Колдун. Путешествие на восток

Кирилл Клеванский, 2013

Кто такой Тим Ройс? Тим Ройс – это человек, прошедший через самую кровавую кампанию в истории военного дела Империи за последние сто лет. Тим Ройс – это наемник, который прополз по пещерам Харпуда, который сражался на пылающих стенах Мальгрома. Это солдат, одолевший сильнейшего мага столетия, убийца, ушедший от ищеек Третьей управы, внушающей ужас даже самым честным гражданам. Что ждет Тима Ройса? Новые опасности и приключения на пути до края мира – столицы Алиата.

Глава 2. Разногласия

Удар о поверхность бурного потока был болезненным. По спине стрельнуло с ужасной силой, но мышцы сберегли кости. А потом — тьма и безумный калейдоскоп из смутных, неясных картинок и целой гаммы чувств и переживаний. Вода несла нас, била и терзала, кружила, как в безумном танго, то подбрасывая, то спуская вниз, порог следовал за порогом, а я лишь молил богов, чтобы не врезаться в камень. Повернувшись грудью к течению, я подхватил девушку и поднял ее так высоко, как только мог. Она еще при падении потеряла сознание, и я опасался, что леди попросту утонет. И снова поток. Нас накрыло с головой, цвета померкли. Гул в ушах стоял такой, какой не даст и турбина «боинга», уходящего на взлет.

И едва мозг пронзила идея, а мышцы напряглись, дабы выполнить завет, как поток выплюнул нас на поверхность и закружил в этом безумии. Спина болела нещадно, руки, казалось, давно одеревенели, но я все еще держал черноволосую леди. Лицо девушки то и дело погружалось под воду, но я чувствовал ее дыхание и был спокоен. Ну насколько это вообще возможно — сохранить спокойствие в такой-то ситуации. И снова порог, и снова водоворот. Глаза уже мало что видели, мозг отказывался воспринимать реальность. Неожиданно передо мной всплыл образ корня, торчащего из земляного навеса впереди.

В этот миг палка чудилась мне дланью небес, рукой ангела, спустившегося из замка, дабы спасти несчастных. Но поток иного мнения — он отнес нас в сторону, и палка осталась позади. А когда я вновь вынырнул на поверхность, недавняя длань Господня почудилась мне аспидом смертельным, готовым в любую секунду вонзить свои отравленные клыки в плоть и лишить последней надежды. Во время этой бешеной гонки, когда по пятам за нами следовал темный жнец, мое сознание захватывало одно: мольба о том, чтобы речной дух отвел от нас камни и утихомирил поток.

Не знаю, сколько минут или часов мы так провели, сколько палок, веток и корней хлестали меня по спине. Но в какой-то момент все прекратилось. Пропал гул в ушах, вода больше не резала глаза и не забивалась в нос, мешая дышать. Грудь не сдавливала непреодолимая сила, а ноги, до сих пор ватные и безвольные, нащупали дно. С трудом придя в себя, я огляделся. Мы стояли на отмели, а где-то далеко позади виднелся другой водопад. Удивительно, но во время всей этой вакханалии я не заметил, как мы сорвались вниз уже во второй раз. А потом догадался посмотреть на свою ношу и облегченно выдохнул. Леди была жива. Грудь ее мерно и безмятежно вздымалась вверх и опускалась вниз, сохраняя спокойный ритм. С моих рук резво стекали кровавые струйки, то же я ощущал на спине и ногах. Все тело было покрыто глубокими царапинами.

Собрав волю в кулак, я поплелся к берегу. И путь этот, не извилистый, не тернистый, показался мне столь длинным, что впору было свистнуть и вызвать кебмена. Наконец я преодолел эти несчастные пять метров, осторожно опустил леди на песчаный берег и рядом рухнул сам. Желтые песчинки тут же прилипли к одежде, лицу и телу. Я не обращал на это внимания. Морфей, старый пройдоха, отогнал разочарованного жнеца и решил было забрать меня с собой. Титаническим усилием я сбросил оковы подступающего сна и, подхватив на руки, которых уже давно не чувствовал, спящую леди, понес ее в гущу леса. Воздух подернулся серебристой дымкой, от влаги слезились глаза, а лицом я ощущал подступающий жар. На востоке всходило солнце.

Этот вечно золотой и вечно молодой комочек света будто говорил: «Ты жив, ты дышишь». И осознание того простого факта, что можно дышать, не отплевываясь от воды и не боясь в любую секунду быть пронзенным острой скалой, захлестывало меня не хуже ревущего потока. На миг я остановился и посмотрел вперед — на восток. Еще одна ночь позади, еще один день впереди. А пока я могу постоять на развилке времени и ухватить кусочек будущего. Впереди меня ждут баронства, королевство Курдмар, Цветущие холмы, Рассветное море, Великая пустыня, и в самом конце этого пути финишной ленточкой, далеким огоньком олимпийского факела сияет золотом дворцов Алиат. Что ж, моя маленькая одиссея началась. А ведь сколько раз я себе говорил: «Будь осторожнее с желаниями, парень!» Но нет…

Ругнувшись, я понес девушку к поляне, что виднелась неподалеку.

Абель Рихт, старший следователь Третьей управы

По широкому проспекту пронесся протяжный свист, и уже через десяток секунд около высокой фигуры в сером плаще остановился небольшой кеб. Фигура юркнула в повозку, и та покатилась в южном направлении. В повозке сидел Абель Рихт, старший следователь Третьей управы.

Заплатив извозчику несколько медных монеток, Ищейка направил свои стопы к академии. Быстро посмотрев в окно, Абель тут же задернул шторы — у него было ужасное настроение. И нет, это никак не связанно с выговором от начальства и новым делом. Просто Рихт ненавидел солнце и все, что с ним связано. Днем ему было не по себе. В окружении толпы разумных, среди бесконечных криков и суеты он чувствовал себя чужим. Летом же и вовсе жутко потел, и приходилось постоянно платить за охлаждающие амулеты. Другое дело — ночь и сумерки. О, это воистину рай земной для Абеля! Его глаза превосходно видят во мгле, за что сослуживцы и прозвали его Ищейкой. Прохладный ветер обдувает волосы. Звезды, луна и фонари дают достаточно света, а игры теней столь причудливы, что порой Абель может часами наблюдать за этим явлением. Ну и чего греха таить — самые ужасные вещи творятся именно ночью, а значит, в это время суток наибольший шанс разгадать очередную загадку.

Да, как бы это глупо ни звучало, сын простого ремесленника обожал загадки. Еще в детстве он, в отличие от других детей, играющих на улице в монстров и героев, сидел дома и при свете лучины мог читать, читать и еще раз читать. Когда же книги в доме отца закончились, он стал подрабатывать грузчиком на рынке и за декаду работы мог скопить достаточно, чтобы купить истрепанный свиток. А за сезон — даже потрепанную книжицу. Быть может, если бы судьба иначе повернула ход событий, Абель стал бы не следователем, государевым человеком, а архивариусом. Но как это часто случается, у богов свои планы.

Однажды, работая на рынке, Абель услышал протяжный крик. Сам не зная почему, он бросил поклажу и рванул в сторону, откуда доносились звуки борьбы и сыплющихся проклятий. И что же он увидел? Три стража избивали своими начищенными сапогами маленького ребенка — босоту. А толпа — толпа просто стояла и смотрела, да еще наслаждалась зрелищем.

За годы работы грузчиком и помощником в мастерской отца Абель стал достаточно крепким и сильным юношей. Он налетел на этих стражей и всего за пару минут раскидал их в разные стороны. Но те позвали подмогу, и двоих пацанов скрутили. Так Абель попал в застенки Первой управы. Его редко кормили, и он часто ежился от холода и сырости маленького каменного мешка, по ошибке названного камерой. Прошло четыре дня, и его повели на допрос. В камеру вошли стражники и, схватив его за руки, потащили по извилистым лабиринтам коридоров. Кинув бедолагу в кабинет, они быстро удалились.

