Нырнуть без остатка

Катя Саммер, 2021

Мы из разных миров. У него есть все – успешная карьера в спорте, богатые родители и невеста с обложки модного журнала. У меня не осталось ничего, даже крыши над головой. Он быстрыми гребками рук собирается первым доплыть до олимпийского золота, а я мечтаю просто выжить. Нам нельзя, не нужно даже смотреть друг на друга, но судьба постоянно сталкивает нас. Что пытается доказать?

Глава 11

Рада

— Ты странная какая-то, — произносит Майя и глядит на меня неотрывно, изучающе.

Я же изо всех сил стараюсь не думать о вчерашнем чаепитии — пожалуй, с Безумным Шляпником и то прошло бы спокойнее. Пытаюсь не думать о том, как колотилось сердце, когда пальцы Горского погладили мою щеку, как тихо и пусто стало после его ухода.

Да, вот поэтому я не хочу сближаться ни с кем — чтобы спокойно спать! А не смотреть в книжку далеко за полночь не в силах даже буквы собрать в слова. Еще и в каждом новом предложении «Поющих в терновнике» находить знаки: нет, нельзя, не судьба.

Майя выжидает. Наверное, у меня все на лице написано. Чувствую растерянность от того, каким откровением стало прикосновение другого человека. Точнее, парня. Мужчины.

Так, надо забить. Показываю ей язык, отмахиваюсь. Подошедший официант перетягивает внимание на себя — ставит передо мной сырники с брусничным вареньем, хотя я просила только кофе. Неугомонная пчелка Майя.

Майя была моим наставником в рамках благотворительной программы, но мы продолжили встречи и сейчас. Я не предлагала, не хотела быть обузой, она сама настояла. Первое время после детдома она мне вообще прохода не давала: контролировала, сколько я ем, встала ли на учет в центр занятости, помогала обновить комнату в общежитии — та была в жутком состоянии, когда я ее получила. Благодаря Майе мой личный ад оказался не так страшен.

Я прикрываю глаза, пробуя воздушный сырник, что тает во рту. Сколько раз ни пыталась готовить их в общаге, так вкусно не выходит. Повар явно душу дьяволу продал. Ну или это у меня не из того места руки растут. Запиваю горячим ароматным кофе — от одного глотка крепкого напитка скулы сводит. Я уже и забыла, каким вкусным он может быть, когда пьешь не растворимый.

Майя смеется звонко.

— Ты опять меня балуешь, — ворчу я.

Помню, как поначалу она задаривала подарками, которые я наотрез отказалась принимать. Но Майя, такая же вредная и настойчивая, не бросала попыток, пока мы не сошлись на еде. Постепенно я привыкла к нашим вечным перепалкам и, несмотря на то что не искала компании, однажды поймала себя на мысли, что жду этих встреч.

У самой Майи история жизни вышла почти киношная. Она — отказник, бросили в роддоме, но ей повезло попасть в хорошую семью. И все же, когда приемные родители открыли правду, Майя захотела отыскать биологическую мать. Это оказалось не самым удачным решением: та беспробудно пила и не помнила имени отца, а по итогу украла приличную сумму денег. Майе пришлось тяжело, зато после всех передряг она сильнее полюбила приемную семью и поняла, что хочет делиться опытом с такими, как я.

— Ты когда поступать собираешься? Второй год пропустила, — упрекает она снова.

И что все заладили?

Им легко говорить — им не нужно работать и сводить концы с концами. Про Горского вообще молчу, но Майю родители тоже всегда хорошо обеспечивали: она могла позволить себе отдых на далеких островах в Тихом океане и учебу за границей. А сейчас у нее появился состоятельный жених лет на двадцать старше, который на день рождения подарил ей самый настоящий салон красоты, и она вдруг заделалась визажистом. Теперь постоянно пытается заманить к себе, но я изредка соглашаюсь только на стрижку и маникюр без лака.

Я выдыхаю, пытаюсь расслабиться — никто из них не виноват, что моя жизнь так сложилась, не нужно злиться.

— У меня льготы до двадцати трех лет, поступлю, — отвечаю спокойно. — Сейчас меня больше интересует судьба Волка.

— Ты Волку и ему подобным больше поможешь, если все-таки поступишь в ветеринарное, как собиралась.

— Тогда его отдадут кому-то другому. Ты же знаешь! Они могут забрать его в любой момент. Уже пытались.

— Но заочно…

— Нет!

