неё во все стороны лезут свет и тепло.

— А! — подпрыгнул ребёнок. — Такое подарил мой папа моей

первой маме, чтобы она не болела, только это не помогло. Но от него тепло и светло, и можно печку не топить.

— Где ЭТО?!!

— Вон. Сзади тебя.

Петрик крутанулся на одной ножке и оттолкнул Галю от фигурки кролика из уршала — легкого металла.

Фигурка лежала в люльке Кисы в соседней со столовой комнате. Свет от неё распространялся на все помещения, которые мы могли видеть, но она сама не слепила глаз, и в ней почти невозможно было угадать источник света. Он рождался сам собой в воздухе, но не в фигурке, хоть в ней имелись крохотные, с игольное ушко, отверстия, огонь в ней не жил, как в лампе. Кролик не был горячим, разве что чуть тёплым — Чудила держал его через полотенце совершенно спокойно. Приятное тепло рождалось в воздухе само собой, как и свет.

— У вас такое детям дают играть? — полным ужаса голосом спросил Петрик. — Кладут в люльку к младенцу?

— Ну да. А что? Это не бьется, не царапается, светит даже из-под дивана. Главное, следить, чтоб не пропало. Пусть играет. Забавная вещь, полезная очень.

С ненавистью, которой я и не подозревал в моём Чудиле, он рванул на себя кроличий хвост и треснул зверька кулаком по прижатым к головке ушам.

— Ой! — испугалась Галя.

Свет погас, и стало темно и тихо.

*

— Зажгите свечи и лампы, — раздался голос Петрика. — Затопите печь.

Послышалось шуршание. Избалованные полезным изобретением, хозяева искали спички. Я решил им помочь, но понял, что магия не действует — мне не зажечь огня. В пропитанном энергией странного светильника воздухе мои усилия пропали даром.

Пока обитатели дома шуршали, Петрик говорил в темноте, и голос его дрожал от ярости:

— Эта вещь убила твою первую жену, Тот. Откуда она? Эта штука убивала и вас, а вы: «Порча, порча!» Сохранилась в твоей семье с Мрачных времён? Твой предок не сдал её налево-направо?

— А? Налево чего?

И вот представьте только, что держал мой дружок через тряпочку: изобретение доисторического моего тёзки. То самое солнце, что принёс он в пещеры своего народа и за которое принял смерть от рук приспешников Очень Злого Шамана.

И вот представьте, что полезная вещь из легенды оказалась реальностью… И оказалась убийцей.

Миче из Мрачных времён, Миче, в честь которого меня назвали, оказался убийцей своих соплеменников. По незнанию ли, по другой ли причине — всё равно.

Сомнений не было.

Я же читал древний дневник, который мы между собой называли кулинарной книгой. Я помню, как оно всё было в Мрачные времена. Петрик прав. И надо же — вот так догадаться! Вот отчего в доме у Тота беда

А в конце Мрачных времён какой-то хороший человек в пещере налево-направо за шестнадцатым поворотом забирал эти страшные штуки в обмен на лекарство. Наверное, никто не верил, что от солнц вред и гибель, и требовался сильный аргумент, чтобы люди с ними расстались. Стало быть, нынче у нас на повестке дня лекарство. Помню, я сказал, пока темно ещё было:

— Вы не переживайте, мы вам снадобье сделаем. Прямо завтра получите. У нас в кулинарной книге есть рецепт. Больше никто болеть не будет. Но, правда, откуда у вас это солнце? Из древнего склада в пещере?

— Нет, просто купили. При чём тут пещеры? — удивился Тот.

— Мы все умрём? — пискнула Галя.

— Я вам умру! — вскричал Петрик и топнул ногой. — У меня есть доказательства, что эта вещь опасна. Вам повезло: мы действительно знаем, как сделать лекарство. Но, Миче! Ты важное что-то забыл. Просто так его не дают.

— Нет, я помню. В обмен на этого кролика. Вы отдадите его мне. То есть, я прямо сейчас его заберу. Мы заберём его, да, Чудилка?

— Непременно, Анчутка. А вы скажете мне, кто торгует этой дрянью. И у кого ещё это есть. Слышишь, Миче, кто-то узнал, как это делать. Говорили же мы с тобой: была мастерская, мастера и чертежи, и секреты. И могли уцелеть! Миче, да тут весь город может скончаться!

— Не скончается. — Зажегся свет, и я предложил выход: — Мы распустим слух, что в обмен на эти штуки выдаём лекарство сам знаешь от каких болезней, и нам принесут их на блюдечке. Мы объясним, что светильники очень опасны.

— Опять задержимся в пути?

— Ничего не поделаешь.

— Да, — вылез из-за печки хозяин гостиницы. — Распустим и объясним. Только мне что-то не верится.

— Тот, — велел Петрик, — открой все окна.

— Вот именно, — подхватил я. — Надо проветрить, а то волшебство не живёт в такой атмосфере.

Распахнули окна и входную дверь, и едва здоровый морозный воздух вытеснил то, что его здесь заменяло, маленький Киса уже крепко и спокойно спал на руках отца, а Галя, зевая, жалась к мачехе и тёрла глаза. Перестала истошно скулить собака Юська и утихомирились щенки. Я занялся закрыванием окон — всё-таки в доме дети. Чудила сгрёб всё белье из детских кроваток, включая подушки, одеяла и матрасы, и сжёг на дворе. Тот сам швырнул в костёр прочие спальные принадлежности. Галя приволокла собачью подстилку и с чистой совестью отправилась спать, завернувшись в здоровенную старую шубу из сеней. Хозяйка дома заснула прямо на стуле и даже не открыла глаза, когда мы переносили её на кровать.

Друг фотографа поделился наблюдением:

— А я всё думал, что за дела: как явишься весной в тёплый день к Тоту, так ему не до меня и даже не до клиентов. Все в доме в спячку впавши. Вот теперь уже верится, пожалуй.

— Придёшь после обеда за лекарством, — сказал Петрик зевающему во весь рот Тоту. Прихватив нашего хозяина, мы отправились в гостиницу.

— Нет, ребята, вы молодцы, — восхищался он. — Столько времени никто понять не мог в чём дело, а вы раз — и всё. Когда уже можно распускать слух?

— Чем быстрее — тем лучше. Прямо с утра. Мы очень спешим. Кто не успеет — потащится за лекарством в Някку.