Рихт до сих пор помнил тот запах смерти и отчаяния, что стоял в этом кабинете, да и сам человек, сидевший за дубовым столом, не внушал ни йоты доверия. Мужчина был коренаст, широкоплеч, но его глаза, стальные с голубоватым отливом, смотрели буквально сквозь Абеля. И юноша чувствовал опасность, исходившую от человека. Тогда мужчина спросил, почему же добрый горожанин вступился за воришку-босоту. И вновь что-то овладело Абелем. Он выпрямил спину и, криво усмехнувшись, заявил, что босота, может, и был воришкой, но в том инциденте не виноват. Дознаватель изогнул бровь и поинтересовался, что же натолкнуло парня на эту мысль. И тогда Абель выложил все как на духу. Как заметил маленькие свежие царапины и ссадины на ступнях мальчика: это говорило о том, что он из старого района, где уже давно не чинили мощеные улочки. Район находится на севере, а оттуда не доберешься прогулочным шагом в центр рынка к девяти. Значит, мальчик бежал бегом, видимо, с каким-то поручением. Еще Абель заметил, как пытается отойти подальше продавец «ограбленного» лотка и старательно что-то смахивает с прилавка, роняя в суму. Как третий страж держится за карман и с опаской поглядывает на своих сослуживцев. Все это почему-то наталкивало Абеля на идею о невиновности мальчика. Пока он не мог собрать гобелен по ниточкам, но это чувство точило его изнутри и не давало заснуть.

Тогда дознаватель выложил на стол три серебряные монетки. Он сказал, что их нашли у босоты, якобы именно их мальчишка стащил с прилавка. Крупная сумма, за такое либо руку по локоть, либо на рудник. Но Абель лишь пожал плечами и сказал, что это прекрасно вписывается в картину, которую он обрисовал: мальчика отправили с поручением. После этой фразы они долго играли с дознавателем в гляделки, пока мужчина не хмыкнул. Довольно улыбнувшись, он достал из стола ключ и снял с опешившего Абеля цепи. Затем снова был длинный путь по коридорам, пока Рихта не подвели к другой допросной. Из-за кованой двери доносились страшные крики, плач, а в ноздри бил запах аммиака.

— Этот страж, Тург Тистиан, брал дань с торговцев, — будничным тоном рассказывал Абелю дознаватель, а в это время крики слились в один поток. — За три серебреника в декаду он гарантировал лавочникам безопасность, босота их не трогала. Пятого дня он случайно столкнулся с тем мальчиком, когда принимал деньги от торговца. Это заметили его сослуживцы. Тургу пришлось сделать вид, что рассыпанные на земле монеты — это неудача воришки. Его хотели забить прямо там, на улице. Но вмешался ты, а мимо проходил мой сотрудник. Удивительно, но ты заметил даже больше, чем он. Моему соколу лишь чутье подсказало, что что-то здесь не так.

Наконец крики затихли, а юноша почувствовал, как по тускло освещенному коридору пронесся прохладный ветерок — жнец явился за своим. Дознаватель схватил Абеля за плечо и резко развернул к себе, приближаясь настолько, что их носы разделяла лишь тонкая полоска воздуха.

— Ты бы не навредил невинному, если бы не был уверен в его виновности? — прошептал мужчина.

Парнишка отрицательно покачал головой. Дознаватель улыбнулся и задал еще один вопрос. В любой истории есть поворотный момент. Деталь, которая решает весь дальнейший сюжет. Таким в истории Абеля Рихта стал следующий вопрос:

— Ты хочешь стать государевым человеком?

Нетрудно догадаться, что на это ответил взволнованный юноша.

Наконец кеб остановился, и следователь, опустив подножку, выбрался на улицу. На востоке уже поднималось солнце, окрашивая небо в пастельные тона. Абель сплюнул. Он не любил утро еще больше, чем день. Накинув на голову капюшон, пряча лицо в его тени, следователь двинулся к воротам академии. Пожалуй, стоит рассказать, почему эта фигура в сером плаще так уверенно шла к обители магов. Абель уже не один год распутывал преступные клубки, и еще ни разу цель не уходила от него. Неважно, будь то черный маг, убийца, вор, насильник, шпион или беглый каторжник. Все это не имело значения: если есть загадка, Абель разгадывал ее. Но все бывает в первый раз, и чуть меньше года назад осечка случилась и у него.

В тот день во время оперы в Императорском театре произошло убийство аристократа. Громкое было дело. Посетителей оперы буквально через сито просеяли, но убийцу не нашли ни тогда, ни после. И лишь один нюанс остался в памяти Абеля. Странность, вызвавшая сомнения. Но из-за клятвы не вредить невиновным, покуда их вина не будет доказана, Абель не мог позволить себе большего. Он и так поддался эмоциям и буквально пытал молодого мужчину. Но все, чего смог добиться, — это туманные ответы на четко поставленные вопросы. Это была странность номер один.

Затем была странность номер два. Непонятно почему в городе случилась настоящая эпидемия отравления «Златозмейкой» — сывороткой с жуткими свойствами. Абель не получил то дело, но что-то заставило его идти по следу, который вывел дознавателя на улицу Пяти Ям, к лавке старухи-травницы. Ужасная женщина, но, как оказалось, кроме дешевых трав сомнительного свойства ничем не торговавшая. Рихт взял с нее штраф и приказал к лету убраться из его города. Старуха кивнула.

Какое-то время на Сантос спустилась тишина. Убийцу аристократа все еще искали, но того как будто не существовало. Лишь Абель чувствовал, что жгучая тайна приподнимает свой темный саван. Абель ждал, он умел это делать. И вскоре город буквально затопили странности.

Сначала инцидент в академии — смерть одного из студиозусов. Сам по себе этот факт ничем не примечателен, только за этот год Третья управа расследовала десять подобных случаев. Но вот смерть «сильнейшего мага столетия», как называли погибшего студента, — к тому же после того, как маги заявили, что на той поляне сражались без магии, — это уже из области пьяных бредней. Абель хотел побеседовать с убийцей, но ему доложили, что тот пропал. Тогда Рихт лишь чудом не сошел с ума. Как мог пропасть подозреваемый из самого охраняемого комплекса во всей империи? «Как?» — спрашивал он, но ответа не было. А затем случилось страшное — отравили старшего принца, и не чем-нибудь, а королем ядов. Самой страшной отравой, когда-либо созданной разумными.

В докладе значилось, что отравитель и способ доставки яда неизвестны. Но Абель снова ощутил, как в его груди поднимается то самое чувство, что помогло ему спасти мальчика-босоту. Рихт снова стал ждать. Ждать, когда принц умрет. Прошло десять дней, и тело наследника стали готовить к последнему путешествию. Не будем пускаться в пространные объяснения, рассказывая, чего стоило Абелю подобраться к трупу. Тщательный осмотр выявил маленький, крохотный порез на лице принца. Азарт погони завладел следователем. Пользуясь своим пропуском, он поднялся в спальню ныне покойного принца и внимательно осмотрел все, что можно было осмотреть. И на одной из стен, противоположной окну и кровати, нашел небольшое углубление, идеально подходящее под характерный кинжал убийцы.

Абель верил: если догадка невозможна, то сложи все странности воедино — и самая бредовая идея будет недалека от истины. Последнее, что требовалось следователю, — ключ к мозаике, и за ним он отправился в академию. Когда-то, будучи еще ребенком, Абель и сам мечтал учиться здесь, мечтал стать магом. Но он ни разу не пожалел о том, что стал государевым человеком. Загадки были для него всем: они были воздухом, наполнявшим легкие, кровью, бегущей по венам, душой, жившей в сердце. И сейчас он напал на след, ведущий к разгадке, быть может, тайны всей его жизни. И эта тайна почему-то казалось ему куда более страшной и важной, чем три связанных между собой убийства. Нет, за этим стоит что-то еще. Что-то громадное, что-то, для разгадки чего он и пришел в этот мир.

Показав свой медальон двум стражникам на воротах, Рихт с легкой улыбкой наблюдал, как те вздрогнули и тут же бросились открывать створки. Абель прошел на территорию академии и, не глядя по сторонам, буквально бросился к пятому корпусу, где находились архив и отдел по работе со студиозусами.

