Глаза цвета неба. Книга вторая

Катя Мерт

Саша Филатова вновь бросает вызов судьбе и отправляется в приключение. Новая работа, новые друзья, новые взлёты и падения.Смогут ли Саша и Пойраз воскресить отношения, которые так внезапно оборвались?Эта история пропитана ароматами восточных блюд, солнцем и приятным шелестом волн. Она переносит читателя на побережье Средиземного моря и знакомит с нетуристической Турцией. На страницах плотно переплетаются преданность и обман, любовь и ненависть, а страна порой показывает не лучшую свою сторону.

Пятница, 13 мая 2016 года

«Жизнь — это цепь потерь. Ты теряешь молодость, родителей, любимых, друзей, удовольствия, здоровье и, наконец, саму жизнь. Ты можешь не принимать этого — и всё равно будешь терять». (Айзек Азимов, «Немезида»)

Последняя капля в кувшин моего терпения упала ровно три дня назад. Мы с мамой и сестрой выезжали за город, к озеру, потому что погода внезапно порадовала жарой. Все горожане понимали: долго это тепло не продлится, но всё-таки попытались урвать себе хотя бы кусочек. На берегу случился аншлаг. Машины, пледы для пикника, раскладные стулья, взрослые и дети, собаки, — всё пестрило разноцветным покрывалом рядом с кромкой кристально чистой воды. Банное озеро всегда было любимцем магнитогорцев, маня роскошными видами на горы, глубиной и круглогодичной прохладой. Когда-то, кстати, озеро называли «светлым» именно за прозрачность воды. Второе название водоёма «Якты-куль» с башкирского языка переводится, как «Светлое озеро», так его именовали местные долгие годы. Но по легенде в 1774 году мимо озера проходил Емельян Пугачёв со своим войском, сделав остановку возле воды ради банных процедур. Так озеро и превратилось в Банное.

Домой мы вернулись вечером. Уставшие и довольные. Весеннее солнышко ведь — самое желанное. Именно оно дарит веру в скорое избавление от курток и тёплых кофт и приближает долгожданный сезон шорт и маек.

Всё рухнуло в мгновение. Зазвонил мамин телефон, она ответила и сразу же переменилась в лице. Мы с Лизой поняли, что случилось непоправимое.

— Бабушка умерла, — поникшим голосом проговорила мама, положив телефон на полку в коридоре. — Тётя Таня звонила. Говорит, что похороны планируют на пятницу. Надо всё подготовить.

Мама за двое последних похорон в этой области успела стать экспертом. «Как же трагично это звучит!» Она чётко знала, куда бежать, какие документы заполнять, кому звонить, о чём переживать. Мама на постоянной телефонной связи с тётей устроила всё в третий раз, в то время как мы с сестрой пытались осознать происходящее.

Солнечная погода сменилась промозглым ветром и серым небом, яркие футболки — чёрными куртками и пальто. Людей в прощальном зале собралось не так много: то ли день рабочий повлиял, то ли холод.

Я безотрывно смотрела на бледную бабушкину кожу, но видела живой румянец на её щеках. Мне так хотелось подойти и шепнуть на ушко: «Баба Валечка, ну чего ты тут разлеглась посреди зала? Вставай. Пойдём домой». Я не плакала, то сжимая, то разжимая кулаки. «Это сон. Это точно сон. Ведь так же не бывает! Не со мной», — вертелось в голове. Я вспоминала, как несколько недель назад мы болтали на нашей кухне, уплетая вкуснейший бабушкин суп. Она рассказывала о своей работе в школе, нелёгком военном детстве и юности в землянке. Бабушка гордилась тем, что своими глазами видела Индиру Ганди вместе с её отцом Джавахарлалом Неру, которые проезжали по главной улице Магнитогорска на автомобиле с открытым верхом и приветствовали собравшихся зрителей, стыдилась того, что вместе с братьями и сёстрами девочкой воровала уголь прямо из грузовых вагонов и в деталях помнила запах и вкус еды из своего детства. «Как будто вчера разговаривали…»

Вся церемония отпевания прошла мимо. Моё тело вроде бы присутствовало, но душа выбрала какое-то более приятное место.

В катафалке вместе с бабушкой и сотрудниками ритуальной службы вновь оказались мы с тётей. По нашим щекам стекали обжигающие слёзы, а руки крепко сжимали ладони друг друга. Я часто моргала, старалась глубже дышать… Но зашторенные окна и гроб, упирающийся в колени, не давали ни единого шанса взять себя в руки.

— Ей там хорошо будет, — глотая солёные капли, улыбнулась тётя.

— Я знаю, — хлюпнула я.

«И кто придумал эту дурацкую традицию? Ну, зачем? Зачем бросать землю? Сердце же и так разрывается? Зачем продолжать резать по живому?» Пока остальные кидали горсти земли на опущенный в землю гроб, я пыталась унять собственные руки. Слишком уж сильно они тряслись. Я стояла чуть поодаль и никак не могла успокоиться. «Если я эту землю не брошу, значит, не поставлю жирную точку. Значит, не признаю, что это конец. А если хоть один человек не признает, может, и на небе ситуацию поставят под вопрос?» С места я так и не сдвинулась. Не хватило сил.

Три деревянных креста выстроились в ряд. Три близких человека теперь навсегда застыли на фотографиях. Три смерти так скоро прокрались в нашу привычную жизнь и изменили её до неузнаваемости.

Чёрный ворон присел на металлическую ограду, крикнул и сорвался с места. Люди с лопатами в руках разровняли третий холмик, перекинулись парой слов, кивнули нам и исчезли. Ветер шелестел лентами на венках, сушил слёзы. Судьба как будто смеялась где-то в кустах, видя пустоту в наших глазах.

Пустота. Её стало слишком много.