Из дома домой. Роман-коллаж

Кира Бородулина

В тридцать пять женщина, наконец, понимает, что чуда не будет, хотя до сего момента упорно ждала его. Однако с Богданой чудо все-таки случается: на остановке она встречает своего первого возлюбленного, которого не видела больше десяти лет. Оба осознают, что старые чувства нахлынули с новой силой и зрелостью, а причину расставания уже никто не помнит. Так ли просто преодолеть десять лет разлуки? Легко ли отмести все, что случилось за эти годы и начать с чистого листа?

2005

«Она как солнца свет, ей девятнадцать лет…»

А мне тридцать четыре. Уже исполнилось. Поздравили, как всегда, четыре подруги, два учителя, родственники и несколько знакомых. И Слава.

Но когда мне исполнилось девятнадцать, мои мысли были заняты другим человеком. Он был полной противоположностью моего парня: высоким, тощим, длиннолицым и надменным. Интересовался магией, религией, мифологией, много и пространно говорил. Никогда мне такие не нравились — ни внешне, ни характером. До сих пор не пойму, чем он меня пленил. Я не разорвала существующие отношения, но была близка к этому. В тот год Славе было не до меня — он писал диплом. Летом у него госы и все — взрослая жизнь.

Весь тот день рождения я ждала звонка этого типа, надеялась, что он обо мне вспомнит. А с какой стати? Тогда не было соцсетей, и напомнить некому. К тому же, он знал, что я несвободна. В какой-то момент меня разозлило это рабство, будто вся жизнь расписана по нотам и никакому случаю, приключению, повороту в ней места нет.

— Ну как ты, свет мой? — поздравив меня с днюхой, спросил Слава. — Надо хотя бы вместе поужинать, как ты на это смотришь?

Я сообщила, что настроения никакого, собираюсь к бабушке, а вечером посидим с родителями.

— Ясно, — он вздохнул, — тогда завтра?

— Завтра я хотела девочек позвать, — я уже позвонила Рите утром. Тет-а-тет мы с ней общались мало — либо вчетвером с парнями, либо втроем с Аней. Последняя отругала меня, что я так поздно пригласила Риту — мол, не успеет она подарок тебе сообразить. А мне и не нужно. Правда, на редкость поганое настроение.

— Тебе же учиться надо, не буду тебя отвлекать, — сказала я.

— Да какой отвлекать!

Я испугалась, что вот-вот он скажет: это я тебе стал не нужен и прочая. Но парни до таких вещей не допирают. Ничего не сказал. Просто приехал к бабушке и потащил меня гулять, одарив концертными ди-ви-ди, своими любимыми духами и бутылкой вина с какой-то закусью.

— С собой возьмем или вернемся и отметим?

— А где мы это распивать будем? — полюбопытствовала я.

— Вот ты чудачка! Всю жизнь тут живешь и не знаешь, где притулиться?

В бабушкином районе и негде. Это родительская квартира почти напротив леса, туда мы ныряли по любому поводу, но от бабушки далеко идти.

— Здесь есть яблоневый сад, я присмотрел уже, — он подмигнул мне, загружая снедь и вино обратно в рюкзак.

Бабушка не успела предложить ему пообедать или чаю — мы выпорхнули слишком стремительно.

В мои детские годы гуляла в этом саду с большой компанией соседей и собачников. Откуда у нас было так много народу и куда все делись? Тетя Света со своим Бретом — серым шнауцером с козлиной бородкой. Подруги старших девчонок из нашего двора. Много-много людей и собак.

Штопор не понадобился — вино было в картонном пакете. Слава притащил пластиковый стаканчик и походную кружку. Она железная и ручка обмотана скотчем, чтоб не горячо было, если чай пьешь. Посеревший хвост скотча мотался из стороны в сторону от ветра, пока Слава разливал вино. Я сидела на траве и смотрела на него — хмурая и безразличная.

— Не волнуйся, щас полегчает, — он протянул мне кружку, — мне вот скоро двадцать два и ничего, жив до сих пор.

Я знала, что его не пугает взрослая жизнь. Он с пятнадцати лет где-то подрабатывал сначала летом, а потом и по вечерам после института. Удивительно, как у него на меня времени хватало.

Мы выпили за меня. Он пожелал мне хорошего настроения и смелости. Я поблагодарила и влила в себя сразу всю кружку. Над головой цвели яблони, трава резала глаза насыщенно зеленым. Все-таки дивное время! Одуванчики уже с кулак, скоро распустится сирень. Жаль, отцвели тюльпаны и нарциссы.

— Ты не волнуешься? — спросила я, когда в голове слегка зашумело.

Слава непонимающе посмотрел на меня.

— Как диплом защитишь, госы сдашь — и что потом? — пояснила я.

Он запустил руку в пакет с чипсами и какое-то время молча хрустел.

— Как будет, так и будет. Что волноваться? Достоял очередь за дипломом и получу его. Цвет никогда не волновал. Меня больше волнуешь ты.

Я вскинула на него пьяные глаза.

— Через месяц после окончания меня официально оформят. Давай осенью поженимся?

