Мой Прекрасный Принц

Ирина Шитова, 2018

Марта фон Дервиз всю жизнь прожила в маленькой глухой деревне со своею матерью, скрываясь от деспотичного отца дворянина. Но теперь, когда он умер, она решает больше не скрываться и поступить в элитную школу-пансион для благородных. Правда в этой школе учится другой фон Дервиз – приемный сын ее умершего отца, которому он вместо нее оставил все свое наследство…

Глава 10.

— Вот! — я с гордостью вываливаю деньги на стол ошарашенной Анфисы Павловны и улыбаюсь при этом как Чеширский кот. — Я все сделала. На вашу почту я уже отправила все электронные разрешения от родителей на поездку.

— А это что? — тыкает она своим костлявым пальцем в стопочку новеньких хрустящих купюр.

— Как что? — делаю невинные глазки я. — Это деньги. Вы поручили мне собрать их с класса для поездки.

— Да. Но почему таким образом? Почему нельзя было собрать их на ваш электронный счет, фройляйн Марта, а потом уже перевести, как все нормальные люди, на счет школы?

— Потому что у меня нет счета, — и потому что мне нравилось всех богатеев озадачивать фразой «только наличкой». Они, кажется, уже забыли, как деньги выглядят в реальности. И в срочном порядке просили прислать родителей средства бумажками.

— Как это у вас нет счета? — казалось, что сильнее поразить Анфиску мне не удастся, однако сейчас глаза ее округлены еще больше, чем были минуту назад.

— Вот так, — пожимаю я плечами. — Для того чтобы иметь счет, нужны деньги, чтобы там что-то лежало. А все мои деньги легко умещаются у меня в носке.

— Хорошо, — вздыхает Анфиса Павловна, по всей видимости, не желая дальше развивать тему. — Подождите немного, я проверю разрешения, и если все в порядке можете быть свободны.

Я киваю и присаживаюсь за переднюю парту. Не проходит и пары минут, как Анфиса отрывает свой взгляд от стекляшки и строго на меня смотрит:

— Здесь нет вашего разрешения, фройляйн Марта. Почему?

— Я не еду, — отвечаю я. Не думала, что она вообще заметит, что моей фамилии нет в списке.

— Но почему? Проблемы с разрешением? Ваша мама отказалась его подписывать?

Можно, конечно, и так сказать. Но тогда она наверняка захочет с ней поговорить, а этого уже допустить нельзя. Поэтому озвучиваю другую причину, по которой я не могу поехать:

— У меня нет таких денег, чтобы оплатить поездку.

Анфиса Павловна хмурится и качает головой:

— Я уверена, что ваша мать в состоянии оплатить эту поездку, если уж она смогла устроить вас в эту школу. Я прекрасно осведомлена, фройляйн Марта, сколько стоит обучение в этом месте.

— Я здесь учусь бесплатно, можете спросить у директора.

— Зачем вы мне морочите голову? — теперь она говорит, явно сдерживая раздражение. — Здесь не принимают детей из бедных семей. Это место создавалось для тех, в чьих венах течет дворянская кровь. Однако сейчас же в приоритете только деньги. Если ты богат, то можешь учиться здесь наравне с теми, кто по-настоящему этого достоин. Так что, прошу вас, не лгать мне!

И вот теперь раздражена я. Я не успеваю утихомирить свою бегущую по венам кровь, прежде чем слова вырываются наружу:

— Я вам не вру! Вы можете с легкостью проверить правдивость моих слов у Нарышкина, так что должны понимать, что смысла мне вас обманывать нет. И знаете что? Это не такое уж гиблое место, как вы считаете. Петр Алексеевич взял меня сюда абсолютно бесплатно, потому что я бедна как церковная мышь. Если не верите мне или директору, можете поинтересоваться у нашего завхоза. Ведь мне приходиться работать по вечерам, драя полы в школе, чтобы иметь хоть какие-то деньги, потому что моя мама не в состоянии мне помочь. Мне даже чтобы поесть приходится идти в школьную столовую и там также работать за еду. Так что не стоит упрекать Петра Алексеевича в его меркантильности или меня во лжи, если ничего не знаете.