Он миновал парк, столкнулся с обнимающейся парочкой, посмотрел на статую девы, застывшей в очень странной позе, и остановился перед одноэтажным зданием. Отворив дверь, зашел внутрь. В ноздри ударил характерный запах. Рихт почувствовал чей-то взгляд на спине. Не обращая на это внимания, он рванул к стойке, выложил медальон на прилавок и разве что не рявкнул на молоденькую сотрудницу:

— Личное дело студиозуса Тима Ройса! Живо!

Девушка чуть в обморок не свалилась и уже через мгновение спряталась во тьме стеллажей. Еще пару минут спустя она вернулась с папкой. Это имя Абель запомнил, когда расследовал дело о смерти «сильнейшего мага». Дрожащими руками взяв папку, Рихт стал лихорадочно перелистывать пергаментные листы, ища нужный. И вот он наконец наткнулся на лист с портретом. Дыхание перехватило, сердце было готово выпрыгнуть из груди, а ноги чуть ли не подогнулись, когда следователь узнал это лицо. Лицо человека, что так нагло хамил ему в опере и вызвал столько подозрений, но затем бесследно исчез. Странности складываются воедино…

— Я конфискую это! — крикнул Абель и вышел из здания.

Теперь оставалось только идти по следу, и начинался этот след в Гайнесском графстве. Абель уже собирался закрыть папку, где сейчас читал лист «Биография», как его остановил низкий голос:

— Ты ищешь Тима Ройса?

Рихт обернулся и замер. Перед ним стоял разумный с белыми волосами, красными глазами и острыми ушами. Нет сомнений, это был темный эльф.

— Да, — ответил ему Абель.

— Тогда я с тобой, — спокойно сказал эльф и пошел прямо.

Сам не зная почему, следователь доверился своему «нюху ищейки» и, кивнув, также зашагал по дорожке, ведущей к воротам. Осталось немного — эта история непременно откроет ему свои секреты. Абель никогда не проигрывает.

Тим, мокрый и сонный

Сняв плащ, я положил его на траву, а на него уже опустил замерзшую девушку. Губы ее посинели от холода, она вся мелко дрожала и стучала зубами, но в сознание не приходила. Да и, если честно, приводить ее в чувство я не собирался, во всяком случае — в ближайшее время. Сняв мокрую куртку с рубашкой, я поблагодарил себя за предусмотрительность: сумка на бедре, где покоились дневник и писчие принадлежности, была непромокаемой, и вещи не пострадали. Лишь теперь я понял, насколько трудно мне дались два проклятия. Чтобы «заморозить» охранников, я потратил практически все магические силы. Оставалась самая кроха, которую я сейчас и намеревался использовать. За пару минут собрав хворост, я сложил его шалашом, достал из дневника нужную печать и, зажав ее между указательным и безымянным пальцами, напитал энергией. Когда же трафарет лег на сучья и ветки, те сразу занялись веселым пламенем. Холод потихоньку отступал.

Воткнув две палки, я натянул на них мокрую одежду и оставил на просушку. Штаны снимать не решился, а ну как муравьи закусают. Ну а теперь самая опасная часть, опасная не сейчас, а в ближайшем обозримом будущем.

Подойдя к леди, я бережно поднял ее на руки и перенес к костру. Плащ также повесил на палку, благо тот из особой ткани и влага его не пропитала. Должно хватить минуты, чтобы он высох и нагрелся. Что неудивительно: плащ-то — походный, будь он простым, первый ливень — и здравствуй, лихорадка. В другом настроении я бы отвернулся в сторону или прикрыл глаза, ну а так… демоны с ними, с последствиями. Я стянул с девушки мокрое, но относительно целое платьице и, воткнув еще несколько палок, повесил на просушку и его. Под этим самым платьем у леди оказалось весьма забавное нижнее белье. Ну, забавное для землянина, а для ангадорца эти длинные, по колено, странные белые штанишки и непонятная маечка до ягодиц сакральнее и возбудительнее, чем мини-бикини.

Сняв подсохший плащ, я завернул в него девушку и вместе с ней подсел к огню. Усадив дрожавшую леди перед собой, обнял ее. Ничто так не согревает, как тепло другого человека. Прибавим сюда костер, и пожалуйста — через десяток минут губы подопечной налились цветом, она перестала дрожать и задышала ровнее. Не знаю, что ей сейчас показывает Морфей, но пусть это будут самые спокойные сны, которые только есть у него в запасниках. Когда она проснется, мне будет не с руки выслушивать крики разъяренной фурии. Хотя их и так не избежать.

Прошло несколько часов. Солнце уже полностью восстановило свои права и, будто доказывая сей факт, светило нестерпимо ярко. Сам того не замечая, я начал поддаваться власти повелителя долины снов. Пришлось оставить девушку одну и походить по поляне. Найдя несколько нужных травок, я вспомнил, что у меня нет котелка, а только фляга, чудом не слетевшая с пояса. Что ж, делать нечего. Засунув два пучка в рот, я старательно их разжевал, а получившийся комочек выплюнул в руку. Потом поднес кулак к губам, сжал его и выпил темно-зеленую струйку, стекающую с руки. По-хорошему, такой концентрат пить не следует, но меня на вахте сменить некому, и спать нельзя. Дня на три хватит, а потом придумаю что-нибудь. Главное, на исходе третьего дня не подохнуть от побочных эффектов, но кто не рискует, того ночью зверье грызет.

Когда я вернулся к костру, то не сразу понял, что меня смущает. А потом догадался. Девушка смотрела на меня своими большими зелеными глазами, в которых читались все муки бездны, сдобренные пыточными камерами Третьей управы. Классный коктейль, если ты мазохист, конечно.

— Доброе утро? — полуспросил я, склонив голову набок.

Тишина и свет грозно горящих глаз были мне ответом.

— Шалом?

Шутку, что неудивительно, не оценили. Девушка все так же продолжала сверлить меня своими кошачьими гляделками. Вздохнув, я сел напротив и, достав сабли, стал вырисовывать на земле карту. В памяти она была, но так нагляднее. Может, и маршрут какой выберу. Вот за что люблю свои походные ножны: если с силой саблю не дернешь — не вытащишь. Умеют же люди делать.

— Кто меня раздел? — натурально прошипела леди. А голос у нее приятный, с легким восточным акцентом.

Я посмотрел на спутницу. Вот ведь женщины — странные существа. Мы чуть не погибли, а она об одежке своей беспокоится… Нет, не понять мне женскую натуру.

— Ну я, — пожал я плечами.

— Как ты посмел?! Смерд!

Ну вот, день только начался, а меня уже обзывают. Демоны, ну почему разбойникам так нужно насиловать всех и вся? Почему просто не прирезали и не обобрали? Или хотели восточным соседям в качестве рабов продать? Какая же сложная штука — жизнь…

— Если бы мог отмотать время назад, — начал я, не отрываясь от черчения карты, — то обязательно оставил бы вас мерзнуть в промокшем платье. А пару дней спустя копал бы вам могилку, лихорадка — та еще дамочка. Впрочем, вы с ней чем-то похожи.

— Промокшем? — недоверчиво переспросила девушка.

Я замер, готовясь к худшему. Не знаю, как влияет шок на людей, никогда не видел, но подозревал, что именно сейчас с этим столкнусь. На какой-то момент глаза девушки подернулись пленкой, а потом она вскочила, сбрасывая с себя плащ. Ее красивые зеленые глаза шарили по поляне, она медленно вспоминала вчерашние события. Постепенно смуглое лицо белело, и от нее ощутимо повеяло страхом.

— Сатия! Лисанда! — крикнула леди. Голос ее был полон надежды и затаенной боли.

В ответ лишь мерно шелестели листья деревьев, а ветер перебирал растрепавшиеся черные волосы. На миг я залюбовался этим видением, но тут же отогнал от себя замысловатые образы.