Мой голос срывается. Я замечаю изорванную салфетку в тарелке — только при разговоре о Волке так сильно теряю контроль.

— Пока нет, — говорю сдержаннее. — Пока я недостаточно хорошо справляюсь и не могу отвлекаться. И вообще… я из полиции ни ногой до его пенсии.

— И когда это будет?

— Через шесть лет.

Майя недовольно поджимает губы и облокачивается на стол.

— Вредная Рада. И куда ты собираешься его забирать?

— К тому времени что-нибудь придумаю. Продам комнату, возьму ипотеку. На первый взнос должно хватить.

Сейчас-то комната с потрохами принадлежит государству. Лишь после пяти лет комиссия решит, можно ли передавать мне ее в личное владение.

— Меня, конечно, радуют твои наполеоновские планы, но я беспокоюсь о твоем образовании.

— Салон красоты я сумею открыть и без него, — шикаю в ответ.

— Ха, очень смешно.

— Май, давай закроем тему.

— Хорошо, — она хитро улыбается, — но до следующего раза. Я так просто не отстану.

— Кто еще вредный из нас.

Мы выходим из кафе, когда на улице совсем темнеет. Майя подвозит меня в общагу: рассказывает по пути про будущего мужа и пытается выспросить, не появился ли у меня кто. Я даже водой давлюсь от неожиданности и кашляю. Никогда не спрашивала, почему сейчас?

Выдыхаю, лишь когда меняет тему. Теперь Майя вещает про какого-то детского психолога, который помогает сиротам и раскрывает мотивы родителей, что бросают детей. Она настаивает, чтобы и я послушала передачу. С ней невозможно спорить, поэтому соглашаюсь, но замечаю неладное. Она так ни разу и не обмолвилась о…

— Как Богдан?

Богдан — ее родной брат по матери. Да, биологической. Майя от нее же и узнала о парне с буйным нравом. Ему повезло меньше — он попал в детский дом уже достаточно взрослым, когда отец сел в тюрьму. Его так и не усыновили, а теперь он вечно влипает в неприятности.

Майя становится подозрительно тихой. Вот же!

— Он не взял деньги, сказал, у него есть свои. Видела недавно — в дорогих шмотках ходит, новый айфон купил.

— И что не так?

— Все!

Майя впервые не сдерживается и нервно ругается.

— Влез, наверное, опять куда-то. Не заработал же!

А все потому, что она носится с ним как с маленьким. Но Майя вряд ли хочет это слышать. Снова. У нее слух блокируется, когда я пытаюсь ей что-то про него сказать. Мне кажется, она и меня под крыло взяла, потому что с Богданом не справилась.

— И все-таки до жути странная ты сегодня, — повторяет она, когда останавливается во дворе, и косится в мою сторону.

Возможно. Приходится мысленно согласиться, потому что я чувствую себя не в своей тарелке.

— Хотя бы ты расскажешь мне, если что-то произойдет?

В ее глазах, кажется, искренняя мольба.

— Обязательно, — отвечаю твердо, чтобы успокоить.

— Честно-честно?

— Ага! — уже смеясь, добавляю, а Майя тянется и обнимает — быстро, порывисто.

— До встречи, — прощается.

— Пока.

Дома я убираю приготовленную на ужин пачку овсяного печенья, пытаюсь снова читать про запретную любовь, но мыслями постоянно возвращаюсь к Горскому.

Может, я была с ним слишком груба? Он ведь помог мне.

Или нет? Чего он вообще от меня хотел?

Голова так сильно гудит, не могу успокоиться. Решаю, что недостаточно устала и надеваю кеды — пока нет дождя, пробегусь.

Мне даже дышать становится легче спустя пару кругов по району. Я вообще неплохо дружу со спортом, долгое время занималась борьбой, после того как однажды ночью в детском лагере ко мне в кровать забрался мальчик постарше и пытался трогать. Тогда я подралась с ним. Итогом стал синяк, легкое сотрясение и вечное понимание, что с мужчинами нужно использовать хитрость и скорость, а не силу. Зато боевая подготовка помогла при сдаче нормативов и работе в полиции. Когда ты маленькая, от тебя не ждут прыти.

На обратном пути забегаю в продуктовый. На стенде со скидками ничего нового: беру рис, свежие огурцы и куриные бедрышки на завтра — закину в духовку, пока она вроде бы снова работает. Возвращаюсь в общежитие и на этаже у окна нахожу незнакомого парня в красных кроссовках и с незажженной сигаретой. Он был внизу, когда я только выходила. Заметила, потому что на него лаяла болонка Елены Михайловны — нашей консьержки.

