Герцогиня-служанка

Кира Рамис, 2022

Переродилась я на славу. Затюканная родственниками аристократка превратилась в бесправную прислугу. Ну, разберёмся! У меня черный пояс по кулинарии – могу убить одной котлетой! И словно мало мне проблем, так ещё на наши земли вторглись завоеватели, один из которых решил жениться на хозяйке замка. А кто у нас настоящая хозяйка? Правильно – я!

Глава 2. Это не мы!

— Матушка! Это не мы! — завыли два девичьих голоса. — Она сама!

— От голода и болезни бедняжка умерла, — со вздохом произнёс тихий писклявый голос, и моего лица коснулось что-то пушистое с острыми коготками.

С мыслью, что это мышь или крыса, я, закричав от ужаса, подскочила. Крика не получилось, я, скорее, прохрипела, да и не подскочила, а лишь приподнялась.

— Жива! Матушка, она жива! — воскликнула Аделла.

О, оказывается, я знаю её имя?!

— Сама вижу.

Мой взгляд скользнул по даме средних лет. Госпожа Генриетта Хортон, она же моя «любимая» мачеха.

Женщина была далеко не красавицей. Вытянутое лицо, маленькие глаза, тонкие поджатые губы, крючковатый нос и очень худое тело. Тяжёлое бархатное платье цвета фуксии ей было не по размеру, можно и не присматриваться, чтобы понять: оно ей велико. Спину Генриетта держала прямо, её тонкие пальцы без каких-либо колец нервно сжимали потёртый тёмно-синий веер.

Я перевела взгляд на молодых девушек, чужая память тут же сообщила, кто передо мной.

«Сёстры» выглядели не лучше мачехи. Нет, я не про красоту. Тут было всё в порядке. И Аделла, и Виорика пошли ликом в отца. Волосы цвета спелой пшеницы у обеих были тщательно убраны в незамысловатые причёски. Аккуратные носики, большие глаза, пухлые алые губы, но вот сами — бледные и худые, скорее всего, как и я. Мой взгляд упал на тонкую руку.

Недоедали все. Пусть война не затронула этот край, но её отголоски доносились и сюда. Во-первых, император требовал продовольственные запасы, во-вторых, сама Генриетта после смерти мужа и отца той девушки, в теле которой сейчас я, не берегла деньги и транжирила их направо и налево. Покутила мадам знатно, пытаясь устроить личную жизнь не только юных дочерей, но и свою.

Да вот только желающих не нашлось, война внесла коррективы.

— Госпожа Генриетта, леди Аннабель куриного бульончика… — четыре пушистых лапки придерживали меня с разных сторон.

— Что? Ей куриного бульона?! — мачеха аж на месте подпрыгнула от возмущения. — Когда мы в последний раз все ели курицу? — она с силой отпихнула от меня одного из моронгов, тот отлетел и ударился о стену.

Второй, охнув, отпустил меня и бросился на помощь Шусти. Сестрицы переглянулись и вяло улыбнулись друг другу.

В целом замке из прислуги остались лишь Шусти и Роби.

Моронги всю жизнь преданы своему хозяину, и даже если наступает голодный год, не покидают его.

Ростом от метра двадцати до полутора. Полностью покрыты длинной пушистой шерстью, за исключением лица. Цвет шерсти может быть как кипенно-белым, так и антрацитовым. Шусти был белоснежным когда-то, сейчас его шерсть скаталась и была грязно-серой, и не потому что отсутствовали вода, мыло или ещё что. Им это не нужно, они магией чистят свою шкурку. А потому что хозяйка страдала, угасала на глазах. Цвет шерсти Роби имел тёмно-синий оттенок. Оба моронга были одеты в видавшие виды костюмы слуг. На ногах обуви не было, но она им и не требовалась. Чёрная и плотная кожа на подошвах ступней хорошо защищала от проколов.

— Как вы смеете обижать моих слуг?! — прохрипела я, усаживаясь ровнее.

Лицо мачехи нужно было видеть, оно вытянулось, хотя куда ещё сильнее. Глаза сощурились в щёлочки.

— Твоих слуг, неблагодарная? — я просто чудом уклонилась от ладони, летящей в мою сторону. — Да ты тут на птичьих правах! Кто не дал согласие на твою свадьбу со стариком Маклафином? Кто тебя поит и кормит на последние гроши? Я ради вас продала последние драгоценности! — шипящая Генриетта обвела взглядом меня и своих дочерей. — И что получаю взамен? Хамство и неповиновение? А я хотела тебе дать день отлежаться и заставить своих нежных дочурок приготовить еду. Нет! — она потрясла раскрытым веером перед моим лицом. — Как хочешь, где хочешь, но чтобы достала еду! Убирайся с моих глаз!

— Матушка, — на лице Аделлы появился неподдельный испуг. — В городе для благородных и работы нет, где же Аннабель сможет заработать?

— Пусть милостыню просит, неблагодарная, но еда чтобы была! Смотри-ка, слуг я не должна трогать! — спесивая и голодная мачеха выскочила за дверь, за ней, задрав голову вверх, отправилась Виорика.

— Какая же ты глупая, Аннабель, — морщась, сообщила Аделла. Я подумала, что она осталась посочувствовать или что-то посоветовать. Но нет, позлорадствовать. — Если из города ничего не принесёшь, то не показывайся на глаза матушке хотя бы день. Но, сама понимаешь, что-то тебе приготовить придётся, — сообщила она и выскочила за дверь.