— О нет! — ахнула леди и рухнула на колени. Я не знал, что надо делать, и, боясь все испортить, просто продолжал наблюдать. — Мы… мы… мы должны спасти их. Ты должен спасти их!

Я лишь покачал головой. Она даже не помнит, что Лисанда погибла, вероятнее всего, защищая свою госпожу. Я промолчал, а девушку снова захлестнули воспоминания. В глазах сначала появился отблеск отчаяния, но потом они загорелись решительным блеском.

— Мы идем спасать Сатию! — крикнула она и снова вскочила на ноги, видимо, что-то вспомнив.

Я подождал, пока леди натянет на себя платье, и тоже встал. Девушка с благодарностью посмотрела на меня, но, заметив мой чуть извиняющийся взгляд, сменила одобрение на подозрение.

— Что-то не так? — спросила она.

— Да, — кивнул я. — Мы никуда не идем.

— Что?! Но ведь они погибнут. Мы должны, просто обязаны…

— Успокойтесь, леди, — вздохнул я. — Река унесла нас далеко вниз по течению. И до лагеря идти дня три, а то и все четыре…

— Значит, будем идти! — перебила меня не собиравшаяся сдаваться подопечная.

— И когда мы дойдем, — продолжил я, — то увидим лишь пепел от костров и горку трупов. Увы, рисковать вашей и своей жизнями ради похоронного обряда мне не с руки.

— Трупов?

— Именно, — просто ответил я. — И Сатия, и все пленники еще этим вечером встретились со жнецом.

Девушка снова рухнула на колени. Сел и я. Не знаю, что там за мысли кружились в голове моей спутницы, но я был готов к любым неприятностям, связанным с ее нежеланием принять реальность такой, какова она есть.

— Нет-нет, — шептала она. — Я видела загон. Они еще живы! Мы не можем уйти без Сатии!

Наверное, смуглянка опять вскочила бы на ноги, но вместо нее поднялся я. Подойдя к леди, положил руки на хрупкие плечи и заглянул в зеленые омуты.

— Они мертвы, — отчетливо проговорил я. — Смиритесь, миледи. А если хотите кого-то в этом винить — вините меня.

Она некоторое время молчала, а потом произнесла:

— П-почему?

Я сел напротив, спиной к огню. Его жар приободрял и давал силы.

— Вы знаете о религии имперцев?

Леди кивнула.

— Вы знаете о Кровавой Харте?

Собеседница вновь кивнула, но слегка неуверенно.

— Что ж, видимо, вы знаете не очень много, — сделал я самый простой вывод. — Раз так, то слушайте внимательно. Богиню Харту называют Кровавой не потому, что она покровительствует разбойникам, убийцам, наемникам, ворам и пиратам, а потому, что она единственная принимает жертвы от своих верующих.

В зеленых глазах теперь плескались страх и недоверие. Я продолжил:

— Когда умирает один вожак, немедленно должен быть выбран другой. Это самый сильный, хитрый и подлый из группы, если вопрос касается разбойников. Но мало выбора смертных, нового вожака должна признать Харта. И тогда в ход вступает старый ритуал. Он так и называется — ритуал крови. Когда я убил прошлого вожака, то запустил этот механизм. Когда мы ушли от погони, разбойники вернулись в лагерь и тут же выбрали нового предводителя.

— Но ритуал…

— Для ритуала уже все было готово. Вы видели тот загон? Хорошо. Пленных, скорее всего, собирались продать в рабство, но разбойникам нужна была кровь… Да, вы правильно все поняли. Всем «лишним» в лагере перерезали горло, а кровь их спустили в бочку. Сначала в этой крови выкупался будущий вожак, а потом каждый из членов банды взял кубок и выпил полную чарку. И пили они до тех пор, пока столитровая бочка не опустела. Вернемся в лагерь и найдем лишь мумии, в том числе и мумию Сатии.

Теперь в глазах миледи плескались ужас и отвращение. Я ее понимаю, мне об этом ритуале как-то давно рассказал Добряк. Помню, я ему тогда не сразу поверил. Но тем не менее это была чистая правда. Я испугался, что девушка сейчас заплачет, но вскоре ее смятение сменилось еще большим отвращением и даже гневом.

— Почему ты спас меня? Меня, а не Сатию! Ведь вы были близки!

Помните, я собирался ответить на этот вопрос вам? Когда еще только подобрался к лагерю. Что ж, расскажу леди, а вы слушайте внимательно, второй раз повторять не стану.

— Вы правы, — согласился я. — Вас я не знал, а с ней был близок настолько, насколько могут быть близки незнакомые друг другу люди. И когда я пробрался в лагерь, у меня был выбор — прийти за вами, так как я уже понял, где вы находитесь, либо попытаться отыскать Сатию. Что ж, эта попытка могла стоить мне жизни и была обречена на провал. В вашем же случае у меня было куда больше шансов выжить. Не буду распинаться насчет спасения вашей жизни, признаться, мне было — да и сейчас — несколько наплевать на вас. И тем не менее я заключил договор, по которому должен доставить вас в Алиат. А договор для людей моей профессии — это даже больше, чем святое. Все, что вам нужно знать, — я собираюсь его выполнить. Если вас интересуют мои моральные устои, то я решил спасти две жизни, включая свою, а не рисковать одной — опять же моей. Так или иначе, Сатия была обречена на смерть. Среди такого количества шатров я бы ее не нашел, а в рабстве столь красивая девушка долго бы не прожила. Замучили бы ее. Так что смерть прошлой ночью стала для нее избавлением…

Договорить я не успел, щеку сильно обожгло — рука у леди хоть и была легкой, но пощечина вышла хлесткой.

— Трус! — выплюнула она и отодвинулась подальше, одновременно сбрасывая мой плащ, будто какую-то грязь. И это оскорбительное «трус» ударило меня резче, чем пощечина. Да и, пожалуй, те порки кнутом в Гайнесском графстве, где я провел целый год, тоже были куда мягче всего одного слова. — Жалкий трус! Можешь и дальше сидеть здесь. Я не верю тебе! Сама спасу ее!

Я не был готов к такому повороту, поэтому девушке удалось добежать до входа в рощу. Но, очнувшись от замешательства, я догнал ее и аккуратно пережал сонную артерию. Подхватив падающее тело, вернулся к костру. Быстро затушив огонь, закутал леди в плащ и, положив на плечо, отправился дальше в лес. Карту также пришлось затоптать. Погони я не опасался. До Дня Харты, праздника, когда сама богиня запрещает разбой, остается не так много, и новый вожак, вероятно, наплюет на беглецов и попытается сорвать куш покрупнее. К тому же нас разделяют три дня пешего перехода и часов семь конного. Нет, погони не будет. Что касается Алиата, то, как скажет любой бывалый путешественник: «Иди на восток — и придешь в Алиат». Я так и поступил: перехватил поудобнее леди, потер все еще горящую щеку и потопал на этот самый восток. По дороге улыбнулся: картина маслом «Шварц и бревно». Разве что леди на плече не совсем бревно. Хотя кто ее знает, но это уже что-то совсем пошлые шуточки пошли…

Личный ад Тима, день первый

Я уныло массировал покусанное левое плечо. Да-да, вы все правильно расслышали — именно покусанное. Накануне идея тащить леди через лес на плече казалась мне разве что не идеальной. Но эта стерва (Лизбет Норман по сравнению с ней — образец достойного женского поведения), очнувшись, не согласилась с моими методами решения конфликтов. Мало того что испинала мне весь живот, исколотила спину, извизжала уши, так еще и умудрилась как-то изогнуться и укусить плечо. Тут даже моя истинно джентльменская натура не выдержала. Нет, я не скинул ношу на землю, хотя желание определенно было. Аккуратно поставив строптивую леди на землю, я увернулся от нескольких пощечин и дождался, пока та выпустит пар. Наконец смуглянка успокоилась и, презрительно фыркнув, пошла вперед. Благо шла она аккурат в нужном направлении. Что ж, может, это и есть женская интуиция?