Фуф, высказалась. Хорошо как.

Нет, плохо. Зачем я открыла этой грымзе все свои секреты? А если она кому-то растрепет? Не то чтобы я очень стеснялась своей бедноты, просто хотелось бы свои проблемы оставить при себе же.

Слежу за реакцией Анфисы Павловны и вижу, что с ней происходит что-то странное. Даже не знаю, чего я ожидала. Может быть раздражение, от того, что я столь эмоционально защищала себя и директора. Или брезгливость, от того, что этой гувернантке в пятидесятом поколении приходится учить поломойку. На крайний случай раскаяние, от своих несправедливо сказанных слов.

Но увидеть шок, растерянность, а затем и вовсе слезы в ее глазах я не ожидаю совсем. И теперь уже я удивлена, растеряна, и чувствую себя крайне неловко.

Так проходит, по крайней мере, несколько часов в тишине. Или мне так кажется, потому что я абсолютно не знаю, что мне делать те тридцать секунд, что нужны Анфисе Павловне, чтобы взять себя в руки.

— Но почему? — наконец спрашивает она меня каким-то дребезжащим голосом. Кажется, сегодня это ее вопрос дня — почему?

— Не верьте всему, о чем говорят люди, — немного устало отвечаю я, в надежде, что она все поймет.

— Я оплачу вашу поездку, — говорит уже вновь спокойная учительница, деловито уткнувшись в стекляшку.

— Вот еще что удумали, — незамедлительно реагирую я на столь щедрое предложение. — Я не нуждаюсь ни в чьей благотворительности. Или вы меня плохо расслышали? Я в состоянии сама заработать себе на прокладки и еду.

— Я в этом нисколько не сомневаюсь, — строго говорит она мне, теперь уже полностью вернув стерву на место. — Эта поездка традиционна, и если ее пропустит наследница столь уважаемого и старинного рода — это будет крайне возмутительно.

— Вы знаете, что не я наследница рода фон Дервизов. И я повторюсь — мне не нужна ничья благотворительность, — я сверлю сидящую напротив меня женщину, как мне самой кажется, своим самым испепеляющим взглядом.

— Да, поймите же, Марта! — хладнокровие ведьмы вновь пропадает и она эмоционально всплёскивает руками. — Будь жив ваш отец, он бы крайне расстроился, узнав, что его родному и единственному ребенку приходится работать за еду, и мыть полы за детьми его друзей, чтобы просто выжить в этом мире. Вы хоть сами слышите, как это звучит дико несправедливо!

— Моему отцу было бы плевать, что со мной и как я выживаю в этом мире, — не хочу, чтобы мой голос дрожал, но не могу ничего с собой поделать. Он просто надламывается и обрывается.

— Это не так, — грустно отвечает Анфиса Павловна, глядя мне в глаза.

Не хочу видеть в них жалость. Ей Богу, это так странно. Меня, в принципе, мало кто в жизни жалел — я не люблю показывать другим свои слабости и уж тем более просить жалости к себе из-за них.

Меня злит, что она каким-то образом заставила меня приоткрыть перед ней свою душу. Я не хотела показывать, как меня на самом деле задевает то, что отец так и не нашел меня. Я прекрасно понимаю, что мы специально скрывались от него всю жизнь. Прекрасно понимаю, что для нашей же безопасности было лучше, что он не смог нас найти. Но все же детская обида сидит глубоко во мне. И неприятный внутренний голосок упорно талдычит: «Он не искал тебя. Не искал. Он просто забыл. У него новая семья. Новый ребенок. Ты никогда ему не нужна была».

Конец ознакомительного фрагмента.