И вот только после того, как они ушли, мне удалось осмотреться.

Лежала я на каком-то топчане в углу грязной кухни. Оказывается, безропотная Аннабель сама согласилась прислуживать злющим родственницам, только бы её реже били.

— Хозяйка, зачем вы заступились? — моронги подошли ко мне и протянули руки. Я погладила каждого и обняла, чем вызвала волну удивления.

Оказывается, Аннабель так никогда раньше не поступала. Не дерзила, не отвечала, моронгов не обнимала, жила забитой мышью.

Память предыдущей хозяйки тела фрагментарно всплывала в моей голове.

— Зачем заступилась? — я встала и побрела к допотопному умывальнику. — Затем, что больше не позволю себя унижать. Жить будем по-новому.

Стоило поднести руки к умывальнику, как что-то заворчало, заурчало в трубах, и мне на ладони брызнула грязная вода.

— Умылась, называется, — оглянувшись в поисках ведра, в углу заметила треснувшее зеркало. — Мать моя… — недоговорив, удивлённо уставилась на бедняжку в отражении. Осунувшаяся, с бледной кожей, через которую просвечивают венки, огромные зелёные глаза в пол-лица, тёмные круги, как у панды, длинные ресницы и спутанные светлые волосы.

Ощупав себя, посчитала рёбра.

— От силы сороковой размер одежды, — констатировала я. — Интересно, сорок пять кило во мне есть? — и тут я вспомнила про сердце. — Надеюсь, что тело молодое и здоровое, подкормить, и можно жить, — попыталась шутить, посматривая на бегающих по кухне моронгов.

— Госпожа, извольте умыться, — Шусти и Роби в четыре пушистые руки налили в таз воды. — Магии практически не осталось, вода из крана не течёт, мы из колодца таскаем.

— Спасибо, — с благодарностью посмотрела на слуг.

— Нам прислуживать нужно, — к чему-то прислушался Шусти. — Старая госпожа зовёт.

— Подождите, — остановила я их. — Вы же понимаете, что сегодня я никуда не смогу выйти. Хоть что-то осталось из продуктов? Без разницы что, и щепотку соли?

Они задумались, скрылись за дверью, ведущей в подвал. Через пять минут передо мной лежал чуть проросший репчатый лук в количестве шести головок, две картофелины, большая банка подсолнечного масла, не знаю, точно ли из подсолнечника, но пахло похоже.

— Да, негусто, — задумчиво посмотрела на то, что передо мной.

— Хозяйка, есть одно яичко, я утром выменял на старую штору. Хотели вас накормить, — Шусти, вжав голову в плечи, несмело протянул мне яйцо.

— Спасибо, всё правильно сделали, нужно выживать как можем. Муки бы ложку, — моронги переглянулись, услышав мою просьбу.

— Можно попробовать в ларе кисточкой смести, в кладовой он стоит, — Роби указал рукой на другую дверь.

В этот раз медленно поплелась за пушистыми друзьями.

В кладовой получилось добыть в огромном ларе аж три ложки муки, а ещё, осмотревшись, нашла различные приправы.

— А это откуда? Почему не использовали?

— Ваш отец привозил из дальних странствий, кухарки иногда в блюда добавляли, да нет сейчас кухарок.

Я прикусила язык, боясь, что много вопросов задаю, но потом поняла, почему моронги так легко на них отвечают. Скорее всего, потому что госпоже и не нужно знать, зачем и для чего всё на кухне.

— Сделаем оладушки, надеюсь, есть будут и не выгонят.

— Камней магических не осталось, — шёпотом сообщил Шусти. — Печь топить нечем.

— А дрова есть? Крестьяне же обходятся без камней? — такой информации в голове не было, но я всё равно выдвинула предположение.

— Есть хозяйка, сейчас принесём! — радостно подпрыгнул Роби.

Мой бедный желудок требовал еды, любой, пусть хоть лука, который я, сидя на табуретке, очищала от шелухи.

— Сейчас поедим, — уговаривала себя, борясь со слабостью. Мысли вяло болтались в голове. Одна из них твердила, что хозяйку тела хотели отравить, другая — что сёстры и моронги были другого мнения. Подумаю об этом завтра.

Пока Роби зажигал печь, Шусти начистил до блеска посуду, а за ней и стол. Я приступила к готовке.

Полукольцами нарезала лук, меленько нарубила картошку, попыталась чуть ли не в фарш, но тяжело без тёрки, которую, уходя, захватили с собой кухарки. Все это смешала, добавила яйцо, муку, приправу, по запаху напоминавшую укроп, и через час, съев одну оладушку и запив ароматным чаем из незнакомых цветов, уползла на топчан.

Ещё через какое-то время почувствовала тычок в плечо. Разлепила глаза и посмотрела на мачеху.

— Сегодня тебе повезло, накормила меня и сестёр. Можешь остаться в замке. А завтра что будешь делать? Я сама проверила, кроме вонючих приправ заморских ничего не осталось.

— Штору продам, — прошептала я в полудрёме, за что очень больно получила ладонью по плечу.

— Щуплая, как щепка, а бьёт больно, — жаловалась я моронгам на мачеху, глотая слёзы. Они текли сами, нет, я не плакала и не рыдала, они просто катились по щекам, а в душе разливалась здоровая такая злость. — Попляшете вы у меня ещё. Пусть я не буду хозяйкой замка, но жизнь свою устрою. Сейчас только высплюсь, наберусь сил.