Минут через пятнадцать такой ходьбы девушка вскрикнула и чуть не упала. Не знаю зачем, но я успел подхватить ее на руки. За что тут же чуть не огреб по другой щеке — видно, леди не лишена чувства симметрии, — но умело увернулся. Не обращая внимания на такие мелочи, я хлопнул себя по лбу — принцесса ведь без сапожек! Вон ноги уже кровью пошли. Стянув с себя обувку, я протянул ей. Не по ноге, конечно, но хоть как-то поможет. Когда та с благодарностью приняла ботфорты, я был готов принести любые дары любым богам за то, что они не лишили ее благоразумия. Но увы, рядом находилась глубокая расщелина, куда эти сапоги и полетели. Смуглянка, в очередной раз презрительно фыркнув и окинув меня взглядом, полным превосходства и злорадства, зашагала дальше. Было бы приятно сказать, что я просто пожал плечами и побрел следом. К сожалению, у меня нервы не из стали. Поэтому я уронил челюсть на землю, выпучил глаза и разразился самыми грязными ругательствами, которые мне только известны. Правда, делал это весьма тихо, чтобы леди не услышала. Принципы джентльмена — это принципы джентльмена.

И лишь после этой пламенной речи я пожал плечами и прибавил шагу. Мне-то что? Есть сапоги, нет сапог — без разницы. Да если исключить прошлый год, проще перечислить дни, когда у меня на ногах были эти самые сапоги, чем когда их не было. Ступни уже давно огрубели, и мне что щебень, что лесной ковер — все одно, легкое покалывание, да и только. Да и по лесу я ходить умел, а вот девушка не умела. И каждые двадцать минут падала. Вернее, как «падала» — пыталась это сделать, но я вовремя подхватывал ее на руки, за что тут же чуть не получал по лицу. Увернуться-то труда не составляло. Занудно, конечно, но приходилось терпеть. Да и про святость договора я не шутил. Раз уж подписался, будь добр довести подопечную до Алиата. (Момент слабости при штурме лагеря разбойников не идет в общий зачет!)

Первый привал случился, когда леди подвернула ногу. Громко всхлипнув, она уселась на траву и подтянула свои израненные ступни. Но слезу не пустила. Если честно, у меня при виде этой сжавшейся девушки, похожей на обиженного, выброшенного из дому котенка, сердце кровью обливалось. Так что я сделал то, что сделал бы любой мужчина на моем месте. Снял с себя рубашку, отсек рукава и нарезал несколько полосок ткани.

Когда же своеобразные бинты были готовы, я побродил по округе и нашел нужные травы. Заодно подобрал и коренья с ягодами — будет нам обед. Вернувшись к месту посадки, я тут же потянулся ладонью к лицу. Спутница решила, что ей пора в путь, и попыталась встать. По понятным причинам у нее ничего не получилось. Когда же я подхватил ее, то снова огреб по плечу. Нет, я человек великого терпения, но если так будет продолжаться, я донесу ее до Алита в бессознательном состоянии.

Усадив смуглянку на траву, я положил на тряпки нужные травы и потянулся к ее ногам. Она сидела слишком спокойно. Я заподозрил неладное и оказался прав. Стоило мне приблизиться, как ее пятка чуть не разбила мне нос.

— Сидите спокойно! — рявкнул я, вкладывая в голос все напряжение и раздражение, скопившиеся за день.

Не знаю, какой громкости был крик, но с соседних деревьев слетели испуганные птицы. Девушку не проняло, она продолжила шипеть и брыкаться.

— Клянусь всеми богами, — прорычал я ей в лицо, предварительно схватив за лодыжки, — еще одно движение, и я вновь вас вырублю.

— Трус, — процедила она. — Только и горазд, что на женщин руку поднимать.

Я проигнорировал эти грязные инсинуации и все же забинтовал пострадавшие ноги.

— Даже не пытайтесь встать, — предупредил я, предварительно грозно сверкнув глазами… Надеюсь, что грозно… Ну не получается у меня быть злым и страшным! Вот у моего старого друга Тиста, с которым вместе служили, — это запросто, ему даже рожи корчить не нужно.

Но девушка вроде успокоилась, хоть и продолжала свои тщетные попытки испепелить меня взглядом. Закончив с лечением, я подошел к дереву и двумя выверенными движениями отсек пару толстых веток. Мысленно извинившись перед саблями за такое неподобающее воину обращение с оружием, достал последний уцелевший кинжал и стал вырезать из дерева миски. Благо опыт уже был и это много времени не заняло. Разделив коренья, ягоды и листья на две порции, я рукоятью кинжала размял их до состояния каши. Первую миску с фиолетово-оранжево-зеленой кашицей я протянул миледи. Та уже было потянулась к посуде, как меня озарила шальная догадка. Быстро убрав миску, я процедил:

— Только попробуйте что-нибудь сделать с едой, кроме как съесть ее. Будьте уверены, если это произойдет, пищу вы впредь будете добывать себе сами!

Девушка окинула меня надменным взглядом, но еду приняла. Получив в руки миску, она с отвращением взглянула на кашу, а потом удивленно спросила:

— А чем мне это есть?

— Руками, — хмыкнул я и в доказательство своих слов начал трапезу.

Девушка скривилась от отвращения:

— Варвар!

Как она мне надоела! Нет, я решительно не могу это молча терпеть.

— Фифа, — ответил я и с удовлетворением наблюдал за тем, как леди чуть ли не задыхается от возмущения.

— Трус!

— Курица ощипанная.

— Смерд!

— Дура.

Так продолжалось еще минуты две, пока я не решил, что пора заканчивать. Оставив последнее слово за леди, я погрузился в чтение дневника. Перспектива не спать меня очень сильно пугала. Я уже думал над тем, чтобы спать по-волчьи. Но вся фишка в том, что леди в качестве опасности я не воспринимаю. Следовательно, затей та какую-нибудь пакость, не проснусь. Нет, убить она меня не убьет, а вот попытаться сбежать может. Ищи ее потом по всему лесу. Так что попробую придумать охранную печать, которую смогу поддерживать хотя бы часа четыре. Для полноценного отдыха мало, но и этого хватит. Что ж, пришло время чертить.

Личный ад Тима, день второй

Ночь прошла спокойно. Девушка мирно спала, закутавшись в мой плащ. Очевидно, она решила, что на какое-то время может забыть о глупой гордости и принять от меня эту одежду. Я же всю ночь бился над печатью. Без нужной литературы и инструментов это была гиблая затея, и если часть содержимого книг я помнил чуть ли не до запятой, то вот инструменты… Так что всю ночь я провел за работой. В итоге мне удалось сделать из палочки, полоски нитки и стрелки что-то наподобие циркуля. И это за шесть часов усилий! Жуть. С рассветом я поднял девушку. За ночь ее ноги зажили, и я снял повязки. К несчастью, я вновь забылся и, как только коснулся ее кожи, тут же с трудом увернулся от пощечины.

Смотав ткань и выкинув травы, я подал леди деревянную миску. В нее я собрал росу и никак не рассчитывал, что девушка выпьет эту влагу целиком. Возвращаться к реке я опасался, поэтому придется мне до следующего утра обходиться без воды (жидкость во фляге я берег как зеницу ока). Но ничего, наученный горьким опытом, в следующий раз я обязательно разделю на две порции. И снова сладковато-горьковатая каша, и снова в путь.

Предварительно я начертил на земле карту и указал девушке, где мы и в каком направлении надо идти. Та было начала спорить, но я просто встал, стер ногой карту и указал в сторону чащи. Выслушав очередную порцию брани, поплелся следом за Принцесской. Так я решил ее называть. Если честно, она меня жутко выводила из себя. Надменная, наивная, неоправданно смелая (читай глупая), еще и дерется. Такую только замуж за врага выдавать.

И опять мы шли, и опять она падала, и опять я ее подхватывал и вертелся от резких пощечин. Примерно к пяти вечера, когда были сделаны уже два привала и две травяные примочки, я решил с ней заговорить. Мы как раз форсировали достаточно свободный участок леса. Деревья стояли на расстоянии друг от друга, виднелись кусты с ягодами, которые я потихоньку ощипывал, да и густая трава надежно укрывала корни и камешки.