Я потянулась к коробке с вином. Мы обсуждали это не раз. И каждый раз после интима возвращались к этой мысли. Молча, но я знала, что и он молчит о том же. И вроде как мы все решили. Только бы дождаться! Сначала моего совершеннолетия, потом его толкового трудоустройства, потом окончания вуза. Что теперь? Ждать, когда я закончу?

— Ромка с Маргошей в сентябре собираются, — он сел напротив и посмотрел мне в глаза, — можем вместе. Прикольно будет, да?

Я усмехнулась. Пожалуй, и не так затратно.

— Ты пока не забивай себе голову. Готовься, сдавай, — я поболтала вино в походной кружке.

— Да сдам, куда денусь…

Мы чокнулись без тоста. Похрустели чипсами, заели булочками. Я привалилась спиной к большому дубу, а Слава улегся в траву и положил голову мне на колени. Воздух напоен цветением и надеждами. Вино сделало свое дело — мне стало веселее и теплее. В конце концов, правда, из-за какой-то бабьей блажи я готова пустить под откос всю жизнь! Готова отказаться от любимого и любящего человека, с которым мне легко и надежно, и ради чего, ради кого? Неужто я разрушу все, что лелеяла три года, заявлюсь к этому велеречивому философу, который гвоздя забить не умеет и делает все исключительно по настроению, и скажу: милый, я свободна, я твоя! Да и второй раз — это как разогретый кофе. Была глупость в прошлом году, но благо, о ней так никто и не узнал.

Все было бы проще, если бы не вкрадчивая гадюка подозрений. Я готова была поклясться, что он выделяет меня из толпы и еще тянется ко мне. На фоне общего безразличия к низменным радостям это сводило с ума. Кажется мне или нет? Накручиваю или нет? Либо у него какая-то странная игра, свой интерес, либо банальный эксперимент. Или он вовсе ни о чем таком не задумывается? Верится с трудом после его апологии подлости, если порядочность не срабатывает. Они с друзьями любили поспорить о высоких материях.

— Пойдем погуляем, а то я засну, — Слава повертел головой на моих затекших коленях.

— Спи. Куда нам спешить?

— Ложись рядом.

Он кинул под свою голову рюкзак, а я устроилась на его плече. Куда же делись собачники? Вроде выходной, погода дивная. Неужели здесь больше никто не гуляет?

— День поселка сегодня, — Славка зевнул, — на центральной площади все. Может, тоже сходим?

Я спросила, что там интересного. Он ответил, что кто-то выступает — крутит обруч, поет песни, машет саблями, толкает речи. В общем, кто во что горазд.

— Ну, поваляемся и сходим, — я устроилась поудобнее. Правда, что я нюни распустила с утра? Шикарно ведь получилось…

На какое-то время я, должно быть, отрубилась. Просыпаться было муторно, и голова кружилась. Видимо, почувствовав свободу и холод, Славка тоже зашевелился.

— Ну что, пойдем? Я бы чаю выпил, там должны продавать.

Я махнула рукой: что с тебя взять, пойдем. Он куда общительней меня, все ему надо. День поселка какой-то…

На центральной площади не протолкнуться. Вокруг сцены, установленной недалеко от рынка, толпилась вся поселковая молодежь. Из паршивого динамика гремела эпическая музыка, а на сцене скакали облаченные в исторические костюмы парни с деревянными мечами. Интересно, Анька тут не участвует? Она этим занималась, как раз с компанией предмета моих вожделений. Называли они это то боевками, то показухами. Репетировали в ДК и кинотеатрах. У Ани были связи в обществе, ее мама — работник культуры, и у нее куча подруг в этой сфере. В последнее время у показушников испортились отношения с Аней, потому что до нее начало доходить, что ее используют. Неземные создания настроены только творить, а договариваться и пробивать должны за них другие — такие как Аня. Она это умеет и не возражает, но и творить ей тоже хотелось, а ее мнения в грош не ставили.

— Кого ты там выглядываешь? — Слава появился рядом, держа в руках два стакана с чаем.

Я машинально взяла один и перекрикивая музыку сказала, что здесь может быть Аня.

— Не признаем ее в костюме, — рассудил он.

Чай был обжигающе горячим и несладким, но после вина привел голову в порядок.

День пасмурный, видно хорошо. Я предложила подойти поближе к сцене, не сказав Славе, что я могу знать и других ребят из этой сферы. Рома и Маргоша окунались в это дело, ездили на ролевки, реконструкторские фестивали, а мы скучно жили музыкой и друг другом. Я не умела шить и не желала изображать из себя кого-то или жить в другой эпохе. Я даже историю внятную не могла придумать и персонажа прописать, поэтому в те времена заявляла, что эта банальщина уже себя изжила, а будущее за краткой и авангардной формой.

Вдруг на сцене мелькнул знакомый тощий длинный силуэт в черном одеянии. Он любил отыгрывать всяких священников, монахов, колдунов, некромантов. И кажется, у него одна эта хламида на все образы. Точно.

— Вот того парня я знаю, — сказала я Славе.