Уже в коридоре я встречаю Лиду, которая резко отворачивается, чтобы я не рассмотрела фингал на лице.

— Прости, его накрыло, — слышу в спину, но не реагирую.

Я не готова спасать людей, которые сами того не хотят.

Весь следующий день провожу в тренировках с Волком. Это мой нормальный выходной — зависать с ним в кинологическом центре. Если не могу взять Волка к себе, хотя бы стараюсь проводить рядом все доступное время.

Дежурим мы снова вместе с Кощеевым, потому что Иру не допускают к работе с температурой. И когда ближе к вечеру нас вызывают в торговый центр, тот чертыхается. Оказывается, за неделю звонки о взрывном устройстве в этом месте поступают уже в третий раз. Кто-то явно развлекается, но у нас от этого работы не меньше. Проверяем здание от и до. И только отыскав очередную пустышку, убедившись, что никому не угрожает опасность, позволяем всем вернуться.

Уже около десяти минут мы ждем на первом этаже патрульную машину, которая никак не может подъехать — ей перегородила путь легковушка. И как раз в этот момент я замечаю знакомое лицо, которое меньше всего хотела бы видеть, но с первого взгляда узнаю: слишком хорошо запомнила невесту Горского. Та в магазине кричаще дорогой одежды отчитывает кассира и швыряется пакетами. Да уж. Наверное, именно такая взрывная девушка и нужна ледышке-Никите.

Когда следом за этими мыслями я ловлю движение позади нее, сердечный ритм грозит сорваться в тахикардию.

Это… не он.

Пульс быстро замедляется. Не могу разглядеть мужчину, но это явно не Никита.

— Что такое Маугли? О тряпках размечталась? — шутит Кощей.

— Ну точно не о тебе, Стасик.

Едва договариваю, как Волк резво дергает меня в сторону и несется через весь зал. Он на скорости пролетает вращающиеся двери, я еле поспеваю за ним. На бордюре подворачиваю ногу и громко ругаюсь.

— Ко мне! — кричу, когда поводок вылетает из рук, а Волк продолжает метаться по проезжей части и лаять, распугивая прохожих.

— Волк, рядом! — произношу жестче, чем обычно.

Тот тонко чувствует мое настроение. Сразу отвлекается и садится у левой ноги. Заглядывает в глаза, пока я присаживаюсь и потираю лодыжку. Кощеев с Феней выбегают следом.

— Твой свихнулся, что ли? Вы оба ненормальные.

Я молчу, потому как впервые мне нечем оправдать поведение Волка, а врать не хочу. Да, он еще молодой, у него случались вспышки, в том числе из-за девчонок, но на работе он меня никогда не подводил.

— Что такое, малыш? — шепчу я и чешу его за ухом, когда к нам наконец подъезжает служебная машина.

Он в ответ лижет берц там, где болит. Явно нервничает. Ему давно пора витамины пропить, может, в этом дело? С зарплаты нужно выделить денег.

На следующее утро добираюсь с остановки домой прихрамывая и глубоко в мыслях об этих странных звонках, фальшивых закладках и клоуне с краской. Мне не по себе.

На пустынной улице замечаю прохожего. В такую рань я очень редко встречаю кого-то у нас в окрестностях, а этот стоит под навесом, спиной ко мне. Но кроссовки на нем все те же — яркие, фирменные и дорогие. Такие здесь не носят.

Что-то щелкает в голове, когда он озирается и, увидев меня, делает вид, что подкуривает. Неумело так — не может справиться с ветром.

Вприпрыжку настигаю его и громко здороваюсь. Парень пытается отмахнуться, но я могу быть настойчивой.

— Что вам нужно? — спрашивает тот чересчур вежливо.

Я подпираю руками бока.

— Звони ему, — выдаю уверенно, хотя у самой от сомнений поджилки трясутся.

Я могу ошибаться. Рискую слишком много на себя взять. Горский может быть здесь совершенно ни при чем. Но почему-то же Лида ходит как в воду опущенная! Почему-то след ее жуткого дружка простыл!

Не верю до конца, когда требую у незнакомца набрать номер Никиты. Но опустившиеся плечи парня и рука, что достает из кармана телефон, доказывают — я права.