— Вы неправильно ходите по лесу, — сказал я ей в спину, закидывая в рот очередную сочную ягодку. — Идете, как по проспекту, а здесь вам не мощеные улочки.

Девушка никак не реагировала на слова, даже не обзывалась, но я знал, что она меня слышала.

— Если будете идти правильно — будете меньше падать. Будете меньше падать — быстрее дойдем, да и ваши ножки не так сильно пострадают. А то, быть может, доведете их до такого состояния, что ни один лекарь не справится. А там, глядишь, и замуж не возьмут с такими-то ступнями, где шрам на шраме.

Тут леди обернулась, грозно на меня посмотрела и ускорила шаг, отчего чуть не шлепнулась. Вздохнув, я догнал ее и аккуратно схватил за правую руку, левую остановил около лица.

— Послушайте…

— И не собираюсь, — фыркнула она и попыталась вырвать запястья.

— Да послушайте же! — рявкнул я. Вроде успокоилась. — Смотрите внимательно. Расставляйте ноги чуть шире. Правую не прямо, а прямо и чуть правее, когда идете, переносите вес на нее. Потом левую прямо — и левее, и вес на нее. И так далее. Войдете в ритм, падать будете меньше, как и запинаться.

Такую простую науку знает каждый деревенский, а ей объяснять надо. Когда с ликбезом было покончено, я отпустил ее руки и указал в нужную сторону. Чтобы до ее скудного разума дошел смысл сей хитрости, леди понадобилось еще пару раз оступиться. Но дальше мы пошли намного легче. Ну хоть какое-то достоинство — учится быстро.

Сделав еще два привала, к вечеру мы проделали внушающий уважение путь. Я видел, что каждый шаг причинял спутнице нестерпимую боль, но даже сама мысль о том, чтобы предложить Принцесске пролежать часть дороги у меня на руках, вызывала немалый ужас. Такого крика мои уши попросту не переживут. Поэтому, когда солнце скрылось на западе, а на небо неохотно выплыли звезды, я снова замотал ей ноги. Собрал коренья, ягоды, листья и сделал кашу. Пока девушка ела, наколдовал костерок. Резерв уже почти полностью восстановился, и я практически не заметил усилия, которое понадобилось, чтобы сухие веточки занялись веселым пламенем. Открыв дневник, приготовился к очередной бессонной ночи: печать никак не давалась.

Девушка доела, закуталась в плащ и повернулась к лесу передом, а ко мне — не самой кошерной частью тела. Тихо трещало пламя костра, пели сверчки и цикады, ухали совы где-то вдалеке, а я, несмотря на то что был накачан травяным энергетиком, вовсю боролся со сном. В этом мне немало помогали дневник и новая задачка.

Необходимые символы я уже набросал, осталось только найти верные круги и выверить нужное расположение всех составляющих, что и есть самая сложная и самая трудоемкая часть работы. И когда вычисления заняли уже три листа, я расслышал мерные всхлипы. Девушка не выдержала и заплакала. Не знаю почему, но в этот момент я ощутил себя если не скотиной, то существом, близким к этому. Может быть, я такой слабовольный, но слезы, чьи бы они ни были, всегда выводят меня из равновесия. Я знал, что подходить к ней сейчас — большая ошибка, но не подойти — еще большая.

— Эй, — потрепал я леди по плечу.

Я хотел сказать что-то успокаивающее. Если честно, я не знал, что именно сказать, но Принцесска и вовсе не дала мне шанса проявить скудную фантазию.

— Оставь меня, смерд! — крикнула она.

Отшатнувшись, я пробурчал себе под нос:

— Курица.

— Неотесанная деревенщина!

И понеслось… Меня хватило на минуту, а потом, привычно оставив за леди последнее слово, я принялся за расчеты. До рассвета еще далеко.

Личный ад Тима, день четвертый

Я уныло плелся следом за спутницей. По моим приблизительным подсчетам, до деревни оставалось еще дней десять пешего пути. Становилось все хуже. Эффект трав закончился еще вчера, и ночью меня корежило от побочных эффектов. Голова раскалывалась, живот скручивало дугой, но я терпел и лишь крепче сжимал зубы. Нельзя показывать слабость перед этой Принцесской. И не из-за того, что та завалит меня очередным потоком брани и оскорблений, а просто потому, что ей и так страшно, куда уж еще добавлять.

Утром все было как обычно. Мы перекинулись очередными «комплиментами», потом я убрал примочки с ее ступней, накормил нас кашей и напоил росой, после чего двинулись дальше. От каши уже тошнило, но я не мог пойти на охоту. Даже с моими умениями это заняло бы не меньше трех часов. Я боялся оставлять смуглянку одну на этот срок. В лесу может всякое случиться, да и она без царя в голове, а ну как сбежать попробует. Нет, так рисковать не стоило. А ночью меня ждало очередное испытание. Морфей, разозлившись на неверного, решил утроить силы и напал со всей решимостью. Чтобы не поддаться его провокациям, я воткнул стрелку себе в ладонь. Когда засыпал, то рука опускалась на стрелку и давила, причиняя немалую боль. Понятное дело, в такой ситуации не до расчета печати. Так в пути, под аккомпанемент боли в руке и бесконечных переругиваний, прошел еще один день.

Личный ад Тима, день седьмой

Иногда я жалею, что не дал Санте, этому сильнейшему магу столетия, себя пришибить. Возможно, тогда я был бы избавлен от общества этой… этой… нет, о женщинах так не говорят.

— А ты уверен, что она — женщина? — спросил меня трухлявый пень в траве.

Я взглянул на шедшую впереди леди. На какой-то миг она почудилась мне Буратино в изорванном платье и темном плаще.

— А кто ее знает, — ответил я дереву, стоявшему рядом.

— Ты мог бы проверить, — развело оно ветвями и усмехнулось дуплом.

Я еще раз посмотрел на девушку, и та превратилась в овцу.

— Не-не, — протянул я, обращаясь к дятлу. — Это не ко мне.

Дятел продолжал мерно стучать по дереву. Стоп, дятел? Мясо! Я тут же схватился за кинжал, но потом понял, что это может быть очередным глюком. Ах да, у меня вторая стадия недосыпа. Повышенная раздражительность, головные боли и галлюцинации. Не знаю, почему у меня они такие сильные, видимо, в ягодах, что я съел накануне, было что-то не то.

— Ау-у-у! — послышался вой вдалеке. Ну вот, теперь еще и чисто слуховые.

Личный ад Тима, день десятый

Галлюцинации ушли, за ними пришла паранойя. Теперь я уже серьезно опасался любой тени, звука, даже шороха. Мне чудилось, что ветка — это змея, готовая к прыжку. Куст прикидывался медведицей, стоявшей на страже потомства. В корягах таились замаскированные крокодилы, а девушка, идущая впереди, выглядела разве что не самой Хартой. Я начал сдавать. Ноги казались мне тяжелее Харпудова Гребня. Руки были налиты свинцом. Взгляд блуждал, как у пьяного, мысли путались, и я норовил упасть при каждом неверном шаге. Вся левая рука была истыкана и походила на конечность малолетки, болеющего ветрянкой. Я сдавал…

— А-а-ау-у-у! — послышалось совсем близко.

Видимо, галлюцинации не ушли.

— Что это? — вздрогнула девушка.

— Волки, — пожал я плечами. — Поют охотничью песню.

Я продолжил медленно переставлять ноги, но вскоре натолкнулся на спутницу. В ее глазах плескался ужас, и тогда…

— Вы тоже их слышите? — осенило меня.

— Да.

— Как давно?

— Второй день.

Плохо, очень плохо. Теперь я не мог разобрать, где реальность, а где вымысел. Ведь сам я услышал их намного раньше, но почему они не напали еще тогда? Ведь наш отряд — всего лишь уставшая девушка и полусумасшедший мужик. Мы, по соображениям волков, слабые особи, они чувствуют нашу немощь, для них мы — добыча. Волки не стали бы ждать три дня, они бы напали на следующий, максимум подождали ночь. Ночь… О да. Как же, темные боги меня задери, мне дорога эта леди с ее заморочками!