Тот угукнул в ответ и вернулся к своему чаю. Махач копьями его не слишком занимал, а что делал в этой постановке черный человек, я пока еще не поняла. Должно быть, не протрезвела. Музон гремит — что-то типа «Эпики», парни в атласных тряпках и кроссовках «Адидас» машут деревянными мечами и должно быть, это дико технично, круто и все такое. Должно быть, в этом что-то есть, но я не понимаю. Я многого не понимала в юности, а теперь понимаю еще меньше. Чем дольше живу, тем меньше понимаю.

— А, блок коряво поставил, — Славка заинтересовался происходящим на сцене.

— Ты в этом разбираешься? — хмыкнула я.

— По логике вещей.

Ой, мужики! Во всем доки, куда ни плюнь.

Черный человек кивнул мне со сцены. Я улыбнулась в ответ. Парня-то моего он помнит, но Слава его ни в какую не узнавал.

— Слав, пойдем, посидим, — я потянула его за рукав.

— Щас, досмотрю эту фигню, — он как прирос к сцене.

Черный человек пропал из виду, а через минуту смешался с толпой зрителей. К нему подошла высокая блондинка и начала что-то щебетать. Он улыбался ей и активно жестикулировал.

— Слав, пойдем отсюда, — я первой отвернулась от сцены и пошла в гущу толпы. Он не последовал за мной. Я села на парапет работающего фонтана и подумала, что это худший день рождения. Выйду замуж осенью, нарожаю кучу детей и все, иного смысла в моей жизни и быть не должно, правда ведь? Что еще остается, когда встречаешь любовь в шестнадцать…

На следующий день у меня сломался компьютер. Как всегда в мае — рефераты-курсовые, все надо. Настроение упало ниже ватерлинии, поэтому с девчонками мы выпили две бутылки вина на троих, а утром отец назвал меня пьяницей.

Рита пришла раньше Ани, и поначалу нам было как-то неловко вдвоем. Разговор скакал с Аньки на ребят и обратно. Мы сидели в моей солнечной комнате за маленьким столиком на колесиках. Был крабовый салатик, нарезка и фрукты. Анька пришла уже под шафе — со дня рождения мамы. Я старалась не думать ни о сломанном компе, ни о Славе с его предложением руки и сердца, ни о предмете моего обожания и его блондинке. Кажется, мне было хорошо и весело, насколько это возможно, когда стараешься о чем-то не думать. Девчонки обсуждали общую знакомую, с которой у Анны разладились отношения, а Рита только начала с ней общаться. Аня поражала меня то своей осознанностью, то буквализмом. При ее незаурядном уме и эрудиции, она казалась человеком приземленным. Во всяком случае, в стихах и песнях она не видела десятого дна и толковала их на редкость примитивно. Что до осознанности, она выдала фразу, которая до сих всплывает у меня в голове: замуж выйду, детей воспитаю, а когда буду им уже не нужна — монашество приму. Кажется, у нас с Марго отвисли челюсти. Вот это видение! Вот это планирование! А я не знаю, что будет завтра, как жить и о чем мечтать. Мы не обсуждали это с Ритой, но я чувствовала — ее волнуют те же мысли. У нас похожие ситуации, и это пресловутое замужество замаячило перед носом. Еще жизни не было, всего девятнадцать, а уже такая кабала!

Аня же стала рассуждать о том, какой она была бы требовательной мамой, потому что ребенка надо как можно большему научить до десяти лет, чтобы он мог выбирать. Сама она чем только ни занималась — и танцами, и шитьем, и графикой, и языками. Все ей удавалось, все до конца доводила, всему время уделяла. Только со стихами как-то не шло, и она все еще печалилась по этому поводу. И по поводу влюбленностей тоже. Зато — сразу замуж.

Дли Риты фраза «полжизни отдать за» была более характерна. Признаюсь, она тоже не вызвала у меня понимания. Лишнее доказательство того, что дружба — не про понимание. Это, по сути, такая же химия, как любовь, только слабее. Мы зачем-то нужны друг другу на определенном этапе. И все дается нам на время, включая саму жизнь, поэтому я решила не унывать из-за расставаний и невозможности удержать людей. Теперь я Рите нужна куда больше, чем в юности, и смысл тут чисто практический. Во взрослой жизни именно восторженная раздолбайка Рита оказалась человеком практическим и приземленным. Это имеет мало общего с эрудицией, умением логично рассуждать и убедительно звучать. Тут скорее дело в смелости и быстром принятии правильных решений. Риту этому научило материнство.

Тогда же мы ничего этого о себе не знали. Нам было по девятнадцать, мы учились на втором курсе и кажется, до конца вуза можно было и не волноваться ни о чем, но…

— А пойдемте погуляем? — предложила я.

Погода чудесная. И мы по привычке пели песни «Арии», хотя, как мне казалось, Марго этого стеснялась. Прохожие на нас косились, мальчишки что-то кричали, а пьяные дядьки недоумевали, но отвешивали комплименты. Утро понедельника наступит только завтра, а дома еще есть бутылка вина.