Я вскинул голову. Солнце заходило, небо уже стало кроваво-красным, а на востоке виднелись первые звезды.

— Залезайте на дерево. — Я кивнул на ближайший ствол, где внизу было достаточно веток.

— Что?! Да как ты смеешь мне приказывать! Жалкий…

— Леди, — устало проговорил я, — если вы хотите быть загрызенной, причем отнюдь не мной, то смело оставайтесь внизу. Если жизнь вам дорога, делайте, что говорят.

Не знаю, что Принцесска нашла у меня на лице, когда так пристально его рассматривала, но уже минут через пять сидела на верхнем ярусе. Я прислонился спиной к еще теплой коре. Сняв куртку, сложил ее и закинул на один сук, на другой полетела видавшая виды рубашка. В бою с волками они мне не помощники, а в лесу без одежды человеку не с руки. Я же не Маугли и не Тарзан. Либо мошкара закусает, ветки изобьют, на жаре пузырями пойду, либо еще беда какая. Нет, без одежды никак. Обнажив сабли, я вытащил из кармана позеленевшие полоски ткани, которыми бинтовал ноги смуглянки, и старательно примотал рукояти оружия к ладоням. Оставалось только ждать.

— А-а-ау-у-у! — послышалось ближе.

Ага, они уже близко. Во всяком случае, чуют наш страх. Поют загонную песню, думают, что мы будем бежать. Ну да, волки не очень-то умны. Намного глупее, чем про них думают люди.

— Почему ты не лезешь наверх? — послышалось сверху.

— Смысл? — И повторил заученную фразу: — Охотничьи угодья волков распространяются на территорию диаметром семьдесят пять километров. Центром окружности является их логово. Учитывая нашу скорость, время и момент, когда в первый раз была услышана охотничья песнь, мы сейчас примерно в сорока километрах от границы угодий. Учитывая нашу скорость, — тут я зевнул, — нам потребуется дней десять, чтобы покинуть их. Думаю, мои расчеты, — снова зевок, — наглядно демонстрируют, что нас догонят в любом случае. Лучший вариант — драться сейчас.

— Ау-у-у! — Песня атаки будто подтвердила мои слова.

Собирая в кулак оставшиеся волю и силы, я разогнал свое сердце. Пришло время битвы, и даже паскудный Морфей увел свои войска в тыл и решил дать мне шанс. Наконец в ночи я увидел желтые и красные глаза. Волки прятались в кустах и разглядывали меня. Кем же я им казался? Может быть, они видели настоящего меня, а не эту не получившуюся фигурку богов? Впрочем, меня это не волновало. Вскоре первые из них вышли на свет. Я сильнее сжал клинки. Дыхание участилось, шум бившегося сердца на мгновение оглушил меня. Вожак пустил в разведку двух самых слабых волков.

Они не больше собак, их клыки желты от трупной гнили, им даже не позволяют питаться свежей добычей. Тем не менее, они бесстрашно рычали, скаля достойное оружие, в глазах ни грамма страха, только бешеный хищный свет. Как бы я хотел сказать то же самое о себе, но ужас липкой жижей облепил мои лицо и тело. Крупные градины пота, скатившись по спине, упали на траву. Это послужило сигналом к атаке. Серая и черная молнии сорвались со своих мест. Первому нападавшему в его раскрытую пасть, готовую к укусу, я вонзил клинок. Пронзив тушу, погрузил оружие по самую гарду. Второй решил атаковать не мое горло, а ноги, ему я просто срубил голову.

— А-а-ау-у-у! — Вожак признал меня, сейчас начнется настоящая битва.

На поляну вышли остальные охотники. Крупные самцы, намного больше немецких овчарок, а мой страх делал их еще крупнее. И среди них — огромный серый вожак. Альфа-самец, предводитель охотников. Скинув с клинка убитую тушу, я наблюдал за тем, как волки запугивали меня, рыча и скалясь. Глупцы! Если бы не человеческая воля, я бы уже давно поседел от страха. Но вместе со страхом появилось какое-то новое ощущение. Такого я еще не испытывал. Это было какое-то разжигающее, сладостное чувство. Оно походило на предвкушение или, скорее, на покерный азарт. Не знаю… Оно казалось новым, а у меня не было времени для скрупулезного анализа.

Еще три молнии рванули ко мне. Один, с белым пятном на морде, разделил участь серого предшественника. С неотвратимостью выпущенного арбалетного болта он бросился, намереваясь вцепиться мне в глотку. Ему я рассек пасть. Когда тот падал, легкий серебряный росчерк, пришедшийся волку на шею, заставил в воздухе сиять алым красную капель. Второй бросился мне на грудь. Его я нанизал на старшую саблю, как свежее мясо на шампур. Но третьему я сделать ничего не смог, и он вцепился мне в ногу. Зашипев от боли, я пробил саблей черепушку волчары. Столкнув непострадавшей ногой со старшей сабли агонизирующую тушу, я приготовился.

Прежде спокойный альфа зарычал. Он в гневе. Я смог убить пятерых его охотников. Нет, меня не будут жрать. Если сомкнутся челюсти на глотке, меня будут рвать на части, пока на полянке не останется лишь кровавое пятно. Я крепче вжался в дерево. Если то была охота, то сейчас будет битва. И волки не заставили себя ждать. Рыча, они всем скопом ринулись в атаку. Вожак ходил по кругу, наблюдая за схваткой. Возможно, будь я в другом состоянии, смог бы колдануть чего-нибудь. Но сейчас, когда я даже поток энергии контролировать не в состоянии, это просто самоубийственный шаг. Но не время склонять «бы», драка в самом разгаре.

Я резал и бил. Вот отсек кому-то лапу, чтобы обратным движением рассечь морду. Вот другой вцепился мне в руку, его я истыкал саблей, как иголка швейной машинки строчит материю. Третий когтями изодрал пострадавшую ногу, его пылающий правый глаз остудила моя сталь. Каждый взмах руки убивал одного из волков. А каждый из их бросков оставлял на мне кровоточащие раны. Боль застилала взор, страх набирал силу. И был момент, когда он уже почти одолел меня, но неведомое доселе чувство скомкало его, будто испорченный лист бумаги. И это самое чувство, дикая смесь азарта, горячки боя и наслаждения битвой, подступило ближе и также вступило в схватку с волками.

Черный хищник нацелился в глотку, но встретил лишь скрещенные клинки. Тело его упало, голова покатилась дальше. На поляне покоилось девять волчьих трупов. На мне же не было места, откуда не текла кровь. Вновь зарычал вожак. Оглядевшись, я понял — мы остались один на один. Тот медленно кружил предо мной, выбирая момент для атаки. Я все так же стоял, прислонившись спиной к дереву. Сабли казались многотонными, а ноги, даже пожелай я, никогда бы не сошли с этого места. Они уже давно пустили корни и прочно вросли в землю. Наконец он прыгнул. Стремителен и быстр был тот бросок. Глаза противника сверкали золотым огнем, клыки были размером с ладонь. Все его мощное хищное тело олицетворяло собой силу и стремление убивать.

Серая молния расчертила пространство. Он не думал, не сомневался, не искал свой путь, он просто дрался и в драке находил наивысшее удовольствие. Но как бы он ни был быстр, я был быстрее. Как бы он ни был смел, я — смелее. Как бы он ни был безумен, но я — безумнее любого юродивого. И как бы ни были длинны, остры и опасны его клыки, сколько бы жертв они ни подрали, мои клыки-сабли длиннее, острее, опаснее и много больше жертв отправили в мешок темного жнеца.

Мы упали. Ноги подвели меня, и я не выдержал натиска. Какое-то время мертвое тело билось. Жажда жизни вожака была велика, и он отказывался отправляться на поля вечной охоты. Но с двумя саблями в теле долго не живут. Вскоре его лапы замерли, пасть издала последний рык, а сердце остановилось. В ту ночь я засыпал под теплым меховым одеялом, уходя в страну снов с чувством радости и покоя.

Лиамия Насалим Гуфар

Лиамия спустилась с дерева и с недоверием взглянула на поляну. С высоты она могла видеть лишь вспышки клинков, отражающих лунный свет, и слышать рычание зверей. И все же ей, сидевшей на ветке, было страшно как никогда, и сейчас она в растерянности оглядывалась, ожидая, что этот смерд и хам выпрыгнет откуда-нибудь и в своей обычной манере начнет грубить. Но время шло, а мужчина так и не появлялся. Тогда девушка, не понимая зачем, решила сама найти его. Она некоторое время бродила вокруг, пока не замерла от ужаса. Коленки ее задрожали. Телохранитель лежал под огромным, ненормально большим серым волком. Страх одиночества и осознание того факта, что в одиночку шансов на выживание почти нет, заставили девушку приблизиться. С трудом она оттолкнула тушу волка и прислонила ухо к груди мужчины.

Тук-тук, тук-тук — доносилось до ее слуха.

Лиамия поразилась тому, как спокойно стучит его сердце. Будто и не было страшной битвы, а спутник просто прилег отдохнуть. И в этот момент луна выглянула из-за тучи и бросила свет своих лучей на тело мужчины. Лиамия охнула. Даже в лечебнице сестры, где она частенько бывала, девушка не видела кого-то, кто был бы столь изранен. Вскоре девушка успокоилась.

— Долги всегда надо возвращать, — пробурчала она и сняла платье.

Низ его изрезан и уже не пригодится. Так что девушка сняла сорочку и отрезала подол. Вернув ополовиненное платье на место, тут же взялась за нож. Вскоре на поляну легли ровные полоски. Не то что те, нарезанные этим невежей.

Лиамия смутно знала травы, растущие в этих местах, но все же смогла найти нужные. Из стрелки, которую она свистнула у телохранителя дня два назад, смастерила врачебную иголку. А одну из полосок пустила на нитки. Что ж, пора браться за дело.

Тим

Проснулся я от саднящей боли. Резко открыв глаза, попытался тут же встать, поскольку, как выяснилось, полусидел, откинувшись на дерево.

— Не шевелись! — прикрикнул на меня знакомый голос, и кто-то с силой нажал мне на грудь. Я вернулся в прежнее положение. — И не шипи — не девчонка.

Когда изображение приняло резкость, я смог четко взглянуть реальности в лицо. Находился я на все той же поляне, только вот тела волков были почему-то свалены в кучу, да еще кто-то надо мной нависал. Благо сон пошел мне на пользу, и мыслительный процесс наладился. Смуглянка, прикусив язычок, что-то творила с моим плечом.

— Что вы делаете? — спросил я.

— Штопаю, — буднично сообщила она.

Да, действительно штопала. Зашивала особо глубокий укус. Я оглядел свое тело. Из одежды на мне остались… ну так в этом мире выглядят трусы, но они больше похожи на шорты. Всего остального я был лишен. Хотя то тут, то там виднелись белые — и не совсем — полоски ткани, заменившие, судя по всему, бинты. И тут меня осенило (говорю же, сон пошел на пользу). Принцесска умела врачевать! А я все это время возился с ней, как… как… не знаю с кем! Еще никогда и ни с кем я так не возился, как с ней! Нет, все, баста. Месть и только месть.

— И кто же меня раздел? — ехидно спросил я.

— Я, — пожала плечами девушка и кивнула на шортики. — Не бойся, там ничего не пострадало. Я проверила.

Лицо обдало жаром, но я вовремя взял себя под контроль и взмолился, чтобы леди не заметила секундного смущения.

— Что, приятно было, когда я вас лапал, а вы мне пощечины отвешивали? — Я решил зайти с другой стороны. — Раз уж могли себя сами подлатать, то к чему был этот ежеутренний ритуал с повязками?

— Я не знала нужных трав, а ты не догадался мне их показать. Только недавно заметила, какие ты собираешь, — все тем же тоном произнесла девушка.

Я не собирался так просто сдаваться и уже собирался зайти с третьей стороны, как вдруг девушка, сделав очередной стежок, окунула пальцы в миску, где была какая-то жижица, и провела ими по плечу.

— Ауч! — вскрикнул я не столько от боли, сколько от неожиданности.

Девушка вздохнула.

— Сиди спокойно! И не шипи, сказала же — не девчонка.

— Да я и сам могу подлатать себя, — недовольно буркнул я.

— Ага, — кивнула леди и посмотрела на широкий, уродливый шрам на боку — наследие Мальгрома. — Я уже заметила.

— Это был неудачный случай, — тут же парировал я.

— А другие, значит, были удачными? — с прищуром спросила девушка. — Что ж, поражена твоей безрукостью.

Я чуть не задохнулся от возмущения, но девушка снова не дала мне слова.

— Все, готово! — радостно крикнула она и быстренько забинтовала плечо. Я поразился тому, с какой скоростью и точностью это было сделано. — Теперь как новенький.

Я оглядел этого «новенького» и понял, что времена бывали и получше, но и похуже — тоже. Снова попытался встать, но ноги подвели, и я рухнул на землю. Девушка вздохнула и подала мне руку. Моему возмущению не было предела.

— Не нужна мне ваша помощь!

Девушка тут же замерла, а потом засмеялась. Сначала я не понял причину такой реакции, а потом и сам улыбнулся. Как говорится — в чужом глазу соринку, а в своем… Как же часто мы ругаем людей за то, что частенько делаем сами? А вообще, надо отдать должное, врачевать леди умела.

— Спасибо, — сказал я.

Леди прекратила смеяться и, кажется, покраснела.

— И тебе, — прошептала она.

— Мм? — Ну хоть какой-то укол. О да, я злопамятный.

— Спасибо тебе, — чуть громче произнесла она.

— Ох, прошу прощения, миледи, после вчерашнего у меня проблемы со слухом.

— Говорю — спасибо, что дважды спас мне жизнь! — крикнула она.

Я насладился ее обиженно-виноватым видом и тут же добил:

— О, да не стоит, это моя работа.

На леди как ведро воды вылили. Она опасно прищурилась. Натурально кошка.

— Издеваешься, да?

Я кивнул. И тут она взяла и пнула меня по больной ноге.

— Эй! — крикнул я. — Раненых бить нельзя!

— Ты вредный, тебя можно.

Я прикрыл глаза. Желания спорить не было, да и не переспоришь эту пресловутую женскую логику. Кто-то присел рядом.

— Лиамия Гуфар, — произнесла она.

— Мм?

— Что, действительно со слухом плохо?

Я пожал плечами. Солнце приятно грело, а ветерок остужал израненное тело. Жизнь — прекрасная штука, а особенно она прекрасна, когда ты живой.

— Меня зовут Лиамия Гуфар.

— Тим Ройс, — представился я. — Приятно познакомиться.

Наверное, Лиамия кивнула, вот только я этого не видел.

— Давай на «ты»? — полупопросила она.

— Давай, — легко согласился я.

— Хочу спать, — после минутной паузы сказала Лиамия.

— Я тоже.

— Ты же часов десять спал!

— Все равно хочу.

— Тогда давай спать.

— Давай, — вновь согласился я.

Что-то тяжелое опустилось мне на левое, непострадавшее плечо. И я, недолго думая, положил свою голову на ее.

— Тебе не говорили, что ты ужасно наглый деревенщина? — сонно проговорила девушка.

— Ага, — в тон ей ответил я. — Говорили.

— Дурак, — в привычной манере обозвала она меня.

— Фифа, — ответил я.

— Все равно дурак.

Как обычно, мне первому надоело спорить, поэтому, оставив за собеседницей последнее слово, я отправился к заждавшемуся Морфею. И тот, что удивительно, не мучил меня образами волков, наглых и глупых девушек или еще какой ерундой. Он вообще меня не мучил — он подарил сон без сновидений, где единственной спутницей была чернота.